Несут нас похожие черти

Разговор шестой, о новых началах. Федю ведёт. Он даже не понимает, что он делает и не может определить, что чувствует. У него под кончиками пальцев Костины голые рёбра, губы — на Костиных губах, его собственную шею сжимает Костина ладонь, и всего этого так много и так недостаточно одновременно. Он долго ждал — он ждал почти год, с тех самых пор, как увидел Кучаева на газоне, когда он не смог подняться, а Федя с каждой секундой чувствовал заполняющий легкие страх, потому что а вдруг. А вдруг случилось, и вот уже ночные разговоры, когда Костя один в Италии, а Федя в Москве, и даже не может взять того за руку, чтобы точно убедить — хотя бы себя — что всё будет в порядке. Он тогда осознал, что Костя, возможно, чуть больше, чем друг, но совсем не знал, что с этим делать, так что просто ждал. Федя ждал терпеливо, старательно, ни на что не надеясь, но отчаянно желая, и теперь, получая всё, чего он хочет, он настолько заполошен и настолько торопится успеть как можно больше, потому что не знает, когда это закончится. Костя сказал ему не останавливаться, но Федя знает, что при малейшем знаке недовольства он отлетит от друга в противоположный угол комнаты и никогда его больше не тронет, потому что это Костя, а Федя хоть и влюблён, никогда не сделает ему больно ради собственных моментов удовольствия. Но Костя не подаёт признаков недовольства — он отзывается размеренными движениями, выгибаясь в пояснице на Федины твёрдые прикосновения к талии, тихо постанывает в поцелуй, а после стонет чуть громче, когда Федя с губ переходит на шею. Шея у Кости тонкая и бледная, поэтому Федя предельно осторожен — он ещё не знает, куда приведут эти спонтанные поцелуи, и оставлять на Костиной шее отметки он не хочет. В команде заметят моментально, а отдуваться потом будет не он. Так что он только легко ведёт губами вниз, совсем легко втягивает кожу, но зубами не касается, хотя так хочется прикусить и услышать, как Костя на такое отзовётся, потому что на всё, что Федя делал до этого, он отзывался такими сладкими вздохами и полустонами, что Федя не знает, готов ли он за них умереть или жить вечно, только чтобы постоянно их слышать. Костины пальцы перебирают Федины кудри — неосторожно, иногда цепляясь, но сейчас — идеально, вторая его рука задрала Федину футболку почти до самой шеи, Костя цепляется ногтями за его лопатку, ведёт ниже, к пояснице, когда Федя все-таки не сдерживается и прикусывает кожу на шее, тут же чувствует давление на свою макушку, а Костина нога оплетает его бёдра и тянет вниз. Если Федю спросить, как его губы оказались в районе Костиных рёбер, он не сможет ответить, потому что его разум в горячей дымке, хочется только трогать, целовать и чувствовать, поэтому он спускается ниже, тянет Костину футболку наверх, и только какой-то задней мыслью осознаёт, что тот сам снимает ее окончательно. Он целует сначала ключицы, руками сжимает бока, правую перемещает на бицепс и цепляется так сильно, что боится оставить Косте синяки, но разум не может думать о двух вещах одновременно, так что он продолжает вести губами ниже, обводит языком сосок и почти не чувствует изменения в Костиной отзывчивости. На пробу ведёт ещё раз, но ничего не меняется, так что Федя спускается ниже, к рёбрам, делая ментальную заметку, что соски, похоже, совсем не чувствительная Костина зона. А вот бока — совсем другое дело, Федя ощущает, как Костя распаляется от чувства его зубов на своих рёбрах, поэтому не сдерживает себя, прикусывает кожу справа от пупка, на что Костя издаёт какой-то совсем греховный стон, тянет Федю за волосы и притягивает его лицо к своему, снова целуя в губы. Федя на чём свет стоит клянёт свои узкие джинсы, потому что давление становится совсем болезненным, хочется расстегнуть ширинку и скинуть их вместе с бельём, получить разрядку. Он чувствует Костино возбуждение своим бедром, знает, что тот в сейчас в одних фланелевых домашних штанах, что под ними нет никаких трусов, потому что нижнее белье Костя презирает как данность, и если может его не носить — не носит, и Федя никогда до этого не думал об этой особенности друга, но сейчас его крыша уже давно съехала, и всё его сознание заполняется тем, как легко он может просунуть руку под резинку штанов и довести Костю до оргазма. Он даже боится представить, как Костя на это отреагирует, потому что ещё парочка таких стонов — и Федя сам кончит в трусы, как подросток от лесбийского порно. Костя с силой сжимает его шею одной рукой, а вторую опускает к ширинке Фединых джинс, и тут Чалов внезапно трезвеет. Он резко отстраняется от Кости и с испуганным вздохом почти отлетает на другую сторону дивана, садясь так, чтобы не касаться лучшего друга. Сделать это оказывается сложно, потому что тот мало того, что развалился на весь диван, так ещё и не отпускает его, обхватывает ногами талию, тянет на себя, так, что Федя все равно оказывается сверху на Косте, слишком близко, лицом к лицу. У Кости растрепанные волосы, красные-красные щеки и опухшие губы, глаза осоловелые, почти стеклянные, и видно, что он мало что понимает, особенно резкую перемену настроения своего друга, так что только хмурится и проводит большим пальцем по Фединым губам, но к себе уже не тянет. — Кость, — у Феди голос охрипший, получается только шёпотом, — надо остановиться. — Зачем? — в ответ Кучаев сильнее хмурится, и Федя чувствует иррациональное желание провести пальцем меж его бровей, чтобы расправить морщинку. Федя сегодня своим иррациональным желаниям следует, так что так и поступает с легкой нежной улыбкой. — Ты сам говорил, что тебе важен первый раз, что он должен быть с кем-то особенным. — Ну да. С тобой, например, ты думаешь, ты для меня не особенный? Федя только мотает головой. Особенный, конечно, он знает, что особенный, они оба друг у друга особенные, вот только Костя совсем не знает, как сильно Федя в него влюблён, и как сильно его сердце разобьётся, если он один раз получит все, а потом будет вынужден вернуться обратно, когда касаться можно только совсем незаметно, по-дружески, когда нельзя просто так прижать к себе и поцеловать, забраться пальцами под одежду и легко пощекотать рёбра, когда, конечно, есть всё, что у них было раньше, но Федя уже почувствовал вкус чего-то большего, и возвращаться назад ему будет больно, так что свою боль он старается свести к минимуму. — Нет, ты не понимаешь, я так не хочу, — говорит он, и тут же жалеет о выборе слов, потому что Костино лицо в момент становится болезненно обиженным и виноватым, он пытается выбраться из-под Феди, активно шевеля ногами, отчего упирается коленкой прямо Чалову в пах, тот шипит и кривится, но Костю не отпускает, — да стой ты, Костя, успокойся, я не имел в виду, что не хочу тебя, по-моему, уже очевидно, что это не так, — Костя останавливается и подозрительно щурит глаза. Федя делает глубокий вдох и решает, что если не сейчас, то уже и никогда, — я влюблён в тебя. Сильно и уже давно, прости, что раньше не сказал, но это правда. И я не хочу сейчас почувствовать, каково это, быть не просто друзьями, чтобы потом этого снова лишиться. Мне