После падения.

Прошло некоторое время Катя Таня, похоже, сейчас потеряет сознание от предвкушения поездки. Она сидит с ручкой в зубах, в очередной раз проверяя список необходимых вещей. – Все взяла? Ты уверена? – подшучиваю я над ней. – Что? Да. – вздыхает она, проверяя содержимое сумки в десятый раз с момента, как приехали в аэропорт. – Нужно идти, иначе мы опоздаем на самолет. – говорю ей я. – Я знаю. – отвечает Таня, продолжая рыться в сумке. Сумасшедшая, я ее обожаю за это, но иногда она по-настоящему играет на нервах. – Мы точно можем оставить здесь машину? – Да, это долгосрочная парковка для машин. – Я показываю ей знак над нашими головами. Она смотрит на меня в полной прострации, как будто я разговариваю сама с собой. – Дай мне уже эту сумку. Стягиваю с ее плеча сумку, слишком тяжелую, чтобы нести в руках. Ох уж эта женщина, бьюсь об заклад, там половина ее барахла! – Тогда я возьму чемодан… – Она тянет за ручку чемодан на колесах. – Нет, дай мне, уймись, я справлюсь. – уверяю ее я. Утром она была такая забавная, никогда не забуду: складывала, перекладывала, паковала, переупаковывала вещи, чтобы те влезли в чемодан. Я ее понимаю: она так долго ждала этой поездки. Несмотря на то, что порой она меня раздражает, я рада, рада ехать с ней в ее первое путешествие за границу, смотреть под облаками в ее удивленные серо-голубые глаза. Я специально забронировала ей место у окна. – Готова? – спрашиваю я, и автоматическая дверь широко распахивается, как будто приветствуя нас. – Нет. – нервно улыбается она, и мы заходим в шумный аэропорт. – Тебя, по-моему, сейчас вырвет прямо на меня. – замечаю я Тане шепотом, наклоняясь к ней. Она бледная, как поганка, ее маленькие руки трясутся. Беру ее за руку и успокаивающе сжимаю. Она улыбается в ответ. Чувак на регистрации на нее глазел, явно хотел, я распознала эту дурацкую ухмылку, когда она ему улыбнулась. Я сама так же улыбаюсь. У меня были все права послать его куда подальше, но Таня явно бы это не одобрила. И после того как она за руку потащила меня от стойки, а я показала ему средний палец, она сидела надутая. – Слава богу, он близорукий. – мямлит она, обернувшись через плечо. Прошу ее застегнуть кардиган, отчего ее настроение только улучшается. Старик рядом со мной – явный извращенец, Тане повезло, что она сидит у окна, так я хотя бы могу прикрыть ее от его бегающих глазок. Упрямая, как всегда, она отказалась застегнуть кардиган, выставив грудь напоказ. Слава богу, вырез на рубашке неглубокий, но когда она наклоняется вперед – все видно. Проигнорировав мою просьбу, она заявляет, что я не могу ее контролировать. Я и не собираюсь, я пытаюсь оградить ее от долбаных извращенцев, которые пялятся на ее грудь. – Нет, все в порядке. – отвечает она, но глаза ее выдают. – Мы взлетим с минуты на минуту. Смотрю на стюардессу, в третий раз проверяющую, все ли багажные полки закрыты. Господи Иисусе, они все закрыты, мадам. Давайте уже взлетим, пока я не вынесла Таню из самолета. Вообще-то отмена поездки была бы мне на руку. – Есть еще шанс выпрыгнуть из самолета, билеты невозвратные. – замечаю я, убирая выбившуюся прядь ей за ухо. На губах Тани – слабое подобие улыбки. Она все еще сердится, но снисходительна из-за нервозности. – Катя. – тихо просит Таня. Она кладет голову на сиденье и закрывает глаза. Я не могу смотреть, как она нервничает, если так будет и дальше, то этот полет будет сплошной нервотрепкой не только для нее. Я наклоняюсь и закрываю створку иллюминатора, надеясь, что это ей поможет. – Долго еще? – нетерпеливо спрашиваю я у стюардессы, проходящей мимо по ряду. Она смотрит то на Таню, то на меня и раздраженно поднимает бровь. – Несколько минут. Она пытается профессионально улыбнуться. Мужик рядом со мной постоянно ворочается; надо было купить дополнительный билет, тогда бы не пришлось сидеть рядом с этим придурком. От него воняет, как от пепельницы. – Несколько минут было… – начала я. Таня кладет руку на мою, открывает глаза и взглядом умоляет не устраивать сцену. Я глубоко вздыхаю и закрываю глаза. – Хорошо. – говорю я, отворачиваясь от стюардессы. – Спасибо. – шепчет Таня. Вместо спинки сиденья она кладет голову мне на руку. Я трогаю ее за бедро и прошу приподняться, чтобы я смогла обнять ее. Она прижимается ко мне и удовлетворенно вздыхает, когда я обнимаю и крепко прижимаю ее к себе. Как я люблю этот звук! Самолет медленно двигается по взлетной полосе, и Таня зажмуривается. Как только самолет взлетает, она открывает шторку и восторженно смотрит на быстро мелькающий внизу ландшафт. – Потрясающе! – улыбается она. Сейчас у нее нормальный цвет лица, она пышет восторгом, и это чертовски заразительно. Я пытаюсь сдержать улыбку, но не могу не смеяться над ее «все такое крошечное». – Ну вот, все не так уж и плохо, мы даже пока не разбились. – небрежно замечаю я. В ответ в салоне кто-то начинает покашливать и возмущенно бормотать, но мне все равно. Таня понимает мой юмор и игриво толкает меня в плечо. – Замолчи. – предупреждает она, и я хихикаю. Через три часа она снова не находит себе места. Я предполагала, что так и будет. Мы уже посмотрели все дурацкие ролики спонсоров авиакомпании, дважды изучили журнал «Магазин на борту» и пришли к выводу, что ни вольер для собак, ни подставка для телевизора не могут стоить две тысячи долларов. – Полет длится долгие девять часов. – предупреждаю ее я. – Уже шесть. – поправляет меня Таня, водя пальцами по татуировке знака бесконечности на моем запястье. – Уже шесть, поспи немного. – повторяю я. – Я не могу. – Почему? — Она смотрит на меня. – Как ты думаешь, чем занимается папа? Я знаю, что в прошлый