Покажи мне

      Он дырявит стеклянным взглядом противолежащую стену. — Вам с госпожой... нужно поговорить, — остановившись на самом пороге и обернувшись, Кураха покачал седовласой головой, — но... я рад, что все закончилось.       Ему значительно лучше, как ни странно, дурные смутные образы отступили, и лучше больше не думать о них, но эта напрягающая атмосфера собственной комнаты давит на плечи тяжким грузом. Он - предатель. Он недостоин находиться здесь после всего, что натворил, и от этого еще хуже. Как будто сидеть в золотой клетке - не то что выходить, даже шевелиться лишний раз не хочется.       Моментально вспоминается предыдущий раз, когда он вот так же приходил в себя после тяжкого сражения. В окружении своих близких, и она тоже была рядом, а сейчас - ядовитое одиночество... тонкий, но весьма прозрачный намек, что он свое доверие исчерпал. Наверное, еще когда посмел осквернить свою госпожу в первый раз. После обряда очищения, который силой выбил из него почти всю правду, даже семье в глаза смотреть стало стыдно.       Внезапно в прикрытую дверь раздается одинокий тихий стук. Опомнившись, он отрывается от созерцания таких интересных солнечных бликов на стенах и медленно опускает голову. Бросает короткий взгляд на совершенно целые черные очки, покоящиеся рядом на тумбочке, но так и не решается прикоснуться к ним. Не дождавшись ответа, некто входит в комнату, бесшумно распахнув дверь.       Что-то внутри с треском ломается, когда он замечает на пороге... Виину. Он не видел ее с того момента, как использовал то древнее проклятие, чтобы поменять местами их с Кугахой, который и принял на себя смертельный удар, а теперь... она выглядит намного лучше. В любимом шелковом халате и небрежно распущенными золотистыми волосами. Никаких следов той битвы.       Ему становится как-то нехорошо, и приходится отвести взгляд. Кажется, в своем беспокойном сне он опять видел обрывки того жуткого видения - ее рокового перерождения. Случись такое в реальности... жизнь была бы заведомо кончена.       Виина делает несколько небольших шагов и останавливается перед широкой кроватью. Непривычно видеть ее такой тихой и нерешительной, и все - из-за него. Он ощущает укол вины прежде, чем успевает задуматься о последствиях. — Как ты... себя чувствуешь? — голос ее непривычно дрогнул.       Он мысленно дает себе хорошего пинка за необдуманный порыв, но потом берет себя в руки. Сколько можно причинять ей боль? Хочется провалиться сквозь землю, но он подавляет эту идею в зародыше и с усилием приводит мысли в порядок. — Со мной все хорошо, госпожа, — сухо и официально, как и должно быть.       Виина хмурится, окидывая его пронзительным взглядом. И, не в силах вынести его, он вновь смотрит в сторону - куда угодно, только не в эти выразительные фиолетовые глаза. Иначе будет еще хуже. Остается только дождаться, когда она вынесет ему свой вердикт - вероятнее всего, заберет имя и прогонит за предательство, осквернение и неудачную самодеятельность. Что ж, заслужил.       Он смутно помнит, как медленно умирал от скверны. Помнит, как отец Ято как-то умудрился задеть его своим Чики, и после этого начался настоящий ночной кошмар. Откуда пришла эта скверна - от врага... или от него самого - изнутри? Эта мысль до сих не дает ему покоя. Но вот потом, когда, казалось, конец был так неизбежен, в битву вмешался еще кто-то. Кто именно и зачем - он тоже понял не так давно.       Зато потом, несмотря на дурные воспоминания, которые терзали его, он прекрасно запомнил момент, когда едва державшийся на ногах Ято забрал у него имя. Вспышка света, боли и... темнота. А пришел в себя он уже здесь, дома, в собственной комнате. Как будто ему просто приснился ночной кошмар, и ничего того не происходило... как бы он хотел, чтобы именно так и было, но, увы...       