будет больно, и плохо, и давай остановимся, пока это не зашло слишком далеко. Я не могу быть твоим экспериментом, прости. Федя все это говорит, сидя на Костиной талии, прикрыв глаза и едва дыша, не зная, чего ожидать от Кости после его признания. У того явно помутнение рассудка, он все время с момента рождения Жориной дочери ходил, как пришибленный, так что Федя прекрасно осознает настроение друга и его желание наконец получить от жизни все, но сам участвовать в этом не готов. Он почти решается снова открыть глаза, когда чувствует болезненный удар в грудь, Костя внезапно скидывает его с себя и подскакивает на ноги. — Ты идиот? — Федя смотрит на друга и не узнает того. Костя очевидно в ярости, и Федя впервые его таким видит, — головой ударился где-то на поле, или что? — он почти кричит, так что Феде даже немного страшно, — как тебе вообще такое в голову пришло? Ты за кого меня держишь, думаешь, я бы просто так тобой воспользовался? Поэкспериментировал? — Костя аж задыхается на последнем слове от гнева, машет руками, меряя комнату шагами, пока Федя ошарашенно хлопает глазами, сидя на диване, — год за ним бегаешь, думаешь, какой же Федя прекрасный, какой же Федя хороший, всё делаешь, чтобы его внимание получить, но как-то не спалиться, что влюблён в лучшего друга, не дай Бог, чтобы только не потерять, а ты что? — обвиняюще тыкает в него пальцем и передразнивает, — «не могу быть твоим экспериментом», вот, что ты обо мне думаешь? Придурок! — и неожиданно снимает с ноги домашний тапок и кидает его прямо Феде в лицо. Тот ловит благодаря каким-то невероятным инстинктам, но сам всё ещё пытается осмыслить, что ему Костя только что наговорил. — Так ты это все... не просто так? В ответ ему в лицо всё-таки прилетает второй тапок, благо мягкой стороной. Костя стоит посреди комнаты, босой, в одних штанах, растрёпанный и злой, как черт, а Федя может только глупо улыбаться, глядя на него, потому что вот оно — всё, чего он хочет, только руку протяни, стоит, хмурится, пальцы на ногах жмёт, потому что тапки все раскидал, а паркет в квартире холодный. Костя тоже как-то едва заметно тает, заметив Федину улыбку, делает шаг вперёд, так что Чалов умудряется схватить его за бёдра, притянуть к себе и уткнуться носом куда-то в пупок. — Кость, я у тебя такой придурок. — Это правда, — отвешивает ему легкий подзатыльник и тут же гладит по голове, зарываясь пальцами в волосы. — А ты в меня правда влюблён? — Правда, угораздило вот на свою голову. — Кость, — Федя задирает голову, чтобы посмотреть Кучаеву в глаза, — а мы теперь как бы вместе? Ну, встречаемся? — Экспериментируем. Федя счастливо улыбается и кусает Костю за правый бок. Разговор седьмой, о секретах. Федя стягивает с себя футболку после вечерней тренировки и уже планирует улететь в душ, когда рядом с ним неожиданно оказывается Кирилл с улыбкой и энергией человека, который не отпахал только что несколько часов на поле. Феде такое непонятно — он первые полчаса после тренировок вообще двигаться не хочет, существует на автомате, а вот Кирилл почему-то полон сил и планов. — Чал, а как у тебя сейчас на личном? — спрашивает Набабкин, демонстративно улыбаясь. Федя чувствует, как за его спиной Костя перестаёт складывать в сумку вещи и заинтересованно выглядывает из-за его плеча. Федя на этот вопрос вспоминает, как вчера Костя уложил его на свою кровать и долго и мучительно покрывал все тело легкими поцелуями, чуть цепляясь зубами, не оставляя следов. Для Феди такой Костя — это пытка, потому что у него чувствительность и так высокая, а когда его так распаляют — просто зашкаливает, так что половину вчерашнего вечера он провёл, метаясь по кровати, словно в лихорадке, и кусая губы, чтобы не стонать уж слишком громко. Косте это не нравилось, так что он аккуратно спускался все ниже, к лобку и мягкой коже бёдер, но обходил член, не обращая внимания на Федины руки, которыми тот пытался направить голову парня в нужном направлении. Так что в какой-то момент Федя не выдержал и сдался, заполошным шепотом почти умоляя Костю прекратить, наконец, эти дурацкие игры, на что Костя только облизнулся. Оргазм после этого пришёл до обидного быстро. Так что с личной жизнью у Феди проблем нет, вот только сообщать об этом Кириллу он не хочет сразу по нескольким причинам. Во-первых, не его дело. Во-вторых, в него сразу полетит куча вопросов, а Федя не в том состоянии, чтобы придумать правдоподобную ложь. А в-третьих, ему честно интересно, с чего бы Кирилл вообще стал такое спрашивать. Помимо Кости, у которого в этом разговоре присутствует личный интерес, уши навостряют ещё и Ильзат с Ваней, и Феде хочется закончить с этим поскорее, потому что выражение лица Кирилла ничего хорошего не сулит. — А зачем тебе? — Федя подозрительно щурит глаза. — Да вот думаю поработать сводником на полставки, — Кирилл вздыхает одновременно разочарованно и вдохновлённо и начинает размахивать руками, — у тебя ж нет никого, а я тут недавно был на ужине у друга с его семьёй, у него племянница — твоя одногодка, я поначалу, естественно, даже внимания не обратил, а потом пригляделся и понял — она ж Кучай в юбке! На этом моменте монолога у Кости вырывается непроизвольное «че?», а Федя удивленно вскидывает брови. Кирилл смотрит на них так, будто они должны были понять все по одной этой фразе. — В смысле? — спрашивает Федя, — что значит «Кучай в юбке»? — Ну, во-первых, тоже светленькая такая, с острым носом, — Костя непроизвольно начинает трогать свой нос, — манеры какие-то похожие, говор, тоже из Рязани, музыку эту Кучаевскую любит, всё такое. Короче, напомнила она мне Костяна! — А причем тут я и моя личная жизнь? — вырывается у Феди до того, как он успевает подумать о том, что позже об этом вопросе пожалеет. В следующую секунду происходит сразу три вещи: Кирилл вскидывает руки, будто ответ очевиден, Костя резко и шумно вдыхает, а Ильзат и Ваня начинают ржать на всю раздевалку, привлекая внимание остальной команды. Федя краснеет. — Ну как причём, Чал, у тебя ж нет девушки, вот я и подумал, с кем ты можешь лучше сойтись, чем с копией Кучаева, очевидно же. У Феди, видимо, коротит в мозгу, потому что следующее, что он говорит, здравым смыслом вообще не объясняется: — Зачем мне Костина копия, если у меня уже есть настоящий? — и поворачивается к Кучаеву, который смотрит на него с убийственной смесью эмоций на лице. Федя знает эту улыбку — она у Кости появляется каждый раз, когда Федя приносит ему в кровать горячий зелёный чай, если тому лень вставать и отвлекаться от очередного кино; она у Кости каждый раз, когда Федя закидывает его ступни на свои ноги и начинает массировать после тренировок; она у Кости каждый раз, когда Федя кидает в него шапкой, заставляя надевать ее даже в не самые холодные дни. Он также знает эти Костины распахнутые глаза — их он получает каждый раз, когда где-то проёбывается: опять оставляет полотенце висеть на двери Костиной ванной или уходит в Костиной футболке. Федя не знает, на что реагировать сначала, потому что, похоже, Костя и сам определиться не может, что думать. В раздевалке стоит звенящая тишина, и