раз, когда ты уезжала, за ним присматривал Рома, но в этот раз нас не будет три дня. – С ним все будет в порядке. — Да, конечно, сначала он побесится, но потом будет ей благодарен. – Я рада, что мы не приняли предложение твоего отца. – неожиданно заявляет она. Черт. – Почему? – спрашиваю я, изучая ее лицо. – Реабилитация стоит немалых денег. – И что? – Я не могу позволить твоему отцу тратить деньги на моего отца. Это не его ответственность, и мы не знаем точно, что мой отец… – Таня, он наркоман. Я понимаю, она до сих пор не хочет это признать, но знает, что это так. – Папа сам тоже должен оплатить лечение. Нужно позвонить Роме, как только мы приземлимся, и узнать, как там наш план. Надеюсь, что ее папаша согласился. Жалко, конечно, что Таню не посвятили в планы. Несколько часов я колошматила боксерскую грушу, обдумывая проблему. В конце концов, все просто: либо он соглашается на лечение, либо убирается из жизни Тани раз и навсегда. Я не допущу, чтобы он портил Тане жизнь. Я и сама доставляю ей немало проблем, и если кто и будет причиной ее волнений – это только я. Я отправила Рому поговорить с этим куском дерьма, чтобы тот выбрал: либо клиника, либо жизнь без Тани. Я подумала, что если вовлечь в это Рому, то будет не так жестоко, как если бы с ее отцом разговаривала я. Меня терзает только то, что платить за это, помогая Тане, будет мой отец. Я хотела отказать ему. Хотела, но не смогла. – Я не знаю. – вздыхает она, глядя в окно. – Мне нужно подумать. – Ну… – начинаю я, и она хмурится из-за моего тона. – Что ты сделала? – Она щурится и отталкивает меня. Ничего, далеко не убежит, пока не приземлимся. – Обсудим это позже. – говорю я и смотрю на мужчину рядом. Этой авиакомпании явно нужно подумать над приобретением более широких кресел; если бы не ручка между мной и Таней, то я бы уже сидела на этом парне. – Ты отправила его на лечение, да? – яростно шепчет она, уже не думая, что скандалит. – Никуда я его не отправляла. И это правда. Я не знаю, согласился он или нет. – Но пыталась? – Возможно. — признаюсь я. Она качает головой от досады и опирается на спинку, молча смотря куда-то вдаль. – Ты сумасшедшая? – спрашиваю я. Она меня игнорирует. – Татьяна… Я говорю слишком громко, и она с открытыми глазами поворачивается ко мне. – Я нормальная. – шепчет она. – Я просто шокирована и пытаюсь понять, как ко всему этому относиться, ясно? – Ясно. – отвечаю я. Ее реакция лучше того, что я ожидала. – Я терпеть не могу, когда ты что-то от меня скрываешь! Ты так постоянно делаешь, моя мать… Я не ребенок. Я в состоянии справиться с проблемами сама. С трудом подбираю слова и пытаюсь думать, прежде чем говорить все то, что у меня на уме. Я в этом совершенствуюсь все больше и больше. – Да. – отвечаю я спокойно. – Но это не означает, что я не буду пытаться помочь решить их. Ее взгляд смягчается, она кивает. – Я понимаю, но прошу тебя: перестань все от меня скрывать. Все, что касается тебя, Ромы, отца. – я хочу все знать. Я же все равно узнаю. – Хорошо. – говорю я. – С этой минуты я буду тебе рассказывать все. Я не имею в виду прошлое, его она не узнает, я имею в виду, что она будет знать все с этой минуты. На мгновение на ее лице проступает вина. – По крайней мере, если это будет то, о чем мне лучше не знать. — добавляет она мягко. Договорились. – Что конкретно ты имеешь в виду? – спрашиваю я ее. – Что-нибудь, что тебе лучше не знать, тоже считается. Например, мой гинеколог – мужчина. – заявляет она. – Что? То, что гинеколог Тани – мужчина, даже в голове не укладывается; я слышала истории о том, что мужики-гинекологи творят с пациентками. – Видишь, тебе лучше было бы этого не знать. Она даже не скрывает, что ей приятно видеть мою реакцию и ревность. – Ты поменяешь доктора. Она качает головой, давая понять, что делать этого не собирается. Я наклоняюсь и шепчу ей на ухо. – Тебе повезло, что туалеты здесь слишком маленькие, иначе я бы тебя отымела в одном из них. Ее дыхание учащается, она сжимает ноги. Мне нравится ее реакция на мой черный юмор, он действует безотказно. Неожиданный бонус: мне нужно было ее отвлечь и поменять тему разговора. – Я бы прижала тебя к двери и овладела там же. – Моя рука поднимается по ее сжатым ногам. – Я бы закрыла твой рот рукой, чтобы приглушить стоны. Она судорожно сглатывает. – Это было бы так здорово – твои ноги вокруг моей талии, твои пальцы в моих волосах. Ее глаза широко открыты, зрачки расширены, и, черт возьми, я и правда хочу, чтобы туалеты были здесь побольше. Я и руки-то не могу вытянуть. За тысячу долларов за перелет туда и обратно, по крайней мере, я бы смогла трахнуть свою девочку во время такого длинного перелета. – Сжимая бедра, боль не прогонишь. – снова шепчу ей на ухо. Опускаю ее столик, чтобы раздвинуть ноги. – Только я могу. – Она выглядит так, будто сейчас кончит только от моих слов. – Тебе будет не совсем комфортно провести остаток пути в мокрых трусиках. Я целую ее за ухом, продолжая дразнить, и тут мужик рядом со мной нервно кашляет. – Проблемы? – поворачиваюсь я к нему, хотя мне на самом деле все равно, слышал ли он меня. Мужик быстро качает головой и продолжает читать электронную книгу. Я наклоняюсь и пытаюсь рассмотреть первый абзац тускло освещенной страницы. Я вижу имя, Холден, и не могу удержаться от смеха. Только надменные мужики среднего возраста и бородатые хипстеры могут получить удовольствие от чтения «Над пропастью во ржи». Что там такого захватывающего в искателе-подростке? Да ничего. Я поворачиваюсь к Тане. – Мне продолжать? – Она судорожно переводит дыхание. – Нет. – Она поднимает столик, давая понять, что на этом веселье заканчивается.

