*** POV Китнисс Эвердин
Бессонная ночь и ещё Катон явился практически сразу, как я отрубилась. Не уснула под самое утро, а чисто вырубилась. Всё это время, когда я невероятно измотана всем этим бредом, который окружает меня последнее время. Моментально явился, этот гад, во сне и говорит, негромко: — О! Наконец-то! Я уже соскучился. Привет! Ну, что стоишь, беги. Ведь если догоню — пеняй на себя. За мной должок, Китнисс! — у него была такая мерзкая рожа и такая плотоядная усмешка, что я сиганула от него со скоростью, которая только может быть. Я сумела убежать от Катона, наверное поэтому, очнулась без крика. И мокрая, до нитки. Едва не свалившись с кровати. После ночи абсолютно ничего не изменилось: я нисколечко не выспалась, голова моя раскалывается не меньше, чем накануне, я шатаюсь и нетвёрдо стою на ногах. Прям как Хеймитч с похмелья, честное слово. Зря я посмотрела на своё отражение в зеркале, чисто случайно это вышло, но я невольно отшатнулась: ой-ой, кто это вообще? Ну и взгляд! С таким взглядом ночью в Шлаке можно грабежом промышлять! Жуть! Волчий взгляд, точь-в-точь, злобный, дикий и отчаянный. Не хотела бы оказаться на пути у девицы с таким взглядом. С утра пораньше, сейчас пол-пятого, натыкаюсь на Пита. Что он делает в нашей гостиной? — Ты плохо выглядишь, — говорю я Мелларку. — Это правда, у него глаза опухшие, белки его глаз тёмно-розового цвета, каждую прожилку можно рассмотреть. И всё равно, выражение лица у него сейчас доброе, поэтому невольно, внутренне расслабляюсь. Совсем чуть-чуть. — Я ночь почти не спал. Бессонница, — как ни в чём ни бывало, честно отвечает Пит. — Я тоже плохо спала, — признаюсь ему, — Только под утро глаза закрыла, — подумала и решила про Катона в своём сне Питу, все-таки, не рассказывать: не хочу, по-моему, у него и своих кошмаров хватает, не буду загружать его своими. Попозже, расскажу, наверное. А кому ещё я могу поведать всю эту нереальную жуть? Не «утёнка» же пугать. А моя мать точно сделает вывод, что с арены я вернулась свихнувшейся. Да, Панему только спятившей Победительницы и не хватало. — А полчаса назад назад меня разбудил звонок из Капитолия, — спокойным голосом рассказывает мне свежую новость Пит, от которой у меня сразу засосало под ложечкой: появилось желание незамедлительно убежать, бросить всё и убежать, не теряя ни секунды, пока ещё не поздно! — Звонила Эффи. Но ты права: новости не очень приятные — в семь утра в Двенадцатый прибудет съемочная группа. — Пит замолчал и внимательно на меня смотрит, проверяет мою реакцию. Интересно: а Мелларк тоже замечает, что у меня не всё в порядке с головой? — Наконец, он продолжил говорить, — Китнисс! Ты про такую ведущую слышала: Беллона Лексингтон? — Нет, никогда не слышала! — безучастно пожимаю плечами, а сама размышляю: может последовать примеру Гейла — сбежать за кордон Двенадцатого? Просто взять и рвануть и будь что будет? — Эффи просила тебе сказать, что мисс Лексингтон — самая въедливая девушка-интервьюер во всём Капитолии. Ведущая программы: «Скандалы. Слухи. Подробности: только жареные факты». Думаю, Эффи хотела сказать — самая неприятная девушка-ведущая во всём Капитолии. — Ясно. Пит, и сколько она меня будет пытать? — спрашиваю, нахмурившись. Да уж, обрадовал. Я так и знала, что после исчезновения Гейла стану главным объектом травли. Делиться своими подозрения с Питом пока не буду. Подожду. Надо бы самой разобраться что к чему. — Китнисс, сегодня только одна минута, зато будет прямой эфир, только на Капитолий, — растолковывает мне Мелларк. По выражению его лица, я догадываюсь: Пит всё понимает и пытается мне помочь. Вот только помочь мне смог бы только Гейл! Убежать со всех ног, бросив всё. Но мой единственный друг предал меня в самый опасный момент, не знаю, чего ему там наобещали «эти самые». Но сейчас мне до этого уже нет дела: мне погибать уже сегодня, а не когда-нибудь потом, поэтому, если на кого я могу сейчас положиться, то это — на Прим и на Пита. И всё! — А чего только на Капитолий? — недоумеваю я. Пожалуй, решаю, если только одна минута в эфире, то это не так страшно. Вот о чём я не подумала: за мной наверняка следят, Гейлу очень повезло, что он сумел уйти. У меня этот фокус точно не пройдёт! Вот же проклятие, всё, поздно, надо было сбежать раньше! — Это капитолийский канал, в дистриктах эту программу не показывают. Вот почему мисс Лексингтон мы не знаем. Понимаешь, Китнисс, я не знаю, и Эффи даже не знает, разрешат ли нам с тобой остаться здесь или, всё-таки, «дёрнут» в Капитолий. — быстро объясняет Пит. — Пит, ты сказал, что только одна минута. Сегодня. Но это значит, что потом, будет большое интервью, да? И почему не с Цезарем? Передачи с Победителями ведёт, ведь именно, Фликерман ведёт, я по телевизору их видела. Помнишь его передачу с этой белобрысой девушкой, которая победила два года назад. Линфорд, из Второго дистрикта? — и я гляжу на Мелларка. С нескрываемой надеждой, потому что я сейчас точно на тонком-претонком льду — не умея плавать, одно неосторожное неловкое движение — и всё, я погибла Пит утвердительно кивает головой, всё-таки, мне кажется, ему можно довериться, Питу можно доверять, вот и Гейл, не побоялся ему записку для меня доверить. Пит тяжко-тяжко вздыхает и без разрешения берёт мою правую руку в свою. Я не сопротивляюсь, потому что моё тело сковано страхом. — Да. Сегодня снимут только анонс. Передача состоится через несколько дней. А почему не Цезарь? Эффи сказала, Беллона Лексингтон специализируется по скандалам. Довольно неприятная особа. Так и просила передать тебе: «Китнисс, будь с ней очень вежлива. Не пытайся ей грубить, это не Цезарь, она очень неделикатная девушка. Но у неё тысячи поклонниц в Капитолии, она звезда первой величины, она не потерпит малейшего отказа. Избалована до неприличия». — Спасибо. Я… постараюсь. — надо чего-то сказать, а то Пит обо всём догадается! — Всего одна минута. Короче, я справлюсь. Пит, а когда намечена сама