В следующем году я обязательно...

Родни несколько дней подряд прокручивал в голове встречу в кафе. Стоило закрыть глаза и отвлечься, как в воображении сразу же всплывали образы красивого Айриша с круглым животом и беты-адвоката. Всплывали мутные туманные воспоминания о неподвижном синем тельце его собственного ребенка, которого случайно показали Родни сразу после родов. Родни помнил ту страшную звенящую тишину, которую должен был заменить крик новорожденного. Но его все не было и не было. Родни сходил к доктору Хэмптону на прием, отказался от чая и кофе, взобрался на небольшую оттоманку, стоящую в углу кабинета, и уставился взглядом в потолок. — Я снова вспомнил сына. — Сказал Родни. — Говорили, что он прожил еще несколько минут после рождения, но помню, что он не кричал. Тему с этим воспоминанием они закрыли еще год назад. Родни видел, как тяжело вздохнул доктор Хэмптон и пожал своими полноватыми плечами. Родни хотелось извиниться, но он лишь снова перевел взгляд на потолок. Вот и сходил он на встречу. Два года работы над собой просто испарились. Исчезли, как будто и не было столько усилий и труда. — Что-то тебе напомнило это? — мягко спросил доктор. — Его муж, этот Айриш, в положении. — Со странной для себя злобой отозвался Родни. — И что ты к нему чувствуешь? — К кому? — Родни накрыл пылающие щеки ладонями. — К Айришу? Он задумался. Айриш был мужем его истинного альфы, но Родни совсем не ревновал Остина. Родни и не видел в Айрише себя, потому что совсем уж они с ним разными были. Родни смотрел на его живот и чувствовал…что? Скорбь? Зависть? — Я же не хочу еще ребенка? — спросил Родни у доктора. Доктору Хэмптону как-то удавалось заболтать Родни так, что он начинал думать совсем не о том, с чем приходил часом ранее. После приема Родни прогулялся через парк, где снова посмотрел на играющих детей, а потом купил в кофейне большой стакан теплого кофе и присел на мокрую скамейку под голыми ветвями деревьев. Страшная картинка из прошлого больше не появлялась у него перед глазами и округлившийся живот Айриша не сильно пугал. Просто Родни сравнивал себя с ним. Не мог же не сравнивать. И вот здесь Родни понял, что же так его свербело. Обыкновенная обида и вина. Нужно было делать так же, нужно было спасаться самому и спасать своего ребенка, когда только появились первые синяки. Нужно было немного думать головой, когда в очередной раз Остин запускал этот круг из унижений и извинений. А зависть? Родни не завидовал. Он хотел ребенка, но уже не какого-то абстрактного ребенка, а именно того, которого выносил и даже родил. И перед которым оказался безмерно виноват за свою трусость. Родни не мог даже представить, что может с ним случиться, если он согласится на дачу показаний в суде. Истинность работала без ошибок и наверняка. Когда они впервые встретились с Остином, Родни было восемнадцать лет. Мир его перевернулся с ног на голову, но Родни был к этому готов. И он был счастлив. Он был готов посвятить свою жизнь истинному альфе, своему мужу. Он был готов строить семью и воспитывать детей. Еще два года родители не позволяли им пожениться. Остин строил карьеру, а Родни помогал папе с домашним хозяйством. По выходным они встречались и проводили время вместе. Впервые они с Остином поцеловались после двух месяцев знакомства, на общем семейном пикнике за городом. Они спустились тогда вниз, к быстрой реке, присели на теплые плоские камни и Остин прижал Родни к этим самым камням и прикоснулся к его губам. Они переспали в очередную течку Родни после года отношений. После этого родители стали готовиться к свадьбе, но подготовка затянулась еще на год — Остин был слишком занят учебой, работой и какими-то своими делами. Когда после медового