***

Хитроу не так ужасен, как мне помнится. Багаж мы получили быстро. Таня молчит почти всю дорогу, ее рука в моей – лишь гарантия того, что она не сильно расстроилась по поводу лечения в клинике. Нас уже ждет арендованная машина. Веселюсь, когда Таня пытается пойти в противоположную сторону движения. Когда мы приезжаем в Хэмпстед, она уже спит. Бедняжка пыталась бороться со сном всю дорогу, смотреть в окно, но это было бесполезно, и она крепко заснула. Старый городок такой же, как раньше, с какой стати ему меняться? Прошло всего несколько месяцев с моего последнего приезда. Въезжаем в город, и я вижу знак-приветствие и чувствую себя на родине. Проезжаем исторические и туристические места, а затем въезжаем в жилую часть города. Вопреки распространенному мнению, в Хэмпстеде не все живут в особняках и не купаются в роскоши. Это очевидно, как только мы въезжаем на гравийную дорогу к дому матери. Старый дом вот-вот развалится, и я рад увидеть на газоне табличку «Продано». Дом ее будущего мужа рядом, он в гораздо лучшем состоянии, чем эта развалина, и в два раза больше. – Таня. – бужу я. Через долю секунды после того, как машина освещает окна, мама появляется на пороге. Она открывает дверь и сломя голову сбегает по ступенькам к машине. Таня открывает глаза и смотрит на мою маму. Та почти выламывает заднюю дверь, чтобы помочь Тане выйти. Что она делает с людьми, что ее все обожают? – Таня, Катя! – радостно кричит мама. Таня отстегивает ремень безопасности и выбирается из машины. Они обнимаются и здороваются, а я выгружаю вещи из багажника. – Я так рада, что вы обе приехали! – улыбается мама, вытирая слезы. Это будет долгий уик-энд. – Мы тоже. – отвечает Таня за нас обоих, и мама за руку уводит ее в дом. – Я не люблю чай, поэтому не ждите ничего типично английского. Но я сварила кофе, я знаю, вы обе любите кофе. – тараторит мама. Таня благодарно смеется. Мама со мной не разговаривает, по понятным причинам держит дистанцию, избегая разговора о свадьбе. Обе исчезают на кухне, а я поднимаюсь в свою старую комнату, чтобы избавиться от чемоданов. Слышу раздающийся по всему дому смех и пытаюсь убедить себя, что ничего ужасного за выходные не случится. Все будет в порядке. Комната пуста, остались только кровать и комод. Обои содраны, на стенах – ужасные полоски засохшего клея. Очевидно, мама готовит дом для нового владельца, но видеть комнату в таком состоянии немного непривычно. Таня – До сих пор не могу поверить, что вы оба здесь. – говорит мне Елена. Я беру чашку черного кофе из ее рук, – черный, как я люблю. Улыбаюсь ей. Какая она замечательная! Елена красивая, с яркими глазами и такой же улыбкой. На ней темно-синий спортивный костюм. – Я так рада, что мы все-таки к вам выбрались! – восклицаю я. На часах микроволновой печи уже десять вечера. Долгий перелет и смена часовых поясов совершенно меня вымотали. – И я. Если бы не ты, я знаю, она бы не приехала. Она берет меня за руку. Не знаю, что сказать, и улыбаюсь в ответ. – Как перелет? Катя хорошо себя вела? – смеется она. У меня не хватит смелости сказать правду: ее дочь вела себя по-свински и в зоне досмотра, и еще половину полета. – Да, она была хорошей девочкой. Отпиваю горячего кофе. Катя присоединяется к нам. Дом старый и заброшенный, разделенный на комнатки, отчего кажется еще меньше, интерьер украшают только картонные коробки по углам (переезд), но я здесь чувствую себя на удивление уютно и легко. Это место, где моя девушка провела детство. Катя пригибается, чтобы пройти в арку, ведущую на кухню, и по ее лицу я точно могу сказать, что она не чувствует того же, что и я. Эти стены напоминают ей слишком о многом. Первые впечатления постепенно тускнеют. – Что с обоями? – спрашивает она. – Я их ободрала, чтобы перед продажей покрасить стены, но новые хозяева планируют все снести и построить новый дом. – объясняет Елена. Я ловлю себя на мысли, что новость о сносе мне нравится. – Да, в любом случае этот дом – уже развалюха. – Катя берет у меня чашку с кофе и делает глоток. – Ты устала? – поворачивается она ко мне. – Все в порядке. – отвечаю я. Мне нравится компания Елены и ее тонкий юмор. Я устала, но выспаться еще успею, да и ложиться рано. – Я у Майка, в соседнем доме. Я полагаю, вы там остановиться не захотите. – Уж точно нет. – отвечает Катя. Я забираю свой кофе назад, молча умоляя быть с матерью повежливей. – Ясно. – Елена не обращает внимания на грубость. – У меня на завтра есть планы, надеюсь, ты найдешь, чем занять себя. В какой-то момент я понимаю, что она обращается ко мне. – Что за планы? – Кате явно не нравится эта новость. – Так, предсвадебные хлопоты. Я записала нас двоих в спа-салон на завтра, ну и хотела, чтобы Таня пошла со мной на последнюю примерку свадебного платья. – Конечно. – соглашаюсь я, но Катя перебивает. – Сколько времени это займет? – До обеда, это если ты хочешь присоединиться, Таня. Просто я подумала, что пока ты здесь, неплохо провести время вместе. – Я не против. – улыбаюсь я. Катя не спорит, и это, несомненно, хороший знак, ну и в любом случае она бы не убедила меня в обратном. – Я рада. – улыбается в ответ Лена. – Моя подруга Сьюзен присоединится к нам за обедом. Она с нетерпением ждет встречи с тобой, много слышала о тебе, даже не верит, что ты существуешь, она… Катя захлебывается кофе, перебивая возбужденно-радостное щебетание матери. – Сьюзен Кингсли? – дрожащим голосом спрашивает она, поедая мать глазами. – Да… но она сменила фамилию, вышла замуж во второй раз. Елена смотрит на Катю так, как будто я стала невольной участницей разговора, не предназначенного для моих ушей. Катя переводит взгляд то на мать, то на стену, затем резко поворачивается на каблуках и выходит, оставив нас вдвоем. – Я – в соседнем доме, пора спать, если тебе что-то нужно, дай мне знать. Голос Елены уже не такой радостный, как раньше, она, кажется, расстроилась. Она наклоняется ко мне, целует в щеку и выходит через черный ход.

***

В девять звонит будильник. Я с трудом поднимаюсь с постели. Я почти не спала, всю ночь ворочалась. Когда я последний раз смотрела на часы, было три утра. Непонятно, то ли я спала всю ночь, то ли нет. Катя спит, скрестив руки на животе. Прошлой ночью она даже меня не обнимала. Единственный раз протянула во сне руку, и то только чтобы убедиться, что я рядом, а потом снова убрал ее на живот. Ее перепады настроения меня не удивляют. Знаю, она не хотела ехать на свадьбу, но мне непонятны ее вчерашние тревога и беспокойство, особенно то, что она отказалась обсуждать эту тему. Я только хочу спросить, зачем она ехала сюда со мной, если даже не хочет быть рядом. Убираю ее волосы со лба, ее веки начинают трепетать, и я быстро отдергиваю руку и встаю. Не хочу ее будить, она спала так же плохо, как и я. Я так хочу знать, что ее терзает, почему она закрывается от меня. Она все написала тогда мне в письме, а потом порвал его, хотя там было о ее прошлом, ошибках, которые она совершила, и я с ними смирилась. Ничего, что она могла совершить в прошлом, не может отразиться на нашем будущем. Она должна это понять. Обязана понять, иначе ничего не получится. Найти ванную нетрудно, я терпеливо жду, когда коричневая вода стечет и посветлеет… Душ невероятно шумный, напор воды такой сильный, что больно коже, хотя помогает снять напряжение с плеч и спины. Надеваю джинсы и кремовую майку, раздумываю, брать ли кружевную кофточку с цветочным принтом. Она без пуговиц, и значит, Катя не будет просить меня застегнуться. Пусть радуется, что я не в одном топе гулять ушла. Сейчас весна, здесь, в Англии, это особенно чувствуется. Елена не называла точное время встречи, поэтому спускаюсь и варю кофе. Часом позже я возвращаюсь наверх за своей электронной книгой, чтобы убить время за чтением. Катя уже перевернулся на спину, ее лицо мрачнее тучи. Быстро выхожу из комнаты, не потревожив ее, и возвращаюсь на кухню. Через пару часов появляется Елена. Ее темные волосы собраны в низкий пучок, как и мои, и, конечно же, она в спортивном костюме, в чем же еще. – Так и знала, что ты уже проснулась. Хотела дать тебе времени немного поспать после вчерашнего. – улыбается она. – Я готова идти, если ты готова. В последний раз смотрю на узкую лестницу, надеясь, что Катя сбежит вниз с улыбкой и поцелуем на прощание, но этого не случается. Я беру сумку и следую за Еленой к выходу.

