Одинокий человек на кухне

С самого утра Виктор Петрович Баринов, бывший шеф-поваром известного ресторана «Клод Моне», пребывал не в духе. Сложно было вообще вспомнить, когда он бывал в хорошем настроении. Всегда было что-то, что не давало в конце рабочего дня с уверенностью сказать, что вот этот вот день прошёл более-менее успешно. Бывали, конечно, редкие просветы — очень редкие — когда побеждала любимая команда или выигрывалась партия в покер. Но когда это было? После подобных успехов он обычно так напивался на радостях, что на следующий день проклинал всё на свете. Судьба в целом, а уж удача была изменчивой и ненадёжной дамой. Об этом Виктор Петрович знал не понаслышке. Но Баринов был не из тех, кто любил жаловаться. По крайней мере, не на трезвую голову. А потому на протяжении всего дня он мрачно сидел в своём кабинете и иногда выходил на кухню, чтобы прикрикнуть на Сеню и Федю, которые всё норовили заняться чем угодно, кроме работы. Устроив обязательный разнос команде, шеф мельком поглядывал через дверное окошко в зал, где обедали гости и снова удалялся в свою берлогу. — Чего это с шефом? — спросил Федя. — Так, конец месяца, — знающе хмыкнул Сеня. — И чо? Проигрался в покер, а взять взаймы не у кого? — мрачно хмыкнул су-шеф. — Студент не пришёль, — шёпотом объяснил Луи, как будто это была страшная тайна. Хотя, какая это была тайна. Студентом был мужчина, лет тридцати, высокий, под два метра и очень худой. Темноволосый и черноглазый, всегда гладко выбритый. Из-за вечных рубашек, застёгнутых под горло, бабушкиных джемперов и вязаных жилетов, официанты за глаза прозвали его Студентом. Он и впрямь напоминал эдакого вечно затюканного ботаника, которого шпыняли все хулиганы. Как давно он стал посещать «Клод Моне», уже никто не помнил. Возможно что, с самого открытия. Во всяком случае, приходил Студент регулярно по вечерам в первую неделю каждого месяца, как по расписанию. Никогда не бронировал столик заранее и занимал свободный, даже если он был у самых дверей на кухню, где поймать официанта было сложнее всего. Если же весь зал оказывался забронирован, Студент просто пожимал плечами и приходил следующим вечером. В выборе блюд странный гость был положительно постоянен и заказывал одно фирменное блюдо от шефа и чай. Иногда вместо чая — бокал вина. Однажды, видимо на свой день рождения, или по версии Сени — на день работников ядерной промышленности — он заказал недорогой десерт. А ещё он заикался. Вот и всё. Ничего примечательного в нём не было. Просто человек, который позволял раз в месяц побаловать себя вкусным ужином в дорогом ресторане. Как-то раз Виктор Петрович решил глянуть ради любопытства на этого заморыша, о котором Сеня и Федя сочиняли всякие небылицы и сплетничали почти все официантки, как будто он был какой-то знаменитостью. На фоне остальных лощёных гостей ресторана Студент и впрямь выделялся. Он как раз сидел у дверей на кухню и пробовал первый кусочек блюда. Но как он это делал. Прикрыв глаза, мужчина вдохнул исходящий от тарелки лёгкий пар и медленно взялся за приборы. Лицо его заметно расслабилось, плечи расправились, глаза перестали тревожно бегать по залу. Так же не торопясь, как будто совершал ритуал, он отрезал тонкий кусочек мяса, подцепил на вилку немного гарнира и, обмакнув в красноватую лужицу соуса, вкусил. Виктор Петрович сглотнул и неохотно посторонился, пропуская официанта. Студент продолжал есть, прикрыв от удовольствия глаза. Сделал глоток чаю и взялся за следующий кусочек. Того и гляди — замурчит. Это было чёртово представление, а не ужин. В последний раз Баринов видел, чтобы так осмысленно ели, только ресторанные критики и то, если блюдо действительно могло их удовлетворить. Но Студент совершенно точно не был одним из этих критиканов. Исключено. После того, как блюдо было съедено, он украдкой оглянулся по сторонам и, думая, что никто не видит, пальцем подобрал с тарелки последние капли соуса