Так или иначе, когда он очнулся, скверна исчезла. Просто так она тоже не могла раствориться в воздухе - может быть, несмотря на его промахи, это исходило не изнутри, но вот только страхи, сомнения и терзания сыграли врагу на руку. Или... скверна исчезла вместе с поврежденным именем, которое забрал Ято? Как такое вообще возможно? Почему в тот момент отец Ято вспомнил то, что произошло с Цугухой?       Какой оборот приняли бы события... будь у него только одно имя? — Ято... все рассказал мне.       Внутри что-то переворачивается, и к горлу подступает огромный ком. Что именно рассказал? Об их сделке? О встрече? О совместных похождениях? Или... то, в чем ему с таким трудом получилось признаться самому себе - и то только под действием алкоголя?       Хотя, какая уже разница? Она нашла себе новый священный сосуд - силой достойный ее самой и который, в случае чего, точно сумеет защитить свою госпожу. Эта невидимая стена между ними возникла еще давно - после случая с Цугухой, когда Виина в одиночестве переживала эту потерю. Вот тогда все и началось. А теперь... поздно делать вид, что все хорошо. Зато его жертва оказалась не напрасной.       Неловкая тишина. Он все еще не может заставить себя посмотреть на госпожу - слишком много раскаяния за все содеянное. Видимо, именно поэтому она первой теряет терпение и неумолимо приближается. Грациозно обходит кровать с левой стороны, заслоняя собой яркое солнце, и аккуратно присаживается на самый край.       Он с трудом скрывает изумление и медленно оборачивается. Она смотрит на него с удивительной мягкостью, словно без слов понимает все эти мысли, и нет смысла произносить их вслух - и без того тяжко. Он не успевает ничего сделать, как Виина подвигается чуть ближе, а потом, усаживаясь поудобнее, опускается сверху на одеяло, протягивая руки вперед, чтобы приобнять его.       Сердце у него уходит куда-то в пятки. Как будто все повторяется снова. Прямо как в тот раз, давным давно, когда, в слезах растянувшись перед ним на полу, сломленная потерями богиня войны умоляла его не оставлять ее. Вот и сейчас это выглядит почти так же. Но рано еще радоваться.       Не обращая на его смущение никакого внимания, Виина на мгновение прикрывает глаза, словно собираясь с мыслями, а потом начинает говорить: — Своими необдуманными поступками я снова подвергла тебя опасности, — она приподнимает голову. — Прости меня, если сможешь... Казума.       Она - и просит у него прощения! У него, уже осквернившего ее однажды, у него, бесследно исчезнувшего без единого объяснения, чтобы научиться использовать проклятие, у него, вновь не оправдавшего ее надежд - у него, решившегося на предательство. Яростное негодование и искреннее возмущение вспыхивают внутри ярким пламенем, но Виина не дает ему и рта раскрыть: — Выслушай меня, Казума, пожалуйста, — по традиции, больше напоминает просьбу, нежели строгий приказ, но он не решается перечить своей госпоже и безмолвно кивает.       На самом деле, это так странно выглядит. Ей приходится вскидывать голову, чтобы взглянуть на него, а ему - наоборот склониться, хотя они одного роста. Такое положение смущает его ещё больше, но, кажется, Виина хочет рассказать ему то, что тревожило ее в последнее время. Странное чувство и странное... волнение. — После того, что Маг сотворил с Цугухой, я... так хотела защитить тебя, всех вас, — негромко говорит она. — Я знала, что ни в коем случае нельзя брать вас с собой - иначе я лишусь своей семьи. Снова. Ни одно существо не должно обладать такой силой, поэтому я искала способ победить его, при этом не подвергая опасности... всех вас.       