до Чалова начинает медленно доходить, что он сказал. — Я... ээээ... имею в виду, что... ну, — не знает, как себя оправдать, но оно и не требуется. — Да уж, вот и пытайся сделать доброе дело, всё ему не нравится, — фырчит Кирилл, бьет ошарашенного Федю полотенцем по заднице и отходит к своему шкафчику. Сбоку раздаётся сдавленное хихиканье. — Я не буду это комментировать, — Ильзат машет рукой, а потом повышает голос и идёт за Набабкиным, — Кирилл Анатолич, может, мне свою копию найдёшь? — закидывает Набабкину руку на плечи, а тот только с фырканьем скидывает с себя мальчишку и отвешивает и ему шлепка полотенцем. Федя полностью разворачивается к Косте, который стоит, закрыв лицо рукой, и как-то истерично хихикает, а Ваня рядом громко вздыхает и бурчит под нос что-то подозрительно похожее на «идиоты». *** Федя откидывает пассажирское сидение Костиной машины и раскидывает ноги настолько, насколько это вообще позволяет узкое пространство, когда они выезжают с парковки в Ватутинках. На светофоре Костя недовольно фырчит и бьет Федю по коленке — с машиной у Кучаева отношения особенные, так что он тщательно следит за Федиными ногами — не дай Бог что замарает. Федя сводит ноги и замечает на себе неуверенный Костин взгляд. — Кость? — Федь? — На дорогу смотри, чего на меня пялишься. — Красивый ты, с тобой хоть помирай, — Костя усмехается, но Федя моментально замечает его нервозность. — Серьезно, что с тобой? Ты из-за Кирилла? — Федя, на самом-то деле, сам немного грузится из-за слов Набабкина и немного побаивается, что теперь они окончательно спалились на всю команду. Они и до этого были близки к грани: на Костиной коже слишком легко остаются следы и засосы, а на дворе уже апрель, и для шарфов слишком тепло, а Федя со своей тактильностью иногда забывается и переходит границы, то почти оставляя легкий поцелуй на Костином виске, то проводя ладонью по его оголенному животу. Но ничего слишком серьезного до этого не случалось, так что в команде, вроде бы, никто не знал. — Ну, не совсем, — Костя мнётся, так что Федя сразу его перебивает. — Ты не грузись, я правду сказал, нахрена мне какие-то твои копии, я тебя настоящего хочу. — Да нет, я не из-за этого, хотя приятно, конечно, — Костя снова касается его коленки, но на этот раз быстро поглаживает, забираясь пальцами в дырку на джинсах, — Федь, а ты бы меня своим родителям представил? — В смысле «представил»? — Федя быстро касается Костиных пальцев у себя на коленке, а потом пробегается по его предплечью, пока тот не кладёт руку обратно на руль, — вы же знакомы уже сколько лет. Моя мама тебя третьим сыном вписать готова, честное слово, думаю, Даня ревнует. — Нет, я имею в виду, как своего парня, — Федя на это неловко кашляет и потирает ладонью затылок, на что Костя поспешно поправляется, — ну, знаешь, только если ты хочешь, это совсем необязательно! — Да нет, не в этом дело... Просто, я маме уже рассказал, что мы вместе. И папа тоже знает. А Даня вообще давным-давно про мою влюбленность в тебя в курсе, — Федя прочищает горло от нервов, — так что представлять уже особо и не надо. Федя нервничает, потому что не знает, как Костя отреагирует. Тот никогда не проявлял особенного желания кому-то о них рассказывать, и все их отношения ограничивались закрытыми дверями, незаметными прикосновениями и украденными поцелуями в коридорах базы и стадиона. Федя не жалуется — ему не нужны публичные проявления любви или громкие признания, ему хватает Костиных счастливых улыбок, тихих стонов и отзывчивости в прикосновениях. Но семье он не мог не сказать. Даня выстрадал своё право знать обо всем, что происходит в жизни брата, когда выслушивал слезливые жалобы на Костино отсутствие на медицинских обследованиях и задержки в его восстановлении в три часа ночи по телефону, а ещё тогда, когда первым открыл Феде глаза на то, что, возможно, грустит он без Кости не просто так. А мама всегда просто знает — от неё он ничего не может скрыть. Так что сейчас Федя надеется на то, что Костя его поймёт. — Слава богу, — выдыхает Кучаев, — мои тоже всё знают, так что тебе придётся летом пару дней выделить, чтобы в Рязань съездить. Федя облегченно смеётся. И от того, что Костя понимает, и от того, что строит на него планы на пару месяцев вперёд. — Придётся выделить, — он улыбается и получает по рукам, читая в мимолетном Костином взгляде «не колупай мне обивку», — как думаешь, а парни уже догадались? Он спрашивает с напускной легкостью, но на самом деле слегка волнуется, потому что вдруг все и правда уже обо всем знают. — После твоего сегодняшнего представления?— фыркает Костя, — наверняка. — И что делать будем? — Да ничего, пусть будет, как будет. На следующей неделе они все-таки рассказывают напрямую Виктору Михайловичу, но тот только качает головой: если не мешает на поле, то хоть оргию устраивайте. Остальным они ничего не говорят в открытую, но все равно становятся чуть свободнее. Костя все ещё требует не оставлять на себе никаких засосов, потому что они и так чуть не пострадали от Кириллова длинного носа, но свою тактильность Федя теперь может выгуливать без зазрения совести. Конечно, он это делал и раньше, когда они были друзьями, постоянно касаясь Костиных плеч, целуя в макушку или поправляя волосы, но теперь, когда поцелуи в макушку превратились в поцелуи в лоб или в висок, а прикосновения к плечам — в прикосновения к талии, и всего этого стало несоизмеримо больше, им обоим стало как-то легче дышать. Федя целых две недели думает, что на самом деле никто ничего не замечает, пока к нему не подходит Ваня: — Наконец-то вы с Кучаем высунули головы из своих задниц, — говорит Обляков и хлопает его по плечу, — поздравляю. И оказывается, что об их влюбленности друг в друга вся команда знала раньше них самих. Разговор восьмой, об уверенности. Костя не бреется уже четвёртую неделю. Федя поначалу даже не замечает — у Кости светлые волосы, поэтому щетину особенно не видно, так что действительно осознаёт реальность Чалов только тогда, когда чувствует на своём лице небольшое раздражение после каждого их поцелуя. Он трёт кожу над губой, которая в ответ неприятно щиплет. Не больно — просто необычно. Перед ним никогда не вставала такая проблема раньше, над растительностью на лице Федя не задумывается: у самого борода растёт плохо и пятнами, так что он бреется почти каждый день — наверное, если он даст время, то и щетина его отрастет, станет более ровной и приличной, но лучше уж всегда гладко выбритым, чем неделями терпеть шутки о несостоявшемся пубертате. Костя тоже всегда предпочитает бриться, хоть и не так часто, потому что волосы у него менее заметны и растут не так быстро. Так что Костина щетина для Феди абсолютно в новинку и всех ее последствий он не может даже представить. А последствий оказывается много. Начинается все с раздражения. Проблема в том, что они все ещё на том этапе, когда поцелуев не может быть достаточно. Они целуются, когда смотрят вместе фильмы. Они целуются, когда Костя готовит. Они целуются, когда Федя моет посуду. Они целуются перед каждой игрой. Они целуются перед тренировками, после