2к52

Запыхавшийся Юрка завалился на стул напротив меня ровно в половину девятого, опоздав почти на сорок минут. Я посмотрел на часы и картинно вздохнул: — Опаздываем, Плисец. Плохо, Юра, плохо. Что я скажу Николаю Семёнычу? Плисецкий с подчёркнутым равнодушием посмотрел на меня и достал из своего рюкзака рабочий планшет и бумажные документы, положив их рядом с моими. — Ты доделал смету? — буркнул он. — Да. Гоша сказал, всё в порядке, новые тренажёры привезут на следующей неделе. Минут через сорок мы оформили запрос восьмого отдела. Я всё это время искоса поглядывал на Юрку: неужто опять экзамен завалил? Или с дедом поссорился? Юра мог. Я задумался. Звонить Николаю Семёновичу или не звонить? Но что я ему скажу? Звиняйте, дядь Коля, тут ваш внук опять ходит со злобной мордой лица, и есть вероятность, что я его стараниями сегодня до дома не дойду. Нет, он не бухой, не дрался ни с кем, но мне стрёмно за него? С другой стороны, Плисец позволил пожить у себя, когда я разводился, и вообще не задавал лишних вопросов, так что с моей стороны тоже было бы неправильно лезть на рожон, Юра этого не любит. Напрямую я ничего от него не добьюсь. Я оставил выяснение причины опоздания Плисецкого на потом и снова принялся за работу. Через полчаса мы дошли до дел, которые остались с прошлого месяца. — Вить? Я зевнул в кулак. — Витя! Юрка сразу запалил этот выверт и по обыкновению своему быстро вспыхнув, накинулся на меня: — Не, Никифоров, ты совсем припух! Я ему тут на блюдечке подаю план, как можно похитрее обойти Шарапова из налоговой службы с их загребущими ручонками, а он мне в рожу зевает! Охренел совсем! — Извини, — я устало потёр лицо, — башка уже не соображает, спать хочу, не могу. И на работе третий день завал, я вторую ночь дома не сплю, но ты сам знаешь, чай, вместе работаем. И Маккачин чем-то заболел, старина, благо, его соседка кормит. Складка на лбу у Юрки сразу как-то разгладилась, но он раздражённо поджал губы, злясь скорее на себя (Юрка, он такой, да), чем на меня. — Ладно, проехали. Смотри сюда… — Да мы вообще с тобой езженные люди, я смотрю. И пока злой и голодный Юра меня тут живьём не загрыз, я нажал на гладкую красную кнопку у края стола, вызывая официанта. Перед нами тут же появилось изображение приятной девушки в белой блузке и простом чёрном пиджаке. — И снова здравствуйте, — она сверкнула белозубой улыбкой, — что вы хотите добавить к своему заказу? — Две чашки вашего фирменного чёрного кофе с молоком и две лепёшки Бальзе, пожалуйста. — Отличный выбор! Ваш заказ принесут через две минуты и двадцать семь секунд, господа. Юрка скептически приподнял брови: — А тебе не жирно будет? — Неа, — я улыбнулся, — ни капельки. Ты, кстати, есть будешь вместе со мной, не хмурься, морщины будут. Юра пробурчал что-то в ворот своей необъятной кофты и достал из рюкзака минералку. — Ладно, хватит попусту трындеть. Что ты там про Шарапова говорил? Вскоре к нашему столику подскочил симпатичный высокий мальчик с подносом, на котором лежал Юркин вожделенный кофе. Я принюхался и узнал знакомый горьковатый запах — здесь подавали отменные напитки. — Добрый вечер, я принёс ваш заказ. У вас есть ещё какие-нибудь пожелания? — У меня нет, спасибо. Юр? Юра отрицательно махнул головой и потянулся к своей половине. Он оперативно закатал рукава толстовки, взялся за кофе и тут же вгрызся в край необъятной лепёшки. Я протянул руку и убрал длинную светлую прядь, которая настойчиво лезла ему в глаза и рот, Плисецкий с благодарным видом (так, по-крайней мере, я прочёл его эмоцию) мне кивнул и продолжил дегустацию. Под его большими глазами пролегли контрастные тени, губы побледнели и потрескались, сосуды на белке лопнули