Ему становится стыдно. Насколько же он стал бесполезным, чтобы теперь госпожа была вынуждена его защищать? — Виина... — Я еще не закончила, — она хмурится, и он виновато потупляет взгляд. — Казума... остальные рассказали мне, что произошло после моего поражения. О решении Небес, о планах Мага. А Ято дополнил эту весьма интересную историю - о том... что ты сделал для меня. — Она опускается обратно на одеяло. — Я не хочу сейчас обсуждать все остальное. И о том, как ты оказался с Ято, знать тоже не желаю. Все зашло слишком далеко. Просто пообещай мне, что этого больше не повторится.       В полном изумлении он даже не знает, что и сказать. Внезапно Виина тихо добавляет: — Я тоже пообещаю... ничего не скрывать. — Пауза. — Сейчас это привело к катастрофе, потому что я снова не послушала тебя.       Сердце пускается вскачь. Он смотрит на нее, находящуюся на таком опасном расстоянии, и вспыхивает с новой силой то запретное чувство, которое он хранил годами. Что странно, никак не связанное с какими-либо пошлыми мыслишками, безумным желанием обладать. Нечто иное. Мощное притяжение, словно магнитом, искреннее желание просто видеть ее счастливой, а не разбитой, как сейчас. И... еще кое-что.       Нельзя, нельзя. Нельзя. Затаив дыхание, он медленно склоняется ниже. Покалывает кончики пальцев. Нельзя. На миг замерев в нерешительности, прикасается к мягким золотистым волосам. А потом, повинуясь порыву, он крепко обнимает ее, притянув к себе. Зарывается лицом в шелковистые пряди, вдыхая их легкий цветочный аромат - наверное, она только что из купален. Самое большее, что может себе позволить.       Виина вздрагивает от неожиданности. Он на миг пугается, что позволил себе лишнего, но спустя миг она безмолвно прижимается к нему в ответ. Он незаметно переводит дух и прикрывает глаза. Лучше... чем ничего. Она опять принесла с собой свет и тепло, от которых невозможно оторваться. — Зачем?.. — шепчет он. — Зачем? Я - священный сосуд. Это я должен оберегать тебя, а не наоборот. Какой от меня толк... если все иначе?       Она лишь несогласно мотает головой. Эта близость, возникшая между ними, здорово сбивает его с толку, поселяет настоящий хаос в голове. Уж чересчур долго им приходилось действовать по одиночке.       Вся его решительность, весь воинственный настрой окончательно сходят на нет - чего уж тут мелочиться, стоило Виине только появиться в поле его зрения, целой и невредимой, вновь сияющей изнутри и, к тому же, в таком преувеличенно домашнем виде... от того уже и так след простыл. Кажется, все стало еще хуже, чем он думал. — Потому что... — чуть погодя отвечает она, — если что-то случится с тобой, Казума... я не переживу.       Он вздрагивает. Ожидал чего угодно, но никак не этого.       Самая большая проблема заключалась в том, что он по-прежнему всем сердцем желал ей счастья. И только там, в самой-самой глубине сознания, хотел стать частью этого счастья, хоть и прекрасно понимал, что это едва ли возможно. Ему многое хотелось ей сказать, за годы этого стало еще больше, но... он прекрасно понимал, что едва ли это что-то изменит. А если Виина, узнав всю картину, будет смотреть на него уже по-другому, с опасением или, того хуже, с презрением - этого он точно не вынесет.       Боги, как правило, далеки от подобных терзаний - они стоят выше, снисходительно слушая молитвы некоторых людей, посвященные этому чувству. Одни просят, чтобы с их близким все было хорошо, другие - молят, чтобы их полюбил тот, кому они уже отдали свое сердце, и тому подобные. Таких и очень много, а он раньше и не задумывался... как сами боги относятся ко всему этому.       