Лангмия

      Лишь маленькое окошечко пропускает свет в эту большую палату, лишь узенький его луч падает куда-то на стекло этой закрытой палаты. Джисон смутно помнит, как это, просыпаться рано утром от обильного яркого утреннего света, недовольно щурить глаза, еле-еле идти к окну, задёргивать эту надоедливую штору, а потом снова идти в кровать и досыпать там ещё какое-то время, пока не придёт мама и не начнёт будить. Даже из этих воспоминаний Джисон может сказать, что это было самое счастливое время в его жизни, которая с каких-то пор стала не жизнью, а заключением здесь.       Вообще парень не любит жаловаться. Он знает о своей болезни, осознаёт, что может навредить кому-то, но всё равно хочет быть таким же обычным человеком — но не получится же. Понимание есть. Временами Хану даже кажется, что те дни на свободе были последними-последними перед долгими годами, проведёнными здесь. Чтобы быть реалистом, а не глупым мечтателем, Джисон предполагает, что пробудет здесь и всю оставшуюся жизнь. Очень грустно делать эти выводы самостоятельно, особенно в детстве, когда мальчик сидел взаперти и через стекло спрашивал, сколько ему здесь осталось быть, плакал, капризничал и хотел вернуться домой, а доктор Чхве Чонсан лишь откладывал вопрос на потом, оставляя его плакать в одиночестве, ненавидеть весь мир и всё в нём. Пребывая уже в достаточно взрослом возрасте, Джисон понимает, что доктор не мог тогда сказать ему тех слов из-за многих причин: из-за непонимания, обиды, ненависти со стороны самого Джисона и из-за угрызений совести и жалости со стороны Чонсана.       Но время идёт, и Джисон растёт и начинает понимать, что выхода из этой ситуации нет — приходится лишь плыть по течению, потому что нет способа избежать последствий какой-то небесной кары, в которую Хан действительно верит. Иначе у него вообще не было бы предположений по поводу его нынешней жизни, с которой никто не хочет связываться. И правильно. Может, так оно и лучше.       Но тем не менее есть ещё один человечек, кроме доктора Чхве, с которым Джисон связан. Кто это?       Однажды, когда Хану было всего одиннадцать, кто-то нашёл путь к запретной палате. Защита в ней была не такой сильной, как сейчас, поэтому были слышны мелкие шаги, двигающиеся медленно и осторожно. Джисона тогда это очень сильно напугало, поэтому он решил не задвигать шторы стекла, а лишь спрятаться за ближайшей стеной и напугать чужого. Всё почти пошло по плану, но неизвестный резко остановился, а Хан задержал дыхание — ещё несколько секунд не происходило ничего, пока двое детей не выпрыгнули одновременно прямо перед друг другом.       Оба сильно испугались и упали на пол, уставившись друг на друга. Ребёнок перед Джисоном выглядел абсолютно нормальным, чуть младше самого его, но возникли некоторые вопросы:       — Зачем ты так напугал меня? Почему прятался и почему решил выскочить так неожиданно? — спросил тогда Джисон.       — А ты? Ты ведь тоже напугал меня до смерти! — ответил мальчик помладше и чуть приблизился. — Больше так не делай, ладно? И тогда я буду дружить с тобой.       С того самого дня мальчики и дружат. Ким Сынён уж точно раз в неделю заглядывает к другу, так как он абсолютно также находится на наблюдении у докторов уже несколько лет. Сынён — первый ребёнок, который не побоялся слухов о бабайке или чудовище. Ребята очень хорошо дружат и сейчас, Джисон благодарен Киму за то, что тот не оставляет его в полном одиночестве. Общаться с доктором Чхве тоже интересно, но разница в два года между мальчиками делает их общение более близким и не таким официальным.       Правда уже с первых дней общения Джисон попросил Сынёна никому не говорить о существовании этой палаты, что он, собственно, и делает. Но несколько раз сотрудники почти ловили его на месте преступления, один из которых случился вчера.       