и добавили красного к природной зелени, а я только чувствовал прилив щемящей почти-родительскую нежности к этому несчастному и прегадкому существу. Мы были знакомы очень давно: я помню времена, когда помогал Юрке решать геометрию в десятом классе, и утешал его, когда он сломал ногу прямо перед самым выпускным, в итоге мальчишка скакал на прощальном вечере на одной ноге, жёлторотый мой кузнечик. Я же трясся вместе с Плисецким при его поступлении и перевозил вещи в общагу, когда он пошёл на первый курс. Забавно, так много времени прошло, а ощущение, что это было совсем недавно. Около двенадцати ночи мы закончили. Я встал из-за стола, хрустнув затёкшей спиной, а Юрка не спеша поднялся, убирая бумаги и планшет, непривычно задумчивый. Я снова забеспокоился и поймал взглядом его зелёные мутные глаза. Он поджал губы и спросил: — Как дела на работе? Я так и не спросил. — Всё в порядке, — я коротко умилился, попутно расстёгивая пиджак, — дядь Яша нас гоняет, Лилия ругается, преимущественно на меня. Ты-то как? Скоро вернёшься? Он дёрнул плечом, потеребил в руках край толстовки. — Я сдал последний экзамен сегодня. Яков разрешил ещё день не появляться, только тебе вот нужно было помочь. — А, ну хорошо. В принципе, мы всё сделали, — я поднял руку к лицу и взглянул на часы, — хочешь, ко мне вместе поедем? Тебе до твоей однушки ещё топать и топать. Юрка изобразил работу мысли на своём лице. Потом он медленно посмотрел на меня и так же заторможенно ответил: — Давай. Спасибо. Я только отойду Беку позвонить, мы хотели с ним с утра на стадион сгонять. Я пожал плечами. — Ну иди. Звони. Он приложил карту к скану, оплатив половину, и ушёл на выход, как будто хотел, чтобы я не слышал разговора. Юра всегда очень ревностно относился к своему личному пространству, к своей кошке, своим вещам и своим людям. Входил ли я когда-нибудь в его число «своих»? Я усмехнулся одними губами и поправил растрёпанные волосы, поймав взгляд каких-то девчонок в углу. Я широко улыбнулся одной из них и медленно двинулся вслед за Плисецким. А что? Четвёртый десяток — не порок. На улице пахнуло октябрьским холодом и дорожной пылью. Очень хотелось спать. Я застыл у входа в кафе и поднял взгляд на затянутое тучами небо, пальто свешивалось с правого локтя и качалось в такт ветру. В голову лезла всякая чушь. Не порок. Порок ли быть сомнамбулой? Порок ли приставать к молоденьким девочкам в свои неполные тридцать пять? Порок ли лезть в дела своего друга-малолетки, который годится мне в младшего брата или племянника? Мой дядя самых честных правил, а я немножко идиот. Ага. Мы подошли к остановке и вместе сели в беспилотное такси. Юрка, как всегда, запрыгнул спереди, а я с ногами разлёгся сзади, уж очень болела голова и поясница. Стоило, наверно, хорошенько отоспаться и сходить в зал, но я уже неделю не могу заняться Маккачином, так что увеселительные занятия физической культуры подождут. Не совсем же я гандон. Я сонно проморгался и выглянул в окно, подложив под шею сумку. Сиденье мягко прогибалось под моим весом и вроде как успокаивало спину; меня даже ненадолго сморило, я проснулся, только когда такси остановилось. Когда мы поднялись в квартиру, Юра привычно начал жадно озираться в поисках моего несменяемого спутника жизни. Я подавил улыбку, когда он спросил: — Не понял. Вить, а где Маккачин? Ты всё-таки выполнил угрозу и отправил его на мясную фабрику? Я снял верхнюю одежду и стянул туфли из кожи. Сумку оставил у порога. — Почти. Он у соседки. Я не так часто появляюсь дома в последнее время. Я быстренько уложил Юрку в гостиной, привычно завёл будильник на семь и написал на доске холодильника крупными буквами «МАККАЧИН». Чтобы точно не забыть.