месяца они въехали в новый городской дом и стали жить настоящей семьей, Остин приревновал Родни к другу и впервые поднял на него руку. — Любит он так тебя. — Сказал тогда папа Родни. — Будь к нему повнимательней. Истинность меняла всю жизнь. Когда Остин впервые появился перед ним, сердце Родни замерло, а потом зашлось в бешеном ритме. Остин стал обязательным компонентом всего, что происходило в жизни Родни. Родни всегда думал о его чувствах, о том, а как бы отнесся к этому Остин, а понравилось бы ему это или нет. И когда Родни оказывался рядом с ним, и когда они прикасались друг к другу и чувствовали запахи друг друга, Родни снова чувствовал это — сердце стучало как бешеное. И Родни был счастлив. Потому что это был его истинный альфа, а без него Родни чувствовал себя неполноценным и разбитым. К сожалению, Родни слишком долго не понимал, что что-то пошло не так. Но это произошло еще до смерти Алекса. Еще до второй беременности Родни сообразил, что Остин обращается с ним неправильно. Но была небольшая надежда, что долгожданный ребенок все исправит. А вышло так, что и ребенка Родни собирался подставить под удары отца-тирана. Сейчас в его жизни хотя бы не было постоянного страха. Два прошедших года были одинокими и полными тоски. Все эти два года истинность никуда не пропадала, и Родни до сих чувствовал Остина. Чувствовал, что он в этом городе, ходит с ним где-то рядом и живет своей полноценной и счастливой жизнью. Может, и до Остина доносились скудные чувства Родни. И вряд ли они его радовали. Скорее, раздражали. Поздно было мстить за себя, когда он уже один раз отпустил ситуацию и ушел из той прошлой жизни, оборвав почти все связи. Если бы Родни согласился на эту авантюру и снова встретился с Остином лицом к лицу, все пошло бы прахом. Все его попытки жить самостоятельно, все его разговоры с доктором Хэмптоном, вся помощь Льюиса и Хьюго — все стало бы бессмысленно. Родни любил Остина и не мог сопротивляться ему. Возможно, если бы он пошел на этот суд, Остин снова сумел бы перетянуть его на свою сторону.

***

Хьюго видел, что Родни вот уже несколько дней мучается выбором. Сам бы он обязательно согласился. Альфу, который позволял себе такое отношение к своим омегам, Хьюго уже презирал всем сердцем. Но Хьюго старался держать себя в руках и не давить на Родни. Он решил, что не будет настаивать на своем, если омега откажется. В конце концов, он пережил достаточно травмирующие события. Это казалось даже тяжелей, чем трагедия Хьюго. Кайл умер и ушел навсегда, но он никогда не предавал Хьюго. А смириться с такой неумолимой и неизбежной вещью, как смерть, было даже легче, чем с людским плохим отношением и равнодушием. На последнем сеансе они с доком немного поговорили про это. — Родни рассказал мне, конечно. — Сказал Хэмптон. — Пусть решит сам. — А если откажется? — спросил Хьюго. Он запомнил того худенького и яркого омегу, в глазах которого горело желание бороться с посягнувшим на него альфой. Мог ли Родни так же? Наверное, нет. — Это вряд ли что-то изменит. — Ответил доктор. Он открыл окно и впустил в душный кабинет свежий весенний воздух. Потом взялся за медицинскую карту Хьюго. — Что с твоими галлюцинациями? Именно в тот день док впервые сказал «галлюцинация» вместо привычного «Кайл». — Ничего. — Немного раздраженно ответил Хьюго. — Его давно не было. Иногда Хьюго просыпался по ночам и в ночной тишине слышал свое дыхание. Иногда спускался вниз на кухню, прибавлял газ в котле и пил холодную воду. Иногда сворачивал в коридор на втором этаже и проверял, горит ли в комнате омеги свет. Раньше тот часто работал допоздна, но теперь, после той встречи, почти не прикасался к своему ноутбуку. — Дозу можно снизить. — Задумчивый голос