и быстро отправил в рот, как будто эти крохи были слаще всего. Неожиданно такая маленькая шалость больше всего умилила Виктора Петровича, хотя раньше он не замечал за собой потребности — следить за тем, как едят гости ресторана. Студент ел как-то особенно, на душе теплело, как от выигрыша Спартака или получения зарплаты, но при этом не хотелось на радостях напиться до поросячьего визга. В тот раз Виктор Петрович списал это странное тепло на чувство удовлетворения. Его труды были оценены по достоинству, и хоть кто-то действительно хотел по-настоящему наслаждаться его блюдом, не прося изменить рецепт или просто желая набить желудок. Но и потом, в вечера, когда приходил Студент, Виктор Петрович возвращался домой в состоянии какой-то тихой радости и на следующий день был добр почти, как Санта-Клаус. Под конец дня доброта, конечно, выветривалась до следующего визита Студента. И вот август подходил к концу, а Студент так и не появился. Всякое могло случиться. Потратился на книжки, заболел, не нашлось времени или нашёл другой ресторан. Последнее, конечно, больно ударило бы по самолюбию Виктора Петровича, но теперь даже это казалось не таким уж плохим объяснением. В другое время шеф даже бы не удивился подобному раскладу и не ходил бы мрачнее тучи, крича из-за каждой мелочи и через час заглядывая в зал, ожидая увидеть там знакомую фигуру. Но в начале месяца на заднем дворе их ресторана убили повара. Кажется, только вчера Баринов назло Вике принял в команду этого надоедливого огузка — Максима Лаврова. Парень проработал на заготовках чуть больше недели, а утром вторника у мусорных баков его нашёл Родион Сергеевич, местный бомж. Когда приехали менты, ресторан пришлось закрыть на сутки. Всех допрашивали, осматривали все углы, а сами ничего не объясняли. Кто убил? Зачем? Родиона Сергеевича и вовсе увезли по подозрению, но уже через пару дней отпустили. Больше всех было жаль Вику. Это ведь ради неё Лавров так хотел устроиться в «Клод Моне». Виктор Петрович тоже чувствовал себя виноватым, но никому бы в этом не признался. Огузок при всех его недостатках, был в общем-то неплохим парнем. Из него мог выйти толк. Может даже однажды он стал бы су-шефом. Если бы ему не перерезали глотку. Под вечер, когда вся эта розыскная вакханалия закончилась, Баринову удалось за стаканчиком вискаря разговорить подполковника Сергея Скворцова, который вёл это дело, и который теперь считал Виктора Петровича своим старинным другом. Оказывается, в Москве орудовал серийный убийца, и даже вполне себе маньяк. В отличие от своих коллег он отчего-то убивал не хорошеньких девушек, а обычных таких мужчин. Подкрадывался со спины, перерезал глотку и на прощание засовывал в рот какую-нибудь ерунду. Сувенир. Жёлудь, игральную кость или стеклянный шарик. Лаврову он оставил раковину двустворчатого моллюска. Зато стало понятно, почему эксперты распотрошили весь холодильник с морепродуктами — пытались найти похожую. — И что это за ракушка? — Флексо-пектен понтикус, — кое-как ворочая языком, прочитал по слогам с экрана телефона Сергей Юрьевич. — Гребешок черноморский. — К сожалению, не подаём, — грустно всхлипнул Виктор Петрович, разливая по новой порции. — Потому что он вымер. — Давно? — Очень. Одни ракушки остались, — ещё более печально всхлипнул подполковник и показал на экране мобильника весёленький костяной веер, вымершего моллюска. — У нас уже целая коллекция этой хуйни. То пингвинчик из шоколадного яйца, то подшипник, сушёный лист… А один раз, наверное, с собой ничего не взял — щебёнку с дороги подобрал, падла. У нас скоро музей больше, чем у «Поля Чудес» будет. — И чего, он вот так на кого угодно напасть может? Оказалось, что нет. Хотя на первый взгляд, между жертвами не было никакого сходства. Они вели разный образ жизни, имели разный достаток и профессии, не совпадали по семейному положению, жили в разных частях Москвы, а иногда и вовсе были приезжими. Между собой