***

Крис хохотнул, случайно встретившись со мной в кабинке лифта на следующий день. Я безбожно опаздывал, Маккачин не отлипал от меня до последнего, как будто я воплощение Нового Пришествия или ещё что похуже. Впрочем, я не отлипал от него не менее активно. Когда живёшь с чем-то много лет, эта вещь, эта деталь твоей жизни кажется такой обыденной и само собой разумеющейся, что её уход автоматически считается небольшой утратой, но зато когда она начинает маячить на твоём жизненном горизонте снова, ты понимаешь, как хреново тебе было всё это время. Каким ущербным ты был. У нас с Маккачином дела обстояли именно так. Он него пахло чужим средством для мытья полов и известным брендом собачьей еды. Длинная, давно не стриженная шерсть лоснилась и собиралась кое-где мягкими комками. Я задумчиво гладил между его ушами и заглядывал в умные влажные глаза. — Ну что, — говорил я, — будем стричься на выходных, Маккачин? Если хочешь, можем тебе и фигурную стрижку забацать. Как в сто одном далматинце. Маккачин ожидаемо молчал. Я поднялся с колен, отряхнул брюки, насыпал корм на весь день и убежал собираться. Сегодня меня хотели, согласно СМС от Гоши, вызвать на ковёр. Так вот. Я и Крис. Крис работал инструктором по плаванию и аэробике. Я пару раз забегал на его уроки, хотел хоть одним глазком посмотреть, что да как. Крис, высокий и загорелый, высветленный до блондина швейцарец, привлекал почти всё внимание местной публики. Поначалу он меня дико бесил, а теперь я даже не помню, почему. Дела так шли года два, пока в один прекрасный вечер мы не подрались на новогоднем корпоративе. Мне показалось, что он не так посмотрел на мою тогдашнюю подружку. Вместе с нами ехала Леночка из второго отдела (отличные коленки, я ей подмигнул) и какой-то неопознанный парень в очках. — У тебя такой вид, будто тобой всю ночь на тракторе пахали. — безапелляционно заявил этот наглец. Крис, то есть. — И тебе не хворать. Откуда только таким словам выучился? — притворно вздохнул я. — Дядя Яша. — вместо тысячи слов сказал мой швейцарский друг, который с некоторых пор шпарил на великом и могучем как на своём, за исключением очаровательной «ч» и «ш». — Как там наш общий друг Шарапов? — Ничего. Потихонечку. Я хотел предложить всем скинуться ему на подарок, когда он уйдёт на покой. Чем раньше — тем лучше. Крис белозубо улыбнулся и покачал головой: — Такой необъяснимый, но такой прекрасный юмор Виктора Никифорова. Ты в курсе, что в другой стране тебя бы давно посадили? Мой этаж. — За домогательства? — я слабо ухмыльнулся. Крис критично осмотрел меня с ног до головы. — Ты бы лучше прогулялся до отдела услуг, домогатель. Хотя бы до массажиста! — Ага, прям сейчас побегу. Я вышел на седьмом этаже и поплыл на желеобразных ногах в сторону двести пятого кабинета. Цвет у индикатора над дверью зелёный, значит, кто-то из руководящего состава точно есть. Я постучал, толкнул дверь и прошёл внутрь. Вообще, на двери висит «Яков Давыдович Фельцман», но дядь Яша редко появляется в своём кабинете. Он считает, что личный кабинет существует только для любителей «протирать штаны на жопе». Он себя к оным ни в коем разе не причисляет, поэтому в кабинете в основном сидит Лилия Дмитриевна. А теперь немножко о субординации на моей работе. Главный филиал нашей компании находится здесь, в Питере. Официально нами руководит Фельцман, но, честно говоря, большинством его дел заправляет Лилия Дмитриевна, его вечная спутница. У них дуэт из тех, которые лучшие враги и у которых искра, буря, безумие во взгляде и развод в паспорте. Жесть такое каждый день видеть, да. В комплекс нашего филиала входит несколько бассейнов, спортзалов, парк, комната для отдыха со всякими ништячками, приличная столовая, кафе, пара кабинетов психологов, целый штат врачей, гостиничные номера, отдел