***

Катя Я ищу Таню, но ее уже нет рядом. Не знаю, который час, на окнах нет штор, а солнце нещадно палит, как будто пытаясь меня разбудить. Я очень плохо спала, Таня тоже крутилась всю ночь. Большую часть времени я не спала, пыталась сохранить между нами дистанцию. Мне нужно взять себя в руки, пока я не испортила выходные, но, кажется, я никогда не избавлюсь от навязчивых мыслей. Особенно после того, как мама догадалась пригласить Сьюзен Кингсли на обед. Я не хочу переодеваться, просто чищу зубы и смачиваю волосы. Таня уже приняла душ, ее косметичка сиротливо стоит в пустом шкафчике. На кухне – еще горячий кофейник, наполовину полный, на столе – вымытая кружка. Таня с мамой, должно быть, уже ушли. Нужно было поговорить с ней и убедить не идти. Почему я не поговорила? События могут развиваться по двум сценариям: либо Сьюзен будет вести себя как последняя стерва и превратит день Тани в кошмар, либо будет держать свой поганый рот на замке и всем будет счастье. Какого черта, что я собираюсь делать, пока мама водит Таню по городу? Конечно, я могу пойти и найти их, но мама расстроится. В конце концов, завтра ее свадьба, я обещала Тане, что буду хорошо себя вести. Хоть я уже частично нарушила обещание, лучше не усугублять. Таня – Твои волосы – просто загляденье. Елена тянется только что наманикюренными пальцами через стол, чтобы потрогать мои волосы. – Спасибо, надеюсь, я привыкну к новому цвету. – улыбаюсь я, глядя на свое отражение в зеркале. Парикмахерша удивилась, что я никогда не красила волосы. В конце концов я поддалась на уговоры и согласилась подкрасить корни в более темный цвет. Получился светло-каштановый, плавно переходящий в мой натуральный блонд на концах. Разница еле заметна и естественнее, чем я предполагала. Цвет не постоянный, будет держаться около месяца, да и на более долгий эксперимент я была не готова, хотя чем больше я смотрю на себя в зеркало, тем больше мне нравится новый образ. Брови у меня теперь идеальной формы, ногти на руках и ногах покрыты ярко-красным лаком. Я отказалась от предложения Елены сделать депиляцию зоны бикини, хотя бы потому, что с мамой Кати делать это не совсем комфортно, мне проще побрить. Пока мы идем к машине, Елена издевается над моими растоптанными туфлями, так же как и ее дочь, я ей отвечаю насмешками над ее ежедневным спортивным костюмом. Глазею в окно, разглядывая дома, здания, прохожих. – Это тут. – говорит Елена минутой спустя, паркуясь на крытой площадке между двумя маленькими зданиями. Я иду за ней. Кирпичное здание почти полностью покрыто мхом. Сразу же вспоминаю Рому и «Хоббита». Если бы Рома был здесь, он подумал бы то же самое. Мы бы смеялись над Катей, которая обычно высмеивает кино; она бы возмущалась, что видение Толкиена в фильме исказили, и все в таком духе. Рома бы начал с ним спорить, заявляя, что на самом деле Катя любит кино, а Катя в ответ послала бы его куда подальше. Представляю, как было бы неплохо, чтобы мы все жили рядом: я, Катя и Рома. Рома и Дакота могли бы переехать в Сиэтл, может быть, даже поселиться рядом с нами. Чтобы дорогие и близкие люди были рядом со мной, а не приходилось летать на пару дней друг к другу за границу. Катя Я облазила весь дом, дважды обошла весь этот чертов район и даже позвонила Роме. Я на взводе, а Таня по-прежнему не отвечает на звонки. Да где же они, черт бы их побрал? Смотрю на экран телефона: уже начало четвертого. Сколько можно торчать в этом проклятом спа? Наконец доносится звук едущего по гравию автомобиля. Я киплю. Подхожу к окну и вижу, что это моя мама. Таня выходит из машины первая и достает из багажника большой белый чехол. Что-то в ней изменилось. – Я достала! – кричит она моей маме, пока я открываю входную дверь. Я быстро спускаюсь по лестнице и беру у нее из рук это чертово платье. Ее волосы… что она с ними сделала? – Я ненадолго, пойду позову Майка! – кричит нам мама. – Какого черта ты сделала с прической? – вырывается у меня. Таня хмурится, и по лицу я вижу, как моментально портится ее настроение. Черт. – Да я просто спросила… смотрится неплохо. – говорю я и снова поднимаю глаза на ее новую прическу. И правда неплохо. Она всегда потрясающе выглядит. – Я их покрасила… тебе не нравится? Она идет вслед за мной в дом. Я кидаю чехол на диван. – Аккуратнее! Это свадебное платье твоей матери! – кричит она, поднимая край чехла с пола. Ее волосы блестят сильнее обычного, да и брови выглядят иначе. Женщины тратят слишком много времени на попытки впечатлить мужчин своей внешностью, а те едва могут заметить разницу. – Я совсем не против твоей новой прически, просто удивилась. – объясняю я свою реакцию. Цвет волос не особенно изменился – просто стал немного темнее наверху, но в остальном все по-прежнему. – Отлично, потому что это мои волосы и я буду делать с ними, что захочу. Она скрещивает руки на груди, и с моих губ слетает смешок. – Что? – сердито спрашивает она. – Ничего. Твой феминистский стиль поведения кажется мне очень забавным, вот и все. — смеюсь я. – Я очень рада, что тебе нравится, потому что это он и есть. – отвечает она. – Хорошо. Хватаю ее за рукав и притягиваю к себе, не глядя на вырез. Думаю, не самое лучшее время обращать на него внимание. – Я серьезно, завязывай со своим неандертальским поведением. – говорит она. Она меня обнимает – и недовольная гримаса на лице сменяется легкой улыбкой. – Ладно, не кипятись. Что мама с тобой сделала? Я прикасаюсь губами к ее лбу, чувствуя облегчение, потому что она не упомянула Сьюзен или Натали. Лучше уж пусть костерит меня за свою прическу, чем за мои прежние знакомства. – Ничего. Ты невежливо отреагировала на мою новую прическу, и я решила, что следует предупредить тебя о происходящих переменах. Она прикусывает щеку, чтобы скрыть улыбку. Она дразнит и испытывает меня, это просто обворожительно. – Хорошо-хорошо, никакого больше неандертальства. – Я закатываю глаза, и она отталкивает меня, и я притягиваю ее обратно и бормочу: – Я серьезно, я тебя поняла. – Сегодня мне тебя не хватало. – выдыхает она, уткнувшись мне в грудь, и я вновь ее обнимаю. – Правда? – переспрашиваю я, желая услышать это еще раз. В конце концов, ей никто не напоминал о моем прошлом. Все в порядке. Выходные пройдут хорошо. – Да, особенно во время массажа. – хихикает Тани. Я закидываю ее на плечо и несу к лестнице. Смех переходит в визг. Ну вот, я могу не вести себя как неандерталец. Не считая случаев, в которых мне действительно что-то угрожает. Впрочем, черт бы с этими исключениями: речь идет о Тане, а это значит, что всегда находится нечто, что встает между нами. Со скрипом открывается задняя дверь, и до нас доносится мамин голос. Ворчу, а Таня пытается вывернуться и уговаривает опустить ее. Я выполняю ее просьбу лишь потому, что соскучилась по ней, и потому, что мама будет возмущаться, если я буду так вести себя при ней и соседе. – Мы уже идем! – отвечает Таня, когда я ставлю ее на ноги. – А вот и нет. – Я целую ее в уголок рта, и она улыбается. – Может, ты не идешь. Она вздергивает бровь, и я шлепаю ее по заднице, после чего она быстро спускается по лестнице. Я более-менее расслабилась. Прошлой ночью я вела себя как полной дурой, и почему я так из-за этого переживала? – Что вы хотите на обед? Может, нам вчетвером сходить в «Зару»? – спрашивает мама у своего будущего мужа, когда мы входим в комнату. Таня кивает, хотя понятия не имеет, о чем идет речь. – Ненавижу это место, там слишком людно, да и Тане там не понравится. – бурчу я в ответ. Таня бы могла там пообедать, чтобы не провоцировать спор, но я-то знаю, что ей не особенно хочется впервые пробовать печень или паштет из ягненка в ситуации, когда ей придется сохранять на лице улыбку и делать вид, что в жизни не ела ничего вкуснее. – Ну, может быть, сходим в «Кухню Блюз»? – предлагает Майк. Честно, не хочу я переться ни в какой ресторан. – Там слишком громко. – Я облокачиваюсь о стол и начинаю теребить края скатерти в местах, где его ткань начала протираться. – Ну, тогда выбирай сама. – нетерпеливо говорит мама. Она сердится на меня за нерасторопность, однако я же тут, верно? Смотрю на часы и киваю. Сейчас только пять: раньше чем через час мы не выйдем. – Пойду наверх. – объявляю я. – Нам нужно выйти через десять минут – ты же знаешь, как здесь сложно найти парковочное место. – говорит мама. Отлично. Торопливо выхожу из гостиной и слышу, как за мной выбегает Таня. – Постой! – Она догоняет меня в прихожей и хватает меня за рукав. Я оборачиваюсь к ней и спрашиваю. – Ну что? – спрашиваю я как можно мягче, несмотря на раздражение. – Что с тобой? Если тебя что-то беспокоит, скажи мне, и мы что-нибудь придумаем. – предлагает она, нервно улыбаясь. – Как прошел ланч? – Она ничего не рассказывала, но я не могу не спросить. Она понимает, о чем я. – Ах, это… Она опускает глаза, я беру ее за подбородок, задирая голову.

