Limit of trust

      Эдд, Эдд, Эдд… Это имя заставляет сердце — которого быть, по идее, не должно — трепетать. Эдвард Гоулд — человек, который с первой встречи умудрился привлечь внимание Мэтта к себе. Ведь в старшей школе все боялись Харгривза и не решались возражать ему, уж тем более грубить. А вот Гоулд постоянно лез к нему и напоминал о его самых нелицеприятных поступках и сторонах души, называя то коммунистом, то извращенцем, приправляя это резкими высказываниями (часто не без мата). А Харгривз лишь улыбался, слушая подобные заявления и «упрёки» в свой адрес.       Извращенец, значит? Ну-ну…       Вообще, их связывал только Том, к которому однажды пришла «гениальная» (и кто только её предложил?) идея перезнакомить своих друзей между собой, коль с недавних пор они учились в одной школе. Мэтт сразу догадался, что с Эддом будет сложно, как только увидел его, понурого и нелюдимого парня, что ненавидел почти что всё и вся на земле и не лез за словом в карман.       А Мэтт не любил таких. Терпеть не мог.       И вот, после знакомства понеслись извечные «неуправляемый гей» и «хентайщик-извращенец» вместе с «коммунистом». Том пытался наладить отношения между ними, но все его усилия были коту под хвост и ничего не дали. Похоже, теперь он и сам жалел о том, что познакомил их. Если Мэтт и Эдд виделись друг с другом, то это практически всегда заканчивалось взаимными упрёками и оскорблениями. А то и драками с последствиями в виде побоев. Так что все в школе знали об их взаимной ненависти.       Но была ли это взаправду ненависть? Вполне. Мэтта бесил Эдд. Бесило то, что только при Томе он был более-менее лояльным в высказываниях и поведении. Бесило, что Гоулд говорил о Томасе почти что только хорошее, а о нём не обмолвился ни одним добрым словом. Будто Риджуэлл чуть ли не ангел во плоти. Но ведь Харгривз так не считал. Знал, что это не так.       «Ну ты его ещё возьми и поцелуй прямо в губы,» — думал Мэтт, сжимая кулаки от злости.       Да что такого ему сделал Том? Чем он так особен? Чем? Нет, Томас хороший, спору нет. Но не настолько же. Даже Мэтт понимал, что идеальных людей не существует. И в «ангелочке» Томе тоже есть изъяны. Он не так уж и чист.       Так в чём дело? В чём? Мэтт не знал, но хотел знать. Потому что такое отношение к себе со стороны Эдда выбешивало. Очень сильно. Даже, возможно, больше, чем подлизывание Томасу. Ему хотелось услышать о себе хоть что-то хорошее именно из уст Гоулда. Хоть раз. Это же совсем немного.       И он пытался стать добрее к Эдду. Правда пытался. Вот только тот не оценил его старания. Гоулд посчитал это обманом и не поверил в искренность намерений. И Мэтт сдался. В конце концов кто такой этот Эдд, что бы он перед ним расстилался? Никто. Самый обычный парень, пусть и с длинным языком. И он не обязан ему ничего доказывать.       Так думалось. Так он старался убедить себя в обратном. Но вскоре Харгривз понял, что стал зависим от этих подколов в сторону «друга», от созерцания раскрасневшегося от злости лица Гоулда и вечного «Отвали, а, коммунист? Будь добр отвали». Возможно, Эдд и правда был особенным. Для Мэтта он стал чем-то вроде запретного и недосягаемого плода, который хотелось сорвать. Словно трофей, приз, который тот хотел получил.       И Харгривз получит. Мэтт всегда добивался своего любыми способами и никогда не сдавался. Менялась лишь тактика действий. И с Эддом она более чем ясна.       Сломать и сделать своим. Навсегда своим. Сделать так, чтобы он почитал его, любил и был верен. Позабыл обо всём, что не связано с ним.       Да, это жалко и жестоко, но Мэтт и сам знал, что погряз в своих грехах и упал ниже некуда — особенно после захвата половины мира силой. Так что ему уже не страшно. Ему всё равно. Плевать на всё, лишь бы Эдд был рядом.       Но сперва надо хоть немного наладить контакт.       — Ну как ты? — Харгривз привычно улыбнулся, зайдя в комнату к «старому другу» — ох, как же он любил его так называть.       Сам же «хозяин комнаты» одарил его взглядом, полным еле заметного презрения.       — Нормально, — ответил он и добавил: — Что-то ещё, Мэтт?        Его голос как всегда выдал отвращение, как и сами слова, которые были очень «дружелюбными». Но в этом и весь Эдд, ведь так?       Мэтт уловил это, но отвечать не спешил — уж слишком сильно ему всё это нравилось: от ситуации до реакции самого Гоулда.       — Я слушаю, — произнёс Эдд в ожидании ответа, надеясь, что это его ускорит. И что тот уйдёт побыстрее, не надоедая. Потому что тогда бы он попытался прибить его — правда, безуспешно, всё же.       Как же Эдд предсказуем… Как же его мысли и желания легко предугадать — подумалось Харгривзу.       Старый глупый, но такой родной Эдд. Его Эдд.       — Да ничего. Просто хочу побыть с тобой, — ответил Мэтт. — А что, нельзя? Я не могу пообщаться со своим подчиненным, если свободен и хочу?       Если он рядом — это окрыляет. Гоулд должен быть с ним. Они должны сражаться вместе, плечом к плечу. И он не смеет говорить «люблю» хоть кому-то, кроме него. Ни какому-то там Тому, а ему — Мэттью Харгривзу, главе лиловой армии.       