Таня
Дорога до машины после йоги гораздо дольше обычного. Тяжесть от отчисления Кати и отъезда в Сиэтл на время медитации ушла, но сейчас, вне стен зала, вернулась в десятикратном размере. Как только я выезжаю с парковки, телефон, брошенный на пассажирское сиденье, начинает вибрировать. Катя. – Алло? – Я останавливаюсь, включаю аварийку. Но из динамика доносится женский голос, от которого мое сердце останавливается. – Это Таня? – Да. – Хорошо, у меня тут твой отец и… – Ее… девушка… – Я слышу, как стонет Катя на заднем плане. – Да, твоя девушка, – ехидно говорит она. – Тебе нужно забрать обоих, пока кто-нибудь не позвонил в полицию. – В полицию? Где они? – Я снова завожу машину. – «Диззи» на Ламара-авеню. Ты знаешь, где это? – Нет, но я посмотрю в Гугле. – Да. Разумеется. — Не обращая внимания на ее тон, я кладу трубку и торопливо ищу в Интернете дорогу к бару. Что, черт возьми, Катя и мой папаша делают в баре в три часа дня? Почему, блин, они вообще там вместе? В голове – полный хаос. А что за проблемы с копами? Что они натворили? Мне надо было спросить женщину по телефону. Надеюсь, что они не подрались друг с другом? Это последнее, что они могли бы сделать. Воображение подсовывает картины одна хуже другой, и когда я добираюсь до места, мне уже кажется, что либо Катя убила отца, либо наоборот. У бара не видно полицейских машин, и я решаю, что это хороший знак. Припарковываюсь прямо перед входом и вбегаю внутрь, жалея, что на мне футболка, а не рубашка. – Вот она! – торжествующе кричит отец. Он набрался, это видно по тому, как он спотыкается. – Ты бы его видела, Таня! – хлопает он ладонями. – Катя просто надрала ему задницу! – Где она… – начинаю я, но в этот момент дверь туалета открывается и выходит Катя, вытирая окровавленные руки об измазанное красным полотенце. – Что случилось? – кричу я через весь зал. – Ничего… успокойся. — Я удивленно подхожу к ней. – Ты пьяна? – спрашиваю я, потом, наклонившись, смотрю в ее налитые кровью глаза. Она отводит взгляд. – Может, и так. – Невероятно. — Она пытается дотронуться до меня, но я отдергиваю руку. – Э, тебе надо сказать спасибо, что я прикрыла твоего отца. Он сейчас валялся бы на полу, если б меня не было рядом. – Катя указывает на человека, который сидит на полу и прижимает к щеке пакет льда. – Я не буду тебя благодарить за то, что ты среди бела дня напилась и подралась! Хоть с отцом, хоть с кем бы то ни было. Что, черт возьми, с тобой случилось? – Я толкаю ее и возвращаюсь к стойке, где сидит отец. – Не сердись на нее, Тань, она тебя любит. – Отец пытается защитить ее. Что за ерунда здесь происходит? Когда Катя подходит ближе, я упираюсь руками в бока и кричу: – Значит, вы оба тут напились и теперь лучшие друзья? Вы не должны были пить! – Детка. – шепчет мне Катя на ухо, пытаясь обнять. – Эй! – Женщина за стойкой постукивает по столу, привлекая мое внимание. – Тебе нужно увести их отсюда. — Я киваю ей, бросив гневный взгляд на пьяных идиотов, с которыми меня связала судьба. У отца красные скулы, похоже, его ударили, а у Кати распухла рука. – Если хотите вечером прийти домой, вам надо протрезветь, потому что это совершенно неприемлемо. – Я хочу отругать их обоих, как маленьких детей. – Неприемлемо для каждого из вас. — Выхожу из маленького душного бара и сажусь в машину прежде, чем они успевают подойти к двери. Катя хмуро смотрит на моего отца – тот по-стариковски пытается опереться на ее плечо. Я отворачиваюсь и