***

Ужин, как я и ожидала, проходит скучно. Мама заговаривает Таню, обсуждая свадьбу и маленький список гостей. Она посвящает ее в подробности, рассказывает, какие именно родственники будут на свадьбе. Среди них не так уж много приглашенных со стороны мамы: всего-то один дальний кузен. Неудивительно, ее родители уже давно умерли. Как и я, Майк ведет себя тихо, однако, в отличие от меня, не скучает. Он смотрит на маму так, что мне хочется его стукнуть. Но, хоть это и раздражает, в этом нет ничего плохого. Он явно ее любит, так что, пожалуй, он не так уж плох. – Ты – моя единственная надежда на внуков, Таня. – говорит мама, пока Майк оплачивает счет. Таня давится водой, и я стучу ей по спине. Она закашливается и извиняется, после чего на ее лице появляется смущение. Реакция была слишком бурной, однако мама явно застала ее врасплох. Понимая, что я разозлился, мама говорит. – Я шучу. Я понимаю, что ты еще молода. – и, дурачась, показывает мне язык. Молода? Ну и что с того, что мы молоды? Нечего ей говорить о внуках с Таней. Мы уже говорили на эту тему: никаких детей. То, что мама заставляет Таню чувствовать себя из-за этого виноватой, не приведет ни к чему, кроме еще одной ссоры. Большинство ссор между нами было из-за вопросов брака и детей. Ни того ни другого я не хочу ни сейчас, ни в будущем. Я хочу проводить каждый день с Таней, но жениться на ней не собираюсь. Вспоминаю, о чем однажды ночью Павел предостерег меня, но тут же отбрасываю эту мысль. После ужина мама целует Майка и желает ему спокойной ночи, после чего он направляется к себе, в соседний дом. Она соблюдает дурацкую традицию, по которой жениху нельзя видеть невесту. Мне жутко хочется улечься вместе с Таню в мою старую постель, но я не могу этого сделать, пока мама дома. В этом дурацком месте нет никакой звукоизоляции. Всякий раз, когда мама у себя в комнате переворачивается в кровати, я буквально слышу скрип матраса. – Надо было остановиться в отеле. – жалуюсь я, пока Таня раздевается. Я бы не возражала, если бы она спала в парке, чтобы мне не приходилось мучиться всю ночь, лежа рядом с полуобнаженным телом. Она надевает мою футболку, и я не могу не пялиться на проступающие под ней очертания груди, широких бедер, прикрытых обтягивающей тканью. Хорошо, что футболка не слишком ей велика, иначе бы Таня не выглядела так хорошо. Тогда бы я не был так возбужден и эта ночь не показалась бы мне такой длинной. – Иди сюда, детка. Протягиваю к ней руки, и она кладет голову мне на грудь. Мне хочется рассказать ей, как я ценю то, как хорошо она справилась со всей этой ситуацией с Натали, но не могу подобрать слов. Думаю, она и так это понимает: она должна понимать, как я боялась, что мы поссоримся. Через несколько минут она уже спит, прижавшись ко мне, а я глажу ее по волосам, и слова сами срываются с моих губ. – Ты для меня все, милая. Просыпаюсь вся в поту. Таня по-прежнему лежит, прижавшись ко мне. В душной комнате нечем дышать. В доме слишком жарко. Мама, должно быть, включила это чертово отопление. Сейчас же весна, в этом уже нет необходимости. Прежде чем спуститься вниз и проверить термостат, я поднимаю обнимающую меня руку Тани и убираю с ее лица мокрые от пота волосы. Не вполне проснувшись, иду на кухню, но замираю на пороге, увидев, что там творится. Я протираю глаза и моргаю, не веря своим глазам. Но ничего не пропадает… они остаются на кухне, сколько бы я ни тер глаза. Мама сидит на столе с раздвинутыми ногами. Перед ней стоит мужчина, положивший руки ей на талию. Она запустила руки в его светлые волосы. Он целует ее, или она его, не знаю. Зато я точно знаю, что этот мужчина – не Майк. Это гребаный Кристиан Вэнс. Что происходит? Это один из немногих случаев, когда мне нечего сказать. Мама убирает руку с головы Вэнса и кладет ему на лицо, они продолжают целоваться. Должно быть, я издала какой-то шум, наверное, громко выдохнула, не знаю. Мама открывает глаза и тут же отталкивает Вэнса. Он мгновенно поворачивается ко мне с широко раскрытыми глазами и отходит от стола. Как они могли не услышать, как я спускался по лестнице? Что он делает в этой кухне? Какого черта происходит? – Катя! – вскрикивает мама тонким от ужаса голосом, спрыгивая со стола. – Катя, я могу… – начинает Вэнс. Я поднимаю руку, останавливая их, пытаюсь переварить все, что я только что увидела. – Как… – начинаю я, с трудом подыскивая слова. – Как?.. – повторяю я, отступая назад. Мне нужно уйти, но сначала надо выяснить. Я попеременно смотрю на них, пытаясь понять, как люди, которых, как я думала, я знаю, могли так поступить. Но у меня ничего не выходит, настолько это бессмысленно. Я разворачиваюсь к лестнице, а мама делает шаг ко мне. – Это не то… – начинает она. По мере того как отхожу от шока, с облегчением чувствую знакомое нарастающее раздражение. Минуту назад я была растеряна, но теперь прихожу в себя. Я могу справиться со злостью, это мне не в новинку: стоять же в потрясении и недоуменно молчать мне не нравится. Разворачиваюсь и иду обратно к ним. Мама делает шаг назад, а Вэнс, наоборот, выходит вперед, загораживая ее. Что происходит? – Да что за херня, ты с ума сошла? – кричу я, не обращая внимания, что на ее глазах выступают слезы. – Ты завтра выходишь замуж! А ты. – перевожу взгляд на своего бывшего начальника, – ты обручен, но собирался заняться сексом с моей мамой на кухонном столе! Я опускаю руку и бью по и без того шаткому столу. Мне нравится, как дерево трещит от удара, и мне хочется повторить. – Катя! – кричит мама. – Нечего на меня орать! – Я почти кричу. Наверху слышится топот – значит, мы разбудили Таню. Она наверняка меня ищет. – Не разговаривай так с матерью. – негромко, но угрожающе говорит Вэнс. – Не указывай мне! Ты никто! Кто ты такой? Я сжимаю кулаки. Нервы мои на пределе, я вот-вот взорвусь. – Я… – начинает он, но мама кладет руку ему на плечо и тянет назад. – Не надо, Кристиан. – просит она. – Катя? – доносится с лестницы голос Тани, и через несколько секунд она входит на кухню. Она оглядывает комнату, смотрит на нежданного гостя, переводит взгляд на меня и встает рядом. – Все в порядке? – едва слышно спрашивает она, беря меня за руку. – Просто прекрасно! – Я вырываю руку и вытягиваю ее перед собой. – Только тебе, может, придется рассказать своей подружке Кимберли, что ее жених целовался тут с моей мамой. При этих словах Тан широко раскрывает глаза, но ничего не говорит. Я бы предпочла, чтобы она осталась наверху, но, будь я на ее месте, я бы тоже спустилась. – Где там остановилась Кимберли? Не в отеле ли неподалеку отсюда, вместе с твоим сыном? – саркастически спрашиваю я Вэнса. Мне не нравится Кимберли, она шумная и неприятная в общении, но она любит Вэнса, и я была уверена, что и он ее любит. Похоже, я ошибалась. Ему наплевать на нее и предстоящую свадьбу. В противном случае всего этого сейчас не происходило бы. – Катя, нам всем необходимо успокоиться. Мама пытается разрядить обстановку. Она убирает руку с плеча Вэнса. – Успокоиться? – переспрашиваю я. Невероятно. – Тебе завтра замуж выходить, а ты тут посреди ночи ведешь себя как проститутка. Как только я произношу это, Вэнс бросается на меня, и я падаю, ударившись головой о кафельный пол кухни. – Кристиан! – кричит мама. Получив удар по щеке, я прихожу в бешенство, и на мои глаза спускается красная пелена. Таня Я что, сплю? Надеюсь, мне это снится… этого не может быть. Кристиан бьет Катю. Когда его ладонь влетает в щеку Кати, раздается ужасный звук. Катя тут же откатывается в сторону и толкает Кристиана плечом, тот падает на пол. – Катя! Елена хватает Катю за плечо, пытаясь остановить ее, но ни она, ни Кристиан ее не замечают. Тут распахивается дверь, и появляется растерянный Майк. О боже! – Елена? Что прои… Он моргает из-за толстых стекол очков и тут же понимает, что происходит. В следующее мгновение он присоединяется к драке, подходит к Кате сзади и хватает ее за руки. Поскольку Майк достаточно силен, он легко поднимает Катю и прижимает к стене. Кристиан вскакивает, и Елена отталкивает его в другую сторону. Катю трясет, она так тяжело дышит, что мне кажется, что она повредит себе легкие. Я подбегаю к ней, не зная, что мне делать. Я просто хочу подойти к нему поближе. – Что здесь происходит? – сердито спрашивает Майк. Все случилось так быстро: ужас в карих глазах Елена, злое, все в синяках, лицо Кристиана, кровоточащий нос Кати… Это какой-то кошмар. – Их спроси! – кричит Кати, и ей на грудь падают капельки крови. Она тычет пальцем в перепуганную Елену и взбешенного Кристиана. – Катя. – спокойно прошу я. – Пошли наверх. Я хочу взять ее за руку, стараюсь успокоить. Меня трясет, по щекам текут горячие слезы, но сейчас не время думать о себе. – Нет! – Она отстраняется от меня. – Расскажи ему! Расскажи, чем вы занимались! Катя вновь пытается наброситься на Кристиана, но Майк тут же вклинивается между ними. Я на секунду зажмуриваюсь, надеясь, что Катя не станет драться и с ним. Я вновь – в своей комнате в общежитии, по обе стороны от меня стоят Катя и Дима, и Катя заставляет меня признаться парню, с которым я встречалась половину своей жизни, в том, что я ему изменила. Выражение лица Димы в тот момент не идет ни в какое сравнение с выражением лица мужчины, на которого я смотрю сейчас. На лице Майка – смесь осознания, смущения и страдания. – Катя, пожалуйста, не делай этого. Катя. – повторяю я, умоляя ее не ставить Майка в неловкое положение. – К черту все это! К черту вас всех! – кричит Катя, она бьет по дешевому столу, и тот трещит. – Уверен, Майк не будет возражать, если завтра вы воспользуетесь приготовлениями к свадьбе. – Катя понижает голос, тщательно подбирая слова. – Уверена, он не будет против, учитывая, какую прорву денег он должен был выкинуть на эту свадьбу. – Она усмехается.