тренировок, просыпаясь по утрам и засыпая по ночам. Федя бы думал, что это не совсем здоровое поведение, но им едва за двадцать и они влюблены, и его желание постоянно целовать своего парня не смогут отбить ни неодобрительные взгляды Жоры, ни легкое раздражение на щеках и коже над губами. Он просто покупает другой гель для бритья. Придумать, что делать с раздражением от Костиной щетины на внутренней стороне его бёдер оказывается чуть сложнее, особенно когда во время одной из тренировок неприятно облегающая форма напоминает о красных пятнах на коже, а также о том, как они были получены, и Феде приходится глубоко подышать с минутку, чтобы вернуть свой разум в подходящее состояние. В какой-то момент Федя осознаёт, что на самом деле Костя прекрасно понимает, какое влияние на него оказывает его новообретенная растительность. У Кости в квартире довольно маленькая кухня, им вдвоём там едва хватает места развернуться, поэтому обычно, когда после ужина Федя домывает посуду, Костя в гостиной уже раскладывает подушки на диване и заряжает телевизор очередным фильмом или настраивает приставку. Не в этот раз — Федя чувствует руки на своей талии и Костино тело, прижимающее его к себе спиной. Он споласкивает последнюю чашку, выключает воду и разворачивается лицом к своему парню, и Кучаев тут же тянется к нему за поцелуем. Федя улыбается — у него вообще улыбаться вошло в привычку — кладёт ладони Косте на плечи и вжимается ему в грудь, чувствуя, как тот делает шаг вправо, резко поднимает его и сажает на столешницу, прерывая поцелуй всего на секунду. Костя встаёт между Фединых ног, ведёт носом по щеке, прикусывает мочку уха и опускается к шее. Его щетина ощущается на Фединой коже прикосновениями огня, когда Костя случайно проводит подбородком по его ключице, щекой скользит по изгибу шеи, отодвигая горло футболки. Федя чувствительный. У него чувствительная кожа — он боится щекотки, ощущает даже самые легкие прикосновения, и для него это всё — в три раза больше, чем для всех остальных. Поэтому Федя любит их с Костей динамику, особенно в сексе. Костя всегда знает, когда стоит чуть надавить, а когда — расслабить, читает его по малейшим вздохам и передвижениям, легко целует, когда Федя на взводе и крепко держит, вдавливая кожу пальцами, распаляет укусами и — прямо сейчас — своей дурацкой щетиной. У Чалова шарики за ролики, похоже, потому что он честно не помнит, когда и как успел избавиться от футболки, но зелёная ткань смятым комком валяется на стуле рядом, а Костя кончиками пальцев ведёт по его рёбрам. Федя кладёт ладони на Костины бёдра и чуть задирает его шорты, забираясь под них, предсказуемо не ощущая на парне никакого нижнего белья. Костя едва слышно стонет и ведёт бёдрами, отстраняясь от Фединых рук. — Не торопись, — влажно шепчет он куда-то Феде в ключицу и тут же, скользнув по коже подбородком, обхватывает губами его сосок. Федя задыхается. Для Кости соски, может быть, совсем не чувствительная зона, а вот для него — особенно. Костя стоит в неудобной позе, согнув спину, поэтому долго так не продолжается. Он встаёт сначала на одно колено, отчего Федя едва слышно хихикает, сразу же задыхаясь, когда чувствует, как легко Костя губами втягивает кожу прямо над резинкой его спортивных штанов, а потом неловко стягивает их вместе с обтягивающими боксерами, на что Федя только удовлетворённо стонет. Костя опускается на оба колена, кладет подбородок Феде на ногу, смазанным движением проводя по коже, и подушечками пальцев чуть щекочет внутреннюю сторону бёдра. Чалов открыто стонет от контраста жестких волосков и нежных пальцев, выгибает спину и смотрит на своего парня. И тут же об этом жалеет, потому что у Кости совсем нет ни стыда, ни совести. Кучаев смотрит на него из-под слегка опущенных ресниц, улыбается по-хулигански и проводит щекой по его бедру, не отводя глаз. То, как быстро, легко и до какой степени Костя способен его возбудить, уже попросту неловко: Федя, конечно, молод, но его подростковые годы с эротическими снами и влажными простынями по утрам остались далеко позади, и он предпочитает думать о себе, как о взрослом мужчине, который способен держать себя в руках. Но рядом с Костей у него редко получается. Костя знает о нем все, знает его тело до последнего сантиметра, чувствует, как свое собственное, поэтому Феде так трудно сосредоточиться, он только отзывчиво подаётся навстречу Костиным прикосновениям, откидывает голову назад, едва не ударяясь о кухонный шкафчик и тяжело-тяжело дышит. Костя снова улыбается и совсем легко целует, обхватывает кожу бедра губами, и Феде сносит крышу. Он не очень помнит, что Костя делает конкретно, помнит только его рот, руки, волны удовольствия и свой до нелепости быстрый оргазм. Уже спустя час, когда Федя собирает свои мысли в порядок и мстительно доводит самого Костю до оргазма, по улыбке понимая, что тот его мстительные планы оценил совсем не так, как Федя предполагал, они устраиваются на диване: Федя, окутанный декоративными подушками со всех сторон, с очередным видеоуроком английского в планшете, и Костя, уложивший голову к нему на колени, с устрашающих размеров книгой Диккенса. Федя увлечён голосом профессора и попытками уловить каждое его слово, периодически делает заметки и прикрывает глаза, мысленно повторяя важные слова и предложения, его пальцы путаются в Костиной чёлке, и он совсем не замечает, как тот постепенно меняет позу, поворачиваясь на бок и обнимая Федю за живот. В какой-то момент Костя, видимо, начинает засыпать, так что откладывает книгу, прикрывает глаза и устраивается поудобнее, чуть задирая Федину футболку со спины, едва касаясь проводит кончиками пальцев по коже, отчего одновременно немного щекотно и приятно. Федю одолевает необъяснимая нежность, когда Костя подставляется под его пальцы, которыми он чуть сжимает его шею, а щекой ведёт по оголённому животу, словно ластящийся кот. Чалов снова чувствует этот убийственный контраст Костиной жесткой щетины и мягких прикосновений пальцев к спине и думает, что Костя весь такой — контрастный. Задумчивый, но потрясающе решительный, мягкий вне поля и бесстрашно жёсткий в игре, упёртый и неотступный, где нужно, но такой отзывчивый и уступчивый, когда чувствует, что Феде это нужно. Умный и догадливый, читающий Федю, как самого себя, но при этом почти год искренне не видящий того, как сильно Федя в него влюблён. — Кость? — Федь? — Федя слышит, что парень и правда уже почти спит, его имя выходит шепотом, едва приоткрытыми губами. — Мне кажется, я тебя люблю, — он тоже переходит на шёпот. — Ты дурак, Федь, — Костя улыбается и щипает его за бок, поворачивается на спину и смотрит прямо в глаза, — я вот тебя точно люблю. Мне ничего не кажется. Федя смеётся и проводит большим пальцем по Костиной щеке, чувствуя шершавую щетину подушечкой. — Специально щетину отращивал? — Ага,— Костя и правда похож на кота, ластится к Фединой ладони и почти мурчит, — видишь, сработало. Тебе стало казаться, что ты меня любишь. Не придумал правда пока, что бы такого сделать, чтобы казаться перестало. — Ничего не делай, — наклоняться неудобно, он