Покажи мне

      Тик-так. — Прошу... найдите себе другое оружие. Я - всего лишь гвоздик и не способен защитить вас. — Нет... нет! Не хочу снова через это проходить... мне никто не нужен... кроме тебя!       Тик-так. — Виина... отпусти меня. Я уже дважды подвел тебя. Я недостоин быть твоим священным сосудом. — Ты - человек! А людям свойственно ошибаться. — Вдох. Выдох. — Укажи мне путь, Казума.       Тик-так. — Расскажи! Хватит нести это бремя в одиночестве! Поделись хотя бы со мной... — Как же у нас с тобой много общего.       Тик-так. — Убирайся отсюда! Возвращайся к остальным, быстрее! — Нет. Я вернусь... только если ты отправишься со мной.       Тик-так.       Мир перед глазами раскололся надвое: на "до" и "после". Первый - наиболее привлекателен, он полон теплых воспоминаний, как сладостное забытье. А другой все больше напоминает оживший ночной кошмар, неумолимо разрастающийся, словно скверна. Чем дальше - тем хуже. Калейдоскоп образов из прошлого сливается в единое переливчатое пятно, и все меркнет.       В этом сумраке возникает что-то совершенно новое - знакомое и незнакомое одновременно. Старое, забытое и по-настоящему запретное. Какие-то смутные образы, картинки. Огромный дом, скрытые тенью лица, собственное отражение в разбитом зеркале. Крики, разборки и утешения. Кажется, должно состояться какое-то торжество. Снова чье-то лицо, размытое, но теперь искаженное от ярости. Снова крики, и вновь - темнота.       Потом приходит боль. Она вытесняет собой все остальное, охватывая тело целиком и напоминая о том, что реальность гораздо ближе, чем кажется. И происходящее в ней весьма далеко от идеала.       Раздается чей-то звонкий смех. Звон миниатюрных колокольчиков. — Казума... — прохрипел кто-то его имя. — Держись! «Я... совсем запутался». — Он обречен, — равнодушно заявляет кто-то, хохотнув. — Я уже освободил дорогую Бишамонтен от одной из ее многочисленных шинки, с ним будет то же самое. Лучше избавься от него, пока он не обратился в призрака и не разорвал тебя в клочья.       Другой образ, яркий словно солнце, затмевает все остальные: и прошлое, и настоящее. Невыносимо красивая девушка с длинными золотистыми волосами и сияющими фиолетовыми глазами в роскошном серебристом кимоно. Улыбнувшись, она протягивает к нему руку: «Приди, Чоки!» Дрогнув, он уже тянется к ней, но образ рассыпается в пыль. — Казума!       Кто так отчаянно зовет его по имени? И что вообще здесь происходит? Все, что он видит - это темнота и назойливо мельтешащие вокруг смутные образы из жизни, которая, казалось бы, и вовсе ему не принадлежит. И от них так просто не отмахнешься - будто обретшие собственный разум, они выискивают прорехи в его обороне. Куда бежать? Когда остановиться? — Если ты и правда всерьез вздумал победить меня... мог бы найти кого-нибудь повнушительнее. Я разочарован.       Легкий укол боли. Звон разбитого стекла, заглушающий все, в том числе и этот противный голос. Тьма подбирается все ближе и ближе, опусти взгляд, и вот она - уже плещется под ногами. Войди в нее - и утонешь в этом океане. Больше не будет ни боли, ни страданий, ни сомнений, ни страха. Самый подходящий конец для предателя. — Если ты сейчас сдашься... — вновь раздается хриплый голос, в котором уже сквозит нескрываемое отчаяние, — кто... защитит Виину? Ты так просто... оставишь её? — Образ шинки отчаянно хватается за голову. — Оставишь, Казума?!       Снова раздается смех. — Бесполезно. Долго мне ждать? Или лучше самому покончить с ним, потому что ты даже на это не способен?       Вокруг - какое-то безумие, путаница, но одна-единственная мысль хоть и временно, но проясняет сознание. Еще одно воспоминание будоражит кровь: та же солнечная девушка, но внутренний свет ее как будто угас. Измученная, в бинтах, она видит какой-то беспокойный сон. Тонкая рука несильно сжимает простыню, а шинки вокруг нее лишь печально качают головами. «Я... не отступлю».       И будто бы эта темная морская пучина смыкается над головой. Свет все ускользает и ускользает, и вот он словно со стороны видит собственную руку, одиноко тянущуюся к удаляющейся мерцающей поверхности. Рывок, еще один и еще. И, когда сияние становится просто невыносимо близко, силы его иссякают. А потом кто-то крепко хватает его за руку и резко тянет наверх. — Вот так... — Ты зря теряешь время, — бесстрастно заявляет кто-то. — Люди не способны победить самих себя, и эта скверна - лишь доказательство моей правоты. Как считаешь, Ябоку? Не забывай, милая Хиёри ждет твоего возвращения. — Ах, ты...       В голове несколько проясняется. Его терзания лишь сыграли на руку врагу - он воспользовался этим, и теперь... а что теперь? Он снова допустил ошибку, снова подвел, переоценил себя. Снова-снова-снова. Это осознание разом обрушивается на него, и все это смешивается с отчаянием, с желанием все исправить... если б не было поздно. — Все хорошо, — мягко обращаются к нему, но это высказывание тоже явно далеко от реальности. — Вернись... Казу.       Вспышка света, и вот он, пошатнувшись, падает на колени, прямо на мягкий свежевыпавший снег. Белоснежная пелена вокруг него тут же окрашивается в темный оттенок, вперемешку с алой кровью. Боль все нарастает, и, кажется, скоро она наберет такую силу, что сможет самостоятельно выжечь всю скверну в этом мире. Это - его наказание.       Он с трудом поднимает голову, смотря вперед сквозь треснутые очки. Слишком много белого - неприятно слепит глаза, приходится зажмуриться, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. Ничего еще не кончено. Самое ужасное только начинается. — Ну-ну, — раздается смешок откуда-то сверху, — и что дальше?       Он видит, как бог в изрядно потрепанном спортивном костюме, который тоже едва держится на ногах, делает несколько нетвердых шагов и становится впереди, заслоняя его. Безоружный, он все равно настроен решительно. С сияющим луком в руках он выглядел бы убедительнее, но, увы... священный сосуд снова не оправдал свое звание. — Как благородно.       Он не видит, что там снова происходит - едва ли что-то хорошее, но неожиданно шум стрельбы оглушает его. Раздаются крики, и мир вокруг снова погружается в хаос, а картинка переворачивается и становится вертикальной. Ему даже мерещится грозный рык льва, уже совершенно иной голос, так отчаянно выкрикивающий его имя... но все это уже не имеет значения.       Его силы иссякли. Опора словно растворяется в воздухе, ее больше нет, только белая пелена вокруг напоминает о том, что пока еще здесь, хоть и недолго ему осталось. Он сделал все, что смог. Пора... уйти на покой. «Прости меня... Виина. Я снова... подвел тебя».