Мирта и её любовь

Катон сидел на большом белом кожаном кресле перед столиком, заставленным капитолийскими лакомствами. Для Второго их тщательно отбирали: всем было доподлинно известно, на какой жёсткой диете сидят профи: спонсоры их холили и лелеяли, рассчитывая на то, что в случае, если эти трибуты покроют себя неувядаемой славой на Арене, они сами могут вдосталь понежиться в тёплых лучах её незаходящего света. О ставках, которые делали на профи, в Городе Грехов ходили легенды, и мало кто по-настоящему был осведомлён о тех сделках, которые вершились под покровом ночи в старинных особняках за городской чертой и в прочих злачных местах столицы Панема. Катон не давал себе послаблений даже перед бойней, однако в этот день у него совершенно отсутствовало настроение и в какой-то момент ему даже показалось, что может статья и такое, что он не дойдёт до финала. В последнем были уверены все, однако история знала немало примеров, когда потерявшие бдительность профи становились лёгкой добычей для тех, на кого почти не обращали внимания ни на индивидуальных показах, ни на Интервью. Жизнь вообще забавная штука, и ирония судьбы в том и заключалась, что многие трибуты, особенно те, на которых возлагали основные надежды, порой считают себя пупом земли, в то время как к финишу обычно приходят те, кто прежде разумно отсиживался в тени, не стремясь бряцать оружием и выставлять напоказ свои козырные карты. Как это обычно бывало в случае с Плутархом Хэвенсби, роскошь, смешавшись с силой, всё равно выдавала себя, поэтому это выдающееся государственное лицо - выдающееся, быть может, только своим влиянием в Панеме и толстым кошельком - разводили все, кому не лень - от стриптизёрш в баре до Финика Одэйра, на которого был падок старый извращенец. Впрочем, денег у этой шишки куры не клевали, посему этот жиртрест никогда особо не сопротивлялся, когда его ловко обводили вокруг пальца: по ходу, это ему даже нравилось. Но сейчас Катону было не до закулисных интриг столицы мира. Он даже не зашёл сегодня к Марвелу - крепышу из Первого, с которым они уже успели сдружиться и пару раз уже ухитрялись выбраться из Тренировочного Центра, используя свои связи, чтобы развлечься с капитолийскими красотками или просто побродить по ночным улицам Капитолия, обсуждая то, какими, возможно, будут игры на этот раз. Их обоих развело на откровенность, и они поделились своими фишками, а также решили создать команду, чтобы поскорее покончить с остальными трибутами. Тогда они весело поржали, описав друг другу то, как они будут убивать друг друга в случае, если надо будет вырваться в победители. Катон думал о Мирте, которой сегодня не было в соседнем с его номером. Мирта сегодня совершила очень странный поступок, который никак не укладывался у Катона в голове. Девушка из Второго пошла на свидание... с Питом Мелларком из Двенадцатого. Конечно, можно было бы предположить, что Пит запомнился ей по Церемонии Открытия, но чтобы у Мирты, такой рассудительной и брезгливой от рождения, хватило ума якшаться с шахтёром - это было из ряда вон выходящим поступком этой обычно суровой и сдержанной профи. Хотя она всегда была большой оригиналкой и способна была подбить кого угодно на что угодно. Мотивы её поступков часто были непостижимы Катону. Может быть, она хотела разозлить парня. Может быть, просто решила пощекотать себе нервишки. Возможно, используя своё обаяние, - выведать секреты у противника, чтобы потом использовать полученную информацию на пользу дела. Но, скорее всего, дело было в мести. Самом банальном ходе, на который Мирта обычно решалась от бессилия и зависти пополам с ревностью. Во всяком случае, так думал Катон. Углубляться в мотивы поступков девушки было гиблым делом. Хотя и довольно занимательным. Эта игра всегда нравилась Катону, но сейчас он чувствовал себя не в своей тарелке. Если бы Мирта переспала с Марвелом, это ещё можно было бы как-нибудь стерпеть или даже простить - скрепя сердце, конечно. Но Мелларк... Это было ударом ниже пояса. Может ли чужая красота вызывать агрессию? Только очень наивные люди, типа тех, кто считает, что красота спасет мир, могут думать, что это невозможно. Приготовления Мирты к светскому приему ("наведение красоты"), не говоря о ее поведении с поклонниками и даже просто в социальных ситуациях, вызывали у Катона по обыкновению приступы бешеной ярости, поскольку в эти минуты (как ему казалось) она откровенно воевала с ним, пользуясь свойственным ей оружием: ярко накрашенными губами и веками, блестящими глазами и зовущим (понятно, куда) голосом. Однако сцены ревности и любые прямые выяснения отношений, плавно переходящие в скандал с легким рукоприкладством, не давали никаких положительных эффектов, но в результате Катон ощущал себя побежденным и униженным, а о чувствах Мирты даже догадываться не приходилось. В итоге Катон вынужден был смириться и признать, что чужая красота и любовь не могут служить ему лично, или это происходило в той мере, в которой Мирта была к этому склонна, и не более того. По обыкновению, если парень смирял свою (сознательную и бессознательную) агрессию, этот аспект давал ему и Мирте сильные взаимные чувства, хотя и совершенно разные по своей природе, и прекрасное взаимопонимание - если Мирта-таки училась щадить чувства профи, непременно обостряющиеся при включении его любовных энергий и программ с ключевыми словами: любовь, красота, социальность. В общем же Мирта давала ему урок простой, но жестокий: сам Катон должен был научиться давать миру то, чего, как ему казалось, он недополучал от своей будущей соперницы на Арене.