Неромантики

      — Как вас зовут?       — Тецуро Ку… Куроо? Куро. Нет, Курогане. Курогане Тецуро.       — Сколько вам лет?       — А какой сейчас год? Потому что если десятый или двадцатый то мне… Эм…       — Хорошо, опустим этот вопрос. Где вы живете?       — В городе. Эм… В То… В Токио! Да, я живу в Токио!       — Вы можете сказать что-то о своей семье?       — Подождите, может не Курогане? Звучит как-то совсем странно…       Когда врач уходит, Тецуро остается один на один с пустотой. С пустотой довольно стерильной светлой палаты. С пустотой в голове, в которой вертится только его имя, что с каждым повтором в звенящей тишине становится все больше каким-то чужеродным и непонятным. С пустотой где-то в душе, в которой слишком много свободного пространства.       За окном только занимается закат. Откинувшись на подушку, Тецуро устремляет взгляд в розовеющее небо. Он помнит, что эти тонкие полупрозрачные облака называются слоистыми. Он помнит, что сейчас уже конец весны и, почему-то кажется, что в этом году сакура цвела особенно красиво. И что вчера была такая же хорошая погода. Ну, по крайней мере, Тецуро думает о том вчера, которое таковым ему кажется. Ветерок, слабо колышащий занавески, приносит с собой чувство дежавю. Вдыхая его полной грудью, пытаясь найти в нем то самое, в голову лезут мысли о чем-то хорошем, однозначно поднимающим настроение. Тецуро обещает себе обязательно вспомнить это чувство. И обязательно вспомнить кто он есть.       Амнезия оказывается не таким страшным диагнозом. Тем более на фоне обещания «ничего серьезного, через пару дней все вспомнится». Он не чувствует, что что-то потерял. Точнее не так. Где-то внутри есть чувство, что чего-то не хватает, но мозг игнорирует это. Да, Тецуро не помнит о себе практически ничего. Даже фамилию или год рождения. Но он не чувствует смятения или дискомфорта. Наоборот — какую-то безмятежность. Кажется, что мироздание просто подарило ему немного покоя. Совершенно пустого покоя.       В Тецуро просыпается тоска. И сожаление. Он ведь наверняка не один. Он чувствует это. Слово «семья» дарит щепотку горечи в душе. Но в куда большей степени оно окутывает теплом. Тецуро уверен, что у него есть семья. Не без проблем, конечно, но точно любящая. Невозможно сказать насколько она большая, но у Тецуро при мысли о них просыпается чувство стыда. Хорошо, если они общаются не очень часто и его временное отсутствие никто не заметит. Но если он живет не один?       Как сказал врач, Тецуро упал, когда спускался с пешеходного моста. Рядом никого не было, так что, наверное, он просто оступился. Тецуро повезло — мимо проходил какой-то мужчина, который быстро вызвал скорую. Тецуро повезло — при том, что он, считай, кубарем полетел с лестницы, отделался всего трещиной в правом предплечье, вывихнутой правой ногой и целой черепушкой. Тецуро не повезло — при нем не было ни документов, ни телефона, ни кошелька, только тысяча йен двумя монетами. Тецуро чувствует себя неудачником и сочувствует своей семье. Простите за такого сына.       На улице уже темно, когда голова Тецуро взрывается болью от резко распахнувшейся двери. Так и не разгаданный ветер все еще колышет занавески, когда сердце Тецуро замирает от взгляда в перепуганные янтарные глаза. Рука сама тянется к этому созданию — взлохмаченному, взмыленному, на трясущихся ногах, вот так внезапно врывающемуся в его палату, в его жизнь — такому прекрасному. «Это оно» — бьет набатом в ушах. Да, это оно.       — Куроо!       Не в силах оторвать взгляда от янтарных глаз, наконец наполнившихся облегчением и радостью, Тецуро не замечает, как на него набрасывается другое нечто. Рыдающее навзрыд, пытающееся сломать ему еще и ребра и беспрестанно радующееся ему.       Куроо. Значит он угадал еще с первой попытки.       — Куро.       Рядом с кроватью встает невысокого роста паренек. Его рука словно сама крепко сжимает больничную рубашку Тецуро, по щекам текут слезы. Куроо, а может быть и Куро, не может удержаться и притягивает к себе этого котенка здоровой рукой, взлохмачивая наконец отросшие черные волосы.       — Да жив я, жив, — улыбается Тецуро.       Палата наполняется людьми. Возле противоположной стены облегченно выдыхает мужчина в строгом костюме и с растрепанной обычно идеальной укладкой. Еще один коротышка-одногодка, чуть не наваливается сверху, на продолжающее рыдать на груди у Куроо нечто. С прибежавшей на шум медсестрой сейчас разговаривает… друг? Товарищ? Его имя вертится на языке Тецуро, но никак не может оформиться. Он точно сможет его вспомнить, ведь оно так похоже на…       — Кей.       Прекрасное создание, подталкиваемое своим братом, наконец подходит к Тецуро. Куроо корит себя, что мог забыть такого человека и начал осознавать — для него это и правда невозможно. Это похоже на Отелло — переверни одну фишку с воспоминаниями и за ней перевернутся еще несколько, открывая все больше. Каждое новое такое открытие по кусочку заполняет пустоту. И пусть на поле осталось еще много белых фишек, Тецуро обязательно перевернет их все.       — Простите… что заставил поволноваться, — глаза щипет. Куроо осматривает собравшихся вокруг людей. Память еще не выдавала имен, но он может хотя бы сказать кем они ему приходятся. Кроме, разве что, одного.       — Ненавижу тебя, — всхлипывает Кей, осторожно хватаясь за забинтованное плечо.       — А я тебя люблю, — улыбается Тецуро, глядя в янтарные глаза, мокрые от подступающих слез.       Куроо Тецуро помнит как его зовут. Помнит, что у него большая семья. Семья, которая несмотря ни на что любит его и волнуется. А еще самый лучший на свете парень, готовый его буквально носить на руках. Куроо Тецуро человек, который живет с заполненным до краев сердцем. И абсолютно счастлив от этого.