кривлюсь. Пьянство Хорошенко меня бесит. Я знаю, какая она, когда пьяна, но не уверена, что видела ее в таком состоянии прежде, даже в тот вечер, когда она перебил всю посуду. Я скучаю по времени, когда Катя не пила на вечеринках ничего, кроме воды. У нас и так сейчас целый список проблем, и ее пьянство только подливает масло в огонь. Судя по всему, отец не так уж сильно пьян, поскольку постоянно шутит, хотя большинство его шуток безвкусные и только раздражают. Всю дорогу он вместе с Катей громко хохочет над собственными шутками. Я совсем не так представляла себе этот день. Не знаю, как получилось, что Катя так подобрела к моему отцу, но теперь, когда они в разгар дня на пару пьяны, мне их «дружба» совсем не нравится. Дома сажаю отца на кухне есть кукурузные хлопья Кати и отправляюсь в спальню, где обычно начинаются и кончаются все наши скандалы. – Тань… – начинает Катя, как только я закрываю дверь. – Нет. – холодно говорю я. – Не сердись на меня, мы просто немного выпили. – говорит она игривым тоном, но я совершенно не в настроении. – Просто выпили? С отцом-алкоголиком, с которым я пытаюсь построить отношения и которого хотела бы видеть трезвым. С ним, значит, ты «просто выпила»? – Детка… — Я качаю головой. – Сама ты детка. Я вполне взрослая. – Ничего ведь не произошло. – Она обвивает пальцами мою руку, подтягивая к себе, но когда я вырываюсь, она спотыкается о кровать. – Кать, ты снова подралась! – Немножко. Какая разница? – Есть разница. Мне не все равно. — Она смотрит на меня со своей половины кровати покрасневшими глазами. – Тогда почему ты от меня уходишь? Если ты так обо мне заботишься? — Сердце проваливается куда-то вниз. – Я не хочу оставлять тебя, я прошу ехать со мной. – вздыхаю я. – Но я не хочу туда ехать. – тянет она. – Знаю, но это единственное, что мне нужно, кроме тебя, конечно. – Я женюсь на тебе. – Она тянется к моей руке, но я отступаю назад. Перехватывает дыхание. Я не уверена, что правильно расслышала. – Что? – Я вытягиваю руки, не давая ей приблизиться. – Я сказала, что на тебе женюсь, если ты выберешь меня. — Она встает и подходит ко мне. Эти слова, пусть не имеющие смысла, потому что сказаны под действием алкоголя, все же меня волнуют. – Ты пьяна. – говорю я. Она предлагает мне брак только по пьяни, и это хуже, чем не предлагать его вообще. – Ну и что? Я же серьезно. – Нет, не серьезно. – Я качаю головой и снова уворачиваюсь от ее прикосновений. – Нет, я женюсь. Не сейчас, конечно, но в пределах… шести лет или около того. – Она сосредоточенно трет пальцем лоб. Я закатываю глаза. Несмотря на то что мое сердце дрогнуло, последняя фраза, предложение взять в меня в жены в неопределенный период «шести лет или около того» показывает, что Катя возвращается к реальности, раз пытается меня убедить. – Посмотрим, что ты скажешь об этом завтра. – замечаю я, зная, что завтра она, конечно, об этом не вспомнит. – Ты наденешь эти штаны? – Ее губы растягиваются в похотливой ухмылке. – Нет, даже не начинай говорить об этих чертовых штанах. – Ты их всегда надеваешь. Ты знаешь, как я к ним отношусь. – Она смотрит вниз, затем снова указывает на штаны, игриво поводя бровями. Игривая, смеющаяся, пьяная Катя в каком-то смысле очаровательна… но не настолько, чтобы я потеряла голову. – Иди сюда. – нахмурившись, говорит она. – Нет. Я все еще рассержена. – Давай, Танюш, не сердись. – смеется она и трет глаза тыльной стороной ладони. – Если кто-нибудь из вас назовет меня