Casual Affair

Внезапно возникнув в жизни Фумы Котаро, Мацунага Хисахиде вошёл в неё неожиданно надолго. Осень сменилась зимой, зима клонилась к весне, Фума честно старался не появляться в гостеприимном доме уж слишком часто, но раз в три-четыре недели всё равно, как по расписанию, оказывался у знакомой двери, за которой его ждали чай и долгие разговоры обо всём. Мацунага охотно рассказывал о своей коллекции, изредка делился историями с работы, читал лекции по литературе, истории и искусству, выслушивал рассказы Фумы о его житье-бытье… Часто они говорили просто о людях — что ими движет и что с этим делать. Фуму не переставало удивлять, как этот человек, способный с первого взгляда определить, что гость пришёл с какой-то тяжестью на сердце, и сделать точное предположение о причине оной, в то же время может быть настолько слеп в понимании вещей, которые самому Фуме казались элементарными. Родители ссорятся — им плохо — не из-за тебя — почему тогда тебя это задевает? Они же мне не чужие — а чем чужой отличается от близкого? Как быстро понял Фума, в глазах Мацунаги люди делились на интересных, неинтересных — и неинтересных, с которыми, однако, в силу каких-либо обстоятельств всё же приходится иметь дело; всяческим же душевным привязанностям в его картине мира места не было. За какие заслуги в категории интересных оказался Фума — тот, хоть убейте, не понимал. Нет, Фума знал, что в целом не дурак, а на фоне некоторых сокурсников так очень даже умный, но, по сравнению с человеком, способным по памяти цитировать целые главы из психологических талмудов, а, главное — их понимать… К тому же Фума мог представить, сколько дел у врачей, тем более глав-, и, хотя Мацунага никогда не заводил об этом речи, Фума, им же приученный подмечать мелочи, прекрасно видел, что отпуск собеседнику нужен давно и сильно. А не со студентами беседы беседовать. Наконец, устав стучаться об дверь заколоченную, Фума всё-таки спросил в лоб. И долго моргал, осознавая ответ: — Юноша, а тебе не приходило в голову, что наше совместное времяпрепровождение для меня и есть отдых? И, коль уж на то пошло — неужели ты думаешь, что, будь твоё общество мне в тягость, я бы стал его терпеть? — Нет, — честно сказал Фума. Подумал, уточнил: — На оба вопроса. — В таком случае прекрати, как модно говорить нынче, занимать оперативную память ерундой, — отрезал Мацунага. На том тема и была закрыта. Наступила весна. Дед делал многозначительное лицо — дескать, любовь, послания, цветенье слив, шоколадку девушке купить не забудь, непутёвый! — но Фума только рукой махал. С Цуру у них… не то чтобы не ладилось, нет, они по-прежнему и общались, и обменивались подарками, вместе ходили куда-нибудь, пару раз даже поцеловались, с ней было легко, и уклоняться от встреч не хотелось, но... чем дальше в лес, тем больше Фума задумывался, не бывает ли всё-таки дружбы между мужчиной и женщиной. Тем более что и Цуру особой инициативы в романтическом плане как-то не проявляла… хотя да, девушке ж не положено… Решив, что хуже не будет, Фума озвучил свои сомнения самой Цуру. Та поковыряла туфелькой асфальт и созналась, что тоже об этом думает. — Тогда давай дружить? — уже привычно ощущая себя идиотом, предложил Фума. Цуру наклонила голову набок и лукаво прищурилась: — Только если купишь мороженку. — Да хоть пять, — с облегчением пообещал Фума и повёл её до ближайшего киоска. По ощущениям — с плеч свалилось что-то большое и тяжелое, чего он раньше даже не замечал, а оно, оказывается, весило тонны три. Правда, следом заскреблись подозрения, что Цуру, золотой человек, просто не хочет устраивать сцен, а на самом деле всё-таки расстроилась… но тут она вдруг остановилась, развернулась к нему и, сделав очень суровое лицо, заявила: — А будешь страдать фигнёй — дам по шее! Фума рассмеялся и клятвенно заверил, что не будет. В самом деле, проще надо смотреть на жизнь, про-ще. А потом пришли сны... С чего они пришли — Фума понятия не имел. Ну, да, была у Мацунаги манера — прикасаться невзначай. То волосы растреплет, проходя мимо Фумы, залипшего над одним из тех самых талмудов, то за плечо возьмёт, показывая, с какого ракурса лучше рассматривать новый экспонат… Но ничего больше за этим не