Проблемы реинтеграции

Это оказалось похоже на пробуждение от долгого, тяжелого сна — из тех, которые кажутся навязчиво-реалистичными и в то же время совершенно невозможными; из тех, которые запоминаются на всю жизнь и заставляют размышлять о том, которая из жизней настоящая. Вот только Линнер знала наверняка, что настоящими были обе: та странная, урезанная в одном, однако невероятно насыщенная в другом, была настоящей. Собранные в хвост волосы стягивали кожу — она будто впервые ощутила это. Непослушные вьющиеся пряди выбивались и щекотали лоб. И еще ей хотелось улыбаться — улыбка будто прилипла к лицу, стала его частью, несвоевременной и неуместной, и Линнер ощущала ее, но никак не могла справиться. Мина смотрела на нее чужими, но знакомыми глазами. Мина была встревожена: это читалось по выражению лица, по сцепленным в замок пальцам, сдвинутым бровям. И Линнер пришлось припомнить чуть больше, чем ненастоящая жизнь… …в которой было ванильное печенье с шоколадными крошками, она любила им завтракать, а порой кормила остатками серо-оранжевых птиц, собиравшихся по утрам на подоконнике… Линнер тряхнула головой: никакого ванильного печенья не могло быть — это даже не настоящие воспоминания, это осколки фальшивой личности, собранной для нее Джой по крохам. Она должна была вписаться идеальным образом, интегрироваться — в общество со множеством правил и ритуалов, следование которым должно казаться естественным. А значит, ей нужна была подходящая личность: спокойная и расслабленная, счастливая и удовлетворенная жизнью, не склонная задавать лишних вопросов. Такая, которая смогла бы столкнуться с самой собой и не заметить ничего странного. …она вспомнила, как смотрела на себя — спящую в палате-камере, между сеансами реинтеграционной комиссии, и ничего не ощущала, кроме навязчивого желания что-то оставить здесь. Что-то, спрятанное в кармане — будь то прядь волос, обрывок носового платка, камушек. Помнила, как смотрела и хмурилась: что-то пыталось пробиться на поверхность, но не могло, и она просто клала очередной подарок, а затем уходила, невидимая и незамеченная, чтобы наутро забыть придать хотя бы какую-то важность произошедшему. Так Линнер обеспечивала непрерывность линий времени, программируя временную личность на определенные поступки в точно рассчитанные промежутки времени — и всякий раз приходила в ужас, когда осознавала, насколько тесны пробелы между визитами инспектора Коро, сменами охранников-наблюдателей. Она не понимала, что на самом деле программирует — будущее? Прошлое? Настоящее? Создание инспектора Коро оказалось работой не менее тонкой и в то же время не более сложной: первая же модель из представленных Джой обладала чудовищным сходством и впечатляющей детальностью. Да, конечно, они опирались на воспоминания Линнер, однако даже на быструю руку прогнанные тесты заставляли ее холодеть. Мина внесла свои коррективы: поначалу Линнер спорила, желая исходному инспектору Коро иной доли, однако та была непреклонна. Коро должен был погибнуть именно так, как желала Мина. Таково было его наказание, и Мина выбрала его старательно. И все же она явно скорбела. Линнер пыталась разобраться в этих эмоциях — в перерывах между программированием и перепроверками, однако не могла: Мина оперировала непонятными ей критериями долга и справедливости, и каждый контакт их разумов заканчивался для галлифрейки тупой, ноющей болью где-то в области затылка. Наблюдатель-Мина грустно вздыхала, трогала ее за руку, просила прощения, и была совершенно честна в открытости своих чувств — но Линнер предпочитала не смотреть в ее глаза. Кроме того, чем дальше, тем больше она на самом деле узнавала в Мине инспектора Коро, и ей становилось куда страшнее оказаться в финальной точке их безумного плана. Тогда она откладывала перевоплощение еще на некоторое время, ссылаясь на необходимость пересчитать погрешности, и скрывалась в коридорах своей ТАРДИС. Там она просто блуждала, наслаждаясь симбиотической связью в полной мере: Джой могла думать за нее, а она лишь направляла мыслительные потоки, словно поворачивала парус. И все же она не ожидала, что прожитый кем-то другим отрезок ее жизни окажется настолько чужим. И еще не ожидала, что он окажется наполнен не томительным ожиданием пробуждения, а чем-то незнакомым ей: уютным спокойствием, уверенностью в завтрашнем дне, который совершенно точно не станет отличаться от вчерашнего. Размеренностью ежедневных ритуалов и продуманностью действий. Отсутствием навязчивых, путаных мыслей. Это была очень приятная и ясная жизнь. Пугающе приятная. Линнер взглянула на Мину, которая протягивала ей руку — и вспомнила о том, что обещала помочь ей восстановить истинную личность. В отличие от нее самой, разум Мины оказался способен вместить одновременно