упирается локтем в спинку дивана и откидывает планшет в сторону, но все равно шепчет Косте прямо в губы, — люблю тебя. Щетину Костя сбривает следующим утром. Федя почти по ней не скучает. Разговор девятый, о принятии. Федя сидит на заднем сидении такси, с силой сжимает телефон в руке и упорно смотрит в окно, пытаясь сосредоточиться на коротком пути от Костиной квартиры до своей. У них за все время знакомства было всего две ссоры. Они, конечно, спорили и во многом не соглашались друг с другом, но Косте всегда хватало спокойствия и уравновешенности, чтобы не распаляться и не злиться, а Федя никогда не был слишком конфликтным, не любил конфронтации и всегда их избегал, даже если и не самыми разумными путями. Федя прекрасно помнит обе эти ссоры, а также помнит, что виновником обеих был он сам. Когда они с Костей только познакомились, им обоим было по семнадцать лет, и Федя был неуверенным в себе подростком, которому хотелось иметь много верных и классных друзей, и с Костей они нашли общий язык так резво, что ему казалось, будто его в ЦСКА прислал ангел. Паша, в то время крепко державший за собой звание Фединого лучшего друга, так не думал. Сейчас Федя не помнит всех подробностей: Паша постоянно задирал Костю, тот предпочитал отмалчиваться, а потом и вовсе стал избегать Пашу, а вместе с ним и Федю, и в какой-то момент, на очередную глупую Костину отмазку, Федя вдруг от обиды сорвался: сказал что-то про трусливость и идиотизм, повысил голос, размахался руками и не давал Косте вставить и слова. Тот в ответ в итоге просто поджал губы, вздернул нос, сказал что-то про то, что Паша с Федей — два сапога пара, и оставил его одного. Они не разговаривали почти неделю, пока Федя переваривал новое положение вещей, усмирял свою гордость и думал, что делать, а Косте просто не хотелось подставляться ещё больше. Костя вообще не понимал, что он такого натворил — ему всего-то хотелось с Федей подружиться, а у того уже какая-то цепная собака вместо лучшего друга, и Костя, конечно, терпелив до посинения, но слушать оскорбления и подначки мало кому хочется. Это Костя Феде уже позже рассказал, спустя пару лет. Феде самому тогда пришлось идти извиняться, вбивать здравый смысл в Пашу и модерировать их общение между собой. Сейчас они все повзрослели, и Федя только рад тому, что Костя и Паша дружат, несмотря ни на какие прошлые недопонимания и агрессию. Но та первая ссора — до сих пор самая крупная за все время, что они друг друга знают, и хотя тогда они ещё не были очень близки, Федя хранит её в своих воспоминаниях всегда, как пример того, как себя вести не надо. Вторая ссора была ещё глупее. Костя случайно то ли наступил на Федин плеер, то ли уронил его, в итоге сломав, а Федя, злющий после неудач в основном составе, выхватил разбитый гаджет из рук друга, швырнул его через весь коридор базы и наговорил кучу неприятного. Костя только смотрел огромными глазами и пытался вставить извинения, но Федя снова ему не дал, ускакав поскорее домой. На следующий день Костя притащил абсолютно новый плеер и с какой-то страшной виной на лице вручил его Чалову, тут же тушуясь и уходя к своему шкафчику. Федя уже тогда знал, что накосячил: кричать и злиться на Костю, когда тот совсем не виноват, и вымещать на нем свой негатив — попросту некрасиво, но снова лишние сутки боролся со своей гордостью, чтобы подойти к Кучаеву, который как-то боязливо его избегал, и толково извиниться. Сейчас Феде извиниться несложно. Он бы и набрал Костю сам, и даже приехал бы, вот только за что извиняться, он не знает. Они ругаются так спонтанно и неловко, словно больше выплескивая друг на друга лишние эмоции, чем действительно высказывая претензии, и впервые Федя не единственный виноват в их ссоре, так что он даже не знает, как себя вести. Вся ситуация сюрреалистична, он прислоняется лбом к холодному стеклу окна в такси, слушает размеренный дождь на улице и чуть ударяется головой о стекло, когда водитель не успевает избежать кочки. Телефон в его руках молчит. Федя привык проводить почти все свободное время с Костей у Кучаева дома. Его двушка больше, ближе к базе и просто как-то уютнее, поэтому у Феди они вдвоём бывают крайне редко, да и сам он у себя проводит три или изредка четыре ночи в неделю, на остальное время оставаясь у Кости. Им так легко — особенно после тренировок и игр, когда Феде нужно лечь и отдохнуть, посмотреть в потолок и пропустить усталость через себя, а у Кости адреналин играет в крови, и он активен и свеж, готовит им ужин, шатается по квартире, позволяя Феде занять весь диван в гостиной, трещит о чем-то своём, легком и приятном, и Федя в такой атмосфере быстро приходит в себя, улавливает момент, когда энергия его парня истекает и ловит того на повороте, кладёт на диван рядом с собой, делает вид, что массирует ему ноги и даже почти не комментирует глупости очередного фильма на экране. Им так удобно, и Феде кажется, что эта рутина — все, что ему нужно, пока не начинает замечать за Костей те самые дурацкие привычки, что видел ещё летом на отдыхе. Федя знает, что и сам не идеален. Он знает точно, что Костю бесит, когда он докапывается до мелочей в книжках и фильмах, когда он забирает себе Костины футболки и не возвращает, когда пользуется не тем полотенцем или забывает убрать его в ящик, когда говорит с зубной щеткой во рту и поёт песни в самых рандомных местах. Федя знает и замечает Костино недовольство, старается исправиться и следить за собой, но привычки так просто не вытравишь, а Костя вряд ли когда-то просто скажет ему напрямую о том, что ему не нравится, скорее смирится и будет терпеть. И Федя понимает, что и сам тоже должен смириться с какими-то Костиными пунктиками. Что незакрученная крышечка зубной пасты — это не страшно, что мокрые следы от ступней на паркете можно вытереть, что в звуке ударяющейся ложечки о кружку нет ничего криминального, но только Феде кажется, что сам он старается что-то поменять и бесить Костю поменьше, а Костя будто и не замечает. — Можешь не стучать ложкой, пожалуйста? — бросает он неосторожное, и все закручивается само собой. На двери ванной висит неубранное Федей полотенце, а на кухне — шкафчик нараспашку, который Федя забыл закрыть. Костя трясёт мокрыми прядями волос, оставляя на паркете скользкие капли, а в коридоре его кроссовки валяются просто так, мимо обувной полки. Они кричат, и Федя машет руками, и Костя сжимает ладони в кулаки, и в какой-то момент: — Если хочешь устанавливать свои порядки, то и проваливай в свою квартиру! — Ну и свалю! И вот почти в полночь Федя несётся под дождем от такси до подъезда своего дома, потому что зонт забыл у Кости. Квартира пустая и темная, ему нечего есть, так что он пьёт голый горячий чай и пялится в выключенный телевизор. Феде просто неприлично холодно и противно. Чувство вины начинает накатывать крупными волнами, одна за одной, и он хочет извиниться перед Костей и вернуться к нему, позакрывать все шкафчики, сложить все полотенца и вытереть все полы в квартире, только бы не сидеть сейчас одному в тишине. Но он не может. Ощущение выброшенности и отчужденности