Призрак из прошлого

— Доктор Эйзенхауэр, — Баки устроился в эргономичном кресле с чашкой кофе в руке, — вот вы говорите, что я должен общаться, и это все правильно, я не спорю, но как выбрать правильного собеседника? Я к тому, что ведь вы говорите не о просто флирте с симпатичной секретаршей, а о более личном, глубоком общении, правильно? — Правильно, Джеймс, — согласился доктор, что-то помечая в своем планшете. — И судя по тому, что ты над этим задумался, правильного собеседника ты нашел. — Да, наверное, — не очень уверенно ответил Баки. — Думаю, что нашел. Знаете, ведь я же не Солдат. Солдат — это навыки, реакции и … И больше ничего. А я ведь чувствую, размышляю, — уже увереннее заговорил он. — Я помню что-то, кроме снайперских таблиц. Сейчас он не просто был готов, он хотел обсуждать себя и Солдата, их разницу, хотя и понимал, что доктор Эйзенхауэр не знал Солдата, ничего о нем не знал, кроме того, что тот был машиной, функцией. Он хотел обсуждать себя, но не свое прошлое. К этому он пока почему-то был не готов. — Я очень рад, Джеймс, что ты после наших сеансов сам пришел к этому выводу, — доктор, поправив идеальный белый халат, впился в Баки профессиональным взглядом. — Расскажешь, что навело тебя на эти мысли? — Я познакомился с одним человеком, который напоминал мне кое-кого из прошлого, — легко, но умело не выдавая подробностей, заговорил Баки, — и мы сходили на прогулку в Рок Крик. Там было здорово. Свежий ветер в кронах, парк вокруг и спокойно так. Вот там он мне сказал, что я — это мысли и чувства, память, а не навыки. Знаете, вы мне это тоже говорили, но именно в той беседе в парке я это действительно понял. Наверное, мне нужно было подтверждение ваших слов. Вы, наверное, обижены... — Ну, это нормально, — улыбнулся доктор, — что ты ищешь подтверждения. Я ничуть не обижен. Моя задача — направить тебя, а не указывать, как правильно. Что для тебя правильно, ты решишь сам. Я не могу дать тебе ответов, ответы ты находишь, опять же, сам. Я просто стараюсь помочь тебе в этом. Направить, если ты потерялся. — Да, потерялся, — вспомнил Баки о них со Стивом. — Стив тащит меня в музей, а я не хочу. Словно с ним… Я не знаю… — Джеймс, если вы не хотите, не чувствуете себя готовым, вам совершенно не нужно насиловать себя, — тут же отозвался доктор Эйзенхауэр, снова что-то пометив в своем планшете. Баки замечал это краем глаза, просто потому что привык замечать мелочи, самому ему было все равно, что там помечает его психотерапевт. — Джеймс, у меня есть для вас задание к нашей следующей встрече. Я вижу, как вас беспокоят ваши отношения с мистером Роджерсом, — доктор подался вперед, сложив локти на колени. — Напишите к нашей следующей встрече, что для вас такое дружба. Небольшое эссе, предположим, в пятьсот слов. Справитесь? — Справлюсь, — ответил Баки, хотя особенно уверен не был. — Спасибо доктор, до следующей встречи. — До свидания, Джеймс. Дружба. Баки задумался, не решаясь вывести на бумаге следующие слова. Он писал карандашом, и можно было стереть ластиком все, что покажется глупым и неправильным, но было ли оно глупое и неправильное? Баки задумался над тем, что помнил о них со Стивом и продолжил писать. У меня был друг Стив, он был мелким и постоянно болел. Баки снова подумал, а о том ли пишет, это ли хотел от него доктор, но потом решил не задумываться, написать, что есть. Мне говорили, что я нянчусь с ним. Больным и задиристым, а я считал, что обязан его защищать. Потому что он был моим другом. Совсем другим, не таким как я. Он читал книги, рисовал и был… Другим, не таким, как я. Я не понимал, почему Стив дружит со мной, потому что ему не нужна была моя защита. Нет, нужна, но не так. Я защищал его не потому, что он меня просил, а потому, что его обижали. А мне казалось это неправильным. Стив был художником даже в душе, а я был просто дворовым пацаном, даже учился не в пример ему хуже. Но с ним было интересно и весело. Здорово. Я очень дорожил им, хотя у меня были другие друзья. Мы с ними безобразничали, влипали в истории, но… Я всегда возвращался к Стиву, потому что… Потому что Стив был другим. И при этом понимал меня. Наверное, мы тянулись друг другу потому, что были разными, с разными возможностями, но похожими духом. Я дружил со Стивом не потому что, сейчас я это понимаю. Я дружил вопреки. Без оглядки. Мне говорили другие мальчишки, что я вожусь с калекой, что он не стоит моего внимания, а я все равно дружил. Приходил к нему раз за разом. Это был мой самый близкий друг. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что наша дружба была, возможно, неравной, но дружба не спрашивает о равенстве, если она настоящая. Дружба — это когда два человека находят общее в разном. Когда можно обсуждать все, что угодно. Друг — тот, кто поможет. Кто убережет от беды, кто постарается удержать тебя от глупости, даже ценой ссоры. Это человек, который будет рядом с тобой в твой самый трудный час. Кто не бросит, поддержит. Кто не послушает мнения стороннего человека, оставшись рядом. Наверное, друг будет в первую очередь думать не о себе. Мне кажется, я плохой друг, потому что Стив думает обо мне, а я.. А я говорю ему не все, скрываю то, что важно. Друг Стива — Баки, а я… Я не тот Баки, которого он ждет, который дружил с ним. Дружить — это верить. Верить, что твой друг непогрешим, защищать его от любого посягательства. Я плохой друг, потому что не уверен. А Стив — хороший. Он верит. Баки вздохнул и отложил карандаш. Он не знал, что еще написать. Он явно написал меньше пятисот слов, но больше ничего писать не хотел. Это эссе заставило его задуматься о них со Стивом. О том, что они действительно значили друг для друга, и имело ли смысл все то, что он успел себе надумать за то время, которое снова был человеком. Когда-то тогда, давно, в тридцатых-сороковых, целую жизнь назад он защищал Стива. Был рядом, когда он отстаивал свое мнение, даже если Баки считал его не тем, за что стоило получать. Был рядом, когда Стив стал Капитаном Америкой. Просто был рядом, молча поддерживая. Он помнил, как Стив пришел за ним в застенки Аззано, послав ко всем чертям вообще всех. И сейчас окружил его любовью и заботой, чтобы его Баки мог обрести себя. И сейчас Баки начало казаться, что это стоило всего пережитого. Хотелось прямо сейчас разбудить Стива, сказать ему, как он дорог, но была глухая ночь, и Баки просто выключил лампу, отложив написанное. Он сможет это сделать завтра. Но сон не шел, Баки ворочался в кровати, пытаясь понять, что не дает ему сейчас довериться Стиву, ведь тот готов был разосраться ради него со всем белым светом. Может быть, именно то, что сам Баки сомневался в том, кто он? Друг ли он Стива Роджерса? Он ли друг Стива Роджерса? Эти мысли дергали, блуждали в голове, не давая уснуть. В итоге, Баки поднялся и пошел на кухню пить кофе, потому что думать не хотелось наотрез. Он зачем-то прихватил с собой свое эссе, которое оказалось в разы короче нужного, но большего он написать не мог. Тем более не в школе же они с доктором. Кофе медленно остывал, клубясь едва заметными вензелями пара, Баки сидел, обхватив руками кружку, и не сделал еще ни глотка, невидяще глядя в темную жидкость, отражающей его небритое печальное лицо. — Не спится? — спросил Стив, бесшумно появляясь кухне. — Нет, — не сразу ответил Баки, вздохнув, и отодвинул кофе, посмотрев на Стива. — Стив, почему ты все это для меня делаешь? — Потому что ты мой друг, Баки, — не задумываясь ответил Стив. — Потому что ты сделал бы для меня то же самое. Уверенность Стива подкупала Баки, ему самому хотелось во все это верить, но он все еще разбирался, кто он такой, кем он стал, пройдя этот долгий путь, который привел их обоих на эту кухню в Вашингтоне, большую, освещенную только длинной лампой над кофемашиной, но днем залитую солнечным светом. — А если от того Баки, которого ты знал, ничего не осталось? — Баки посмотрел Стиву в глаза. — Если бы от того Баки ничего не осталось, ты бы не вспомнил меня, — просто сказал Стив, а потом заметил блокнот с эссе. — Можно? — Валяй, — ничего не боясь, разрешил Баки. Пусть Стив узнает о его сомнениях хотя бы так, ведь сказать, как оно есть, у него просто не получалось. Стив прочел написанное, отложил блокнот и просто обнял Баки за плечи, ничего не говоря. Сжал, как не смог бы раньше, и выдохнул в затылок. — Все будет хорошо, Бак. Они просидели на кухне молча до самого рассвета, а потом Баки собрался, и они со Стивом пошли бегать вокруг мемориала Линкольна, наворачивая круг за кругом. Баки, развеселившись, предложил наперегонки, и тут же унесся от Стива. Ему было почти хорошо.