Осужденные на смерть и проклятые

Я пришла в себя и увидела, что лечу. Лечу по длинному сверкающему… Нет. Зрение немного прояснилось. Я не летела. Мое тело везли по больничному коридору, я узнала этот потолок, эти стены... Мне сразу захотелось умереть. Ничего не болело. Но двигаться я отчего-то не могла. И говорить тоже. Надо мной склонилось лицо. Я узнала его по глазам (остальное было закрыто тряпками). Это был Глосс. Глаза покрасневшие – он плакал, что ли? Доктор что-то сказал, но я ничего не поняла. Голос был низким, глухим, расплывчатым. Слова больно отдавались в голове, и эта боль мешала их понять. Я не хотела жить. Сейчас мне не плохо. Можно закрыть глаза и просто исчезнуть. Но меня постоянно теребили. Я видела, как мне что-то втыкают, но ничего не чувствовала. Я даже не понимала, где у меня болит, не считая того, что разбито было все тело. На месте ли ноги, руки?.. Роза! Я не могла приподнять голову. А надо мной столпились врачи. Глосс… Доктор Церрис? Нет, это другая женщина. Выбившиеся пряди светлее, а глаза зеленые. Добрые. Но у Глосса добрее. А ей просто жалко меня. А потом подошел еще один врач. Он что-то сказал, и я почувствовала, что засыпаю. Меня затянуло в какой-то кошмар… Пришла в себя я не скоро. Смутно помню, как меня снова теребили, куда-то отвозили. Но я ничего не понимала. Боль приходила редко, зато надолго. Лишь когда я начинала стонать и метаться, мне делали укол. Еще меня постоянно тошнило, и кто-то меня переворачивал к большому тазу. Помню, его величина меня очень удивляла. Полностью сознание ко мне вернулось вечером. В глазах больше не мельтешило, и я принялась разглядывать незнакомую мне комнату. Комнату? Я действительно лежала дома, в чьей-то кровати. Вокруг возвышались темные шкафы, загроможденные рядами книг. Небольшой столик с аккуратной стопочкой бумаг, картина, на которой нарисована поляна и девушка, лежащая в цветах. - Она очнулась, Гар, подай голос. Объясни ей все, чтобы не пугалась. - Голос был знакомый. Равнодушный и деловитый. Я осторожно повернула голову… и поняла, что утонуть в своем горе мне не дадут. В комнате было пять человек, и все они следили за каждым моим движением. И одним из них был мой вечный кошмар – Главный. И, разумеется, Гарвольт – его единственный сынок – Проклятый. Возле стеночки жалась какая-то старушка, на диване сидел худой мужчина, скрывающий лицо шарфом и постоянно негромко покашливающий, у двери стоял рослый молодой человек с поразительно жизнерадостной физиономией, которая уже меня начала раздражать. - Тисса, я так рад, - проворковал Гар, усаживаясь возле меня, - все очень долго ждали этого дня. И я тоже. У тебя легкое сотрясение мозга, одна нога сломана, четыре ребра тоже. И небольшая рана в боку - ты упала на какую-то острую корягу. Я чувствовала себя откушенным яблоком, к которому слетелись осы. Мне хотелось побыть одной. Но я понимала, что это невозможно. А еще мне почему-то было приятно такое внимание. - Как я здесь оказалось? – мрачно поинтересовалась я. Ничего не болело, но вспоминая произошедшее... Лучше забыть! - Э… - Гар неуверенно обернулся, - доктор, может, объясните? А то я не очень понимаю, почему мы забрали ее. - Я запрещаю интрижки в моей лечебнице, - немного устало заявил Главный. - Думаю, Тисса знает, о чем я говорю. Ведь это она похитила его рассудок. - Чей? – испуганно разглядывая загадочное приспособление, скрывающее то место, где недавно у Главного был нос, спросила я. - Твоего любовника, разумеется, - холодно ответил Турс. - Которого именно? – начиная злиться, язвительно поинтересовалась я. - Нашего Глосса, - быстро вмешался