Рухнувшие небеса

      Двое сидят в машине. Один – крупный бритый наголо русский. Никто из встреченных им людей в последние несколько месяцев не запоминает, как его зовут. Кличут его на «корявом» английском «Hey, man [1]», потому что он больше ничего не понимает. И эта крупная детина держит в руках пистолет, разжёвывая мятную жвачку, чтобы сбить запах алкоголя. Им ещё ехать к главному, а тот не любит, когда кто-то из тех, кто на него работает, пьян «при исполнении». Второй смотрит на русского исподлобья. Он кореец, родился и вырос в Корее. И ему не совсем понятно, какого хрена вот такие вот бугаи приезжают на его родину в компании китайской мафии и запугивают людей. Сам кореец не ангел, за последние несколько месяцев он согрешил столько, сколько за всю его жизнь не грешили как минимум три поколения в его семье. Его пугает угрюмый подвыпивший русский с пистолетом. Скорее всего, оружие даже не на предохранителе. Кореец слышал, что на родине русского несколько лет назад произошли перемены и бандитизм там само собой разумеющееся явление. Хотел бы кореец попросить русского быть осторожнее и всё же не вертеть этот сраный пистолет, но не может. Они оба не знают английского, их предел – несколько отдельных слов; кореец совсем не знает русского, как и русский корейского. Вообще они сидят в машине просто на всякий случай, в качестве подмоги, которая может пригодиться (а может и нет). Они приехали впятером, а должны были уехать назад вчетвером. Кореец в этот раз за водителя, вся грязная работа по избиению и изнеможению того, чьё тело останется на этом пустыре, досталась русскому. Собственно, поэтому он и выпил. Кореец тогда не понял, зачем. А русский только в процессе осознал, что даже он не способен на такие зверства на трезвую голову. Многое делал: и злое, и недобросовестное, и сомнительное. Но чтоб такое… Тяжело. Широкая русская душа болит от того, что он сделал. Оба сидят и ждут исхода. Скорее бы.       Двое несут еле живое тело. Оба высокие и суровые азиаты. Третий, что избит до полусмерти, словно грязная тряпка, привязанная к ветке старого дерева, покачивается между рук его истязателей. Он тоже азиат. И ему крупно не повезло. — Ван [2], ты что-то помалкиваешь сегодня. Что с тобой? Расстроился, как тот огромный придурок? – спрашивает тот, что справа.       Тело почти выскальзывает из его рук. Он снова приподнимает его, избитый мужчина стонет.       Ван несёт беднягу слева. Сам он китаец. Его собеседник и жертва – корейцы. Ван никогда не думал, что попадёт в такую ситуацию. Он ничего не имел против других стран, национальностей, рас. Но то, какую жестокость смог показать ему кореец справа, испугало Вана, если уж честно. Он женатый человек, который от бедной жизни подался «в семью». И повидал достаточно, чтобы знать толк в жестокости и азиатской непреклонности. Его принял босс китайской группировки, а спустя какое-то время Ван тут – помогает начинающему корейскому бизнесмену выбросить в утиль чёрных дел одного из его сподвижников. Ван не вдавался в детали, но понял, что этих двоих – корейца, что воодушевлённо нёс жертву на пустырь, и саму жертву – связывали долгие и, возможно, тесные отношения. — Это немного утомляет, знаешь ли, – отвечает Ван, его корейский звучит немного смешно, но грамматических ошибок он не допускает.       Вообще Ван старается звучать нейтрально, будто ему всё равно. Ему пока что и вправду кажется, что всё это его не касается. Он сделает работу и получит деньги. А потом просто забудет, так он делал много раз, это же проходные задания, всего-то! Но избитый кореец стонет так, что в сердце щемит. Ему очень больно, и скорее всего дело даже не в том, сколько раз его ударили, сколько ногтей ему выдрали и зубов выбили. Он не ожидал, что его ударят самые близкие. — Очень странно это слышать от того, кто привёз с собой добрую половину китайских головорезов и где-то откопал это чудовище из России, – усмехается кореец.       