знакомы не были и всего общего, что между ними оставалось только то, что им не повезло родиться темноволосыми и черноглазыми. Виктор Петрович в тот момент немного обеспокоился поначалу за себя, потому что тоже попадал под данный типаж и на всякий случай спросил — много ли среди жертв было усачей. — Да нет, — пожал плечами, немало захмелевший подполковник, оглаживая собственные пышные усы. — И бородатые были и бритые. С усами пока ни одного не было. Но сейчас их мало кто носит. В остальном маньяк оставался верен себе. На камеры не попадался, свидетели его не видели. А в новостях о маньяке не говорили ни слова — все случаи оформляли как разбойные ограбления. Вычислить следующую жертву не получалось, так же как и ловить на подставного — ещё ни разу маньяк не клюнул на наживку. Москва большая, а Подмосковье ещё больше. Подполковник Скворцов рассказывал ещё много чего про неуловимого маньяка, но в тот вечер было выпито столько, что на следующий день Баринов помнил только, что убивец неравнодушен к кареглазым брюнетам и кажется, оставляет им сувениры с Чёрного моря. Помнил, но искренне хотел забыть, включая сам факт этой попойки. По прошествии пары дней Баринов начал ощущать, что чего-то не хватает. И только заметив на привычном месте развесёлую компанию, вспомнил — Студент в этом месяце ещё не приходил. И чем ближе был конец августа, тем мрачнее становился шеф. А вечером, перед закрытием, он всё-таки решил позвонить Скворцову, узнать, не было ли в последнее время ещё черноглазых покойников. — Да есть один в морге. Воришки какие-то обчистить успели, ни денег, ни документов. Пока не вскрывали… Сердце на секунду прихватило. — Могу я приехать? — Что, кто-то знакомый пропал? — Надеюсь, что нет. — Приезжай. Адрес я тебе оставлял. Чуть не забыв переодеться, Баринов схватил телефон, ключи и ни с кем не прощаясь, вышел на задний двор, где по привычке парковал свою машину. Он ужасно торопился и попал ключом в замок зажигания только раза с пятого. Чёрт подери, он волнуется из-за какого-то бедного студента, который ему даже не сын, не сват и не брат. Даже не разговаривал с ним ни разу и не знает, как его зовут. И вообще, может, он болеет за Зенит. И всё равно нужно было убедиться. Шеф завёл мотор и рывком вывернул руль, выезжая со двора. Именно в этот момент из-за угла понадобилось выскочить какому-то барану и бухнуться прямо под колёса. Благо, Баринов вовремя успел затормозить, никого не задев. Только этого ему не хватало. Разводила не поднимался, хотя шеф точно знал, что не успел его коснуться даже бампером. На что вообще надеются эти аферисты, пытаясь подобным дурацким образом вымогать деньги за якобы наезд? У него вообще-то видеорегистратор стоит. «Он там уснул, что ли?» Посигналив для порядка, пришлось выходить и проверять. Бедолага, лёжа мордой в асфальт, продолжал упорно изображать жертву наезда. Рядом валялся его портфель. — Эй! Хватит придуриваться! — Баринов рывком перевернул недотёпу за плечо и сначала не поверил. — Вот же… На асфальте без сознания, с расквашенным носом, но совершенно живой лежал тот самый Студент, которого он собирался ехать опознавать. Виктор Петрович стёр, выступивший на лбу пот и присел на капот, переводя дыхание. Чуть сам не стал убийцей, вот же анекдот. В его возрасте нельзя так сильно нервничать. — Эй, парень, — уже добрее попытался растормошить он несчастного, но обморочный Студент только на пару секунд открыл глаза, что-то пробормотал и снова отключился. Вызывать скорую не хотелось. Скорая на такой случай обязана и ментов предупреждать, а у Баринова и так уже была коллекция штрафов. Студент наверняка просто споткнулся. У того тротуара торчал ужасно неудобный бордюр, об него частенько запинались. Особенно по вечерам. Виктор Петрович ещё раз прикинул варианты, и пока никто не видит, как последнюю каплю соуса, поскорее уложил бесчувственное тело на заднее сидение своей машины, снова завёл мотор и поехал домой.