передача. Она что приедет к нам в Двенадцатый? — осторожно задаю вопрос, хотя я совсем не уверена, что он знает ответ на него. И из-за этого я чувствую себя полной дурой. Пит только пожимает плечами, но взгляда не отводит. У него сейчас такое выражение лица… Короче, мне становится не по себе. Похоже, на моём лице тоже всё написано и он догадался… — Шоу может выйти в любое время, даже ночью. Но Эффи сказала, что время ещё не пришло, публика в Капитолии не готова, и у нас есть время. Ты разрешишь мне быть рядом, когда тебя будут снимать, я хочу понять, насколько плохой человек эта Беллона… — говорит Мелларк уверенным и твёрдым голосом, по-прежнему он держит меня за руку. Подозреваю, мы с ним сейчас в точности соответствуем этому самому образу «Несчастных влюблённых из Дистрикта Двенадцать», пропади он пропадом. — Пит, Эффи не говорила, это шоу, шоу Беллоны, детям в Капитолии смотреть запрещено? — задаю вопрос, наморщив лоб. — Да. Строго запрещено до восемнадцати лет… Китнисс! Откуда ты знаешь? — отвечает Пит с округлившимися глазами. Глазами цвета неба. Да, интересно. Вроде цвет глаз Мелларка такой же, как у моей матери и у Прим, но они нисколько не похожи. Когда я гляжу в них, думаю, а какие они у него, когда он злится, все люди когда-нибудь бесятся и злятся. Жизнь такая — приходится драться, и он превосходно умеет драться. Гейлу повезло, что он вовремя сбежал, но если Питу приспичит набить ему рожу, мешать я не буду. Но посмотреть посмотрю, кто кого побьёт. Думаю, так будет честно, по-справедливости. — Догадалась, — мрачно отвечаю Мелларку, и он моментально отпускает мою руку. Понял, молодец! Ой, только сейчас замечаю, что мы не одни, на нас глядит пара внимательных глаз. Голубых, но не таких как у Мелларка. Глаза моего «утёнка». Поймалась я. Мелларк, я тебе голову за это оторву! Прим внимательно провожает Мелларка, выходящего из нашей гостиной. И молчит, ничего не говорит. Затем мы с Прим занимаемся разбором моего гардероба: нужно же как-то поприличнее одеться, когда приедут телевизионщики! Позже, когда Прим помогает мне с косой (больно жуткий вид она имеет, мне было недосуг последнее время, не было времени пару часов по вычёсывать из косы всякую дрянь), она тихонько мне говорит: — Если бы не Гейл, а Пит удирал бы в спешке из дистрикта, он без тебя бы не ушёл, скорее дал бы себя схватить! Последующее время, до самой съемки, я тяжко переживаю её слова. И вынуждена признать очевидное: Пит ни при каких обстоятельствах не бросил бы меня. Но и попасться не попался бы, думаю, мы сбежали бы оба и родных сумели бы с собой захватить! Питу по силам обхитрить Капитолий!***
— Мисс Эвердин, не надо так переживать! Вы отлично подготовились, а вашей выдержке многие из Победителей позавидовали бы, — говорит немолодой оператор из Капитолия. Его зовут Марцием, ему лет пятьдесят на вид, он здорово управляется с очень сложной и тяжеленной аппаратурой. К нашему (моему, мамы и Прим) удивлению, её установили не в нашей гостиной, а прямо в буфетной, рядом с большим шкафом для посуды! Марций объяснил это тем, что нужно создать «эффект полной естественности», все должны почувствовать, что я у себя дома и согласна сказать пару слов для зрителей в Капитолии. Самое любопытное — экран проектора, мама принесла его из гостиной, Марций прилаживал к нему какие-то провода, включал, выключал, с пятой попытки у него всё получилось и я увидела себя, как в зеркале, я двигаюсь, но нет ни единого сомнения, что это телевизионная запись. — Когда студия Беллоны выйдет на связь, вместо себя вы увидите её. Но разговаривая с ней, держите в уме, что справа вас снимает камера, пожалуйста, нечаянно не повернитесь к камере спиной. Но смотрите как обычно: либо перед собой, или на проектор, и не беспокойтесь, зрители привыкли видеть всё со стороны, — инструктирует меня Марций. За секунду до начала прямого включения появляется Пит, он тоже успел переодеться, на случай, если и ему дадут сказать пару слов. Успеваю заметить вот какую вещь: Пит точно нацепил какую-то маску, маску Победителя, счастливого, но главное, уверенного в себе. Начинаю завидовать, потому как, предчувствие сейчас у меня отвратительное, что-то должно случится. И начинаю жутко нервничать. — Десять секунд до прямого эфира! Проверка связи. Есть, канал связи работает! Мисс Эвердин! Семь-шесть-пять-четыре-три-две секунды. Мы в прямом эфире. — слышу я голос Марция. Бжиииииик.***
Треск. Какие-то помехи. Рябь на экране. Короче, всё летит к угольным чертям, секунду назад я видела своё изображение, а сейчас можно наблюдать какое-то дурацкое мелькание. Марций пытается всё поправить, включает и выключает какие-то рычажки и кнопки, он мокрый и суетливый, старается изо всех сил, но я быстро понимаю: всё напрасно — прямого эфира не будет, произошло что-то непредвиденное. Марций по-прежнему пытается что-то починить, но видно ее судьба, не быть мне телевизионной звездой. Опа, получилось! То, да не то, связь никуда не годится, она односторонняя, да и звука нет: я вижу Беллону, а она меня нет, какой прок от всего этого? Она уже в курсе, что ничего не получилось и спокойненько продолжает вести своё шоу! Зато я могу как следует рассмотреть Беллону Лексингтон. Она сейчас в прямом эфире, звук то пропадает, то снова появляется: Марций что было можно, сумел наладить, и лично я, очень довольна его работой: я смотрю на ее лицо. Смотрю на то, как она себя ведёт, как двигается, как произносит слова. И… Я начинаю испытывать невероятно, немыслимо сильное чувство. Это злость, я испытываю к незнакомой капитолийской девчонке страшной силы злобу, она меня просто разрывает на части, рвётся наружу, не имею понятия, что со мной, я просто смотрю на экран, на её лицо. Это чувство такое сильное, что его невозможно никак объяснить. Просто я её ненавижу и точка. Она приковала всё моё внимание, я совершенно уверена, на все сто — Беллона злобная и вообще она — омерзительное создание. И ещё это её выражение