Сердце Эдда обязано принадлежать ему. И только ему…       — А я не хочу, — выдал «телохранитель и секретарь». — Лично мне охота остаться одному. Одному, понимаешь? — для пущего эффекта спросил он, повторив последнее слово, и добавил: — Без тебя.        — Ну же, не будь таким холодным. Мы же…       — Я тебе не друг, Харгривз. Никогда им не был. Так что уйди и оставь меня в покое до следующего поручения или вылазки, хорошо?       Мэтт замер примерно на пару секунд, но вскоре пришёл в себя. Хах… Эдд же всегда так говорил. Ничего не поменялось. Его же нельзя так быстро добиться. Нельзя так быстро расположить его к себе и влюбить. Это же понятно, разве нет?       Тогда что это за чувство пустоты в груди? Что не так?       Нет, Эдд будет любить его. Он заставит. Только следует выждать подходящего момента. Ведь побеждает только тот, кто дожидается своего часа и лишь тогда действует.        — Ха… Извини. Малость подзабыл, что я тебе неприятен. Хотя это довольно странно, что тебе неприятен именно парень… — Мэтт не мог отказать себе в удовольствии поддеть Эдда. Даже если он служит ему и они давно не дети или подростки с бушующими гормонами.       Ведь он так любил выводить его из себя… Зависим от его реакции…       — Я не гей, — парировал Гоуд на слова собеседника. Что не особо-то и впечатлило Харгривза.       Реакция вышла совершенно не той, на которую он расчитыаал, что немного разочаровало, не то что впечатлило.       — Можно подумать, что между тобой и Томом ничего не было…       Ох, лучше бы не было. Потому что иначе добренькому и замечательному Томасу пришлось бы — ой — как несладко. Даже несмотря на их давнюю и очень крепкую дружбу (которой уже, скорее всего, и нет).       Мэтт бы от него и мокрого места не оставил, уж поверьте…       — Ты идиот? — Эдд выгнул «бровь». — Мы просто друзья и между нами ничего не было и быть не может.       Мэтт не поверил ему. Ни единому слову, ведь его так долго мучили их взаимоотношения. Том ведь и сам часто помогал Гоулду и говорил о нём в положительном ключе не так уж редко. Даже при Харгривзе. А тому оставалось лишь улыбнуться или хмыкнуть и ответить: «Может и так, но меня он ненавидит. И вряд ли я хоть как-то смогу это изменить. Так что я продолжу считать его озлобленным на весь мир придурком.».       Хотя про «изменить» он чуть соврал: вполне можно поменять отношение Эдда к себе. Шантажом и силой. Ведь Мэтт любил управлять всеми — и исключений не было. Любил запугивать людей и подталкивать их на какие-либо действия для достижения своих целей. Именно поэтому, когда отец сказал ему о том, что однажды он будет в ответе за всю армию, не стал возражать и противиться. Наоборот, Харгривз младший ту же смекнул, что эту самую армию можно будет вести, как вздумается.       И большинство пошли за ним без пререканий, а те смельчаки, что посмели высказать своё «но» — поплатились. Им непоздоровилось.       — Хах, так я и поверил. У вас же почти что идиллия. Вы ведёте себя прям как пара, — подал голос Мэтт, солгав.       Ведь он считал, что они друг другу не подходят ни по одному параметру. Однако всё равно Том и Эдд почти что никогда не ссорились, хоть и были разными и могли изредка нагрубить друг другу — и это чистая правда. Но Мэтт всячески старался отрицать то, что подобное происходит в их взаимоотношениях.       Эдд не может любить никого другого, кроме него… Ему нужен только он — Мэттью Харгривз — и никто иной.       Эдд обязан любить его…        — Я бы не удивился, если бы вы начали встречаться. Даже если вы парни.       — Но мы никогда не будем. И хватит об этом, — Эдд слегка повысил голос — похоже, этот разговор начал его раздражать. И не удивительно.       Хотя какая разница? Мэтту всё равно на чувства «старого друга» и что он там думает. Особенно о нём и о его действиях.       Харгривз двинулся к выходу. Этот разговор немного утомил, да и у него есть дела, которые не стоит откладывать в долгий ящик. Он молча вышел, закрыв за собой дверь, поправил воротник, но не улыбнулся как обычно.       Как бы Мэтт не пытался отрицать, но разговор с Эддом оставил после себя какой-то странный и неприятный осадок на душе. Чувство, что что-то идёт не так. Что то, чего так хочется — не сбудеться, какие бы силы не были приложены для этого. Что все старания бессмысленны и пора остановиться. Сдаться, отказавшись от задуманного.       Отвратительное чувство, которому нельзя поддаваться ни в коем случае.       Ведь если он откажется от своей идеи, желания, то ни к чему ни все его захваты, ни весь это чёртов мир. Тогда всё это уж точно будет напрасно. Тогда всё это было зря.        — Тайком следите за ним и докладывайте мне обо всех его шагах и действиях, — приказал Мэтт двум своим солдатам. — Доклад должен проводиться каждый день без исключений. Вам всё ясно?        — Есть, сэр!       Харгривз не полностью понимает себя и свои чувства к Эдду. Не знает, как их назвать. Но он точно знает, что зависим от него. Смертельно зависим, и поэтому его нужно удержать любой ценой.