***

Молча идем к лестнице. Здесь Катя берет у меня обе сумки. Она закидывает их на плечо и морщится от боли, а я с ужасом представляю себе, какой синяк появится у нее под футболкой. Когда мы выходим из дома, до меня доносятся всхлипывания Елена и успокаивающий голос Кристиана. Дойдя до взятой напрокат машины, Катя оборачивается и смотрит на дом, и я вижу, как содрогаются его плечи. – Я могу сесть за руль. – Я достаю ключи, но он тут же выхватывает их у меня. – Нет, я поведу. – наконец произносит она. Я не спорю. Хочу спросить, куда мы направляемся, но решаю подождать: пока что она не в себе, надо быть аккуратнее. Я беру ее за руку и радуюсь тому, что она не отстраняется. Минуты кажутся часами. Мы молча проезжаем деревеньки, и с каждой милей возрастает напряжение. Смотрю в окно и вижу знакомую улицу: я была здесь днем, когда мы проходили мимо свадебного салона Сьюзен. Я начинаю плакать, вспоминая, как стояла в свадебном платье Елена и смотрела на себя в зеркало, пока она смахивала с глаз слезы. Как она могла так поступить? Она же должна была выйти замуж; зачем ей так себя вести? Слышу голос Кати. – Это какая-то бессмыслица. – Я тоже ничего не понимаю. – отвечаю я, осторожно сжимая ее руку. – У меня в жизни все вечно идет не так. – говорит она ровным голосом. – Я знаю. – Сейчас не время спорить с ней, хоть я и не согласна. Катя останавливается на парковке небольшого мотеля. – Переночуем здесь, а завтра уедем. – произносит она, глядя в лобовое стекло. – Не знаю, что сказать о твоей работе и том, где ты будешь жить, когда мы вернемся в Штаты. Она выходит из машины. Я так переживала из-за драки на кухне, что совсем забыла, что в ней участвовал мой босс, в доме которого я жила. – Ты идешь? – спрашивает Катя. Вместо ответа вылезаю из машины и молча иду за ним к мотелю. Мужчина за стойкой, улыбаясь, дает Кате ключи от нашей комнаты. Катя мрачна. Я пытаюсь улыбнуться, но выходит натянуто и неуклюже, и клерк быстро отворачивается. Мы молча идем по длинному узкому коридору. На стенах кремового цвета висят картины на религиозную тему. На одной изображен красивый ангел, преклоняющий колени перед девой. На другой – обнимающиеся любовники. При взгляде на последнюю картинку я содрогаюсь: у нашей комнаты нас встречает взгляд самого Люцифера. Смотрю в его пустые глаза, забегаю в номер вслед за Катей и включаю весь свет, чтобы рассеять тьму. Катя кидает мою сумку на кресло в углу, а чемодан бросает на пол рядом с дверью, там, где стою я. – Пойду в душ. – негромко говорит она. Не оглядываясь, уходит в ванную и закрывает за собой дверь. Хочу пойти следом за ней, но сомневаюсь, стоит ли. Не хочу докучать ей или еще больше расстраивать, но в то же время мне хочется удостовериться, что она в порядке, и я не хочу оставлять ее одну. Разуваюсь, снимаю джинсы и футболку Кати и иду вслед за ней абсолютно голая. Когда я открываю дверь, она не оборачивается. Маленькая ванная уже наполнилась паром, скрывающим обнаженное тело Кати, но черные татуировки все же видно. Я подхожу к ней. Встаю на ее лежащие на полу вещи. – Не надо… – глухо начинает Катя. – Знаю, – перебиваю я ее. Я знаю, что она зла и растеряна, что между нами вновь появляется стена, над разрушением которой я столько трудилась. Она так хорошо контролировала свой гнев, что я готова убить Елену и Кристиана за то, что она сорвалась. Я удивляюсь своим мыслям и отгоняю их. Ничего больше не говоря, она отодвигает занавеску и встает под поток, извергающийся из душа. Я глубоко вдыхаю, набираясь уверенности, и встаю позади нее. Вода обжигающе горяча, под ней едва можно стоять, и я прячусь от нее за Катей. Наверное, она это замечает, потому что делает воду чуть холоднее. Беру бутылочку бесплатного геля для душа, выдавливаю на мочалку и аккуратно начинаю намыливать Катину спину. Она отстраняется и делает шаг вперед, но я не отстаю. – Можешь не разговаривать, но я знаю, что сейчас тебе нужно, чтобы я была рядом. – почти шепчу я, мой голос теряется за дыханием Кати и шумом воды. Она молча стоит, пока я тру ей спину там, где набита татуировка. Моя татуировка. Катя поворачивается ко мне, чтобы я могла намылить ей грудь, и следит за тем, как я это делаю. Стою в затянутой паром ванной и чувствую, как она злится. Похоже, она сейчас взорвется. Внезапно Катя берет меня за шею обеими руками и отчаянно целует. Мои губы непроизвольно раздвигаются под ее напором. В прикосновениях нет ничего, даже отдаленно напоминающего нежность. Наши языки встречаются, и я аккуратно кусаю ее за нижнюю губу, пытаясь не задевать рассеченное место. Она издает легкий стон и прижимает меня к мокрому кафелю.