величайшего превосходства. Отмечаю про себя: она старше меня, ей лет двадцать, может быть двадцать один. Лицо у неё бледное и худое, и слишком подвижное. Она то и дело кривляется. Это просто омерзительнейшее зрелище, какое я только видела в жизни — смотреть как она ведёт себя перед камерой. Появляется звук, буквально на пару секунд, затем вновь пропадает: какой же противный у неё голос! Писклявый как у крысы. Точно! Беллона похожа на крысу. Какая всё-таки мерзость! А ещё она отвратительно тянет гласные: — Дааааарааааагиииеееее зриииитэээээлиииии! — Ой, хорошо, что и звук пропал, а то у меня руки чешутся запустить в экран чем-нибудь из кухонной утвари! Я и понятия не имела, что у людей может быть такой голос. Гадость такая. Меня начинает трясти, эх, была бы она сейчас рядом, уверена, я бы просто вцепилась зубами в её горло, просто бы заткнула бы, лишь бы не слышать её мерзкий голосишко! Беллона длинная и тощая. Я не видела её фигуру, только лицо, но почему-то я убеждена в этом. Шатенка. Темноватые волосы забраны назад, но самое отвратительное — верхние пряди окрашены в темно-золотой цвет, цвет опавшей листвы в конце осени. А ещё глаза, они у неё какого-то неопределенного цвета, к тому же блеклые, то ли зеленые, то ли карие, то ли синие, сразу не понять. Мутные, жирно подведенные чёрным глаза и ещё это кольцо в правой ноздре. У меня рождается желание вырвать его оттуда, желательно с мясом. Не припомню, чтобы кто-нибудь с первой секунды вызывал во мне такую сильную ненависть. Ну, разве что Хеймитч, в первый вечер, в экспрессе. Но сейчас я твердо уверена, какие чувства я испытываю по отношению к ней — самую, что ни на есть, ненависть! Не знаю даже почему, она мне жуть, как не нравится. Пит подходит ко мне, хочет поддержать, но как это не во время? — Китнисс! Боюсь, прямого эфира не получится. — Наплевать, мне всё равно, — вырываются наружу грубые слова. Что-то слишком резко получилось, прикусываю губу от досады. Пит, точно не замечая мою последнюю фразу, спрашивает: — Китнисс, можно задать вопрос? Как тебе показалось? Сдаётся мне, Беллона не очень приятная девушка. Ты согласна со мной? С моих уст непроизвольно срывается грубое нецензурное ругательство. Шлаковское. Поздно спохватываюсь. Поздно. Мелларк согласно кивает мне. Машинально. Чуть-чуть, что только я и заметила. Спохватывается. Поднимает на меня удивленные глаза. Заливается краской, румянец моментально охватывает все его лицо. И вот на его губах появляется еле заметная кривая усмешка. Не злая, злость вообще не про Пита, она такая озорная, хулиганская ухмылка. Надо же! Пит со мной согласен! И он всё правильно понял, но старательно делает вид, что не расслышал. Мол ничего не было такого! И я неожиданно улыбаюсь, первый раз Пит вызывает во мне такое странное чувство. Пит солидарен со мной! Мы с ним заодно, мы с ним точно заговорщики! Улыбаюсь широко и открыто, а затем зажмуриваю правый глаз: я подмигиваю Питу, мы с ним заодно! После провальной попытки выйти в прямой эфир появляется моя мать, видя всю степень отчаяния Марция (случившееся он переживает как личную трагедию) и приглашает его к столу: да, за всей этой суетой я и позабыла, что с раннего утра я ничего не ела, тошноты больше нет (Беллоны нет и я чувствую себя великолепно!) и я не против подкрепиться. Пит самым возмутительным образом пытается улизнуть, под предлогом, того что, мол, он должен заглянуть сейчас же к Хеймитчу и отдать пол-буханки свежего хлеба! Ну, что за жалкая никчемная отговорка, Утёнок теперь со мной заодно: категорически не даёт Питу удрать. Даже моя мать неожиданно жёстко восклицает: — Пит! Даже не думай, марш в ванную, мыть руки! Я опешила: никогда бы не подумала, что моя мать способна на подобное! Её тон в чём-то стал похож на обычный манер говорить миссис Викки Мелларк, матери Пита! И конечно, Питу теперь-то не отвертеться, мы втроём (я, Прим и Мелларк) следуем наверх мыть руки, а капитолийца уводит в ванную комнату на первом этаже моя мать. — Пит, подай мне полотенце, пожалуйста, — говорит Прим. — Да, конечно, — отвечает ей Пит, и я ловлю себя на мысли, что по характеру, даже по манерам дома, Прим больше схожа с Мелларком, чем я. Более деликатная, вежливая. Я обычно обращаюсь с Питом куда жестче. И я тут же даю себе зарок вести с ним себя по-мягче. В конце концов, это ему я обязана жизнью, он вытащил меня с арены за шкирку! Нельзя просто делать вид, что это ничего не значит и что я просто пытаюсь убежать от странной мысли, что никогда не будет как раньше, до игр. Меня до самых костей пробирает жуткий страх, а ведь это только начало. — Китнисс, дай мне мыло, пожалуйста, — говорит мне Пит. Но я роняю мыло на пол, оно само просто выскальзывает у меня из рук, Пит нагибается, чтобы его подобрать. И именно в этот самый момент я замечаю, замечаю со всей очевидностью, как трудно ему это делать. Протез, у Пита, ведь, нет теперь ноги! И виновница мне тоже прекрасно известна. Это я сама, угольный черныш меня побери, навеки! В итоге, я, пристыженная, вхожу в столовую с опущенными в пол глазами и веду себя тихо-тихо. Стараюсь делать вид, что меня вообще нет. Моя мать, Прим и прибившийся к нам сын пекаря начинают всячески поднимать настроение капитолийцу, которого случившееся здорово пришибло. Успевшего впасть в отчаяние, Марция, медленно, но верно вытаскивают из гнетущего состояния. Они повторяют друг за другом, как мантру —что он не виноват, и вообще, мало ли чего случается, странного и необъяснимого, но это ещё не повод впадать в отчаяние: — Я абсолютно уверен, да и мисс Эвердин не даст мне соврать: всё работало в штатном режиме, — разглагольствует капитолиец, его усадили по левую руку от меня, а справа усадили Пита. — Я тоже это видел и могу подтвердить, — вторит ему Пит, потому как я молчу и даже не мычу, я занята: мой рот забит питовыми булочками. Мне не до того. Отстаньте от меня… Через несколько минут, когда заметно повеселевший Марций начинает рассказывать