Одинокий человек на кухне

Лёва медленно и мучительно приходил в себя. С ним что-то было не так. Его куда-то тащили. Тащили и приглушённо матерились. Лёва попытался осмотреться, но голова всё ещё кружилась, а перед глазами летали чёрные пятна. Носки новых ботинок волочились по ступенькам, безжалостно царапая натуральную телячью кожу. Последнее, что он помнил, как шёл по Спиридоновке. До дома путь был не близкий, но, решив сэкономить, Лёва пошёл пешком. А дальше — как в тумане. Всё-таки нужно было взять тот омерзительный бутерброд с майонезом и сыром, который предлагала Наина Леопольдовна. — Сучьи ступеньки, — продолжал сквозь зубы материться похититель, волоча его по лестнице. — Ещё немного, ещё чуть-чуть. Уф! Лёву прижали к холодной стене подъезда и придержали за плечи, чтобы не съехал вниз. Невероятным усилием Лёва открыл глаза и кое-как осмотрелся. Жёлтый свет тусклой лампы бил по глазам, как тысяча солнц. Это был подъезд. Цифра три на стене напротив лифта. Нечёткая усатая физиономия перед лицом, которую рассмотреть лучше не получалось. — Очнулся? Ты как? Стоять можешь? — спросил неизвестный, возможно похититель. — Что за… — Лёва не мог даже внятно говорить. — К-кто вы? К-куда вы…? — Погоди, я сейчас, — продолжая прижимать Лёву одной ручищей к стене, другой — похититель открыл дверь. — Заходи. У меня где-то была аптечка… Лёва не хотел заходить, но его втащили и усадили у двери на тумбочку, сбив на пол телефон и какую-то мелочь. Внутри было темно и довольно пустовато, как будто здесь почти не жили или переехали только недавно. Из прихожей виднелись обе комнаты — кухня и вторая. — Мне н-н-надо дом-мой, — страдальчески выдавил Лёва. — Если бы кое-кто не свалился в обморок мне под колёса, я бы, разумеется, спросил у него адрес и, конечно, отвёз бы домой. Но ты лежал, как замороженный тунец и даже не моргал. Незнакомец сел рядом на табурет и принялся протирать лицо Лёве огромным шматком ваты, густо пахнувший перекисью. Нужно было выяснить, куда он попал и что здесь происходит. — Г-где?.. — только начал Лёва формулировать вопрос, но его перебили после первого же слова. — Что, где? — Где я упал? — На выезде со двора. У ресторана. — Мой п-п-портфель… — Портфель остался у меня в машине. Я верну его, не переживай. Звучало крайне подозрительно. — Почему не б-больн-н…? — Лёва начал задавать животрепещущий вопрос, но вероятный похититель снова не дослушав до конца, принялся угадывать. — Больно? Болит где-то ещё? Незнакомец тут же убрал от лица Лёвы вату, и дышать стало чуточку легче. Он чувствовал, как кожа на подбородке и под носом ещё пузырится от перекиси. Неужели он умудрился расквасить нос? Похититель осторожно, но чувствительно ощупывал под рубашкой его рёбра. Руки были большими и горячими, что мешало думать. — Н-нет. Скорая… — А. Ты об этом. Усач о чём-то задумался, делая вид, что укладывает содержимое аптечки обратно. — Ты, имеешь в виду, почему я не вызвал тебе скорую? Ты болеешь чем-то таким, от чего теряют сознание? — тон незнакомца сделался обеспокоенным. — Какие-нибудь приступы… — Н-нет. Я п-просто не завтракал. Что также означало — не обедал и не ужинал. Но незнакомый усач и так всё понял. Сразу став каким-то самоуверенным и важным. Снова подхватил Лёву под плечо и куда-то поволок. — Пошли, умоешься в ванной, а я пока чего-нибудь тебе приготовлю. Хорошо, что ванная закрывалась изнутри на крючок. Оставшись наедине с бегущей из крана