накрывают с головой. Федя и правда не должен был вносить свои правила и привычки в Костину квартиру, он знает, что это неправильно и бескультурно, но ему все-таки хочется, чтобы они вдвоём вносили эти новые изменения в жизнь друг друга, старались, меняли и принимали, чтобы это было вместе и друг для друга. А Костя выставляет его из своей квартиры, закрывает за ним дверь и остаётся один в своём мире, где есть звуки стука ложки о чашку, закрытые шкафчики, сложенные полотенца и мокрые следы на паркете, но нет места Феде. Так что он не знает, может ли сделать первый шаг и насколько может переступать границы, которых казалось, что раньше у них с Костей не было, а теперь появились, и Федя с ними жить не умеет. Засыпает он судорожно и долго, с открытыми окнами и сквозняком. Наутро голова болит почти невыносимо, а ветер с дождём и открытые окна делают своё дело, так что Федя расстроенно шмыгает носом, видя на термометре температуру на пару градусов выше положенного. У них выходной и тренировок сегодня нет, но все равно первым делом он звонит командному врачу и предупреждает о своём состоянии, и тот выписывает ему три дня отдыха и возможный пропуск следующей игры. Федя в силах сегодня ограничен и потратить их может только на что-то одно: либо расстроиться по этому поводу, либо начать лечиться, так что выбирает второе. Он думает позвонить Косте и попросить того привезти ему жаропонижающие и лимон с имбирем, но на часах восемь утра, и даже если бы они не были в ссоре, Федя все равно не стал бы его будить в такое время. Костя, наверное, все равно бы взволнованно примчался, но Федя, в конце концов, не умирает, а аптека у него есть прямо в доме на первом этаже. Спустя полчаса он запивает антибиотики горячим чаем и проваливается в беспокойный сон. Будит его во второй раз звонок в дверь. В своём состоянии Федя не может придумать ни одного человека, который мог бы притащиться к нему сегодня, так что с минуту продолжает лежать в кровати. Неожиданный посетитель звонить не перестаёт, и с тяжелым вздохом Федя все-таки встаёт, кидает на плечи плед и идёт открывать дверь. По пути бросает взгляд в зеркало и морщится: глаза и нос красные от температуры, волосы растрёпанные и торчат во все стороны, а плед делает весь его вид каким-то максимально жалким. Ему, тем не менее, плевать, да и энергии нет даже на то, чтобы провести пятерней по кудрям. На пороге Костя. Федя Костю знает, как облупленного, даже во сне заметит все его проблемы, эмоции и недосказанности, а уж сейчас, когда на Косте разные носки, неглаженная футболка, челка растрепанна и лезет в глаза, а на лице к выражению досадной вины резко добавляется обеспокоенность при виде Феди, он тем более понимает, что Косте тоже пришлось не сладко. — Федь... — он мнётся на пороге, тянет руку к своему парню и тут же её одергивает, — я приехал извиниться за вчерашнее... — Заходи, — Федя прерывает Костин едва начавшийся монолог, голоса у него правда почти нет, так что выходит шепотом. Костя проходит в квартиру, стягивает с себя кроссовки и старательно ровно ставит их на обувную полку. — Ты в порядке? Выглядишь так себе. Это из-за меня? Федя, мне так жаль, правда, я не... — Я заболел, забыл вчера окно закрыть. Костя тут же выпрямляется, хорохорится весь и бесстрашно делает шаг вперёд, ближе к Феде, трогает его лоб и хватает за плечо, хотя ещё секунду назад боялся дотронуться. — Заболел? Почему ты сразу не позвонил, я бы раньше приехал! — обеспокоенно возмущается, тянет Федю на кухню за руку, да так, что тот чуть не роняет плед с плеч, но Чалов все равно начинает едва заметно улыбаться, — или ты спал? — Костя резко останавливается, а у Феди восприятие пространства чуть сбито, так что он почти врезается в своего парня, — я тебя разбудил, да? Чёрт, Федь, я не хотел, не знал! Вот я дурак, — Костя закусывает губу и как-то потерянно озирается по сторонам, будто не знает, что делать. Федя только сдавленно хихикает и тянется к Косте, обнимает его за талию и утыкается носом в шею. Кучаев все ещё напряжен, но все равно кладёт Феде руки на плечи, прижимает к себе ближе. — Ничего, главное, что ты приехал, — говорит Федя, честно пытаясь выдавить из себя что-то большее, чем шёпот, но голос подводит, а горло саднит, — только я тебя заражу, — добавляет он, но не делает попыток отступить подальше. — Заразишь, — соглашается Костя и тоже стоит, не двигаясь, разве что чуть расслабляясь. — Прости меня за вчерашнее, я сам виноват, это твоя квартира, и я правда не должен был так... — Всё хорошо, — Костя целует его в макушку, — это я виноват, сорвался из-за каких-то глупостей, выставил тебя, ты вот заболел, — Федя чувствует, как Костя глубоко вздыхает, как приподнимается и опускается его грудь. В квартире тишина, только дождь все ещё стучит в окно, — пойдём, заварю тебе чай и поесть приготовлю. Костя весь день заставляет его пить чай кружку за кружкой, кутает в три одеяла сразу, готовит куриный суп. Феде уже не хочется спать, но сил все равно немного, так что они лежат на кровати, смотрят в планшете его любимый ситком, Костя гладит его по волосам и постоянно поправляет одеяла, сам переключает серии и иногда ставит на паузы и перематывает, не давая Феде вытащить руки из его кокона. — Федь? — Кость? — Я тут думал, — серия заканчивается, и вместо того, чтобы включить новую, Костя блокирует планшет, — ночью. — И чего надумал? — Федя хмурится, потому что возвращаться к ссоре ему не хочется, но все равно чуть приподнимается на локте, отчего с плеча спадает одеяло. Костя поправляет почти машинально и смотрит ему в глаза. — Я не хочу, чтобы рядом со мной ты чувствовал себя неуютно, — начинает Костя, и Федя уже готов его прервать, но тот не даёт, — нет, погоди. Я хочу, чтобы мы с тобой были вместе, и менялись вместе, и ошибались вместе, и принимали друг друга тоже вместе, так что, — нервозно закусывает губу, но взгляда от Фединых глаз не отрывает, — ты не хочешь съехаться? Найдём какую-нибудь квартиру где-нибудь рядом с базой, или со стадионом, новую, чтобы не твоя и не моя, а наша общая, обставим ее красиво как-нибудь. Если только ты хочешь, конечно! — на этом «конечно» у Кости голос срывается на пару тонов выше, и Федя непроизвольно хихикает. Он не думал об этом раньше. Они с Костей всегда много времени вместе проводили, и до того, как начали встречаться, и после, только в последние девять месяцев Костина квартира для Феди стала уже почти родной. Он проводит там так много дней и ночей, иногда даже без Кости, один, и чувствует себя всегда там комфортно, но только сейчас понимает, как ему на самом деле мало. Он привык всегда выбирать, что наденет, с утра пораньше, ориентируясь на настроение, но у Кости так не получается, приходится планировать заранее, на несколько дней, брать с собой одежду, и пусть Костя ему уже давно отдельную полку в шкафу выделил, всё равно все свои тряпки он к нему не перевезет никак. Федя привык ко всем своим средствам для волос, потому что его кудри, на самом-то деле, не так легко усмирить, и ему приходится таскать бутылочки с собой в рюкзаке, потому что у Кости их нет, хотя теперь он