Погрузившись в свои мысли, он слегка отдаляется от реальности и забывает о том, что именно сейчас происходит - и в каком положении. А возвращает его обратно вкрадчивый вопрос: — Что тебя так тревожит, Казума? — допытывается Виина, и ему становится еще невыносимее. — Расскажи.       Вздрагивает. Конечно же, она прекрасно чувствует, если с ним что-то не так - по-моему, со временем ей и чувствовать не надо, все видно. Научиться читать его как открытую книгу - дело нехитрое.       Не хочет ничего отвечать. Сказать правду - самоубийство, а соврать - снова причинить ей боль. Поэтому лучше молчать. Он неосознанно опускает взгляд и тут же осознает свою ошибку. На изящном изгибе шеи ему бросаются в глаза несколько едва заметных следов - почти затянувшиеся раны, полученные в той битве с Небесами. Но кожа богов всегда идеальна. Столько времени прошло... и до сих пор? — Поделись со мной.       И внутри что-то снова с треском ломается. Виина тихо говорит что-то еще, но он и не слушает дальше. Ей столько пришлось пережить... даже отправиться воевать в одиночку и, как оказалось... из-за него. Косвенно, конечно, но... В груди защемило. Больше он не думал. Вот и все, что копилось годами, вырвалось наружу.       Какой-то переломный момент, и вот он уже ощущает губами ее шею. Сон. Ощущает ее дрожь - и не может остановиться. Попал в ловушку. Не думая больше вообще ни о чем, оставляет легкий поцелуй на одной из отметин, а потом спускается ниже, на следующую. Шумный вдох. Он ведь всегда хотел большего - а происходящее не вписывается даже в самые смелые его фантазии.       Ожидает, что Виина сейчас же прекратит это безобразие, но... она не делает этого. Он непроизвольно стискивает ее в объятиях и на мгновение замирает, в полной мере осознав, что натворил. Он перешел черту, и она это прекрасно знает. Но почему молчит? Почему не оттолкнет и не вернет с небес на землю? А в ответ... — Казума...       Ее пальцы в его волосах. Он покрывает поцелуями ее обнаженное плечо, а потом, шумно выдохнув, вновь прижимается губами к шее. Виина чуть выгибается в его объятиях, вскинув голову. В этом полубеспамятстве он снова целует ее, и это чувство, вспыхнувшее словно лесной пожар, вот-вот окончательно лишит его здравого смысла. В комнате становится совсем жарко.       Что вообще происходит? Он запускает ладонь в длинные золотистые волосы и прокладывает дорожку из поцелуев ниже, к ключицам. Виина снова дрожит в его руках, и, повинуясь порыву, он тоже резко вскидывает голову. Быстро скользит губами вверх, к ее уху, и крепко целует в самый угол горячей щеки.       Что он делает? Зачем? Она снова шепчет его имя, и ему хочется, чтобы происходящее никогда не кончалось. Он и правда готов вечно целовать ее, чувствовать эту отдачу на свои действия... но что потом? Эта мысль среди калейдоскопа чувств больно ударяет по нему.       Как он посмел? Надо остановиться... пока не поздно. Сейчас или никогда. — Нет! — шумно выдыхает он, рывком отстраняясь и резко отталкивая ее от себя.       Виина тоже прерывисто дышит. Ее щеки окрасились в алый цвет, рот все еще приоткрыт - от изумления ли? Он смотрит в широко распахнутые фиолетовые глаза, на изящный изгиб плеч, больше не скрытый легким шелковым халатом, и запоздало понимает, что сейчас, наверное, совершил самую большую ошибку во всей своей жизни. «Ничтожество... не смог сдержаться». — Я... — он запинается, отчаянно краснея и отводя взгляд в сторону: смущение полностью перерастает в панику, — мне нужно... проветриться.       И с невиданной до этого момента проворностью он вылетает из-под одеяла, изловчившись избежать такого опасного телесного контакта с Вииной. Слегка пошатывается и с завидной прытью выскакивает в коридор, даже не обернувшись. А, если бы он сделал это, то непременно увидел бы, каким взглядом она проводила его в этот раз.