***

Катя – Катя! Катя, проснись! – зовет меня кто-то снаружи маминой кухни. – Катя, это всего лишь сон. Пожалуйста, проснись. Открываю глаза и вижу перед собой обеспокоенное лицо и незнакомый потолок. Я понимаю, что я не в кухне у мамы. Здесь нет ни разлитого виски, ни разорванной книги. – Извини, что оставила тебя здесь одну. Я вышла за завтраком. Я не думала… – Она всхлипывает и обнимает мою вспотевшую спину. – Не переживай… – Я глажу ее по волосам. – Я в порядке. Я несколько раз моргаю. – Хочешь поговорить? – спрашивает она негромко. – Нет, я и не помню, что мне снилось. – отвечаю я. Она гладит меня по спине, и сон все больше и больше забывается. Позволяю ей обнять меня на несколько минут и встаю. – Я принесла тебе завтрак. – говорит она, вытирая нос рукавом моей кофты. – Извини. Она робко улыбается, держа передо мной испачканный соплями рукав. Я не могу сдержаться и смеюсь, совсем забыв о кошмаре. – На этой кофте бывали вещи и похуже. – нахально напоминаю я ей, стараясь вызвать у нее смех. Я вспомнила, как она ласкала меня руками, когда я была в нее одета, и как мы потом все перепачкали. Таня краснеет и тянется за подносом. Она нагрузила его разными сортами хлеба, фруктами, сыром и даже небольшой коробочкой хлопьев. – Мне пришлось подраться за них со старушкой. – улыбается она, кивая на хлопья. – Ну конечно. – дразню я ее, пока она ест виноград. – Я бы могла. – настаивает она. С момента, как мы ночью прибыли сюда, наше настроение сильно изменилось. – Ты поменяла билеты? – спрашиваю я ее, открывая упаковку хлопьев и начиная есть их руками, не заморачиваясь принесенной тарелкой. – Я хотела обсудить это с тобой. – Она понижает голос. Она не поменяла билеты. Я вздыхаю и жду, когда она закончит. – Ночью я говорила с Кристианом… точнее, утром. – Что? Зачем? Я же сказала тебе… – Я встаю, перевернув хлопья. – Я знаю, но пожалуйста, выслушай меня. – просит она. – Хорошо. – Я сажусь обратно на кровать, ожидая объяснений. – Он просил передать, что ему очень жаль и что ему надо с тобой поговорить. Я понимаю, что ты не хочешь с ним говорить. Если ты не хочешь поговорить ни с одним из них – ни с Кристианом, ни с матерью, я прямо сейчас возьму ноутбук и поменяю билеты. Я всего лишь хотела предложить тебе это прежде, чем поменяю их. Я знаю, что ты переживаешь… – Ее глаза вновь увлажняются. – Нет. – уверяю я ее. – Ты хочешь, чтобы я поменяла билеты? – Да. – Она хмурится и наклоняется, чтобы взять лежащий на тумбочке ноутбук. – Что еще он сказал? – нерешительно спрашиваю я. Это не имеет значения, но мне интересно. – Свадьба состоится. Какого черта? – Он сказал, что поговорит с Кимберли о произошедшем и что он ее очень любит. – Когда Таня упоминает преданную подругу, ее нижняя губа начинает дрожать. – Майк дурак. Может быть, ему все-таки стоит жениться на маме. – Не знаю, что заставило его простить ее так быстро, однако он простил. – Таня на минуту смолкает и смотрит на меня, пытаясь заставить прислушаться к тому, что она говорит. Затем быстро произносит. – Кристиан попросил меня попытаться уговорить тебя хотя бы на то, чтобы ты попрощался с матерью. – Нет уж. Ни за что. Я одеваюсь, и мы проваливаем отсюда. – Я обвожу рукой чрезмерно дорогой номер. – Хорошо. – соглашается она. Это было легко. Слишком легко. – Что ты имеешь в виду под этим «хорошо»? – Ничего. Просто соглашаюсь. Я понимаю, что ты не хочешь прощаться с мамой. – Она пожимает плечами и убирает растрепанные волосы за уши. – Правда? – Да. – слабо улыбается она. – Я знаю, что бываю к тебе слишком строга, но сейчас я готова тебя поддержать. В этот раз ты имеешь право вести себя так, как считаешь нужным. – Хорошо. – отвечаю я с облегчением. Я думал, что она будет спорить и пытаться уговорить меня пойти на свадьбу. Потирая виски, я говорю. – Жду не дождусь, когда вернусь в Штаты. – Я тоже. – тихо отвечает Таня. Где она собирается жить? После случившегося она не может просто взять и вернуться в дом к Вэнсу, но и ко мне она не переедет. Не знаю, что она будет делать, но я знаю, что хочу оторвать Вэнсу голову за то, что он усложнил ее возвращение. Мне бы хотелось найти ей работу там же, где работаю я сам, – в «Болтхаус», но это невозможно. Она даже не второкурсница, а направления на стажировки в издательства просто так не раздают даже выпускникам. Ей не найти другой стажировки, особенно в Сиэтле. По крайней мере до тех пор, пока она не будет на старших курсах или даже не закончит университет. Беру у нее ноутбук, чтобы самостоятельно поменять билеты. Не надо было соглашаться лететь в Англию. Это Вэнс уговорил меня взять с собой Таню и испортил всю поездку. – Пойду заберу наши вещи из ванной, и мы можем ехать в аэропорт. – говорит Таня, убирая мои грязные вещи в верхнее отделение чемодана. Она хмурится, на ее лице написано разочарование. Меня раздражают ее ссутуленные плечи, потому что я знаю, что на них лежит груз моих проблем. Я люблю Таню и ее сопереживание. Просто мне не хочется, чтобы ей приходилось разбираться с моими сложностями. Я и сам могу с ними разобраться. – Все хорошо? – спрашиваю я. — Да.