не может понять, почему просто не купил запасные и не оставил у Кости, ведь его зубная щетка и шампунь там уже есть. Ему постоянно приходится таскаться домой и обратно, потому что то зарядку от телефона забыл, то тейпы для тренировки, то нижнее белье. И в то же время ему так у Кости хорошо всегда, не тесно и не душно, только комфортно и уютно. Федя готовить совсем не умеет, разве что по мелочи и самое простое, зато в Косте кроется огромный талант и желание, того внезапно может по голове ударить утку запечь или желе приготовить. Но убираться он терпеть не может, а вот Феде не жалко пропылесосить или пыль вытереть. Федя встаёт всегда часа на два раньше Кости, успевает сходить на пробежку, в душ, приготовить простецкую яичницу и сварить кофе, разбудить Костю поцелуями в шею или куда-нибудь пониже, но только не в губы, потому что утреннее дыхание не переносит, и тот даже почти не бурчит и не возмущается раннему подъему. Иногда вечерами они вместе ходят в душ, который на самом деле слегка маловат для двух взрослых парней, но Феде плевать — он тесно вжимается в скользкого Костю, целует мокрую шею и медленно и протяжно доводит до оргазма, чтобы тот бесконтрольно стонал и подрагивал, с трудом удерживаясь на ногах. Костя любит неожиданности, любит вжимать Федю в стены прихожей, едва стянув кроссовки, любит подлавливать во время уборки или занятий английским, любит быстро-быстро его возбуждать, а потом оттягивать разрядку, дразниться и медлить. Федя любит спать в холоде, а Костя — в тепле, поэтому они постоянно спорят из-за открытых окон, но Феде не жалко отдать Косте большую часть одеяла и обнимать сзади всеми конечностями, чтобы тому было тепло. Они засыпают долго, под сериалы или видео на ютубе, и Костя всегда проваливается в сон первым, так что Феде приходится вставать и убирать планшет, ставить его на ночь на зарядку, а потом возвращаться и чувствовать, как Костя сонно обхватывает пальцы его руки своими. Федя всегда спит свободно, раскинув руки и ноги по всей кровати, Костя ночами просыпается и толкает его, пытаясь освободить себе место, а наутро шутливо ругается и грозится уйти на диван, но Федя точно уверен, что на самом деле никуда он не уйдёт. — Хочу, — кивает он с улыбкой, усмехаясь над Костиным взволнованным выражением лица, потому что с паузой он немного затянул, — конечно, хочу. Только давай не сегодня искать? Я болею, — и жалобно вскидывает брови. — Давай не сегодня, — Костя широко улыбается, проводит по его щеке подушечками пальцев, тянется поцеловать и останавливается в сантиметре от его губ, — только не зарази меня, ладно? Федя согласно мычит уже в поцелуй. Разговор десятый, о сюрпризах. В Москве едва-едва наступает лето, чемпионат подходит к концу, и у них впереди целый месяц отпуска. Город радует солнечной и по-настоящему летней погодой, у них билеты на Мальдивы только через три дня, и Федя решает, что нужно посвятить их семье. Костя уже спланировал их поездку в Рязань перед самыми сборами в июле, и остаётся с Федей в Москве, чтобы не тратить время на лишние перелеты и поездки на поезде, так что Чалов просто таскает своего парня за собой на все семейные встречи. Впервые за долгое время они действительно собираются все вместе: в Москву возвращается Даня, Даша ещё не успевает умотать в летнюю школу за город, и к ним даже приезжают бабушка с дедушкой, так что Федина мама постоянно торчит у плиты и невероятно волнуется за то, чтобы всем хватало места и у всех было хорошее настроение, гоняя Федю и Даню по всем необходимым ей делам — сходить в магазин, вынести мусор, погулять с Варей. Костю она почти не трогает, только расспрашивает о его успехах, планах, здоровье, на что тот отвечает подробно и максимально смущенно, особенно когда речь заходит об их с Федей отношениях. Чалов прекрасно видит, насколько неловко Косте, когда тот рассказывает его маме о том, что они уже нашли квартиру не так далеко от базы — чуть дальше, чем раньше жил сам Костя, но гораздо ближе Фединой — и хозяин оказался добросердечным, так что разрешает им сделать там косметический ремонт, переклеить обои и поменять мебель. Ремонт они почти уже сделали, осталось только купить новый кухонный гарнитур, и тут Костя пускается в длинный рассказ о том, что хочет купить новых необычных сковородок, что Феде нравятся китайские блюда в его исполнении, так что, может, он присмотрит каких-нибудь кухонных инструментов специально для этого, и Федина мама вставляет свои советы и комментарии, а Костя даже записывает что-то в заметки телефона. Федя заходит на кухню, старательно делая вид, что последние пять минут не подслушивал их разговор, но зато с готовым предложением. — Кость, может, в Икею завтра съездим? Накупим какой-нибудь фигни в квартиру, заодно кухню глянем? — он целует маму в щёку, тащит со стола апельсин и начинает безуспешно чистить его пальцами, садясь на соседний от Кости стул. — Самолёт послезавтра, собираться надо, какая Икея? — Костя бурчит, отбирает у него апельсин и ловко чистит его ножом, но Федя видит по огоньку в его глазах, что завтрашняя поездка в Икею — дело решеное. — Да поехали, заодно докупим, чего не хватает для островов. Маме наверняка что-то нужно, да, мам? — Федя берет только половину апельсина, вторую оставляет Косте и смотрит на маму. — Может быть, и нужно, — она пожимает плечами, — я подумаю, вечером скажу. — Вот, видишь! — Федя пинает Костю под голени под столом, и тот только закатывает глаза. — Ладно, поехали, только если не успеем собрать вещи, сам ночью возиться будешь. — Хорошо, — Федя подскакивает, оставляет лёгкий поцелуй в Костиных вихрах и почти уматывает с кухни. — Погуляете с Варей? — просит Федина мама, когда тот уже в коридоре, и на это Костя соглашается сразу и без сомнений. Федя знает, что вся его семья Костю обожает, но с кем у Кости точно сложились особенные отношения, так это с Варей. Кучаев постоянно таскается с ней гулять, каждый раз, когда они приезжают, обязательно привозит ей новую игрушку, не брезгует мыть ей лапы после улицы, а та в ответ носится рядом с Костей, кладёт морду ему на колени, сгоняя оттуда Федю, вылизывает ему ладони и лицо и уж точно приветствует его не менее радостно, чем самого Федю, с которым она, вообще-то, жила долгие годы. Костя кидает Варе игрушку-косточку и радостно смеётся, когда та моментально срывается за ней с места. Федя сидит на траве рядом, смотрит на своего парня с прищуром от солнца и внезапно озаряется мыслью. — Кость? — Федь? — А ты собак любишь больше, чем котов? — Костя на это на него оборачивается, и подбежавшая Варя недовольно тычется ему в коленки, так что тот снова кидает игрушку. — Нет, я и котов очень люблю. У нас дома два кота, дурные оба, туповаты, но все равно классные. — А сам бы кого больше хотел? — Кота, наверное, с моим-то графиком, кто собаку будет выгуливать постоянно? — пожимает плечами и подозрительно щурит глаза, машинально почесывая Варю между ушами, — а что? Ты хочешь кого-то завести? — Да нет, просто спрашиваю. В Икее на следующий день они проводят почти три часа, Костя с горящими глазами возится с какими-то лампочками и