Когда жертва пытается на исходе сил вывернуться, он останавливается и как-то странно смотрит. В его тёмных глазах так просто не прочитаешь, что он испытывает. Его зовут Сен Киха [3], и сегодня он открыл в себе жестокость, о которой даже не подозревал. И ему, чёрт возьми, понравилось это открытие. Оно с лёгкостью, очень стремительно подавляет любую боль, в особенности душевную.       Оба доносят жертву и бросают на землю. Вокруг ни души. Холодный ветер свистит в ушах, он гуляет по пустырю свободно, пронзая три тела. Киха даже нравится это колющее ощущение от холода, оно поддерживает его адреналин. Ван топчется на месте, чтобы не замёрзнуть. И только избитый бедный мужчина корчится на сухой земле, руками выделывая движения, чем-то похожие на хватательные. «Он хочет ухватиться за что-то. Спастись. Скорее бы всё это закончилось. Этот Киха совсем отбитый, затянул процесс почти на сутки. Я боюсь представить, что этот Чжисок ему сделал…», – Ван смотрит на Киха, становится ещё холоднее от дикого взгляда корейца.       Жертву на земле зовут Чжисок [4]. И сегодня он должен умереть в самых ужасных муках. Всё его тело ломит, передёргивает, трясёт. На его руках не хватает нескольких ногтей, в его рту – половины зубов. Глаза заплыли от хлёстких пощёчин Киха, рёбра переломаны от мощных ударов русского. Чжисоку кажется, что его всего искололи чем-то очень острым, он словно ощущает в своём теле тысячи дыр, из которых сочится кровь. Ему больно двигаться, больно дышать, но ещё больнее думать и осознавать. Ведь самая большая дыра с сегодняшнего утра в его сердце, в его душе. И прожёг её Киха. Конечно, он оставил несколько ожогов лампой накаливания по всему телу Чжисока. Но нет, самый больной ожог был от того, что Киха вообще на это решился. Он предал Чжисока. И это стало самым страшным оружием в его руках. — Ты очень стойкий, хоть и тонкий, как тростинка. Да, Ван? У вас там в Китае нет таких дохляков? – ухмыляется Киха, но смотрит он на Чжисока отнюдь не с отвращением.       Ван, если честно, не совсем понимает. Ему кажется, что всё это похоже на игру. Киха, словно мальчишка, который обожал игрушку, но однажды игрушка разозлила его. Он полон решимости её уничтожить, найти себе новую, но обожание, граничащее с сумасшествием, всё равно выливается из него. Он убьёт его, но с охрененским обожанием. Ван мотает головой, чтобы прогнать дурацкие мысли. Мужики просто бизнес делят, это в порядке вещей. — В Китае разные люди, Сен. Ваш Чжисок больше был похож не на дохляка, а на произведение искусства. Но ты решил проблему. Теперь он похож на пиздец.       Киха как-то странно передёргивает при «произведении искусства». Он сглатывает, и вот тут Ван замечает, что Сен Киха нервничает, мать его! Желваки заиграли на его лице от напряжения. Ван не может понять этих корейцев. Проще бы было просто пристрелить этого Чжисока и закопать, да и идти дела делать. Но Киха растягивает процесс. Больной, ох, больной ублюдок…       Сен Киха тоже высокий, но он и Ван ниже Чжисока, если их поставить на одну линию. Чжисок высокий и худощавый. Как правильно заметил Ван, он чем-то напоминал произведение искусства. У него были тонкие пальцы на руках, тонкие ноги, что зовут «от ушей». Он не выглядел мужественным в общепринятом понимании, но притягивал к себе взгляд, был красивым. «Был» – ключевое слово. Ван же, напротив, выглядит самым мужественным из них. У него суровое острое лицо, сильные руки и ноги. Корейцы боятся таких китайских наёмников, как Ван. В их взгляде нет сочувствия. Киха до сегодняшнего утра выглядел как самый обычный кореец из офиса: в белой рубашке, с зализанными назад волосами, с простыми очками на минус. Но сейчас волосы его растрепались, очки – в кармане джинсовки, а взгляд по истине дикий. Он выглядит опасно, а находиться рядом с ним не по себе. — Тебе больно, Чжисок? – зачем-то спрашивает Киха.       