следовало, просто кинестетик человек, и на приличия плевать хотел с высокой башни, не переделаешь. Фума уже и внимание обращать перестал. И вдруг нате — днём его вот так взяли, что почти прижали, а ночью такое развитие событий наснилось, что… В общем, про Цуру ему такого никогда не снилось. И ни про кого другого тоже. А тут — как наваждение какое, и посоветоваться не с кем, что самое противное! Семья до сих пор пребывала в счастливом неведении, да и как о таком у родителей спрашивать? Будь это ровесник — Фума б ещё рискнул, но тут… И к Цуру не пойдёшь. Нет, она была в курсе про сам факт знакомства, у Фумы от неё вообще особых секретов не было, но не до такой же степени! А сны всё снились. Яркие, заразы, с полным эффектом присутствия... Откуда его подсознанка в курсе, как оно вообще должно быть и ощущаться — Фуме было вот очень интересно. А ещё больше интересовало — что делать-то?! ...Нет, его не смущал пол. Его даже не очень смущала разница в возрасте. Он просто не видел смысла — ну, вот какова вероятность, что ему хоть как-то ответят? Правильно, нулевая. Пассаж про получение желаемого без лишних вопросов Фума помнил, сделать вывод был в состоянии. За раздумьями прошёл месяц. Фума уже малодушно рассматривал вариант вот так просто это и оставить — с глаз долой и всё такое, авось само пройдёт… Мацунага, опять же, причинами его отсутствия ни разу не поинтересовался — уж наверняка не расстроится, если к нему больше не приезжать… Проблема была в том, что, помимо морально-нравственных терзаний, Фума скучал. По тишине и уюту просторной квартиры, где всё всегда на своих местах и время идёт незаметно, по разговорам о том, что действительно интересно, головоломным вопросам и возможности думать только за самого себя, в конце концов — по самому Мацунаге, со всем его скепсисом, цинизмом и вечной насмешкой в глазах цвета тёмного янтаря. При всей специфичности, при всем наплевательском отношении к людям, которое он даже не утруждал себя скрывать, с Мацунагой было просто. И очень тепло. …Пискнул телефон, извещая о входящем сообщении. Фума подорвался к нему — и обмер, увидев на экране две лаконичные цифры: 1-21. Мацунага так сообщал о днях своего отсутствия, чтобы не вызывало лишних вопросов, если сообщение увидит кто-то посторонний. Три недели, начиная со следующей. Наверно, вырвался наконец в отпуск… Блин. Блин!!! Фума развернулся к стене и с чувством постукался об неё головой. А потом удалил сообщение, сунул телефон в карман и вымелся из квартиры на крейсерской скорости. Знакомый дом, знакомая дверь… — Гомэнасай, Мацунага-сенсей. — Во-первых — здравствуй, юноша, проходи. Во-вторых — не изволишь ли пояснить, за что ты просишь прощения? — Что долго не было. — Разве мы уговаривались о сроках? — Мацунага удивлённо поднял брови. — Впрочем, не буду отрицать, что твоё отсутствие меня несколько обеспокоило. — Я… решал некоторые морально-этические дилеммы, — мрачно сформулировал Фума. — И как успехи? — очень серьёзно спросил Мацунага, провожая его в гостиную. Пропустил вперёд — на миг они оказались совсем рядом, чужое тепло почти обожгло... и тут же сошло на нет. Фума медленно выдохнул. Мацунага ведь внимательный, как сыщик, ничего не скроешь… но сознаваться вот так сразу Фума был всё-таки не готов, поэтому ответил уклончиво: — Пока не очень. — Соболезную, — усмехнулся Мацунага. Фума дернул уголком рта в попытке улыбнуться в ответ: — Опять велите не занимать оперативку ерундой? — Юноша, если ты сам способен дать своим сомнениям верное определение и понять, что с ними делать, зачем же я буду сотрясать воздух? — Мацунага-сенсей..! — Фума рухнул на диван и с облегчением рассмеялся, понимая, что, в общем-то, ничего не изменилось, или, по крайней мере, изменилось не настолько критично, чтоб вовсе отказываться от общения. — Девятнадцать лет как «сенсей». И на твоём месте я был бы осторожней с сей почтенной мебелью, она всё же не из железного дерева. — Больше не буду, — пообещал Фума. — То есть наоборот — буду, осторожнее. А это что? — на глаза попалась горстка каких-то изогнутых зеленых бусин, лежащих на столике возле дивана. — А это, Котаро — наглядный пример того, что есть две бесконечных вещи… — Вселенная и глупость