***
Доктор Чхве сидит в своём кабинете перед пустой кружкой кофе, в которую ещё не успел налить уже остывшего кипятка, и глубоко размышляет о чём-то в этот осенний вечер. Его лицо очень сосредоточено, а на лбу от дум возникает много-много морщинок. Он переживает, думает о Джисоне и неизбежном. Только недавно он разговаривал с его мамой, приёмной мамой, которая с детства воспитывала его, а после отправления в больницу не имела возможности с ним пересекаться — так уж вышло. Чхве вообще сильно жалеет мальчика за его непростую судьбу и желает ему только лучшего. Именно поэтому с самого начала его пути доктор не бросал несчастного пациента. Чонсан глубоко выдыхает и как-то механически ударяется коленом о ножку стола — всё не так сегодня, ощущение плохое. — Чуть позже… нужно сказать Минхо, чтобы проверил, как там Джисон, — размышляет он и встаёт со стула.***
Джи как всегда ни о чём особо не думает, когда просматривает очередной фильм, сидя на диване у телевизора, однако есть кое-что, что немного важнее приключения на мониторе — это хён; а кто же ещё. Сюрприз, который сделал старший вместе с доктором Чхве, очень сильно удивил и обрадовал мальчишку, который после этого не мог уснуть до самого утра, очень уж волнительно это было. Всё это время Хан элементарно просто мечтал о объятьях хёна, но понимал же, что это невозможно, но, а теперь возможно? А теперь возможно, и из-за это биение сердца не утихает ни на минуту. Кроме доктора Чхве Джи долгое время ни к кому не прикасался, поэтому эти ощущения и наличие кого-то рядом сделало парня сильно счастливым и физически не таким одиноким, как, казалось бы, недавно. Размышления и даже тихий звук телевизора прерывает чей-то стук по стеклу — не показалось ли? кого могло занести сюда в такой час? Джисон, естественно, судорожно вздохнув и отогнав все плохие мысли прочь, старается не думать о самом ужасном и страшном, но подходить не сильно-то торопится — а если это кто-то, кто не должен был узнать обо всём? Хана уже ранее неоднократно предупреждали, что нельзя высовываться ни в коем случае. Опасности всё равно почти нет, ведь без выхода из «аптечки» ни у кого нет шанса забраться сюда, стекло слишком толстое, но почему-то всё равно страшно. Хан-и, аккуратно подкравшись к светильнику, находящемуся у кровати, выключает его, чтобы даже его светонепроницаемые шторы были в относительной безопасности, и уже хочет обратно на носочках начать идти в дивану, но слышит слишком тихий голос: — Джисон-и, ты здесь? Он находится таким знакомым, таким… настолько, что… Кто э-это? — М-мама? — еле произносит он, стараясь сделать голос громче — увы, ничего не выходит, у парня нет сил после всего нормально произносить это слово. — Мама? — он говорит это с обидой в голосе и быстро подбегает к стеклу — после дёрганья за шнурок перед глазами никого не возникает, а Джи как маленький ребёнок пытается попасть в коридор, просочившись через стекло. — Ты… ты… — Хан зол, потому что перед собой не видит никого, а ему есть, что ей сказать. — Ты всё-таки пришла! Выйди, чтобы мы смогли поговорить! — он кричит, а в тени коридора всё ещё никого. — Ты не можешь не показаться мне после всех этих лет, что я провёл здесь в одиночестве! Ты не можешь, мама, ответь! — он стучит кулаками по стеклу, слышит лёгкие перетоптывания где-то возле стены, но ничего не видно, чёрт, она специально не показывается. — Ты здесь, не прячься! Ты оставила меня на произвол судьбы и уехала! Мне сказали, что ты бросила меня! Но почему? Что плохого я сделал, что ты так поступила со мной? Он не плачет и не собирается, потому что этого человека он знает слишком плохо; верно, она забрала его из приюта, впоследствии воспитывала, но как объяснить то, что после материнской ласки всё это исчезло в одиноких стенах палаты внизу? Никак не объяснить. Если в остальных вопросах своей судьбы Джисон более или менее осознаёт, что винить здесь некого, то сейчас в нём проснулась просто обыкновенная детская обида, основанная на травме — его оставили здесь в шесть лет. Во второй раз. Зачем же было давать надежду, если в итоге всё заканчивается не так хорошо? — Не хочешь отвечать? Это слишком жестоко с твоей стороны, — говорит он тихо, прислонившись лбом к стеклу и присев на коленки. — Это слишком жестоко, мама. А что делает женщина у палаты, игнорируя своего сына? А она стоит у стены и старается не упасть от нехватки сил. Что случилось? Почему её так долго не было? Почему она оставила маленького мальчика здесь? Об этом может рассказать её слишком нестабильное состояние, впалые щёки и болезненный цвет кожи — ей ничего не поможет. — Мой дорогой малыш Джисон-и… — начинает она только тогда, когда от злости мальчик всё-таки отходит от стекла и начинает ходить по комнате, что-то почти под нос говоря самому себе, — ты так сильно вырос. Извини, что мама не могла быть с тобой всё это время, — она слишком тяжело улыбается и поправляет рубашку в области груди — ей тяжело дышать. — Я слышала, у тебя здесь есть друзья. Надеюсь, они всегда будут с тобой, малыш. Я люблю тебя, дорогой. Её отросшие волосы спутываются у рук, она с трепетом убирает их, чтобы случайно не вырвать в порыве отчаяния, и тяжело присаживается у палаты, не отрывая взгляда от мечущегося по палате сына — почему всё должно закончится именно так? А она счастлива, потому что в последние минуты жизни смогла увидеть своё дитя.***
Чонсан, всё-таки решивший пойти и проведать младшенького, обеспокоенно несётся по коридору первого этажа. На посте ничего необычного не отмечается, людей практически нет, ночная смена уже началась, но беспокойство не покидает. Спустившись на нулевой по быстрому лифту, доктор вздыхает и, беззвучно выйдя из него, чтобы никто не заметил, видит кое-кого, кого, в принципе, и ожидал увидеть: женщина сидит у стены с выпрямленными ногами, а её голова и непослушные волосы слишком уж неаккуратно болтаются внизу, руки тоже расслаблены. Не потеряв ни секунды, врач подбегает к ней, осматривает взглядом и сразу же меряет пульс — пульса нет, она, к сожалению, уже зачахла. Мужчина тревожно осматривает маму Джисона, видит в её руках сжатые билеты на самолёт из Америки и качает головой. Практически сразу же слышится ещё один писк лифта, из него выходит Минхо, Чонсан оборачивается и на немой вопрос отвечает жестом быть тише. Ли без звуков подходит к мужчине и обнаруживает эту картину — пока что он мало что понимает.