Ван еле сдерживается, чтобы не вскрикнуть. Только ни один мускул не дрогнул на его волевом лице. Чжисок ухватился за его штанину, а потом с большим усилием, но поднялся. Избитый кореец крепко вцепился в поло китайца и держится, стоит, чтобы говорить с Киха на равных. Ван очень удивляется и даже смотрит на Чжисока с новой стороны, с уважением. Его столько мучили и истязали, а он, сука, встаёт, чтобы ответить обидчику лицом к лицу, что называется, а не выть откуда-то снизу. Это было сильно. За это Ван придерживает Чжисока, чтобы того не снесло ветром. Рука Вана поддерживает Чжисока за спину, и кореец с благодарностью смотрит на китайца. Ван тоже бил его, но Чжисок не чувствует злобы или отвращения. Это же просто заказ, работа для таких, как Ван, он не знает всей правды. Чжисок с усилием кивает китайцу и поворачивается к Киха. Тревога ненадолго уходит. Ван на мгновение даже немного рад, что оказался свидетелем этого странного противостояния. Оказывается, эти двое не так просты… — Больно тебе, а мне просто щиплет кое-где, Киха… — Ты гений, Чжисок, но вот в жизненных вопросах ты никчёмен.       Чжисок морщится, дышать с переломанными рёбрами тяжело. Он немного нагибается, но находит в себе силы, чтобы снова выпрямиться настолько, насколько может. — Быть может и так. Но тебе тоже нужно повзрослеть и понять, что не всё бывает так, как ты хочешь, – израненный, Чжисок говорит с большими паузами, но очень чётко и членораздельно. – И не все твои секреты вызывают восторг, Сен Киха.       И вот сейчас этого корейца передёргивает очень сильно. Несмотря на то, что на пустыре холодный ветер, к его щекам приливает кровь, а лицо искажается гримасой ненависти. Он с силой сжимает кулаки, его хорошенько трясёт. Ван даже готовится в случае чего достать пистолет, настолько неадекватно выглядит Киха. — А интересно, Чжисок-а, станет ли тебе ещё больнее, когда ты узнаешь, как жизнь устроится без тебя? Как поживает твоя невеста, а? — Что?.. – крепче ухватившись за Вана, Чжисок пытается податься ближе к собеседнику. – Что ты с ней сделал?       Теперь за живое задели Чжисока. Его трясёт и от холода, и от боли, и от ненависти. — Её, думаю, оголтело [5] трахает мой брат. Может быть, прямо сейчас, кто знает? Я отправился расправиться с тобой, а он – за своей любовью. Как драматично, что твоя невеста оказалась настолько притягательной для моего брата.       Не совсем поняв, что происходит, Ван словно по какому-то наитию толкает Чжисока на Киха. Он делает это неосознанно, это какой-то рефлекс, точно. Чжисок предварительно подался назад, как это делают, когда качаются на качели. А Ван выполняет роль того, кто раскачивает. Он подталкивает бедное тело, а оно с диким криком валится на Киха. Они оба падают и некоторое время барахтаются на земле. Киха смеётся в голос, пока Чжисок, задыхаясь, харкая кровью и слюной, сыплет проклятьями. Ван разнимает их как раз вовремя, чтобы один не помер от смеха, а второй просто не помер, помогает подняться Чжисоку. Подаёт руку Киха, но тот демонстративно игнорирует это, справляясь своими силами. — Я… блять… убью и тебя… и Юхана [6]… Я… блять… вас… обоих… убью… – говорит Чжисок, во рту у него хлюпает кровь.       