услуг, который предоставляет оздоровительные процедуры и основной сервис типичного салона красоты, и остальные отделы, которые занимаются функционированием всего этого филиала. В том числе и я. Ну, точнее мой отдел. Я Гошкин заместитель. Помимо меня и него в отделе работают ещё пять человек, но не суть: мы берём не своим количеством, а качеством работы. Хотя бы в теории, конечно. Лилия Дмитриевна не оторвалась от разговора, когда я вошёл в комнату, только подняла указательный палец вверх, призывая подождать. Я понятливо кивнул и остался на пороге, рассматривая знакомую обстановку. Было бы что рассматривать, господи. Когда Лилия оторвалась, я всё ещё стоял у стены. — Виктор, садись. Ты виделся с Юрой? Я улыбнулся. Только она называла меня Виктором, а вот мама всегда звала меня Митенькой. — Да. — Что он сказал? — Да ничего. Сдал экзамен, переночевал у меня и ускакал к своему другу. Вы меня на счёт этого звали? — Нет, конечно. Я получила смету, а бумаги по последним поставкам — нет. Я быстро улыбнулся и подсел ближе, чтобы рассеять это небольшое недоразумение. Когда мы закончили, у дверей кабинета неожиданно обнаружился Яков. Он был без костюма, только в удобных брюках и свитере. Я поздоровался с ним и убежал на нижние этажи.

***

Я стою перед крылом массажистов. Сую боту свою именную карточку. Вообще-то, все, рождённые после 2024 до совершеннолетия должны носить вживлённый в запястье чип, в который встроен маячок, показывающий данные хозяина. По идее это очень удобно. Многие после восемнадцати отказываются от операции по удалению Персонального Дайджеста или просто ПДэшки в народе. В ней содержатся личные данные носителя, информация о здоровье (группа крови, противопоказания, аллергии и прочая чушь) и, самое главное, лицевые счета. Но мне повезло, я родился за пару лет до принятия закона об индификации. Не пришлось хоть руку прокалывать, а то у-у-у, тоска, кошмар, Никифоров с дыркой в руке. Мдэ. Что-то я перегнул. Бот-администратор высунулся из стены и сказал, что сейчас свободен только один мастер. — Господин Никифоров, пожалуйста, пройдите в восьмой кабинет. Разденьтесь до нижнего белья и оставьте свои вещи в первой комнате, войдите во вторую. Мастер будет ждать вас там. Господин Никифоров. Господи. Наши аудишники чтоли восточных сериалов пересмотрели? Раздалась короткая мелодия уведомления — сообщение о снятии денег со счёта. Я не стал лезть за мобильником, только нащупал телефон в кармане и успокоился. В последний раз я был в кабинете массажа лет в двадцать, когда потянул мышцу и горланил подбитым аистом при любом прикосновении. Приятного в этом было мало. Я осмотрелся, прищурился и прочёл надпись на восьмой по счёту двери. Мастер Кацуки. Китаец? Или японец? Или таец? Вообще-то, у нас ещё есть мой любимый иностранный отдел. Сначала начальство нанимало иностранцев для экзотики, мол, пусть клиенты с пациентами развлекаются, но они как-то быстро прижились и теперь образуют полноценный отдел. Большинство, конечно же, занято в сфере услуг: личные тренера, повара, инструкторы, косметологи, диетологи, рядовые медики, психологи, массажисты вот, в общем, господа иностранцы всяко с людьми общаются-контактируют. Но что насчёт языка? О, помимо правительства, этим вопросом плотно занимается наше дражайшее начальство. Фельцман с Барановской организовали спецкурсы, хотя основная аттестация на грамотность всё равно проходит через вышестоящие органы. Я зашёл в кабинет и выполнил все указания, раздевшись до трусов. Дверь за мной с характерным щелчком захлопнулась, как в фильме ужасов. — Йова, мистер Никифоров. Сегодня я буду вас обслуживать. Я поднял голову, чтобы посмотреть на него. Крепкий тёмноволосый азиат среднего роста стоял у стойки с маслами. Он был одет в простой бежевый халат, очень напоминающий