Гар. - Кое-кто убежден, что ты охмурила его, и именно он нас выпустил. Теперь Глосс на подозрении. Одно доказательство - и док в тюрьме, причем неизвестно, к чему приговорит его суд, припомнив его первый промах. - Не при свидетелях, - коротко оборвал его Главный. - Влади, вы теперь убедились, что девочка жива, и ей ничего не грозит? - Женщина нужна для расследования, - глухо произнес мужчина с шарфом. - Могу я начинать? - Подождите. Дайте девушке прийти в себя. Тисса, тебе ничего не угрожает. Ты – жертва. Во всяком случае, так считает Глосс. Он убежден, что Тень скинул тебя с моста. Я же считаю, что ты прыгнула сама. А Влади рассказывает совсем другое. Итак, Влади – это та милая женщина. Она видела, что происходило на мосту. Даниэль Гофф – наш следователь. Тот юноша у двери – его помощник. Я забрал тебя к себе домой, чтобы изолировать от Глосса. Объяснял уже - почему. В лечебницу к тебе этот «герой-любовник» пробирался через окно. В мой дом он залезть не посмеет. Сейчас Бешеный… Ох, простите, Даниэль, - начнет задавать тебе вопросы. - Я бы попросил оставить меня и потерпевшую наедине, - тем же простуженным голосом произнес следователь. Главный задумчиво кивнул и жестом подтвердил его слова. По-видимому, он в самом деле был здесь хозяином. Старушка, счастливо улыбаясь, помахала мне рукой и вышла. Гар уходить не хотел, но Турс его попросту выволок за собой. Последним ушел юноша, закрыв за собой дверь. Мне стало как-то не по себе. Очень захотелось забраться под одеяло. Я не видела глаз следователя – они были спрятаны за черными очками. А губы - за шарфом. Из-за этого он казался безликим, безжалостно чужим. Мужчина подошел и присел на мою кровать. Я невольно отодвинулась. - Да не бойся, - поморщившись, велел он, - я такой же, как и ты. Проклятый. И кличка та еще. Глупая история. Бандиты зарезали заложников, а я перестрелял. Всех. Когда опомнился, то Проклятье уже появилось. «Кошачий глаз» - так оно среди нас называется. Он снял очки. Глаза у него были желтые, красивые. Я чувствовала, что он не притворяется, пытаясь меня разжалобить. Он был надломлен так же, как и я. - Как может Проклятый быть следователем? - Главный пожалел меня. Вначале вылечить пытались, но куда там… А у меня ведь жена, дочка. Оставили при лечебнице. Каждую неделю на уколы хожу, чтобы не сорваться. Ну и работаю на Турса. Как и Глосс, Вильям… - И вы хотите поймать Тень? – мне все-таки стало его жалко. – Вы не понимаете, насколько он силен. Вам с ним не справиться. - А кто справится? - Никто. Тень – это уже не человек. - Что же он сделал с тобой, раз ты так боишься его? Я замолчала. Мне хотелось пожалеть себя, какая я бедная и несчастная, но уйти в свое горе и поплакать мне не дадут. А значит, мне стоит подумать о мести. Хотела ли я отомстить? Безусловно. А что, если… - Дело даже не в том, что он тогда сделал с тобой, - продолжил следователь, оборвав мои размышления, - а в том, что он захочет сделать, узнав, что ты жива. - Он меня убьет? – обернувшись к Даниэлю, вскрикнула я. Тот кивнул. Ну да, что же еще он захочет сделать. Я слишком много знала о нем, слишком много. Ради мести или ради предосторожности, он вынужден меня убить. Даже если не хочет этого. - Я расскажу вам о Тени, - произнесла я, зловеще улыбнувшись, - и вы сами пожалеете, что взялись за это дело. Мне не понравилось, что мой голос прозвучал как рыдание. Только бы не расплакаться! Но слез не было, хотя внутри все болезненно сжалось. Я ведь только что очнулась, почему бы им не пожалеть меня? Не оставить в покое хоть на денек? Ни капли жалости. Никакого сочувствия. Новая жизнь без жизни. И без любви.