водой, Лёва тяжело вздохнул и увидел над раковиной зеркало, а в нём — своё тощее с оспинами на висках лицо, оцарапанные кончик носа и подбородок, и собственные в ужасе вытаращенные глаза. И мысленно, совершенно не заикаясь, подумал — «Пиздец». *** Виктор Петрович уже заканчивал свой эксклюзивный суп из того, что нашлось в холодильнике. Баринов, конечно, являлся шеф-поваром по призванию, но дома обедал не так уж часто, чтобы держать продукты аналогичные ресторанным, и сегодня ему воистину повезло найти в холодильнике что-то кроме пары бутылок пива. Из ванны доносился только шум воды, а Студент всё не появлялся. — Ты там снова сознание потерял? — Я н-нет. Я… уже выхожу, — выпалил невольный гость и почти сразу же вышел из ванны. С лица и чёлки капала вода, на одежде темнели мокрые пятна, где пытались замыть грязь, а глаза беспокойно осматривали коридор и самого Баринова. — Ужин на столе. Я накрыл, — только и смог сказать Виктор Петрович. Его тоже накрыло. Накрыло запоздалое ощущение, что со стороны Студента всё это выглядит, как похищение. Главное, чтобы он сейчас не кинулся к телефону, вызывать ментов. Но кажется, обошлось. За столом Студент выглядел уже не таким нервным. Без дополнительных приглашений взялся за ложку и осторожно попробовал густой суп. Баринов неотрывно следил за его реакцией, как будто его варево могло не понравиться. Студент был голоден, а потому ел жадно и быстро, совершенно не как в ресторане. И было видно, съел бы ещё, поэтому Баринов просто подвинул ему свою нетронутую тарелку. На секунду на лице гостя промелькнула мука совести, но почти сразу проиграла битву с голодом. — Я за-запачкался? — спросил он, когда в тарелке оставалось пара ложек, и на всякий случай потянулся за полотенцем. — Что? Нет! Всё хорошо. С чего ты решил? — Вы т-т-так см-м-мотрите, — ещё сильнее запнулся Студент, после чего быстро выпалил. — Как будто суп был отравлен. — Вот ещё, — фыркнул Баринов. — Просто хотел убедиться, что всё понравилось. — Очень вкусно, — снова скороговоркой выдал Студент. — Вы же Баринов, да? — Ну, раз ты меня знаешь, то может, и сам представишься? — Извините. Меня Ль-ль-лёва зовут. — Просто, Лёва? — Лев Сем-мёнович. Н-но меня всё равно все зовут Лёвой. Действительно. Глядя на него, язык не повернулся бы обратиться к нему, иначе, как Лёва. — Знаешь, а мне кажется, я тоже тебя откуда-то знаю, — бессовестно врал шеф, искренне считая это крохотной полуправдой. — Ты никогда не бывал в «Клоде Моне»? — Д-да. Я иногда обедал в вашем ресторане, — признался Лёва. — Обедал? — с подозрением уточнил Виктор Петрович. Теперь, когда Студент совершенно определённо был жив, вспомнились старые подозрения о смене ресторана и вернулась прошлая неуместная ревность. — Теперь разонравилось? — Н-нет, — Лёва мотнул головой. — Я сильно п-потратился. Ещё как минимум пару месяцев придётся экономить. Н-ничего страшного. — Жаль… В смысле, для ресторана ты уже стал любимым клиентом, — говоря это, шеф страшно кривил душой, и знал это. — На самом д-д-деле, мне там не очень уютно, — признался Лёва. — В последнее время начало к-к-казаться, что на меня п-пялятся. Виктор Петрович подавился чаем, но мужественно сделал вид, что так и задумано. — Но там восхитительно г-г-готовят. Т-то есть, это вы готовите восхитительно, — неловко исправился он. — Особенно нравился рябчик с б-базиликом. Лёва грустно улыбнулся и обхватил ладонями горячую кружку чая, рассматривая, плавающие