смешные истории, а Прим хихикать, даже моя мать улыбается и посмеивается, до меня начало доходить, что капитолиец за нашим столом — случайность, а вот Пит — нет! Мои родные специально почти что силком удержали его для того, чтобы он подольше поближе побыл рядом со мной. Незаслуженная рана нанесённая мне, оскорбительное обвинение, навет про поцелуй — они боятся, что наши с Питом и без того натянутые отношения лопнут, с треском порвутся внезапно и окончательно. Например, что прилюдно заявлю, что не люблю Пита, что притворялась и что мне более симпатичен Гейл. Капитолий теперь ничего не может ему сделать, а вся злость и все кары падут на наши с Питом головы. Нас попытаются разъединить! Неужели план капитолийцев состоит именно в этом? Это интервью, эта, выведшая меня из себя одним только своим видом омерзительная девушка, Беллона, не часть ли этого плана? Месть за вызов, за ягоды морника? Утонув в этих самых догадках, я совсем не слушаю что-там говорят (ещё и смеются, им весело!) Прим, мама и Пит, а ещё этот капитолиец. Вполне приличный, замечу. Из всего разговора я успеваю уловить, что у него есть одна единственная дочь, что для капитолийцев случай очень редкий, и что ей четырнадцать лет. И что она жуткая трусиха, боится темноты. И мышей. Откуда вообще в домах капитолийцев могут взяться мыши? У них всё идеально, их жизненный уровень недосягаем для нас, простых смертных. Из-за стола мы всё же успеваем выбраться, как прямо на пороге нашего дома, на меня вываливается внезапно новость о приходе Крея, главы миротворцев. Через секунду появляется и он сам, грузный и солидный, но цвет лица у него явно нездоровый, но всё быстро проясняется: — Мисс Эвердин! Поступил приказ из Капитолия. Вы должны срочно выехать в столицу! Поезд уже ждёт, я провожу Вас до станции… Настроение моё, всё это время, было никаким, но сейчас, признаться, я просто теряюсь. «Поздно! Не убежишь, и не скроешься», — мрачно думаю я. Пит делает отчаянные попытки как-то спасти положение, вызывается ехать со мной: но увы, в приказе написано, что я должна ехать одна, без Пита и даже без ментора, однако, мы по-прежнему остаёмся на месте и никуда не двигаемся: автомобиля нет. Вернее, есть, но только автомобиль чёрного цвета, на который Марций уже погрузил свою аппаратуру, но Крей заявляет категорично и твёрдо: — Нет, не положено, мы ждём нашу, миротворческую машину. Минута, две, три, пять, но ничего не происходит. Крей начинает нервничать, но поделать ничего не может, вдруг я сбегу, если он отлучится узнать, в чём причина задержки. Томительное ожидание затягивается. Марций уезжает, сообщив напоследок, что будет ждать меня на станции, поезд только один, так что есть чем утешиться: хотя бы поеду в сопровождении вполне адекватного и симпатичного мне человека. Не одна. Спустя какое-то время (я уже начинаю надеяться, что никуда не поеду), в воротах появляется высокая и массивная фигура, которую я узнаю без труда: это Кассий Марлоу, помощник, или заместитель (точно не знаю) Крея. Майор, его обычно не по имени называют, а именно «Майор», Наверное, потому что майор в Двенадцатом только один. Первое, что мне в майоре нравится, так это то, что он не пьёт. Вообще. Даже по большим праздникам. Обычно отнекивается он так: — Ой, не могу. Доктора запретили. Говорят: одна капля алкоголя и я — труп. Поэтому майору уже и не предлагают… Нет, я не хочу сказать, что симпатизирую ему просто потому, что не пьёт! Я считаю, что Марлоу хороший человек. Там, где он родился (а родился он в горах Второго дистрикта, сам мне рассказывал) единственное толковое занятие, которому можно посвятить себя — быть миротворцем. Либо жить в бедности, быть пастухом, пасти овец. Другое дело, что быть капитолийским миротворцем… Как бы это помягче сказать? В общем, сволочное это ремесло, быть миротворцем… Майору за сорок, у него узкое длинное лицо, волосы светлые, кожа бледная, он очень сильный, а ещё, что мне в нём нравится… Он поджарый как собака, он вынослив, и бегать с Марлоу на перегонки — пожалуй, не стоит и пытаться, догонит. В его-то годы. Когда я слышу разговор Крея с Майором у меня начинает заходить ум за разум: — Кассий, отведите лично мисс Эвердин на станцию! — не очень уверенным голосом говорит Старина Крей. — РРРР. Сэр, какого… — Марлоу ревёт, он вне себя, но при куче свидетелей вынужден «не выражаться», но я чувствую, ему сильно хочется рявкнуть: «Да пошёл ты, старый козёл!». Майор с Креем играют какое-то время в молчанку, злобно друга зыркая, с трудом сдерживаясь. Думаю, Крей не ожидал от своего помощника такой резкости. Марлоу говорит: — Сэр! Должен заметить, вы сами должны сопроводить Эвердин до экспресса… — Кассий, нет никакого экспресса. Простой поезд. Я тороплюсь, мне надо на шахту, а потом на совещание в мэрию. Я сразу догадалась, что Крей врёт, да он просто не желает лично вести меня по дистрикту, хочет это «сплавить» майору, воспользовавшись своим старшинством. Сказал бы об этом честно, а он подловато юлит, и врёт. Пользуясь тем, что он может отдавать приказы, Старина Крей уматывает, а майор от злости аж зубами скрипит! Затем он перекидывается парой фраз с Питом, в итоге майор, вопреки приказу Крея, разрешает Питу следовать с нами, проводить меня до станции, а ещё старательно делает вид, что он глух и нем (Пит сейчвс явно немножко не в себе). Поправить-то ничего нельзя. По пути мы с Питом негромко переговариваясь идем, держась за руки. Пит идет, сильно хромая. — Пит, ты только не сбегай, пожалуйста! Лишь все усугубишь… — тихонько вправляю мозги Питу, у него выражение лица такое, оно мне очень не нравится. Как бы чего не выкинул, с отчаяния. Уверена, майор именно об этом сейчас и думает. — Обещаю, не буду, — так же тихо отвечает мне Пит. Выглядит он сейчас совсем плохо, утром выглядел неважно, потом вроде стало получше, а с появлением Старины Крея ему реально поплохело. Мы втроём не спеша следуем к станции. Странно, ни одной живой души на улице? Куда все