так еще раз, я… – Танюша, в чем дело, Танюш? Тебе не нравится имя Танюша, Танюша? – усмехается Катя. Смотрю на нее – и моя решимость улетучивается. – Позволишь снять с тебя штаны? – Нет. У меня сегодня еще очень много дел, и ни одно из них не связано со снятием штанов. Я хотела попросить тебя пойти со мной, но ты решила надраться. Так что мне придется идти одной. – Куда-то собралась? – Голос словно доносится из-под воды. – Да. – Ты же это не наденешь, правда? – Надену. Я, черт возьми, могу носить то, что хочу. – Хватаю футболку и иду к двери. – Вернусь поздно. Не делай глупостей, из тюрьмы я тебя или отца не вытащу. – Нахалка. Мне это нравится, но я думаю, что твоему язвительному язычку можно найти и другое применение. – Игнорирую ее грязные намеки, и она шепчет. – Останься со мной. — Выбегаю из квартиры прежде, чем она убедит меня остаться. В дверях слышу, как она зовет меня «Танюша», и мне приходится отвернуться, чтобы подавить вырвавшийся смешок. Вот беда-то: когда дело доходит до Кати, мой мозг не видит разницы между правильным и неправильным. Подхожу к машине и начинаю жалеть, что не осталась в спальне с Катей, ведь у нее игривое настроение. Но у меня слишком много дел. Нужно позвонить квартирной хозяйке в Сиэтл, забрать кое-какие вещи в семье Кати и, самое главное, хорошенько обо всем подумать. Катя предлагает мне брак. Я почти потрясена, но знаю, что завтра это ничего не будет значить. Я пытаюсь не размышлять над ее словами и думать о другом, но это не так просто, как кажется. – Я женюсь на тебе, если ты меня выберешь. — Я удивлена, потрясена тем, что она сказал. Катя казалась такой спокойной, ее голос был бесстрастен, как будто она заявила, что пора ужинать. Хотя я знаю: она в отчаянии. Ее отчаяние от моего переезда в Сиэтл и виски – единственные причины ее предложения. Тем не менее не могу заставить себя то и дело не вспоминать эти слова. Это глупо, понимаю. Но, честно говоря, лучше добавить оптимизма, чем продолжать испытывать то, что я сейчас чувствую. Приезжаю на место, так и не созвонившись с Сандрой (кажется, так ее зовут), чтобы обсудить аренду квартиры. Судя по фотографиям на сайте, место, кажется, хорошее. Не такая большая квартира, как та, в которой мы живем сейчас, но достаточно хорошая, чтобы я могла ее себе позволить на собственную зарплату. Там нет книжных полок и кирпичных стен, которые я так полюбила, но это неважно. Я готова к этому, к такой жизни в Сиэтле. Я готова пойти на этот шаг ради будущего, сколько себя помню, я этого ждала. Брожу по магазину в раздумьях о Сиэтле и всем остальном – и скоро корзина наполняется случайными вещами, ни одна из которых мне не нужна. Таблетки для посудомоечной машины, зубная паста, новый совок. Зачем я все это покупаю, если все равно уеду? Кладу совок назад, вместе с цветными носками, которые также прихватила безо всякой причины. Если Катя не переедет, мне придется начать все сначала, покупать новую посуду… Хорошо еще, что квартиру сдают с мебелью, так что можно вычеркнуть из списка сразу с десяток пунктов. Сделала покупки и не знаю, чем еще заняться. Возвращаться к Кате и отцу не хочется, но идти больше некуда. Я собираюсь три дня провести с Ромой, Кеном и Карен, но не хочу лишний раз ездить и их беспокоить. Мне действительно надо завести друзей или, по крайней мере, одного друга. Можно позвонить Кимберли, но она, наверное, занята собственными делами. Счастливая. Кристиан взял ее с собой в Сиэтл, но