Эго Сен Киха трещит по швам от важности. Его положение кажется ему в особенности непоколебимым: сейчас он сильнее, он могущественнее, он лучше ненавистного Чжисока во всём. А вот у самого Чжисока, похоже, по швам трещит голова. Ещё один точный удар явит миру раскрытую черепную коробку мужчины. Но Киха почему-то не бьёт. Он подлетает к своей жертве близко-близко и тянет руки к его торсу.       Киха держит его за грудки, смотрит в глаза долго. А потом отбрасывает в сторону, словно куклу. Что-то неприятно хрустит, Чжисок переворачивается на живот и рыдает от боли, периодически его тошнит, хотя уже и нечем. Он блюёт кровью, размазывает по лицу слюни и слёзы и уже не может подняться, хоть очень бы и хотел. Он ненавидит тех, кому доверил свою жизнь. Братьев Сен: Киха и Юхана. Они оба предали его. И оба забрали то, что им не принадлежит.       Ван даже дышать не хочет, настолько он чувствует себя лишним среди этих тёрок. — Чжисок! Ты так долго думал над названием компании. Утверждаешь, что это твоё детище, да? Так узнай перед смертью его имя. Название компании. S-K-Y, – Киха произносит по буквам, растягивая каждый звук.       Перевернувшись на спину и выгнувшись, Чжисок ловит ртом воздух. Он еле-еле подзывает к себе жестом Вана. Тот словно под гипнозом подходит. Чжисок снова хватается за его штанину, но уже не может подняться. Ван смотрит на Киха, как бы спрашивая: «А стоит ли?». Но Сен не реагирует, его взгляд вообще словно затуманен. Пожав плечами, Ван решает поднять беднягу. Китаец слышит очень тихое «고마워 [7]» в свою сторону. И это очень его удивляет. Так благодарят близких, а не тех, кто бил тебя и помогает убить. И это пусть и немного, но трогает Вана. Он всё меньше хочет смерти Чжисока и всё больше опасается Киха. — Как иронично, да? Если ты веришь во всё это дерьмо, то ты отправишься на небо. И я тоже направляюсь в SKY, только в нашу с братом компанию, а не подыхать. — Это… это наша компания… не вы двое её создали, – Чжисок задыхается, ему кажется, что его лёгкие проткнули вилами. Из груди вырываются свистящие противные звуки. – Уебанское название, ни о чём не говорящее. — Как же, это для тебя. А для мира это название будет говорить о многом. Обо мне, о брате, о технологиях, что разработают в этой компании.       Чжисок с силой сжимает куртку Вана, но не может удержаться и сползает к ногам китайца. Ван сглатывает, на его одежде осталась кровавая дорожка от руки Чжисока. Китайца теперь тоже немного потряхивает, но от неприятного волнения, он отворачивается, чтобы успокоиться и не показать Киха своих чувств. Тонкие пальцы Чжисока сминают землю, он уже не может сжать пальцы в кулак: руки трясутся слишком сильно. «А вот ты не получишь того, чего жаждал больше всего», – думает Чжисок, но вслух произнести уже не может. Он очень ошибается, ещё не зная, сколь многое получит его враг. — Жизнь продолжится без тебя, Чжисок. И это прекрасно. Твою невесту будет трахать мой брат. Может быть, когда это надоест мне, я убью её. Компания принесёт нам всё, чего так хотел ты… – Сен Киха продолжает разговаривать, но уже сам с собой, похоже.       Его никто не слушает. Он рассуждает о том, каким прекрасным директором он станет, а Чжисок хочет одного: наказать предателей и спасти любимую. Ему невыносимо больно думать, что кто-то может причинить ей вред. Он оставил её совсем одну, беззащитную! Чжисок пытается держаться за ногу Вана, но не может, снова падает. И после этого падения он не произносит ни слова, дышит еле-еле. Болтовня Киха усыпляет, потому что на смену ненависти приходит ужасная усталость. Веки становятся тяжёлыми, а мысли несвязными. — Послушай, давай уже закончим этот цирк, Киха. Нам ещё нужно поехать к боссу, вы должны обсудить условия ваших партнёрских отношений, – не выдерживает Ван.       