чаинки. В голове у шефа в этот момент шло кровавое сражение. С одной стороны он хотел просто и без прикрас предложить Лёве столоваться лично у него дома, раз уж тому не хватало средств на буржуйские расценки «Клод Моне». С другой же стороны была целая армия причин этого не делать. Тут было и непонимание — нахрена это надо самому Баринову, и то, что он только сегодня узнал, как Лёву звать-величать, и то, что не знал об этом Лёве ничего остального, и что, скорее всего, Лёва откажется, потому что ему будет неудобно и он, вероятней всего, подумает, что всё это либо из жалости, либо преследует какие-то корыстные цели, которые даже сам Баринов придумать так и не смог. Но как это ни странно, последняя причина и сыграла роковую роль. Что он потеряет, если Лёва всё равно откажется? Но торопиться не стоило. Виктор Петрович достал из кухонного шкафа бутылку красного и два бокала. — Нужно отметить знакомство. — Т-только не очень много, — предупредил Лёва. — Мне ещё д-до дома идти. — Какое «идти»? Лёва, за окном уже ночь. — Н-ничего страшного, я уже не ребёнок. Д-да и красть у меня нечего… — Нет, — отрезал Баринов. — Ты мой гость, Лёва. Сегодня останешься у меня, а завтра с утра отвезу куда скажешь. Согласен? — Н-н-но я не могу! — совсем заартачился Лёва. — Это н-не удобно, и… Из кармана пиджака заиграл телефон. Звонил подполковник Скворцов. Баринов ведь обещал приехать на опознание. Вот же голова дырявая. — Ты ещё едешь? — сходу спросил Сковрцов, как только шеф включил связь. — Нет. Уже не нужно. Обошлось. — Значит, твой знакомый объявился? — Ну да. По делам уезжал, — уклончиво ответил Виктор Петрович. — Вот и хорошо. В любом случае, наш жмур левым оказался. Сувенира в глотке не оказалось. Так что, всё-таки ограбление… Ну да ладно, бывай. — Ага. — Баринов отключил телефон. — А вот ещё одна причина, не шляться ночью по улице. Лёва смотрел, всё ещё не понимая, что за причина и поглядывал в сторону прихожей. Пришлось рассказать. — Понимаешь, Лёва… У нас недавно убили повара. Новенького, недели не проработал. Его нашли в двух шагах от ресторана. И не ради денег убили. Просто не повезло… Может, немного моложе тебя был. Так что, ради моего успокоения, переночуй здесь, ладно? А завтра я отвезу тебя, куда скажешь. — Х-хорошо, — не сразу ответил Лёва и обречённо кивнул. Наверное раздумывал — не вызвать ли такси, но снова не хотел влезать в долги. Дальнейший разговор, даже не смотря на распитый бокал вина, стал ещё более неловким. Лёва стал ещё больше заикаться, а Виктор Петрович терять нить разговора. Кое-как ему удалось выяснить, что Лёва живёт сравнительно недалеко от ресторана. Работал в каком-то средненьком ВУЗе, на истфаке. Вроде был аспирантом. Платили не много, поэтому он писал дипломы и прочие научные работы на заказ. После третьей рюмки Баринову хотелось обнять Лёву и заплакать. Почему-то нескладный, заикающийся Студент будил в нём какие-то странные чувства, которые ближе всего напоминали ему отцовские, хотя сыновей у него никогда не было. По крайней мере тех, о которых бы он знал точно. Как-то всё больше получались дочки. На всякий случай он спросил у Лёвы про папу. И Лёва больше зевая, чем заикаясь, ответил, что папа его умер, когда Лёве было семь лет, и он его очень любил. Обнять и плакать захотелось ещё больше, поэтому Виктор Петрович решил сворачивать лавочку. Он отвёл гостя в соседнюю комнату, которая была и спальней, и гостиной, и если бы он