подевались, ума не приложу. Наконец, мы добрались. Бледный Пит никак не хочет отпустить мою руку. И тут мне в голову приходит спасительная мысль, как оградить Пита от необдуманных глупостей. Они, убеждена, точно лезут ему в голову. Я говорю: — Пит, можно попросить тебя, мне особо не к кому обратиться, а просьба очень важная для меня. — Присмотреть за твоей матерью и сестрой? — изумляет меня Пит. — Да, но как? — его фраза выбивает воздух из моих лёгких. — Все очень просто. Гейл сбежал. Ладно. Я обещаю тебе, я буду их охранять, пока ты не вернёшься. — какой резкий переход: секунду назад Пит выглядел потерянным и раздавленным, а сейчас все его естество выражает твёрдость и уверенность с своих силах. — Пит! — вместо моего нормального голоса слышится какой-то писк. — Китнисс, обещаю, всё будет нормально. — меня поражает та интонация, с какой он это говорит. Признаться, я заражаюсь от него железной волей, питово самоубеждение именно то, чего мне критически недоставало. Беру! И тут нас прерывают, поезд должен отправляться, больше тянуть нельзя, нам с Питом приходится быстро прощаться, я крепко с ним обнимаюсь, вернее, просто повисаю на шее у Пита. — Китнисс, даю тебе слово — всё будет хорошо! — получаю напутствие от парня с незабываемыми глазами цвета утренней ранней зари. И вот я запрыгиваю в поезд, который бесшумно, но очень быстро отходит от станции. Майор берёт Пита за руку, ход его мыслей мне понятен: уверена, он за ним присмотрит.***
— Мисс Эвердин! Верьте мне. Это чистая правда. Ложиться спать не раньше четырёх часов утра — это неотъемлемая часть капитолийского образа жизни. — говорит парень-капитолиец, второй по счёту, после Цинны, словам которого я склонна доверять, и в целом я ему верю. — Я просто не смогу. Я засну прямо на ходу. Какое тут веселье? — пытаюсь отнекиваться. — Уверяю вас, вы заблуждаетесь. Вы привыкните очень быстро: веселиться напролёт целую ночь, один месяц придётся адаптироваться. Привыкать. Но потом вы ничем не будете отличаться от наших. Так со всеми Победителями. Особенно с девушками. — Нет-нет, уволь, тогда лучше сразу в сумасшедший дом! — пытаюсь шутить, выходит невероятно жалко и не смешно. Хотя капитолийцы и пытаются уверить меня, что это такой у меня юмор, они называют его «чёрным». Скорее всего, потому что я родом из дальнего дистрикта, жители которого добывают уголь. Наверное? — Мисс Эвердин, что вы такое говорите? И к тому же, не думаете же вы, что поклонники оставят вас в беде? — восклицает девушка с губами цвета тёмной меди. — Поклонники? — изумлённо хмурюсь. Меня застали врасплох новостью, об этом я и не думала. Этого парня-капитолийца зовут Клитенемене… а, невозможно это выговорить. Просто — Клит. Когда в моём доме, в деревне Победителей, ловко орудовал Марций, но, оказывается, в Двенадцатый приехала целая группа! Телевизионщики-стажёры. Но Марций всё самое сложное взял на себя, и все они остались в поезде. «На подхвате», это у них называется. По мне: глупо, но Марцию виднее, ведь он — опытный, много что повидавший оператор, и всё равно, всё пошло не так, если бы на его месте была Сильвия всё было бы гораздо хуже. Кстати, отчего прервалась прямая связь с Капитолием, до сих пор, так и не выяснилось! Марций пол-дня только тем и занят, что отвечает на звонки из Капитолия. Поэтому, мы практически его не видим. Тайны… Как только оказалась в поезде, тут же наткнулась на высокого юношу, чуть старше меня. Симпатичный, только пожалуй, со слишком длинными волосами. Нормального, особо отмечу, цвета, за что он мне сразу понравился. На нём обычная красная рубашка и простые синие брюки. Но и это всё не главное: то, что есть в нём замечательного — «деликатность», он сам это так называет. Очень вежливый, воспитанный юноша. Понятно, что я никак не могу на него злится, или чего-там в этом духе. Имя, правда, у него непроизносимое, поэтому я зову его просто Клит, он не возражает. Я-то думала, что ехать в ненавистный Капитолий мне придётся одной, но оказалось, что составить мне компанию есть кому. Более чем. Вместе с Марцием в Двенадцатый отправили ещё четырёх стажёров. Клит — помощник режиссёра, вернее, он учится на режиссёра телепередач. Уверена, когда-нибудь из него выйдет отличный режиссёр: голова у него хорошо работает, и не только голова… Ему уже восемнадцать. Тарквиния — «девушка с медными губами», она отвечает за звук, поэтому все её называют звукорежиссёром, хотя она пока лишь ученица звукорежиссёра. Она моя одногодка. Ещё есть Сильвия, она — будущий телеоператор, ей шестнадцать. И, наконец, Арунт, в его обязанности входит свет, он — осветитель, то есть, он тоже студент и учится этой профессии. И он не самый младший в нашей компании, ему семнадцать. Странно и необъяснимо, но именно эти капитолийцы виноваты в том, что моё отвратительное настроение покинуло меня, сбежав без следа. И я всячески удивляюсь и радуюсь этому. А всё началось с забавного недоразумения, что моментально подняло моё настроение и даже заставило рассмеяться: Клит, конечно, сразу меня узнал, но он такой сдержанный в проявлении эмоций. А вот Сильвия меня не узнала! Вообще не поняла, кто я есть. В добавок Тарквиния, в некотором смысле, моя фанатка, кроме медных губ с этого года она стала носить косу, правда светлую, да не суть. Сильвия приняла меня, наверное, за простую жительницу дистрикта, ведь на капитолийку я точно не похожа. Поэтому, всеобщий смех вызвал ответ Сильвии на возмущённую фразу Тарквинии: — Ты с ума сошла? Или может быть ты ослепла? Это же Китнисс Эвердин! — Ой. А я и не знала. Ты на Победительницу не похожа. Ты такая… натуральная. Смех взорвал всё купе, тут и мне не удалось остаться в стороне, с таким невинным и виноватым видом она это сказала. Это было очень искренне. С этого всё и началось. Моя дружба с подопечными Марция. Признаться, они не совсем такие, какими я привыкла видеть капитолийцев. Они немножко другие, и это «немножко» очень-очень-очень важно. Сильвия невысокого