человеческая? — И насчёт вселенной я не уверен. Уж казалось бы — всем известно, что ожерелье Сияющей Яшмы с прошлого века находится в Касико-докоро в Токио. Однако из года в год находятся желающие своё или чужое вольное творчество за священную реликвию и, само собой, продать втридорога. Правда, данный экземпляр хотя бы не является новоделом — возможно даже, это камегаокское захоронение, но… — Мацунага покачал головой, всем своим видом выражая удручённость человеческим идиотизмом. Фума, в общем-то, его понимал, вот только — — А ожерелье в Святилище — правда то самое? Если его никто никогда не видел… На Фуму посмотрели с одобрением. — Верно мыслишь, юноша. Но, видишь ли — в данной ситуации суть не в том, действительно ли хранящаяся там реликвия в начале времён была вручена Ниниги-но-микото Аматэрасу Омиками, и существовал ли вообще оный Ниниги… Люди в это верят. Большая часть людей. И до тех пор, пока жива их вера, содержимое свёртка в Касико-докоро будет ценно, даже если там давным-давно осталась только пустота. Я ответил на твой вопрос? — Ага… то есть я сейчас доосознаю, ладно? — Осознавай, кто ж тебя торопит… — Мацунага передвинул бусины так, чтоб они снова оказались в лучах уползшего в сторону солнца. "Яшме полезен ультрафиолет", вспомнил Фума. За время общения с Мацунагой у него в голове скопилось столько разрозненных фактов из разных сфер, что таким вот внезапным озарениям он уже не удивлялся. — Мацунага-сенсей… а можно мне чаю? — Для стимуляции умственной деятельности? — хмыкнул коллекционер. — Отчего же нет. Идём. На автобус Фума опять опоздал. Опять — это раз эдак седьмой за восемь месяцев. — Нет, это не лечится… — Отчего же. Брадихрония излечима, примерно один случай из… — Мацунага-сенсей, не издевайтесь, — вздохнул Фума, отлепляя руку от лица. — И в мыслях не было, юноша, — отозвался хозяин дома, глядя на Фуму со столь явным исследовательским интересом, будто ждал от него чего-то более оригинального, чем традиционное «ладно, прогуляюсь». Вопрос — чего… нет, был, конечно, один вариант, но в странном свете последних событий напрашиваться на ночлег было как-то… «Ай, ладно. Куда я там всё посылал, в первую встречу — гореть синим пламенем? Вот пусть им и горит», — постановил Фума, аккуратно пересаживаясь с подлокотника почтенной мебели на сиденье, ближе к Мацунаге. Тот чуть наклонил голову, следя за его перемещениями; взгляды пересеклись, и Фума почти физически ощутил, что уже не сможет отвести глаз от янтарной бездны. ...Поцелуй вышел неловким, как у школьника, и ответа удостоен не был — только явственней стала вечная усмешка, которую Фума сейчас не столько видел, сколько ощущал. Чувствуя, как стремительно краснеют уши, он уже собрался давать задний ход и извиняться, но… На затылок, не позволяя отстраниться, легла теплая ладонь. Если это не было разрешением… Фума велел себе перестать думать и попытался снова, копируя манеру Цуру — прикасаться легко и быстро, будто выпрашивая продолжение, и спустя полвечности жёсткие губы дрогнули в ответ, а потом как-то вдруг оказалось, что целует уже не он, а его, целуют так уверенно и властно, что темнело в глазах и вышибало из головы последние остатки соображения. Ощущение мягкой хватки на волосах стало полнейшей неожиданностью. Повинуясь ей, Фума отстранился — и непонимающе хлопнул глазами. — Поумерь пыл, юноша, — в отличие от него, Мацунага даже не задохнулся, и голос его звучал так же ровно, разве только чуть ниже. — И подумай хорошенько, прежде чем мы продолжим — или нет. — Я месяц думал, — мрачно отозвался Фума. — Или это не считается? — Озвучь, что надумал — тогда решу. Нет, он всё-таки издевался. Ладно же… Фума медленно выпрямился, не осознавая, насколько у него сейчас шальная и ядовитая улыбка. — Жизнь… слишком коротка, чтобы, — старательно вспоминая слова и интонации, услышанные однажды, заговорил он, продолжая смотреть Мацунаге в глаза, — тратить её на душевные метания. Если то… что ты желаешь… не вечно — не противься искушению. Завладей и восторгайся. В янтарной глубине колыхнулась такая тьма, что на миг Фуме показалось, что его сейчас ударят. Но нет. — Стервец… — протянул Мацунага почти восхищённо. — Что ж. Ответ принимается, Фума Котаро.

2017 г.