***

Мы нервничаем, пока едем до места, где нас должны ждать Кимберли и Смит, точнее, до парка, в котором они должны нас ждать. Таня сидит в пассажирском сиденье и смотрит в окно, теребя свои крашеные ногти. – Что, если он ей не рассказал? Стоит ли мне это сделать? – спрашивает она, когда я проезжаю через ворота. Несмотря на волнение, она явно замечает, как в парке красиво. – Ого! – говорит она, с интересом глядя по сторонам. – Я знала, что тебе здесь понравится. – Тут очень красиво. Она любуется пейзажем одного из немногих мест в городе, не испорченного смогом и офисными зданиями. – Вон она… Я подъезжаю к блондинке, сидящей на скамейке. Смит сидит на скамейке неподалеку с игрушечным паровозиком в руках. Этот малыш такой странный. – Если тебе что-то понадобится, пожалуйста, позвони мне. Я тебя найду. – обещает Таня, перед тем как выйти из машины. – То же касается и тебя. – Я аккуратно притягиваю ее к себе и целую. – Серьезно. Если что-то пойдет не так, сразу же мне позвони. – Я больше волнуюсь из-за тебя. – Со мной все будет в порядке. А теперь иди и расскажи своей подруге, какой ее жених придурок. – Я снова ее целую. Таня хмурится, но ничего не говорит, выходит из машины и идет по дорожке к Кимберли. Таня Идя по траве к Кимберли, я стараюсь собраться с мыслями. Я не знаю, что ей сказать, и я боюсь, что она не знает о произошедшем. Я не хочу ей рассказывать. Это должен сделать Кристиан. Однако я не думаю, что стану делать вид, что ничего не произошло, если окажется, что она не знает. Она поворачивается ко мне, и я немедленно получаю ответ. Кимберли сидит в тени, но я вижу, что глаза у нее заплаканные. – Извини. – говорю я. Я сажусь на скамейку рядом с ней, и она обнимает меня. – Я бы поплакала, но боюсь, что больше не могу. – Она пытается улыбнуться, но это не сочетается с ее взглядом. – Я не знаю, что сказать. – признаюсь я, переводя взгляд на Смита, который, к счастью, слишком далеко, чтобы нас слышать. – Можешь начать с того, что поможешь мне спланировать двойное убийство. – Кимберли собирает рукой волосы и отводит их от лица. – Это я могу. – усмехаюсь я. Хотелось бы мне быть хотя бы вполовину такой же сильной, как Кимберли. – Хорошо. – улыбается она, сжимая мою руку. – Отлично выглядишь. – Спасибо, ты тоже очень хорошо выглядишь. – отвечаю я. Ее расшитое бисером пепельно-синее платье переливается в ярком солнечном свете. – Ты пойдешь на свадьбу? – спрашивает она. – Нет, просто хотелось компенсировать плохое настроение хорошим внешним видом. А ты? – Да. – вздыхает она. – Не знаю, что буду потом делать, но я не хочу смущать Смита. Он умный ребенок, и я не хочу, чтобы он знал о том, что происходит. – Она переводит взгляд на маленького ученого и его поезд. – К тому же приехали Саша и Макс, и я не собираюсь давать повод для сплетен. – Саша приехала сюда вместе с Максом? А как насчет Дэнис и Лилиан? – Вероломству Макса нет предела. – Вот и я о том же! Ни стыда ни совести. Приезжает в Англию на свадьбу вместе с женатым мужчиной. Мне стоит хорошенько ей врезать, чтобы немного успокоиться. Кимберли так напряжена, что это заметно со стороны. Не могу даже вообразить, как ей сейчас тяжело, и восхищаюсь тем, как она справляется. – Как ты… я не хочу лезть не в свое дело, но… – Таня, я постоянно лезу не в свое дело, так что и тебе можно. – замечает она, дружески улыбаясь. – Ты останешься с ним? Если ты не хочешь говорить об этом, то можешь не отвечать. – Наоборот, я хочу об этом поговорить. Мне нужно поговорить об этом, иначе боюсь, что мне не удастся сохранить злость. – цедит она сквозь зубы. – Я не знаю, останусь ли я с ним. Я люблю его, Таня. – Она снова смотрит на Смита и усмехается. – И я люблю этого мальчика, даже несмотря на то, что он разговаривает со мной раз в неделю. Мне бы хотелось сказать, что я удивлена, но это не так. – Почему? – тут же спрашиваю я. – Они слишком давно знакомы, и я не уверена, могу ли я соперничать с существующими между ними отношениями, – говорит она с болью в голосе, и я смахиваю с глаз слезы. – Правда? – Да. Я расскажу тебе кое о чем, о чем Кристиан просил меня тебе не рассказывать до тех пор, пока он не расскажет Кате, но я думаю, что тебе нужно это знать… Катя Пафосный «Габриэль» в самом богатом районе Хэмпстеда. Разумеется, он хочет встретиться здесь. Я паркую прокатную машину и иду к двери. Внутри сразу же оглядываюсь. За круглым столом в углу бара сидят Вэнс, Майк, Макс и та блондинка. Что она тут делает? И почему Майк сидит рядом с Вэнсом, который меньше суток назад приставал к его невесте? Все посетители в галстуках, кроме меня. Надеюсь, я оставил на полу грязные следы. Мне что-то говорит официантка, но я пропускаю ее слова мимо ушей. – Рад тебя видеть, Катя. – Макс встает и протягивает мне руку. Я его игнорирую. – Хотел поговорить – давай. – резко обращаюсь я к Вэнсу, подходя к столу. Прежде чем встать, он поднимает полный до краев стакан с выпивкой и отпивает. Майк сидит, уставившись в стол, и я изо всех сил пытаюсь не сказать ему, как глупо он выглядит. Он всегда был тихоней: надежный сосед, у которого мама постоянно одалживала молоко и яйца, если они заканчивались. – Как проходит твой визит? – спрашивает Сабрина. Я смотрю на нее, пораженная тем, что она решила заговорить со мной. – Где твоя жена? – спрашиваю я Майка. С чересчур накрашенного лица сидящей рядом с ним блондинки сползает улыбка, и она начинает покачивать пустым бокалом из-под мартини. – Катя… – начинает Вэнс, который хочет попробовать заткнуть мне рот. – Заглохни. – огрызаюсь я. Он встает. – Я уверена, что его жене и дочери его недостает, пока он сидит тут с этой… – Хватит. – говорит Кристиан и аккуратно берет меня за руку, пытаясь отвести от стола. Я отдергиваю руку. – Не трогай меня. Тут раздается крик Стефани. – Эй! Разве так ведут себя с отцом? Она что, тупая? Мой отец в Вашингтоне. – Что? Она улыбается. – Ты слышала, что я сказала. Тебе следует более уважительно относиться к своему отцу. – Саша! — Макс грубо хватает ее за тонкую руку, едва не сталкивая на пол. – Ой, я что, сказала что-то, чего не должна была? —— Ее смех слышен на весь бар. Дура. Растерянно смотрю на бледного Майка. Он выглядит так, будто готов потерять сознание. Отвлекаюсь от них и перевожу взгляд на Вэнса, такого же бледного, как и Майк. Он беспокойно переступает с ноги на ногу. Чего они так переживают из-за слов какой-то дуры? – Помолчи. – Макс выводит ее из-за стола и практически вытаскивает из бара. – Она не должна была… – Вэнс проводит по голове рукой и упирает кулаки в бока. – Я собирался… Чего она не должна была делать? Отпускать глупое замечание, что мой отец – Вэнс, когда очевидно, что мой отец… Я смотрю в зеленые глаза стоящего передо мной перепуганного мужчины, который лихорадочно водит рукой по волосам… Мне требуется секунда, чтобы осознать, что я делаю абсолютно то же самое. End.