Продавец счастья

Снег. Пушистый, густой, он крупными хлопьями сыпался с темно-фиолетового неба, заботливо укрытого громоздкими кучевыми облаками. Оранжевый теплый свет фонарей заставлял снежинки блестеть, и золотистые снежные столпы заполняли шумные праздничные улицы. Рождественские вывески пестрили на каждом шагу, в витринах красовались наряженные елки во всевозможных игрушках, бусах, гирляндах и мишуре. Дети играли в снежки и иногда случайно попадали в прохожих, но те только смеялись и нарочито-серьезно качали головами, воодушевленные праздничной атмосферой на удивление морозного Нью-Йорка. Запах мандаринов, еловых веток и омелы наполнял улицы и магазины, всюду спешили толпы людей, переговариваясь по телефону о подарках для детей и выискивая что-то в огромным списках покупок к праздничному столу. Приближался самый волшебный праздник, очаровывающий души даже самых черствых и бездушных людей. Вся одежда и волосы были усыпаны снежными хлопьями, даже на ресницах потихоньку таяли хитрые снежинки. В гипермаркете было намного теплее — снег на посетителях превращался в сверкающие капельки, и все они ходили с мокрыми прическами и челками. В магазине, на полках которого блестела разнообразная рождественская утварь, играла праздничная мелодия — типичная музыка для этого времени года. Тележки посетителей были наполнены до отвала, и лишь самый стойкий смог бы не купить новую гирлянду для украшения дома, еловую веточку, новый елочный шарик или палку дорогущей колбасы к столу. -…Dancing and prancing in Jingle Bell Square in the frosty air*! — напевал Тор, проходя мимо стеллажей с мигающими гирляндами и слушая любимую рождественскую песню. — Не заткнешься, и я шибану тебя костылем. Угрозы Локи подействовали на Тора моментально, и он замолчал на какое-то время, подбегая к золотистым огонькам и выискивая цену на нее. Эти полтора месяца были насыщены событиями. Самое главное из них — Локи, наконец, встал на ноги. Дрожа, впиваясь пальцами в торово плечо, тяжело дыша, — но встал. Недавняя травма и ежедневные тренировки под строгим наблюдением одного из лучших врачей Нью-Йорка, хорошего приятеля Эдварда Холла, дали о себе знать. Тор навсегда запомнил это заплаканное ошарашенное лицо Локи, когда тот, наконец, сделал один шаг вперед самостоятельно, потом второй. И пусть он рухнул после неполного третьего Тору в объятия — начало было положено, и дальше все пошло только в лучшую сторону. Лафейсон долго не мог привыкнуть к необходимым пока что костылям. Он считал, что это выглядит еще глупее, чем коляска, поэтому не выходил из дома где-то неделю, но упрямство Тора никогда не знало границ. К квартире Тора Локи, напротив, привык довольно быстро. Он освоился, облюбовал любимый плед Тора, пропахший теперь не только ромашковым чаем, но и глинтвейном, а отчасти и Пуфиком. Обещанная когтеточка дворцом возвышалась в углу просторной квартиры, и персидскому жирному котику всегда было в кайф валяться в уютных меховых норках сооружения. Мяч, являющийся причиной многих событий в жизни парня, как ужасных, так и приятных, вызвал у Локи разные, но сильные эмоции. Он безобидно лежал у батареи, сверкая одним боком, и Пуфик, гордо вышедший из переноски, первым делом побежал именно к нему, толкая круглое человеческое изобретение лапой и удивляясь тому, что оно куда-то катится после этого. Предложение Тора избавиться от мяча, если Локи неприятно на него смотреть, было отклонено: «это последний подарок от моей семьи и причина, по которой я здесь» — сказал тогда Лафейсон, с трудом сдерживая слезы, и мяч остался у них, иногда терзаемый пушистыми лапками котика-жирдяя. Частым явлением для Тора стало по поздним вечерам смотреть Animal Planet и удивляться вместе с Локи диким фактам о львах, крокодилах или курицах-Аппенцеллерах Шпицхаубенах. Тор приходил с работы где-то в шесть-семь вечера, и к этому времени Локи успевал намудрить что-нибудь с ужином: иногда готовил что-то сам, радуя вторую половинку удивительными рецептами, а иногда просто заказывал суши или пиццу, объясняя это слишком большим объемом заказанных переводов. За всеми делами, что навалились на них — ежедневными походами к врачу, тренировками и восстанавливающими процедурами, приближение праздника они заметили чуть позже, чем остальные. — Давай эту? Мне кажется, веселенько, — Тор показывал на разноцветную гирлянду, призывно мигающую на быстром режиме. — Ну, бери эту, — согласился Локи, бросая коробку с огоньками в огромную тележку, которую катил Одинсон, — все еще думаю о сегодняшней новости. — Да брось, — Тор хлопнул Локи по спине, от чего тот злостно зыркнул на него, — я так много рассказывал им о тебе по телефону, что они уже приняли тебя, как родного. — Вдруг я им не понравлюсь? — предположил парень, следуя к елочным украшениям, — я на костылях, и я мужик. — Но они же в курсе, ну. Приезд родителей Тора на праздники немного напугал Лафейсона, но шанс обрести любящую семью его привлекал, согревая душу получше, чем красный шерстяной шарф, присланный ему четой Одинсонов из Чикаго. — Смотри, какой смешной олень, — Тор показал Локи большую плюшевую игрушку с красным бантом, призывая купить и ее тоже, — как тебе? — Да покупай, покупай, — ответил парень с приятной усталостью и чуть развязал шарф, в котором уже было тяжело дышать от духоты. Тележка постепенно заполнялась всякой праздничной ерундой, и, казалось, что по пути к продуктовому отделу они скупят все рождественские декорации, что лежали на полках. В колонках гипермаркета играла уже четвертая песня, шоколадный голос Фрэнка Синатры умиротворенно напевал «Let it snow», и Тор снова начал подпевать, не выдерживая напора праздничной атмосферы, набегающей на него, да и на Локи тоже, со всех сторон. — Эй, Ло-оки? — перестал вдруг петь Тор, — посмотри, что тут. Он показал пальцем наверх, и в самом углу, на одном из стеллажей, висела ароматная веточка омелы. — Тор, не см… Локи не договорил, так как был вовлечен в поцелуй. Костыли с грохотом упали на пол, но сильные руки Одинсона обхватили парня, придерживая и не давая осесть на пол. Он целовал его щеки, покрасневший нос и губы, и Локи таял в его объятиях, как снежинки на его черном шерстяном пальто. — Ты что творишь? — притворно-недовольно прошипел он, когда Тор, наконец, чуть отстранился. Он все же чувствовал легкую неловкость перед магазинной толпой. — Целую тебя под омелой. Традиция. — Я знаю про традицию! Но мы на людях. — И что? — Тор мило улыбнулся, — боишься попасть в список плохишей у Санты? Локи пустил короткий смешок. — А ты не боишься попасть в список идиотов у Санты? — Ради тебя я пойду даже на такую жертву. Тор долго не отпускал Локи, не обращая внимания на удивленные взгляды остальных посетителей магазина. Рождественская музыка разносилась по шумным залам, свет гирлянд нес веселость и праздничное настроение, метель за окнами завывала новогодний мотив и била в тонкие стекла, и парни предвкушали не только теплую волшебную ночь у светящейся ели в кругу любящей семьи, но и самую чудесную совместную жизнь, так удачно купленную Тором в прохладном сером сентябре.