поставил там беговую дорожку, то и тренажёрной. Но стоял только раздвижной диван, телевизор и шкаф для одежды. Всё, что мог предложить квартирный хозяин, у которого Баринов снимал жильё. — Располагайся. Виктор Петрович наспех поправил сбитое в угол одеяло и расправил простынь. После развода он нагло пользовался своей безнаказанностью, и каждодневным собиранием и разбиранием постели не утруждался. — А вы г-где будете спать? — настороженно уточнил Лёва. — На диване. Уж извини. Здесь будет моя сторона, я тут всегда сплю, а вот здесь — всё твоё. Заранее извини за храп… Зато не ворочаюсь. А ты не ворочаешься? — Н-нет, — придушенно ответил Лёва, продолжая смотреть на безобидный диван, как на гроб. Виктор Петрович чужой нервозности не замечал. Да и, если бы заметил, он искренне не видел ничего страшного в совместном сне на одном диване. Диван был достаточно большим, а Виктор Петрович достаточно уставшим и захмелевшим, чтобы не заморачиваться. Лёва как-то зябко поёжился и кивнул, продолжая стоять столбом, пока Баринов не скинул с себя всё, кроме трусов и майки и забрался под одеяло. — Тебе выключать свет, — устало зевнул Виктор Петрович и повернулся на бок, спиной к гостю, чтобы не смущать. Ох уж эти студенты… Лёва зашуршал одеждой. Прошлёпал босыми пятками по линолеуму, щёлкнул выключателем. Свет погас. Снова шаги по линолеуму, одеяло натянулось, и прогнулся под тяжестью диван. Всё замерло, будто он как и до этого ночевал один. Виктор Петрович протяжно зевнул, стараясь успокоиться. Отчего-то тревожно колотилось в груди, и тишина за спиной нагнетала. Он перевернулся с боку на бок, делая вид, что укладывается удобней, чтобы проверить гостя. Ничего особенного. Лёва лежал на спине, вытянувшись по струнке, руки лежали по бокам поверх одеяла. Чёрные глаза блестели в темноте, изучая потолок. — Спокойной ночи, — шёпотом пожелал Виктор Петрович. — Сп-покойной ночи, — тихо отозвался Лёва. Баринов снова лёг на бок и стал медленно проваливаться в сон. *** Лёва лежал на чужом диване в чужом доме, слушал тиканье часов и смотрел, как мечутся по потолку тени от фар проезжавших мимо машин. Незнакомец, который оказался Бариновым действительно немного похрапывал, но это не мешало и не раздражало. Баринов спал и, наверное, крепко. Лёва отвёл глаза от копошения света и тени на потолке и посмотрел на широкую спину, обтянутую одеялом. С немалым усилием он поднял сжатую в кулак руку и осторожно протянул к чужому затылку. Рука застыла в паре сантиметров от тёмных немного курчавых волос. Пальцы напряжённо подрагивали. Он мог проснуться. И что тогда? Ничего. Прикусив губу, Лёва тронул тёмные пряди кончиками пальцев и уже смелее прижался всей ладонью к затылку. Зарылся пальцами, запоминая ощущения, и опустил руку ниже, ведя ладонью по шее, между лопаток, но поспешно убрал, как только дёрнулось во сне чужое плечо. Лёва снова сложил руки по швам, как будто его плечи сдавливали стенки невидимого ящика. Глубоко вдохнул и выдохнул, крепко зажмурился и постарался уснуть. *** Виктор Петрович проснулся поздно. Всю ночь ему снился какой-то пиздец про пауков, которые щекотно ползали по спине, и их было невозможно стряхнуть. Наверное, это был намёк от подсознания на то, что пора бы отнести постельное бельё в стирку. Или перестать есть в постели, а то не только пауки, мыши заведутся. Сразу стало стыдно перед гостем, который был вынужден спать на этом непрезентабельном ложе. Кстати, а где