Джисон помнит вчерашнего доктора, судя по халату в руке, который как-то умудрился спуститься сюда и найти это место. Хан действительно очень удивлён, потому что никогда не видел никого красивее его, хоть и не это главное сейчас. Парень был на самом деле привлекателен и, по мнению Джисона, также заинтересован ситуацией. По реакции было видно, что доктор нашёл это место случайно, не ожидал этого, а потом ещё и предложил принести пару книжек… Хан никогда ранее не испытывал такого, но сейчас по коже идут мурашки, а голова чуть покалывает, вспоминая вчерашнее — это наверняка из-за того, что всё случилось слишком неожиданно, да!       Мысли спутываются в один тяжёлый клубок, поэтому Джисон встаёт, направляясь к зеркалу, и трясёт головой, отгоняя ненужные мысли.       «Такое бывает только в сказках, Хан Джисон! Да и ты же парень. Перестань думать о ерунде. Твоё предназначение свыше — это сидеть здесь и ждать чего-то. Но только не его, не его, не его! Странные мысли, прочь!» — думает парень, взяв себя за щёки и начиная трясти их, но слишком внезапно останавливается и грустнеет.       А ведь и правда. Джисон действительно смотрел всякие романтические фильмы, но его жизнь — это не фильм. Нельзя влюбиться в случайного человека, отыскавшего потайное место. Нельзя ведь влюбиться в представителя своего же пола. Нельзя. Нельзя ведь влюбиться в самого Джисона… Не хочется признавать, но Хан знает, что у него нет шанса приобрести собственное счастье, создать семью и быть любимым кем-то. Нельзя ведь, потому что люди всегда ищут лишь то, что может принести выгоду, а не лишние сложности. Нет такого человека, который сможет без задней мысли заботиться о Джисоне и любить все его личностные качества. Такой человек существует только в сказках, а Хан уже давно не верит в них.       Так бы продолжалось бы долго, зная, сколько у Хана свободного времени, но он внезапно открывает глаза и в отражении зеркала где-то с краю видит силуэт человека. Сначала Хан не понимает, что вообще происходит, фокусирует взгляд, присматривается и обнаруживает сначала сильно выделяющийся белый халат, а потом и вчерашнего доктора, держащего в одной руке приличную такую стопочку книг. Джисона будто током бьёт, он раскрывает на полную глаза от удивления, ахает и, резко поворачиваясь, несильно падает на пол.       — Осторожно! — кричит доктор за дверью, протягивая руку вперёд, которую отгораживает противное стекло — он бы обязательно помог, если бы была возможность. — Извини, мне не стоило так неожиданно появляться. Как ты? В порядке?       Его положение при падении было забавным: сжатые коленки, принявшие весь удар на себя, согнутые ноги и разведённые в разные сторону стопы, носочки на которых были явно большего размера, чем полагается. Выражение лица Хана такое же милое, как и вся эта неопасная ситуация, из-за чего Минхо улыбается и чуть наклоняет голову вбок — он считает этого мальчика довольно милым. Джисон встаёт в нормальное положение, помогая себе руками, и отряхивает или просто потирает свои коленки, только что побывавшие на полу. Он поднимает взгляд и, бегая глазами по всей палате, отвечает, несмотря на некое внутреннее беспокойство, которое, скорее, в хорошем смысле, чем наоборот:       — Да, я в порядке. Но почему Вы опять здесь, доктор…? — хочет продолжить Хан, но не знает имени, возможно, нового человека в своей жизни.       — Ли Минхо. Врач-педиатр. Недавно устроился сюда, — говорит он и кланяется. — А ты, Джисон-и, не бойся — я знаю о твоей болезни.       Джисон не спешит подходить ближе, но сердце сжимается, когда парень видит пришедшего сюда человека, которого вчера Хан прогнал, заставил уйти. А теперь Минхо стоит перед ним и с улыбкой протягивает набранные книги в библиотеке. Сердце Джисона бьётся, но уже как будто не так, как нужно. Как-то по-другому. Как-то иначе.