подушками, покупает три разные сковородки, одна из которых пугает Федю своими размерами, они притаскивают Фединой маме кучу банок, полотенец и постельного белья, наедаются фрикадельками, и вечером сидят в своей не до конца обставленной квартире и не могут преодолеть разморенную лень, чтобы начать собирать чемоданы, так что Костя принимает волевое решение и почти не спит ночью, зато рано утром все вещи сложены в два аккуратных чемодана, и они приезжают в аэропорт на полчаса раньше, чем нужно. Костя спит весь полёт, а благодарный Федя сам тащит их вещи и Костю в номер, расправляет кровать и оставляет своего парня досыпать там. Лето выходит страшно насыщенным: после отдыха они не проводят в Москве даже сутки, сразу уезжают в Рязань, а по возвращении оттуда у них всего два свободных дня перед сборами, так что окончательно доделать ремонт они умудряются только к сентябрю. У них светлые стены, огромная кровать в спальне и мягкий раскладной диван в гостиной, просторная кухня с кучей разных ящиков, в некоторые из которых Федя даже боится заглядывать, зато пока Костя расфасовывает их посуду, Федя успевает оформить полку для фотографий, куда он специально распечатал кадры их самых памятных моментов: от первого знакомства до недавнего совместного чемпионства. К октябрю квартира уже полностью обжита, и они успевают поругаться из-за разбросанной обуви, крючков для полотенец, из-за заново раскрывшихся бытовых загонов друг друга, но теперь аргументов «это моя квартира» и «ну и свалю к себе» нет ни у того, ни у другого, так что им приходится учиться терпеть и исправляться и любить друг друга ещё больше. Ноябрьским вечером Костя возвращается домой позже обычного, задерживается на реабилитации и просит Федю не ждать его на базе, так что тот пользуется моментом, срывается побыстрее и готовит сюрприз, так что когда Костя стягивает с себя кроссовки и уже по привычке закидывает их на обувную полку, сразу замечает рядом с ней приличных размеров когтеточку. — Федь? — он зовёт в глубину коридора. — Кость? — Федя выходит к нему и по выражению лица своего парня сразу понимает, что на все вопросы, которые тот хотел задать, он уже получил ответы, и теперь у него в голове формируются новые. — У тебя в руках кошка? — Вообще-то, это кот! Я сегодня из приюта забрал, — Федя, вообще-то, надеялся на более восторженную реакцию, и сейчас несколько неловко стоит на входе в гостиную, держа в ладони маленького полосатого котёнка, который, навострив уши, облизывает ему палец, — ты не рад? Мы можем отдать обратно, если что! — С ума сошёл? — Костя вздёргивается с каким-то трепетным ужасом и почти выхватывает котёнка у Феди из рук, — я просто удивился, почему ты у меня не спросил? — Я спрашивал! Летом ещё, ты сказал, что хочешь кота, — Федя закусывает губу, — сюрприз хотел сделать. Не очень получилось, да? Костя отвлекается от разглядывания нового сожителя и хлопает глазами на Федю, мягко улыбаясь, тянется за поцелуем, рассчитывая на совсем легкое прикосновение губ, но на несколько секунд увлекается, пока не чувствует требовательные удары лапками по ладони. — Ты уже придумал, как назвать? — Он так много внимания требует, так что я обозвал его Кириллом, — Федя хихикает своей глупой шутке, но имя, как ни странно, приживается. Кирилл от этого приходит в восторг. + У Феди в квартире мелкий шкодливый кот, который спит целыми днями, зато к вечеру выбирается со своего насиженного места на диванной подушке и мчится разносить всё, что встаёт на его пути, и каждый раз Костя, у которого энергии после тренировок остаётся всегда гораздо больше, чем у Феди, носится вместе с котом и развлекает его всеми игрушками, которые они смогли для него найти в специализированном магазине, а после они вдвоём — Костя и кот — заваливаются на лежащего на диване Федю и тормошат его, чтобы он поднялся. Кот — потому что хочет, чтобы Федя его накормил, а Костя — потому что хочет, чтобы сидел на кухне рядом, пока он готовит ужин. У Феди в телефоне музыка уже им обоим осточертевшая, так что он подключает Костин к переходнику в машине и врубает наугад его плейлист, а Костя за рулем сонно улыбается. Федя замечает, как он каждый раз, когда пытается сам себя разбудить, кусает внутреннюю сторону щеки, чтобы остро почувствовать боль и очнуться, так что предлагает сесть за руль самому, потому что выехали они рано, и Костя с утра весь убитый и ворчливый, глаза еле разлепил, не хватало ещё, чтобы впечатал их в какое-нибудь дерево покрупнее. Костя благодарно мурчит и пытается поцеловать его в губы, но промахивается и получается в щеку. Они меняются местами, и Костя почти сразу засыпает, разместив под шеей сложённую Федину толстовку, и не просыпается до самого въезда в Рязань. У Феди в голове мыслей ворох перед каждым матчем, перед каждым сбором, перед каждым отпуском и трансферным окном, его мозг начинает перегружаться и замыкать, так что он постоянно трясёт ногой и компульсивно теребит часы на запястье, но Костя каждый раз кладёт свою руку на его колено или переплетает их пальцы, шепчет на ухо что-то про новый рецепт бисквита, который он обязательно сегодня попробует, или про новый фильм с Адамом Драйвером, или про то, что коту нужно обязательно купить новых игрушек, потому что старые ему надоели, хотя их деть уже некуда, и гладит так осторожно Федину кожу, то на колене, то на ладони, и мысли сами отступают и освобождают место, чтобы подумать про Адама Драйвера или еду для кота, а самое главное — про Костю, с которым легко и спокойно, и все трансферные проблемы уходят на задний план, и все нервы перед лигочемпионскими играми затихают. У Феди на пальце аккуратное кольцо из белого золота, которое он носит, почти не снимая, и Костя каждый раз, когда держит его за руку, обязательно ведёт большим пальцем по этому кольцу, убеждаясь, что оно и правда там. Федя до сих пор не сдерживает смешков, когда вспоминает, как Костя его ему дарил, защищался от его подколов над своей романтичностью и сентиментальностью — «ну Федь, ну помолчи, я тут сказать пытаюсь!» — и Федя улыбался во все свои ямочки на щеках и слушал, как Костя рассказывал что-то про то, как они ещё очень молоды и безответственны, и им ещё так рано связывать себя какими-то узами, но вот ему кольцо, с которым Костя обещает, что когда время придёт, он всё ещё будет Федю любить до сумасшествия и также хотеть быть с ним всегда. Федя никому не рассказывает, действительно ли он в этот момент плакал. Костя только многозначительно хмыкает. У Феди долго-долго была детская влюбленность в Костю, с которой он долго-долго пытался бороться, а потом Костя взял и поломал все его домыслы и преграды, и со своими детскими влюбленностями они боролись уже вместе, превращая их в такую зрелую и сформировавшуюся любовь. Так что когда Костя спрашивает, обещает ли Федя тоже любить Костю и быть с ним, когда время придёт, Федя отвечает незамедлительно и уверенно, а позже не может даже придумать вселенной, в которой он мог бы ответить отказом. Потому что отказывать в чём-то Косте, а тем более отказывать самому себе в Костином внимании он никогда не научится.