он? Подушка лежала взбитая, а одеяло заправленное. Лёвы в комнате не наблюдалось. Удрал, стервец. Или нет? Портфель-то его всё ещё валялся в салоне машины. Шеф сонно потёр глаза, перевернулся на спину и прислушался к звукам квартиры. И правда. Подтверждая его догадку, в этот же момент, на кухне чуть слышно звякнула ложка. Не ушёл, — отчего-то тепло подумал Виктор Петрович и пошёл на кухню. Лёва был там. Смотрел в окно и пил чай. За окном не было ничего особенного — городской пейзаж, пасмурное небо. И на их фоне немного сутулые плечи в жилетке, встрёпанный Лёвин затылок склонился, чтобы сделать глоток чаю. Виктор Петрович отмер, когда Лёва оглянулся, и на секунду замешкался, будто пить чай и смотреть в окно было чем-то незаконным. — Д-доброе утро, — наконец, выдавил он. — Доброе утро, — охрипшим со сна голосом ответил Виктор Петрович и, подтянув резинку трусов, закрылся в туалете. Они позавтракали бутербродами, потому что больше совсем ничего не осталось, и как было обещано, Виктор Петрович повёз Лёву домой. — В-вот здесь м-можно остановить. Во двор всё равно въезд перегорожен. Баринов припарковался недалеко от шлагбаума и заговорил, пока Лёва не успел от него убежать. Пока его самого не отпустила уверенность в том, что он поступает верно. — Лёва, у меня есть к тебе одно деловое предложение. Я думаю, что мне может понадобиться твоя помощь в одном важном деле. — Я м-могу вам чем-то помочь? — Лёва недоверчиво нахмурил брови. Портфель, вернее, дипломат стоял у него на коленях и его хозяин одной ногой уже мысленно был дома. Это чертовски нервировало. Баринов не привык о чём-то просить, особенно тех, кто сам нуждался в помощи, но из идиотской гордости или скромности, сами этого не делали. — Да. Понимаешь, Лёва, — на ходу он сочинял очередную полуправду. — У нас по соседству открывается ресторан конкурентов. В связи с этим руководство жаждет нового меню. А я, так уж случилось, случайно хлебнул уксуса… Сам понимаю, идиотский случай. Но на какое-то время мне отшибло вкус. Поэтому во время приготовления нужен тот, кто будет пробовать… мне нужен дегустатор. — Я? — ещё больше удивился Лёва. — Ты, — утвердительно кивнул Баринов. — Но п-почему, я? — Потому что, мои инвалиды так меня боятся, что скажут «гениально», даже если я им рыбью голову из помойного ведра сервирую, — почти злобно проворчал шеф. — Другие мои знакомые настолько зажрались, что им вообще всё едино. А ты… Ты идеально подходишь. — В-вы серьёзно? — Лёва всё ещё не верил. — Совершенно. Лёва, боюсь, что на тебя последняя надежда, — это был последний козырь. Если Лёва откажет ему после всей этой ахинеи, то у него нет сердца. — Это очень з-заманчивое предложение, — взволнованно проговорил он, глядя то в окно, то в зеркало заднего вида и, наконец, на Виктора Петровича. — Я с-согласен? — почему-то вопросительно ответил он, что для Баринова уже не играло никакой роли. — Отлично! Оставишь свой номер? Лёва торопливо продиктовал по памяти цифры, отчего шеф даже заподозрил, что они взяты наобум, а потому сразу же и позвонил. Из Лёвиного дипломата заиграла стандартная мелодия, но он только испуганно на него посмотрел, и открывать не стал. Наверняка там была гора бумажек или ещё какой-нибудь хлам, которым при новом знакомце светить не хотелось. Баринов милостиво сбросил звонок. — Ну, до новой встречи, Лёва? — Д-до встречи, — выпалил Лёва и всё-таки удрал из машины, как школьник, с портфелем подмышкой.