Максим Сережу в порыве ссор бросает раз по десять.
— Ты ей улыбнулся, — обвинительно заявляет Свобода, стоит им с Сережей зайти в квартиру. Трущев парня своего почти не слушает, где-то на грани сознания отмечает, что заказанный клининг убрался достаточно хорошо, и, раздевшись, проходит в гостиную. — Ты меня вообще слушаешь? — продолжает возмущаться Свобода. — Я вообще-то бросаю тебя. — Ты меня бросаешь уже пятый раз за последние часа пол, — улыбается Трущёв, тем самым зарабатывая от Максима уже миллиардный злобный взгляд. — Мась, ну улыбнулся и улыбнулся. Что в этом такого? — Вот ты ей улыбнулся, а она уже в голове замуж за тебя вышла и родила маленьких пиэлсишников, — хмуро отвечает Свобода, старательно рассматривая слишком чистую квартиру, словно бы он оказался в каком-то другом месте, а не у себя дома. — Маленькие пиэлсишники — это сильно, — смеётся мужчина, подходя к Максиму. — Свобода, хватит вести себя как истеричка, знаешь же, что я кроме тебя и не смотрю ни на кого. Максим по плану Сережи должен был успокоиться. Но вместо этого блондин обиженно подорвался с подоконника, на котором сидел во время разговора и, сказав, что Сережу он все же бросает, вышел из комнаты. Серёжа на эти слова только смеется и спрашивает, будет ли Максим чай.Серёжа в Максиме эти порывы очень любит. Потому что именно в таких резких, необдуманных словах весь Максим.
Максим плохую компанию категорически не переваривает, о чем и сообщает каждый раз, когда Сережины друзья от них уезжают.
— Ладно, мы поехали, а то твой парень сейчас ядом плеваться начнёт, — смеётся Бабич, на прощанье обнимая Сережу. — Пока, Мася, — кидает мужчина, садясь в машину. — Да валите вы уже, — бубнит себе под нос парень, собственнически обнимая Трущева, именно в тот момент, когда к нему собирается подойти Шутов, чтобы попрощаться. — Пока, — Эрик все же умудряется дразняще чмокнуть друга в макушку и отскочить ровно в тот момент, когда Свобода уже почти готов треснуть музыканта, — буду по вам скучать, мальчики. — Да-да, мы по вам тоже, как только в холодильнике будет заканчиваться еда, — бурчит в ухо Сережи Максим, пока мужчина что-то говорит своим друзьям. Единственное по чему Свобода скучать будет — это щедрость южных ребят, которые каждый свой приезд без проблем заполняли их холодильник и помогали содержать квартиру в порядке. — Уехали, — с грустью констатирует Серёжа, выбираясь из объятий Максима и направляясь в сторону подъезда. — Какая жалость, — тянет Свобода, с трудом сдерживая радостную улыбку. — Неужели? — с непонятным выражением лица спрашивает Серёжа, оборачиваясь к Максиму. — Ну раз и ты сожалеешь, позвоню ребятам, скажу чтобы возвращались, — не сдерживает пакостной улыбки в конце рэпер. — Только попробуй, — яростно шипит Максим, — вот месяца через три поговорим. Не раньше.Серёжа в Максиме очень ценит, что, несмотря на всю неприязнь к плохой компании, парень об этом никогда напрямую не говорит, не хочет Сережу обижать.
Максим каждый раз Сережу ругает за то, что тот периодически называет нарциссом, но все равно долго торчит перед зеркалом.
— Сво-о-бо-о-да-а, — насмешливо растягивает гласные Серёжа, — ещё немного и ты в своём зеркальном двойнике дыру прожжёшь. И пофиг, если только в нем. А вот если на твоём лбу будет красоваться дыра, мне точно не понравится. — Ой, Серёжа, иди ты, — отмахивается парень, отмечая, что на кухне перестал шуметь чайник. — Вот кофе нам сделай. — Это будет уже третья кружка, принцесска, мы так точно опоздаем, пока ты ищешь в себе несуществующие недостатки, — замечает музыкант, но все же послушно встаёт с дивана и топает на кухню, чтобы хоть чем-то занять себя. — И все же, на следующих праздник я точно подарю тебе цветы. Восьмое марта вот скоро, угадай какие. — Если это будут нарциссы, я тебя брошу, — серьезно сообщает блондин, впрочем от зеркала не отлипает. Продолжает внимательно осматривать своё лицо, чтобы на нем все идеально было. — Ну-ну, — хмыкает мужчина. — И вообще, Мась, мне может ревновать пора начинать, и ты совсем не для меня прихорашиваешься? — с юмором спрашивает Трущев, особо ответ даже не слушает, сам понимает, что бред несёт полный. — Ага, я наконец понял, что ты меня не достоин и собираюсь изменить тебе с красавчиком, которого вижу почти также часто, как тебя, — смеётся Максим, наконец отлипая от зеркала и заходя в кухню. — Фу, Свобода, ну и извращенец ты конечно, — отплевывается Серёжа, стараясь рядом с парнем не находиться. Знает, что получить может. — У тебя есть целый я, а ты хочешь с самим собой мне изменить.Трущёв пусть и называет Максима нарциссом, но в груди все равно от его действий каждый раз становится теплее, потому что знает, что Свобода переживает только о том, что его опозорить может.