роста, светленькая, её капитолийское происхождение выдают большие тяжёлые серьги в ушах, Тарквиния выше ростом, тоже светловолосая, но кожа у неё почти такого же цвета, как моя, да и глаза такие же серые. Вариант: волосы у неё крашеные. Огромные глаза, тонкие ресницы, едкий язычок. Парни, напротив, оба темненькие, Клит, но в особенности Арунт, оба плечистые и физические сильные. Это потому, что первый увлекается спортом (не очень поняла, что это такое), говорил, что превосходно плавает, а в работе Арунта физическая сила «имеет весьма немаловажное значение» (это его выражение, я быстро обратила внимание, что их манера выражать свои мысли резко отличается от моих одноклассников, что детей шахтёров, но даже выходцев из семей торговцев, я уже успела запомнить больше десятка новых, ранее неизвестных мне выражений). Общение с ними оказалось весьма интересным, лично для меня важно то, что мне удалось быстро найти с ними общий язык, они не высокомерны, это важно! К тому же, я ведь еду в Капитолий одна. Поэтому мне необходимо приглядеться к капитолийцам по-внимательнее! Клит из-за своей деликатности опасался задавать слишком много вопросов: я-то понимаю, им всем жутко любопытно, что вообще за странные такие отношения между мной и моим кузеном. То есть, Гейлом. Кто вообще, какая подлая личность, выдумала байку, что мы с ним родственники. Наверняка кто-то в Капитолии. Приеду, найду и прибью. Застрелю из лука. Кстати, мне за это ничего не будет, я теперь — самая яркая, ярче всех звёзд. Да что там говорить, ярче самого солнца Звезда. — Китнисс, ты не представляешь, какое огромное количество поклонников у тебя! Не тысячи! Сотни тысяч, Китнисс. Ради тебя мы готовы на все! У нас так принято, — с круглыми глазами рассказывает мне Тарквиния. Она болела именно за меня, поставила немаленькую сумму из своих личных сбережений на меня. И на Пита! Последнее меня откровенно изумило, для Тарквинии мы с Питом действительно пара, а легенда «о Несчастных влюблённых» значит очень много. Но задавать вопросы она не просто стесняется, она ждёт моего разрешения! Ведь оказывается для неё я — кумир, к которому предписано относится с пиететом. Не знаю точно, что это слова значат, я поняла так: Ну, это как если сравнивать директора шахты мистера Винберга и обыкновенного шахтёра. Вот что значит победить на играх! Пожалуй, это и есть самое главное открытие, что я только что сделала — сидя дома в Двенадцатом, я и не подозревала, кем стала за эти полгода. К этому надо как-то привыкнуть, но в моей голове это никак не укладывается. То, что теперь люди, капитолийцы смотрят на меня снизу вверх, как на какую-то важную шишку. Случайно, или намеренно, но завеса немного приоткрылась, до меня начала доходить правда, и вот тогда мне в голову пришла немножко безумная, очень смелая, и в чем-то дерзкая идея. Может я должна не защищаться, а напротив, сама атаковать? Как с теми припасами на моих играх. Не нужно бояться действовать решительно! Пожалуй, это самое важное сейчас, о чём мне необходимо думать. Вот эта самая невероятной силы популярность может быть мне очень-очень полезной. Сама эта мысль и сейчас мне кажется верхом безумства. Как я смогу противостоять Капитолию? Но всё же меня задела за живое фраза, сказанная Сильвией: — Любовь — это оружие, для нас, девчонок. — парни, признаться, среагировали странно: принялись не сговариваясь старательно прятать глаза, а Клит кроме того тщательно прятать улыбку. Вот какие мысли гуляют в моей голове: если правда то, что любовь целой толпы капитолийцев — то, чем я располагаю, я просто обязана этим воспользоваться. Тарквиния упорно твердит, и никто ей не возражает, что все эти мои поклонники — мои сверстники, моя победа на арене их необычайно сильно воодушевила, особенно девчонок, но и парней тоже! Не взрослых, а именно их. Вообще, если всё это чистая правда, это мой шанс, именно они — моё оружие, у меня появляется шанс отбиться, шанс защититься. Но от кого я собираюсь защищаться? Не собираюсь же я воевать со всем Капитолием? Да от тех, для кого моя победа как кость в горле, кто желал, чтобы Победителем стали не мы с Питом, а Катон! Распорядители, правительство. Возможно, и сам президент Сноу? Все эти «шишки», мягко говоря, меня недолюбливают. Девчонка из нищего дистрикта имела невероятную наглость победить! Я бросила им вызов, как говорит ментор. Так много новой информации голова идёт кругом. Вообще этот поезд мало похож на тот самый экспресс, который вёз нас с Питом на Голодные игры. Всё значительно скромнее, никакого там красного дерева, никаких серебряных тарелок и никакого хрусталя. Ну, где-то на уровне дома нашего мэра, отца Мадж. Дорого всё, конечно, но без зазнайства. Дорого и со вкусом. Собственно, мы все устроились в салоне, за большим столом и обедаем. Вот уже часа два. Впрочем, мы не столько едим, сколько говорим., Вернее, говорят главным образом они. Я, главным образом, слушаю. Хотя, первое время, говорила именно я. Немножко рассказала про нас с Питом, для порядка назвала Мелларка своим женихом, а затем категорически опровергла все слухи про нас с Гейлом. Кроме истории с поцелуем, тут мне не повезло, все всё видели. Невозможно отрицать! И тут мне пришла на помощь Сильвия, заодно я начала понимать, как именно я буду отбиваться: — А чего тут непонятного! Это парень виноват! Как его? Гейл! — и внезапно она сильно бьёт по плечу Арунта, что есть силы. — Он застал её врасплох. Поцеловал без разрешения. Как ты! — последнее было адресовано Арунту. Вообще-то, он старше её всего на полгода. И удары её, он смиренно терпит. Вообще, интересное наблюдение: все девчонки в этой капитолийской компании бойкие и дерзкие, а парни какие-то слишком спокойные и воспитанные. Забавное наблюдение… Клит помог мне окончательно прекратить мои мучения и попытки рассказать про наши запутанные отношения. Пит и я. Я и Гейл. Следующим заявлением: — Стоп. Хватит задавать Китнисс такие личные вопросы. Это уже грубое