оба конструкта, однако в пределах купола та обладала ограниченным контролем над ними, так что ей требовалась помощь, чтобы стряхнуть с себя шкурку Коро. Инспектор Коро исчезнет. Но не сейчас. — Будет паника, — задумчиво проговорила Линнер, заканчивая свою работу над тем, что когда-то называла «машиной времени». — Я с ней справлюсь, — Мина побарабанила пальцами по зеркальной поверхности одного из шкафов с оборудованием. Она выглядела как Коро, однако была Миной, и это невероятно путало Линнер — а еще отзывалось болезненными воспоминаниями о том, что она сама не узнавала собственного лица. — Им потребуется лидер. Я жила как одна из них, я знаю — дело не в том, что их заставили принять тезис идентичности. Дело в том, что он оказался комфортным и приятным. Оказывается, если нет нужды думать о своем месте в мире и обществе, то остается очень много времени на то, чтобы подумать о самой себе. Чтобы подметить, как пахнет распускающийся бутон или запомнить оттенки неба на закате. — Твоя машина может вернуть моему народу способность думать о чем-то большем, чем оттенки неба на закате? — с явным раздражением бросила Мина. — Ты обещала помочь. Мы вымрем, если этого не случится, забыла? — Все вымрут однажды, — Линнер пожала плечами и захлопнула очередной шкаф, набитый спутанными проводами, кое-где перетянутыми перемычками. — Мне кажется, мы с тобой ошиблись. Мы не можем вернуть твоему народу прошлое. — Мы нет, но ты — можешь, — холодно парировала Мина. — Ты можешь переписать их разум. Ты можешь заставить их забыть все то, что случилось после тезиса идентичности. Их жизнь вернется в непрерывность. Линнер покачала головой. Конечно, она может это сделать. Это будет очень-очень сложно, но она не зря несколько дней работала над маршрутом и действиями самой себя: Джой известны все узловые точки, она сможет соединить их таким образом, что Линнер окажется способна изменять реальность в пределах одной планеты буквально силой мысли. Она сможет придумать им новый мир. Возможно, она даже сможет придумать им лучший мир: без необходимости то и дело переселяться между планетами, без пугающих метаморфоз и планетарных катаклизмов. Без пространственных аномалий. Сделать их… обычными. Возможно, придется немного подправить историю — так, чтобы выстроенный ею фундамент оказался достаточно прочным. Чтобы он устоял перед пытливыми умами, способными сложить два и два и догадаться, что когда-то они были иной расой. Линнер вздрогнула и зажмурилась, а потом ощутила на плече руку Мины. — Я знаю, о чем ты думаешь, — тихо проговорила та. — Я знаю, что ты способна изменить многое. Я знаю, что ты не понимаешь Вселенную, но очень хочешь. Я знаю, к чему ты стремишься. Но здесь не Галлифрей, Линнер. Здесь не Событие Один. Здесь не та точка, в которую ты однажды придешь — это просто мир, который принадлежит не тебе. Ты не имеешь права решать за нас. — Я не имею права вмешиваться, — поправила Линнер. — То есть я, конечно, имею, иначе какого Омеги бы я пришла в Агентство, но я не имею права вмешиваться так. Она отцепила от пояса плоский диск, который приготовила для нее заранее, и сдвинула его верхнюю часть, позволяя Мине избавиться от мешающей личности. Инспектор Коро окончательно исчез. Туда ему и дорога, подумала Линнер, а затем пристроила наконец на голове тяжелую конструкцию. — Как я узнаю, что все получилось? — спросила она перед тем, как отдать Джой приказ запустить систему. — Никак, — улыбнулась Мина. — Тебе нужно учиться доверию. Начни с меня. Линнер поморгала, устало потерла пальцами веки и вдруг почувствовала, что на самом деле хочет просто убраться отсюда подальше. Ей, конечно, любопытно, каким образом Мина сможет заставить население принять свою настоящую природу. Как научит их не бояться предстоящей метаморфозы. Ей даже хотелось увидеть это переселение, побывать на Планете-2. Проснуться от странного сна, в котором она — инопланетянка с Галлифрея, которая путешествует по Вселенной согласно заданиям, крайне редко имеющим для нее самой хотя бы какой-то смысл. Стряхнуть с себя оковы вынужденного страха и необходимости скрываться. Избавиться от способностей, которые погружают ее во все большее и большее одиночество, потому что чем дольше она живет, тем лучше понимает, что никогда не сможет ни с кем стать по-настоящему честной и открытой. — Линнер, — напомнила о себе Мина. В тот же момент ее разума коснулась Джой: встревоженная, готовая помочь, избавить от путаных чужих воспоминаний, дать надежду, научить доверию. Готовая сделать для нее буквально что угодно, и даже если ей, Линнер, потребуется на самом деле перекроить эту Вселенную, Джой ей поможет. «Спасибо, — мысленно передала она своей ТТ-капсуле. — Ну давай, погнали. Постарайся как-то сделать так, чтобы не было слишком больно».