Хэмптона вторгся в его мысли. Хьюго поднял голову и посмотрел на массивную фигуру доктора, который удобно устроился в кресле напротив. На столике между ними стояли два стакана, полных воды, и Хьюго срочно захотелось смочить горло. — А если снова? — спросил он, немного испуганно. Ведь док был в чем-то прав. Кайла он любил, а вот от галлюцинаций стоило избавляться. — Не проверим — не узнаем. — Ответил ему доктор. Вечером Хьюго задержался в магазине. Было много работы и было сложно. Нужно было сдавать годовую отчетность, а лишних денег на толкового бухгалтера не было. Да и программы учета стоили немало. Едва успев на последний поезд, в пригород он добрался уже в темноте и к дому от станции шел по слабо освещенной фонарями дороге, иногда наступая в неглубокие лужи. В окнах на первом этаже горел яркий желтый свет. Он же освещал голую лужайку перед домом и небольшое крылечко с дверью. Хьюго немного обрадовался тому, что омега еще не ушел в свою комнату и поспешил быстрее добраться до дома. Может, его даже еще могли покормить чем-то вкусным и горячим. Родни очень хорошо готовил. Говорил, что папа его научил. В доме громко трещал разгорающийся котел, батареи стремительно нагревались. Свет горел в прихожей и в углу, отведенном под кухню. Там же хозяйничал омега, который снова что-то пек в духовке. Пока Хьюго топтался в пороге и снимал верхнюю одежду, Родни подошел ближе. Он нервно вытер руки кухонным полотенчиком и даже не заметил непослушной прядки волос, выбившейся из хвостика. — У нас снова мясо с картошкой. — Тихим и извиняющимся тоном сказал Родни. Хьюго кивнул ему. После прошедшей недавно течки омеги, Хьюго стал замечать его запах. Он был, конечно, приятным. И он наполнял этот дом, делая его немного уютней. И было в этом запахе что-то неправильное и напрягающее, как будто подарок в красивой упаковке, предназначенный не для него, не для Хьюго совсем. Его запах совсем не был похож на запах Кайла. За обеденным столом уже пахло румяным мясом и картошкой со специями. Родни избавился от фартука и перевязал свои волосы, а теперь уныло жевал еду, очень медленно работая челюстью. — Звонил этот адвокат. — Сказал он уже под конец их молчаливого ужина. Хьюго поспешил проглотить кусок мяса, чтобы ответить. — И что? — Хотел ответа. Омега уставился своим взглядом прямо на Хьюго. Вилка звонко ударилась об краешек пустой тарелки. — Я не хочу этого делать. — Что-то мешает? — спросил Хьюго. — Хотел, чтобы все меня оставили в покое. А говорят, я должен пойти против бывшего мужа, чтобы отомстить за себя. — Кто говорит? Хьюго тоже отодвинул от себя полупустую тарелку. Родни готовил вкусно, но сейчас кусок в горло не лез. Они привыкли ужинать в тишине, но не привыкли вот так разговаривать за едой. Иногда стоило включать телевизор, чтобы он говорил за них. Что Хьюго точно знал, что ни он, ни Хэмптон не могли бы сказать такое Родни. Хьюго, вообще, считал, что быть сильной личностью, идущей в любой бой, необязательно. Ему бы хватило обыкновенного душевного спокойствия. — Я спрашивал на форуме. — Родни занервничал и снова сжался, опустив плечи. — Там много омег, у которых похожая ситуация была. Громко в подвале затрещал перегретый котел, отчего разговор совсем умолк и почти прекратился. Хьюго сам убрал со стола посуду, а остатки еды поставил в холодильник. Они даже не стали пить чай. Родни ушел в свою комнату, сказав, что ему уже следует хоть немного поработать, чтобы совсем не потерять последних клиентов. Хьюго тоже спустился вниз в мастерскую и попытался сосредоточиться на работе над кожей, но все время отвлекался на свои мысли. Стоило заняться уже бухгалтерией, на самом деле, а не отвлекать себя дальше изготовлением обуви. Ее было достаточно