Грани и блики

      Оставшись наедине с Бусико, Март неслышно прошелся по покою, подошел к столу, взглянул на карту.       — План укреплений Арфлёра, — констатировал он. — Ты душой и сердцем там, верно?       Маршал также подошел к столу, присел на высокий дорожный табурет.       — Как облупленного меня знаешь, — криво усмехнулся он. — Именно там я и есть. И чем дальше, тем больше меня грызет ощущение, что мы бездарно упускаем данный нам Господом шанс.       Лекарь, не отвечая, зашел ему за спину, положил ладони на плечи. Сжал, сильно, до боли, заставив маршала резко выдохнуть.       — Ма-арт...       — Больно? — с невинным видом уточнил тот. — Делать полегче?       — Нет, полегче не надо, — Бусико повел плечами, подставляясь под ладони лекаря. — Это и правда каким-то образом усмиряет душевные бури и придает ясность рассудку. Продолжай как есть. Но как ты умудряешься всегда нажимать именно там, где болит? Что руками, что словом.       — Божий дар и богатый лекарский опыт. Так что там про упущенный шанс?       — Мы могли бы разбить их, — горячо заговорил Бусико. — Уже сейчас покончить со всей этой мистерией и погнать их к чертям на их остров. Ну, кроме тех, конечно, кто остался бы гнить в нашей земле.       — Каким образом?       — Англичане осаждают Арфлёр почти месяц, — принялся пояснять маршал. — Но там мощный гарнизон, он продержался бы еще достаточно долго, чтобы я успел объединить свои силы с людьми д'Альбрэ. Мы бы взяли английских ублюдков в кольцо и попросту размазали о стены, которые они пытаются сейчас штурмовать.       — Вот только ты тут, а не там.       Еще одна болезненная точка. Бусико поморщился.       — Именно. И это доводит меня до исступления, Март. Меня будто посадили на цепь, как чертова пса. Одним королевским приказом. «Ждать и копить силы», — саркастически процитировал он. — Какие, к чертям, силы нужно копить, когда их уже достаточно?! У меня только конников полторы тысячи, примерно столько же у коннетабля. Не говоря уж об арбалетчиках и пехоте. Разбиться на несколько отрядов, начать неожиданную атаку с нескольких сторон. Гарнизон Арфлёра ударил бы в тыл. Мы победили бы за полдня. Но не-ет!..       Он раздраженно фыркнул. Март снова сжал его плечи, на сей раз чуть слабее, словно играя возможностью причинить новую боль.       — Ты слишком верен своему сюзерену, чтобы пойти против его воли. Пусть даже ему же во благо.       — В твоих устах это звучит как нечто недостойное, — в голосе маршала слышалось недовольство. — Да, я служу своему королю. Все, что я делал в жизни: воевал, вел переговоры, — я делал ради него и от его имени. Может быть, это слишком глубоко во мне это засело... Но именно на верности построен весь мой мир. Единственный мир, который я считаю правильным и возможным. Если я переступлю через королевский приказ во благо, то кто-то сможет переступить во вред. И не только через его приказы. Я жду, что мои люди будут послушны моей воле — так как могу сам не быть послушен?       — Хотя и знаешь, что приказ может и не отражать королевскую волю.       Бусико снова вздрогнул всем телом, хотя на сей раз Март лишь неторопливо разминал его плечи, не причиняя сильной боли.       — На дражайших принцев намекаешь? — спросил он. — Что верно то верно. Карл безумен, они правят от его имени. Точнее, грызутся за то, чтобы править. И да, это как раз в их духе: собрать толпу, встать во главе нее и задавить Генриха числом. Теперь, видимо, именно это зовется доблестью. И однако... — он помолчал. Лекарь тоже на некоторое время замер, удивительным образом напоминая хищника, подстерегающего добычу. — И однако на приказе королевская подпись и печать, Март, — закончил Бусико. — И просветления у него бывают. Я не могу быть уверен, что это — не его воля. Пусть даже она расходится с моей.       — Так ты будешь сидеть и ждать? — неуловимое движение лекарских пальцев заставило Бусико резко вдохнуть, подавляя стон.       — Не только. Я отправил отряд в помощь арфлёрскому гарнизону. Три сотни человек с Раулем де Гонкуром во главе. Он хорошо знает эти места, сможет пробиться в город. Так они дольше продержатся.       — Чего ради ты тянешь время? Надеешься, что король передумает и спустит тебя с цепи?       — Да! Надеюсь! — Бусико резко вывернулся из рук лекаря, глаза его полыхнули гневом. — И не тебе меня в том попрекать! Уж поверь, Март, очень скоро разброда и своеволия вокруг и так будет сверх всякой меры. Д'Альбрэ еще разумный человек, мы с ним легко находим общий язык, но чертовы принцы с их толпой будут совершенно неуправляемы! Будут творить черт-те что во имя своих непомерных амбиций, так, что Генриху останется только смеяться нам в лицо. И он будет совершенно прав!       — А ему самому его люди преданы?       Лекарь снова положил ладони на плечи маршала и, заставив того повернуться к нему спиной, продолжил свое занятие.       — О-о! — Бусико поморщился. — Они ему преданы так, будто он им — мать родная! Каждый конник. Каждый грязный убийца, который умеет держать в руках клятый тисовый лук. Он их по тюрьмам собирал, знал? Как есть, объявил королевское помилование всем, кто способен стрелять. А еще он им платит. За каждый Божий день, проведенный с ним на нашей земле. Он покупает их верность. И верность французов тоже, между прочим. Пообещал, как войдет в город, не позволить мародерство. Мол, в свои исконные владения вступает. Мерзко. Но для мужланов деньги и покой, похоже, и правда, — самый надежный стимул.       — Думаешь, что их деньги окажутся сильнее вашей чести и доблести?       Бусико вздрогнул.       — Это самое страшное, Март, — он попытался обернуться, но сильные руки лекаря удержали его. — Если бы однажды чернь каким-то чудом, а вернее сказать, бесовским наваждением одолела благородных... Это был бы конец света. Конец известного мне мира. Единственно возможного для меня, и единственно верного. Лучшее, что я бы мог сделать в этот момент — умереть.       Он снова отстранился от лекарских ладоней, все же повернулся к собеседнику, впервые за время этого разговора взглянул на лекаря прямо. В глазах вспыхнул какой-то странный огонь.       — Если бы пришла такая нужда, — шепотом продолжил он, — ты бы помог мне, Март? Помог уйти вместе с моим миром?       — Как посчитал бы нужным, — лекарь пожал плечами, голос его звучал равнодушно. — Но по правде сказать, Жан, мой мир менялся так много и так сильно, что я не вижу в том какого-то большого зла. А misericordia, как я сегодня объяснял моему новому помощнику — это всегда поражение. Не беги в смерть или мечты о ней. Справляйся с жизнью.       Бусико на несколько мгновений замер, словно натолкнувшись на невидимую стену, которую лекарь воздвиг вокруг себя своим ответом. Помолчал, затем ломко, кашляюще хмыкнул.       — Ты умеешь возвращать на грешную землю, Март Гернгр. Во всех смыслах. Что ж, ты прав. То был пустой разговор, и недостойные рыцаря страсти за ним стояли. Я здесь, и мой долг — добыть победу для моего короля. Сейчас об этом должно печься в первую очередь. Так что там с лекарским снабжением армии? Вижу, ты отыскал себе очередного помощника?       — Этот сам меня отыскал. Случайно.       — Думаешь, долго продержится? Не сбежит от тебя, как те, предыдущие?       — Было бы куда бежать. И бегут они не от меня. Только от себя самих. Я — лишь зеркало, которое показывает им, чего они стоят. Моя ли вина, что увиденное им не нравится?       — Ты все же... Помягче с ним, что ли... Сам знаешь, войсковых лекарей днем с огнем не сыскать.       — Оттого, что лекарей станет больше за счет того, кто сам себя боится и ни черта не умеет, лучше, поверь, не станет, — сухо бросил Март. — Впрочем, то мои заботы. Мне с ними и разбираться. А тебе сейчас лучше отдыхать. Заварить сбор для лучшего сна?       — Нет, я еще поработаю.       — Будешь, как бешеный пес, рваться с цепи, хочешь сказать, — в глазах Марта блеснуло неодобрение. — Так ты сведешь себя в могилу скорее, чем до тебя доберутся англичане. Сказать, насколько я увеличил твою дозу укрепляющего за последние месяцы? Не слушаешь меня как друга — послушай как лекаря. Ты по грани ходишь.       — Март, — Бусико упрямо сжал челюсти. — Я не учу тебя лечить. Так не учи меня воевать. Я поддался было слабости — ты отвел меня от края. Я благодарен тебе, как и всегда. Но позволь каждому из нас заниматься своим делом. В конце концов, это длится все годы нашего знакомства: ты меня латаешь — я разрушаю плоды твоей работы. А если... — он помолчал. — Если тебе то не под силу... Поступай как знаешь. Господь свидетель, я бы не хотел отправляться в поход против Генриха без тебя. Но ты свободный человек. Если не можешь принять мои правила — уйди сейчас.       — Уйди сейчас, Март, брось свою лучшую работу, — передразнил лекарь. — Уйди сейчас, оставь шесть тысяч человек на маркитанток, которые в лучшем случае не слишком громко визжат, меняя простенькую повязку, и на моего зеленого нового помощника. Может, сделаем его сразу твоим личным лекарем? То-то у мальчишки голова кругом пойдет от эдакого счастья! — он помолчал, затем, увидев, что и маршал не собирается нарушать тишину, продолжил тише, но оттого не менее веско: — Мы играем по правилам, которым уже почти два десятка лет, Жан. Не нарушай их и ты. Не унижай меня, указывая, куда идти и с кем оставаться. Надо будет — сам выберу путь. Так тебе точно не нужен сбор?       — Точно, — Бусико, казалось, чуть расслабился, словно произошедшая сцена странным образом придала ему сил.       — Тогда займусь, как ты говоришь, мэтром ван Мале. Посмотрю, что за птица.       — Прикажи Жако выдать тебе бутылку вина из моих запасов, — усмехнулся маршал. — Угости дорогого мэтра. Не хотелось бы все же, чтобы он сбежал прямо посреди ночи.       Март вернул усмешку и вышел из комнаты.