кимоно, но который был всего лишь типичным шерстяным халатом нашего производства. Я фыркнул. Дома у меня пылился очень похожий, по-моему, мне его даже дали тоже на работе. Азиат приподнял брови и с удивлением спросил на своём отличном английском: — Что-то не так? — Нет-нет, — я помахал головой и улыбнулся, — ваш халат. Ну. Халат. У меня дома такой же. Я тоже здесь работаю, только в шестом отделе. Кацуки расплылся в ответной улыбке и указал на стол. — Я знаю, мистер Никифоров. Его «Никифоров» прозвучало с сильным акцентом. Я сделал вид, что не удивился, что он знает меня. Такое со мной уже случалось. — Называйте меня по имени. Просто Витя, на «ты». Мне хотелось добавить про явно небольшую разницу в возрасте, но я промолчал. Чёрт знает этих азиатов: я когда-то дружил с одной маленькой китаянкой, миссис Лэнг, которая, как позже выяснилось, годилась мне в матери, хотя я долго считал её своей ровесницей и даже приглашал в общую компанию из своих школьных друзей. Это было забавно, на самом деле. И дело совсем не в возрасте. Я лёг животом на высокий стол и положил руки под голову, прогибаясь в затёкшей пояснице. Мне на бёдра легла гладкая тканевая повязка. — В таком случае называй меня просто Юри. Итак, в анкете ты указал, что у тебя нет особых предпочтений, верно? — Так точно. — Тогда всё сделаю на своё усмотрение. Положи руки вдоль тела, Виктор. — прозвучало мягкое, но непреклонное. Я выполнил указание. И в следующую секунду вздрогнул оттого, что нечто холодное коснулось спины, прочертило дорожку вдоль позвоночника и в районе поясницы. Я почувствовал, как Юри начал осторожно втирать масло мне в кожу. В комнате явственно запахло травами и чем-то медовым, горчащим у корня языка. Он мягко погладил выступающие лопатки и твёрдой рукой скользнул вниз, к поясу. — Виктор? Ты хорошо себя чувствуешь, тебе комфортно? — А? — рассеянно отозвался я. — Да-да, всё супер, просто класс. У тебя волшебные руки. Отдалённо похожее испытываешь в сауне, когда горячее облако пара проникает с твои лёгкие и жар течёт по венам вместо крови. Всё тело горит и пульсирует, а в башке немеет, как будто тумблер переключается — и ты растекающаяся расслабленная до беспамятства амёбка с жиле вместо рук и ног. Приятное состояние. Сквозь эту пелену я ощутил, как Юри и прижался и надавил на местечко ниже лопаток, меня даже слегка протащило вверх. Охренеть, сколько у него силы. Всех массажистов этому обучают? — Юри, а ты когда-нибудь был в русской бане? Нет? Надо обязательно попробовать. Могу дать адресок. Боже, хорошо-то как. Уверен, никакой современный бот не способен на подобное. Сейчас большая часть промышленности автоматизирована, роботы больше встречаются в местах, где требуется физическая сила и ювелирная точность, но в некоторых сферах, которые сейчас традиционно относятся исключительно к человеку, люди встречаются до сих пор. Вообще в большинстве своём люди предпочитают работать с людьми. Вон, даже Маккачин не любит, когда его осматривают не люди в ветклинике, хотя он вроде личность мудрая, ко всему привычная. Макк. Пойду с ним сегодня гулять после работы. Полчаса прошли незаметно, я прикрыл глаза и чувствовал только прикосновения и давление горячих твёрдых рук. Тепло распространилось от линии плеч до самого таза, а ленивая нега наполнила тело до покалывающих кончиков пальцев. — Ауч, — он задел левый бок и я инстинктивно дёрнулся. — Травма? — деловито осведомился он, практически сидя на мне. Я вдруг смутился. — Угу. — пробурчал я, пряча лицо за массажным столом. — Я читал в твоей анкете. Минутку, — он отошёл к столу, а я поднял голову и застыл взглядом на его бритом затылке, — было бы жаль пропускать эту зону. Сейчас я возьму другое масло и специальный гель. — Хорошо. — я сдул светлую прядь и улыбнулся спине мастера Кацуки. Юри.