когда он смотрит на нее, я могу уверенно сказать, что он пошел бы за ней хоть на край света. Прокручиваю список вызовов на телефоне, чтобы позвонить Сандре, и натыкаюсь на номер Маши. Интересно, что она делает? Катя, вероятно, будет не против, если я ей позвоню, чтобы поболтать. Опять же, кто она такая, чтобы указывать мне, что делать, когда сама напивается в зюзю в разгар рабочего дня? Позвоню, решаю я. Она отвечает почти сразу. – Таня! Как дела? – громко говорит она, стараясь перекричать голоса на заднем плане. – Ничего. Стою на стоянке перед супермаркетом. – О, хорошее настроение, да? – смеется она. – На самом деле не очень. Что ты делаешь? – Ничего, собираюсь пообедать с другом. – А, ладно. Тогда позвони мне позже, что ли. – Ты можешь с нами встретиться там, если хочешь, это в Applebee, сразу за кампусом. — Applebee напоминает мне о Заке, но кормят там очень вкусно, а я сегодня еще не ела. – Хорошо, я приеду, если ты уверена, что это нормально. — Слышу, как на заднем фоне захлопывается дверь. – Да! Тащи свою задницу сюда! Мы там будем через пятнадцать минут. — По дороге звоню Сандре и оставляю ей голосовое сообщение. Я не могу не отметить облегчение, которое испытываю, когда в трубке звучит автоответчик, но не вполне понимаю почему. Applebee переполнен; безуспешно ищу взглядом ярко-рыжую голову, потом обращаюсь к официантке. – На сколько человек? – спрашивает она с приветливой улыбкой. – На троих, думаю. – Маша сказала, что она с другом, надеюсь, она имела в виду одного человека. – Прямо сейчас есть свободный столик, так что возьмите на всякий случай, – улыбается девушка и берет четыре меню со стойки позади себя. Я прохожу за ней в дальнюю часть ресторана и жду прибытия Маши. Проверяю, не было ли сообщений от Кати, но их нет; она бы, наверное, сейчас в обморок упала. Когда я оборачиваюсь, в крови у меня резко вскипает адреналин: вижу ярко-розовую копну волос.Катя
Открываю холодильник в поисках, что бы сожрать. Мне нужно, чтобы из меня наконец выветрилось виски. – Она ужасно на нас разозлилась, – замечает Павел, глядя на меня. – Да, это точно. – Не могу не улыбаться при воспоминании, как ее лицо краснеет от гнева, а маленькие кулачки сжимаются у бедер. Она была в ярости. Это не смешно… ну, то есть смешно, но так не должно быть. – Долго моя дочь обижается? — С минуту смотрю на него. Очень странно, когда отец спрашивает о привычках собственной дочери. – Наверное, нет. Ты слопал все мои хлопья. Черт! – Я трясу пустой коробкой. Он улыбается. – Кажется, ты права, – говорит он. – Да, так и есть. – На самом деле этого не может быть. – Думаю, хреново, что ты встретился с ней сейчас, если меньше чем через неделю она уедет, – говорю я, засовывая контейнер с надписью «Tupperware» в микроволновку. Я не вполне понимаю, что это, но я слишком пьяна и умираю от голода, чтобы готовить, а Тани, которая приготовила бы еду, рядом нет. Что, на хрен, я буду делать, если она меня бросит? – Верно. – отвечает он, морщась. – Но хорошо еще, что Сиэтл не так далеко. – Я про Англию. — После долгой паузы он говорит. – Она не поедет в Англию. — Обалдело гляжу на него. – Откуда, блин, ты знаешь? Ты с ней знаком всего два дня! — Я уже собираюсь выйти из кухни, но меня останавливает резкий сигнал микроволновки. – Я знаю Кэрол, она бы тоже не поехала. — Значит, он снова стал тем неприятным пьянчугой, каким был вчера. – Таня – не ее мать, а я – не ты. – Ладно. – соглашается он и пожимает плечами.