нарушение правила гостеприимства. Она — наша гостья. Давайте лучше расскажем ей о нас. Китнисс! Ты же едешь в Капитолий. Мы расскажем тебе все новости. Очень быстро рассказ с самих участников поездки перешёл на их родину, на Капитолий. На Капитолий и на всё, что с ним связано. Не скрою, поначалу, мне казалось всё полнейшим бредом, я тихонечко бесилась, но сбежать было никак нельзя, некуда, да и сидеть одной я категорически не хочу. Но постепенно в моей голове, по мере того, как девчонки и парни говорили и говорили, начал составляться определённый план, как именно я буду себя вести на Интервью с этой мерзавкой Беллоной. Ясно же, что от него мне отвертеться не удастся. Слова девчонок помогли мне придумать то, до чего я сама и не додумалась бы: — Шоу Беллоны смотрят все, с этим не посмотришь, — начинает Тарквиния. — Смотрят все, но разве ты встречала хотя бы одного человека, кому она нравилась? — продолжает Сильвия. — Нет, не встречала. Может такие и существуют, но с ними я не знакома, — с уверенностью отвечает Тарквиния. — Точно! Но мы с такими не водимся, — улыбается Арунт. — Я так скажу, кидайте в меня апельсины, но я так считаю: она — самая настоящая тварь. Кто-нибудь помнит передачу три, нет четыре месяца назад? С Кассиопеей Линге? — наступает Сильвия. Тут все согласно с ней кивают, и мне ясно, все они смотрели ту передачу. — Это было крайне подло. Беллона открыто её травила. Это было просто мерзко, — подаёт голос Клит. Уверена, это была самая резкая из его оценок, потому как изумлённые девчонки не сговариваясь поворачивают головы в его сторону. — С этого самого времени лично я шоу Беллоны не смотрю. — снова говорит Сильвия. — Ты объявила ей бойкот? — громко спрашивает Тарквиния. — Да, — и её ответ вызывает бурную реакцию собравшихся, её поступок они одобряют, причёт довольно громкими воплями. Ну, а я через пару минут узнаю, что Беллона Лексингтон склонна издеваться над гостями, которые пришли на её шоу. Но только над теми, кто не может дать ей отпор. И, конечно, это не оставляет меня равнодушной, я открываю рот: — А почему тогда это шоу смотрят? Обязательно ли оно к просмотру? — капитолийцы отрицательно качает головами мне в ответ, — Почему одна Сильвия объявила ей бойкот, вы же все солидарны с ней, но сами продолжаете смотреть это шоу? И тут я получаю болезненное напоминание, что в капитолийских обычаях и правилах ничего не смыслю. Парни и девчонки молниеносно замолкают, выпадая из реальности, просто тупо моргают, смотрят на меня, друг на дружку, непонимающие их лица словно укор мне, моей неосторожности. С минуту длится тягостное молчание, первым его нарушает Тарквиния, это потому, что для неё моё мнение настолько важное, что ему можно подчиниться (пожалуй, именно так!) без раздумий. Она заявляет, достаточно твёрдо, искренне, решительным голосом: — Я клянусь с этой минуты шоу Беллоны не смотреть. Ни-ко-гда. Но остальные так и не находят силы к ней присоединиться. Они — слабые, даже Клит, который, наверное, самый разумный из всех. Но только моя поклонница Тарквиния с легкостью присоединилась ко мне, просто потому, что я так сказала. И много позднее выяснится, что она не обманула, не слукавила, не передумала. Моё мнение для Тарквинии значит очень много, вычеркнуть из своей жизни такое «домашнее», нелюбимое, но привычное, пусть и отвратительное шоу — это был смело для капитолийской девчонки, но она его совершила, потому, что я сказала в её присутствии, что это правильно и верно. Но остальные всецело её поддерживают, может и желают присоединиться, но решимости недостаёт. Вот уже несколько часов, как я сижу за столом и слушаю рассказы моих новых знакомых о Капитолии. Ощущение, будто погружаюсь в топкую трясину, чувствую, что медленно погружаюсь в тёплую вязкую жижу, но самое страшное то, что во мне нарастает кураж, моё любопытство преодолевает страх. Я сейчас точно в тумане, мне начало казаться, что я уже вижу свет впереди, и нужно пробираться именно в ту сторону, но он такой предательски нечёткий, сомнения то и дело одолевают меня. Я чувствую обман и сомневаюсь. Сейчас всё моё внимание занимает шоу Беллоны: то, как мне от неё отбиться, ведь я внутренне чувствую, что именно она несёт для меня главнейшую опасность. Сильвия робко предположила, что планировалось заранее, что на 74-х Голодных играх должен был победить Катон. — С чего это ты взяла? — с негодованием откликнулась моя верная поклонница, Тарквиния. — А ведь она права. В прошлом году, перед играми, весной в вечерней программе Фликермана был Папирий Марчанд. Народ, может кто-нибудь помнит это интервью? — задумчиво произносит Клит. — Я помню, оно было такое длинное, из-за него я опоздала на работу, — откликается Сильвия. — И я помню. Оно было такое запутанное, но оторваться было невозможно. — говорит Тарквиния. — Я тоже его смотрел, оно затянулось до пяти утра, — подаёт голос Арунт. Тут я не выдерживаю и сердито говорю: — Может быть расскажите. Мне интересно. Я тоже хочу знать всё. — немного злоупотребляя своим статусом Победительницы и «Звезды». И уже через минуту я узнаю: в прошлом году в вечерний эфир Цезаря Фликермана (не тот, который показывают в дистриктах, эта передача, прямо как шоу Беллоны, показывается только в Капитолии) пришёл гость, которого давно хотели затащить в эфир, но он долго отнекивался, мол «нет ни единого свободного часика». А в итоге разговор продлился пять часов, все кто его смотрел не могли оторваться, таким захватывающим он получился. Итак, этот Марчанд — очень влиятельная шишка в военной индустрии Капитолия, «президент Военно-промышленного комплекса». Ещё один президент? Я-то думала, что президент только в Панеме, и имя его — президент Сноу? Ребята то и дело, повторяют слово «синие»: я поняла не до конца что это такое, но кое-что прояснилось, именно они спонсировали Катона! И это не потому, что им так захотелось, не-не-не, а просто потому, что родом он из Второго дистрикта. А вот Диадеме они ни в коем случае не стали бы помогать. Этот момент меня жутко заинтриговал! Спонсоры, оказывается, не так и свободны в своём выборе! Ребята мне поведали, что спонсоры собираются в группы и помогают только «своим трибутам».