Максим никогда не переживает о собственных выступлениях. Зато за каждую фальшивую ноту Сережи краснеет, как за свою.
— Ты не переживай, — в который раз возвращается к сольному концерту Максим, — несколько фальшивых нот в тех строчках уловил только я. — Ну и хорошо, — кивает Серёжа, которому вообще-то абсолютно плевать на эти ноты, но Максиму он никогда этого не скажет. — Точно все в порядке? Если хочешь, я могу залезть в инсту и заблокировать всех, кто выложит тот момент, — Максим похож на заботливую курицу наседку, против которой Трущёв ничего не может предпринять. — Мась, нормально все. Я же не певец, поэтому не особо запариваюсь, и тебе советую обращать на это как можно меньше внимания. Те ребята, которые приходят на концерты, все равно наслаждаются нашими выступлениями, сколько бы раз мы не сфальшивили. — Ну это не правильно как-то, — тянет Свобода, и Серёжа, которому совершенно не хочется и дальше выслушивать стенания Максима по поводу музыки, просто затыкает парня поцелуем.Серёжа в эту странность Свободы влюблён особенно сильно, потому что за него никто не волновался так сильно, особенно по таким пустякам.
Максим постоянно опаздывает на самые важные мероприятия, зато на простые прогулки приходит вовремя.
— Извините, мы с Серёжей слишком поздно выехали, — понуро раскаивается Свобода, стараясь на остальных ребят лишний раз не смотреть. Те кидают в их сторону слишком уж злобные взгляды. — И я даже не буду упоминать, из-за кого это произошло, — хмуро отвечает Трущёв, поочерёдно здороваясь с каждым из ребят. — Съемка начнётся через десять минут, вы ещё можете успеть на экспресс грим, — смеётся Назима, окидывая Серёжу понимающим взглядом. Свободу и его любовь к опозданиям не поменять. — Да ладно, мы и так ничего, — отмахивается Трущёв, у которого единственное желание — немного полежать или хотя бы посидеть, потому что последние минут двадцать они с Максимом бежали, очень быстро, стараясь не опоздать. — Ну, Серёжа, ну пошли, нужно красивыми быть, — не соглашается Анисимов, упрямо хватая успевшего сесть Серёжу за рукав куртки. — Свобода, я с тобой вообще не разговариваю. Поэтому сам иди куда хочешь, — отмахивается рэпер, сразу же переключаясь на разговор с Никитой, которому крайне интересно узнать причину опоздания. — Ну как вы все знаете, Свобода конченный. — Серёжа, — предупреждающе тянет Максим, но Трущёв даже не пытается обратить на него своего внимание, полностью занятый разговором. — Так вот, этот экспонат за пол часа до выхода заявил, что у него нет футболки нужно цвета и мы, блять, — не выдержав, ругается музыкант, — поехали в магазин, искать футболку. А потом домой, чтобы Максим оделся. Потом уже к вам поехали, ну плюс пробки, сами знаете. — Да уж, повезло тебе с парнем,— смеётся Олег.И Серёжа полностью с этой фразой согласен. Потому что, несмотря на все минусы Максима, не любить его невозможно.
Максим редко говорит: «я тебя люблю», но делает так много, что слова становятся излишними.
— Никакой репетиции, ты болеешь, — твёрдо говорит Максим, когда уже полностью одетый Серёжа планирует выйти из дома и поехать на студию. — Максим, тридцать семь и пять не смертельная температура. Я вполне могу работать, — отмахивается Серёжа, пытаясь обойти своего парня и выйти из дома. — А осложнения? Там холодно, вот сейчас просквозит где-нибудь, получишь воспаление. А может и вообще загремишь в больницу. Короче, раздевайся, ты никуда не пойдёшь, — Трущёв тяжело вздыхает, но покорно разувается и снимает куртку, потому что с Максимом спорить себе дороже, лишь достаёт телефон, чтобы написать Никите о том, что его сегодня не будет. — Что дальше делать, мамочка? — иронично спрашивает Серёжа, поглядывая на крайне озабоченного Максима, который, кажется, хочет всерьёз им заняться. — У тебя голос хриплый. Горло болит? — спрашивает Анисимов, но даже не пытается дождаться ответа, продолжает монолог. — Я сейчас в аптеку сбегаю, потому что у нас нет лекарств почти никаких. А ты иди, ложись. — В смысле лекарств нет? — удивленно переспрашивает Серёжа, готовый в любой момент покрутить пальцем у виска, потому что лично пару дней назад возил Максима в аптеку, который ехал туда с целым списком нужных таблеток. — Ну все не те, я для другого покупал. Не думал, что ты заболеешь, — виновато разводит руками парень, пытаясь застегнуть куртку. — Все, я ушёл, а ты будь хорошим мальчиком и ляг, поспи.Серёжу искренняя забота Максима трогает куда больше, чем три слова, которые он от Свободы слышит крайне редко. Да и плевать Трущёв на них хотел, потому что поступки Анисимова говорят намного больше.