Ему тоже порядком надоела болтовня Киха. Да и замёрз он. И всё ещё напуган. Но Сен игнорирует китайца, пытается поддеть Чжисока словами, а когда реакции не следует подходит к нему и задевает ногой. Ему быстро становится скучно, ведь его жертва не сопротивляется и, если реагирует, то очень вяло. Может, это и стало решающим фактором для того, что происходило дальше. Он переключился на Вана. — Ну что, добей его. Мне это порядком наскучило.       Китаец достаёт пистолет, но наставить его хочется на Сена, а не на Чжисока. Только наёмник всегда делает то, что попросили. Звук выстрела разлетается по всей округе, где-то пугаются птицы, с недовольным карканьем взлетает вороньё. Чжисок не шевелится и не дышит. Киха подходит и тормошит тело. Никакой реакции. Ему пока что очень хорошо. Ван смотрит с вызовом. Киха подходит быстро, ещё быстрее он достаёт свой пистолет и ударяет им по лицу Вана. Китаец от неожиданности падает, его оружие отлетает в сторону. Прыткий Киха быстро поднимает его, и вот в его руках уже два пистолета. Ван, конечно, хорош как исполнитель, но техники в самообороне ему не достаёт. Почему-то в голове пробегает следующая мысль: «Если у меня будет сын, я научу его всему, чего сам не знал». Голос Сен Киха врывается в сознание. Кореец наставляет на него пистолеты и заставляет пятиться назад. Когда Ван утыкается спиной в тело Чжисока, становится не по себе. Он пыnается подняться, но Киха стреляет непозволительно близко к руке китайца. — Сиди и не рыпайся, Ван Бохай [8]! — Успокойся, Сен, ты же знаешь, что у тебя будут проблемы, если ты убьёшь меня. Пиздатая у тебя многоходовочка, ничего не скажешь… – вытянув вперёд ладони, символизируя привычное в банде «спокуха, мужик», отвечает китаец. — О, да ладно тебе, Бохай. Работать с вами? Пожалуй, Ван, за эту работу ты получишь больше, чем за всю свою жизнь, за всё время, что ты на побегушках у своей шайки. Я не буду продлевать деловые отношения с твоим боссом и с вашей бандой. Ваши услуги мне больше не нужны. Деньги заберёшь у босса, если, конечно, доберёшься до него. Сиди рядом с этим ублюдком и не вздумай вставать, пока я не скроюсь из виду. У меня хороший слух, и стреляю я тоже хорошо. — С кем ты тогда будешь работать? Бизнес не попрёт без поддержки извне, – Ван немного успокоился, видимо, Киха не собирался его убивать. А если и убьёт, то у него будут большие проблемы, можно не сомневаться. Сену это не выгодно, но запугать чем-то нужно. — Кое с кем помогущественнее, чем ваша шайка. — Ох, блять, неужели дела с триадой завёл?       Киха улыбается. Слишком многозначительно. Ван Бохай меняется в лице. Если это правда, то… Ван хочет переспросить, но понимает, что это ни к чему. Ответа он не получит. — Уёбывай, Киха. Сраный ты предатель.       Сен пожимает плечами, но всё ещё целится в Бохая. — Это бизнес. И чтобы он был успешным, нужно скидывать балласт. Передавай привет боссу от семьи Ву.       Киха стреляет. На весь пустырь теперь разносится крик Бохая. Сен же разворачивается и убегает в сторону машины. Приехали они впятером, должны были уехать вчетвером, но уезжают в итоге втроём. Никто не спрашивает, что случилось. Себе дороже. Скорее бы всё это закончилось.       Ван Бохай трясётся от злобы и боли, из руки потоком кровь, по лицу градом пот. — Ёбаный придурок, тебе так просто это с рук не сойдёт… – сквозь зубы говорит Ван на родном языке, а потом поднимается.       Он смотрит на тело Чжисока, морально готовится сделать выбор. Сделав его, Ван осторожно поднимает тело, закидывает его себе на спину и потихоньку несёт в сторону, совершенно противоположную той, куда побежал Сен Киха. Бохай что-то бормочет себе под нос, но никто и никогда не узнает, что именно, потому что вокруг – ни души.