на складе, а вот у бизнеса накапливалось все больше проблем, которые стоило решить, и на которые не было никаких сил и желания. Ближе к полуночи Хьюго убрал инструменты, поднялся наверх и выпил порцию таблеток, надеясь, что они хоть чуть-чуть помогут. Из-под закрытой двери комнаты Родни лился приглушенный свет, и Хьюго показалось, что он даже слышит клацанье клавиш клавиатуры. Оставалось надеяться, что омега, и правда, сел за работу, а не выспрашивает снова советы на сомнительных форумах в интернете. «Стоило сказать ему что-то, — подумал Хьюго, — поддержать как-то» Друзья, которые раньше были у них с Кайлом, после советовали Хьюго завести хотя бы щеночка или котенка. Хьюго не мог позаботиться даже о себе самом, да и не было у него такого желания. Когда он начал понемногу жить и видеть Кайла, его устраивал пустой холодный дом с необустроенными этажами и тесной мастерской. Может, эти друзья были в чем-то правы. Щеночка Хьюго так и не завел, но с тех пор как ему на голову свалился этот омега, Хьюго все больше думал о нем и его проблемах и все меньше отвлекался на свои собственные страдания. Родни выглядел настолько потерянным и беззащитным, что одни лишь инстинкты альфы не позволяли бросить его. Хьюго знал, например, что он все еще копит деньги, чтобы снять квартиру и жить самостоятельно, но не знал, как это Родни собирается справляться с пустым и одиноким домом. Следовало когда-нибудь заняться и этой проблемой. Пусть пока пожил бы здесь. В его распоряжении был целый этаж с отдельной ванной, а это не так уж и плохо. Время перевалило за полночь, а Хьюго почти заснул за всеми своими неспокойными мыслями, когда в коридоре послышался скрип старых досок. Именно он и выдал крадущегося омегу. Кого же еще? В призраков, несмотря на видения Кайла, Хьюго уж точно не верил. В дверь почти сразу неуверенно поскреблись. Хьюго натянул одеяло выше и включил лампу на тумбочке, мимолетом заметив, сколько же пыли скопилось на торшере. Вдруг он отчего-то заволновался. — Я не сплю. — Сказал он громко. — Входи. Дверь медленно отворилась лишь совсем на небольшую щелку, в которую смог протиснуться худой омега. Родни тут же опустил взгляд вниз, показал Хьюго свою растрепанную макушку с нечесаными волосами. Запах его быстро занял комнату и добрался до носа Хьюго. Это было так неожиданно и странно, спустя столько лет, чувствовать в своей спальне запах омеги. — Извини, — сказал Родни, — я совсем не мог уснуть. Хьюго сел на кровати, все еще держа одеяло у груди. — Если я сейчас откажусь от показаний, значит, я, и правда, спущу ему с рук смерть Алекса. Но даже если эти мои слова ни на что не повлияют, я же просто должен прийти и рассказать им, кто такой Остин. Но если… Омега запнулся и сцепил руки в замок. Он сделал несколько шагов, ушел с остывшего холодного пола и ступил на ковер босыми ногами. Дошел до кровати Хьюго, как будто совсем не замечал ничего и остановился рядом. В этом скудном освещении Хьюго только сейчас заметил его красные глаза и щеки. Он поднял руку и похлопал по кровати рядом с собой. Омега тут же присел рядом и уронил голову. — Но если я пойду, — сказал он, — я встречусь с Остином, и все снова вернется к самому началу, а не смогу так жить. Его бледные руки и ноги сильно выделялись в полутемной комнате. Майка с шортами мешком висели на худом, каком-то нескладном и неуклюжем теле. Запах был приятным, но не такой как у Кайла и даже не такой, как у других молодых счастливых омег. Этот омега, родивший ребенка, и, скорее всего, переживший большие дозы разных препаратов, пах болезненно и старо. — Что ты думаешь? — спросил Родни у Хьюго. — Что бы сделал ты? Хьюго не стал ничего скрывать и ответил прямо. — Я бы боролся с ним. — Сказал он.