А еще оказывается, спонсоры «курируют своих трибутов», профи конечно, еще в академии. Помогают деньгами, и всякими там «спец курсы как научиться лучше убивать людей». Вот уж новость, никогда бы не подумала, мне казалось, что всё дело в оценках и том, что трибут реально может. Выходит, я заблуждалась. Сильвия придумала и способ, который я обязательно использую, хотя по-началу он показался мне полнейшим безумием: — Китнисс должна взять с собой на интервью лук и стрелы. Беллона — мерзавка, каких мало, придётся защищаться, вот лук и пригодится. Пусть Беллона знает, что если Китнисс по-настоящему разозлится, просто застрелит ее как дичь! А Арунт высказал вот какую мысль: — Вот почему Лексингтон травит своих гостей, если, конечно, они позволяет ей себя унижать? Её вероломство, ее наглость от трусости. Я так думаю. Вообще, он принялся спорить с Тарквинией, говоря, что лук и стрелы это плохая идея, что это не сработает, пока они яростно спорили, я обдумывала свои невесёлые перспективы. Ведь если я оскандалюсь, если надо мной начнут насмехаться, вот тогда-то я стану абсолютно беззащитна и меня уничтожат. И до меня начало доходить, причём тут Беллона и зачем Капитолию вообще нужно было это интервью, зачем меня забрали из родного дистрикта, когда считанные дни остались до начала Тура Победителей! Беллона должна «превратить меня в фарш», ведь теперь совершенно очевидно: мне предстоит иметь дело с настоящей профи. Она умеет говорить с людьми, это я должна признать. Клит, Сильвия, Тарквиния, смотрели её шоу десятки раз, и они как один испытывают к этой худой (да, я была права, она длинная, тощая и невероятно шустрая бестия) одно единственное очень сильное чувство, и это чувство — презрение. И в её власти полностью меня изничтожить, превратить в нечто, не первая я и не последняя, кому она поломала жизнь. «Открытие» это стало для меня большим ударом, я и раньше догадывалась, что эта поездка не сулит мне ничего доброго, но только сейчас я поняла в какую, почти что безвыходную ситуацию попала. Поздно вечером (невероятно быстро пролетел день, целый день мы провели в большом купе, сидя за столом, спорам не было конца, идея придумать для меня «спасительную тактику» захватила не только пылкую Тарквинию, но и куда более хладнокровных парней) поезд остановился. Казалось, без особой причины. За окнами открылся вид какого-то ночного города, огни, очень много огней, но все же гораздо меньше, сем в Капитолии. Клит отправился узнать, в чем дело, оставшиеся гадали, что это вообще за дистрикт: — Это дистрикт городского типа, Восьмой, скорее всего, — доказывал Арунт. — Почему Восьмой, а не Третий? — недоумевала Сильвия. — Нет, до Третьего еще далеко. Он всего в трех часах пути от Капитолия, забыла? — возразила ей Тарквиния. — А может это Пятый? — сделал новое предположение Арунт. Споры прекратил вошедший Марций, выглядевший очень уставшим, он сказал мне: — Китнисс, пришел какой-то миротворец, говорит ему нужна ты, срочно, у него какая-та бумага, официальная, он должен передать ее тебе, вручить лично. Пошли со мной, — и мы куда-то пошли. При выходе из поезда я увидела фигуру рослого миротворца, он был как-то по особенному одет. Белая броня, такой у миротворцев в моем родном дистрикте мне ни разу не приходилось видеть. Самое неудобное лично для меня был его шлем: он закрывал все лицо, я вообще не могла ничего разглядеть! Миротворец молча отдал мне бумагу, где я прочла: Мисс Китнисс Эвердин, вам надлежит покинуть поезд по его прибытии в Дистрикт Шесть! Причина таких экстренных мер, как эвакуация: опасность вашего похищения неустановленными политическими преступниками. В целях сохранности вашей жизни и здоровья капрал Уильямс, который передал вам этот документ, сопроводит вас в специально охраняемое место, следуйте его приказаниям. Глава распорядителей Плутарх Хэвенсби, факсимиле. Да уж, угольный черныш меня побери! Ой, не надо так думать, папа говорил… Придет и заберёт тебя. Хэвенсби? А почему не Сенека Крейн? Задаю этот вопрос, вопрос меня вгоняет в еще большее уныние: — Мистер Крэйн отстранён, новым главой распорядителей назначен мистер Плутарх Хэвенсби, — механический голос миротворца, лицо которого скрыто пластиковым экраном коричневого цвета ненастоящий и уж точно мне не нравится. К тому же у меня такое чувство, что я его где-то слышала! Все, у меня съезжает крыша, Китнисс Эвердин съезжает с катушек. Вот в Капитолии обрадуются! Не дождетесь! Преемником Сенеки почему-то назначили именно того, кто наверняка недолюбливает меня, как же он сел в чашу с пуншем от страха! — Это Пятый дистрикт? — осторожно задаю вопрос. Вдруг меня замыслили похитить? — Шестой дистрикт, — отвечает безжизненный голос этого самого капрала. — Так что дальше-то? — сникший голос Марция выводит меня из небольшого оцепенения. — Она должна принять решение, следовать ли за мной. На нее готовится покушение, — более человечный голос миротворца окончательно выводит меня из оцепенения, я уже приняла решение. Отвечаю: — Я схожу здесь. Немедленно, — говорю, не скажу, что Марций удивлен. Нет, он просто теряет дар речи, когда я решительно двигаюсь на выход. Через пару секунд капитолийский поезд с грохотом отъезжает от платформы, она слабо освещена, вокруг сплошной сумрак. Я не терпеливо задаю вопрос безмолвному стражу: — Это похищение? Вы меня похитили? В ответ он медленно снимает с головы шлем, при этом громко рассмеявшись. Теперь его голос становится обычным, человеческим, знакомым до жути. Конечно, я узнаю этот хрипловатый голос, даже если меня разбудить меня ночью, я сразу узнаю его. Впрочем, именно ночью я последнее время так часто его слышу, это голос Катона, он насмешливо говорит мне: — Привет, Китнисс! Ты угадала, ты почти угадала.