Гермиона Грейнджер и то, чем можно гордиться

Гермиона Грейнджер никогда бы не призналась в этом вслух, но она ужасно гордилась собой. Точнее сказать, не просто гордилась, а чувствовала свое Чрезвычайно Огромное Превосходство над окружающими, но в этом она никогда не призналась бы даже не вслух. Любые отголоски сомнений на этот счет Гермиона старательно игнорировала, отодвигая на задворки сознания. Она с остервенением читала, изучала, зубрила все, что попадалось ей на глаза, и с удовольствием принимала комплименты преподавателей своей целеустремленности, любознательности и уму. О том, что ее успехи вызваны не только целеустремленностью и любознательностью, Гермиона предпочитала не задумываться и страшно оскорблялась, когда кто-нибудь, точнее профессор Снейп, называл ее самовлюбленной честолюбивой выскочкой. Оскорблялась страшно, но ненадолго, потому что гнев на профессора Снейпа был хоть и праведным, но абсолютно непродуктивным. Профессор Снейп постоянно говорит гадости, тут уж ничего не попишешь, таков он есть. Такая же данность, как то, что солнце встает на востоке, Дамблдор помешался на сладостях, а у Гарри Поттера талант не только к поиску смертельных приключений, а еще и к защите от Темных искусств. Есть вещи, с которыми можно только смириться. Помимо чувства Чрезвычайно Огромного Превосходства, была еще одна вещь, в которой Гермиона Грейнджер никогда бы не призналась. Это чувство Преступно Приятного Ликования, которое она ощутила, когда выяснилось, что в этом году профессор Снейп наконец-то добился своего и занял вожделенную им должность преподавателя защиты. Пока все вокруг перешептывались, гадая, падет ли Снейп очередной жертвой проклятия, благодаря которому ни один «счастливчик» не продержался на этой должности дольше года, или является ли он тем, кто это проклятие, собственно, и наложил, Гермиона предвкушала. Предвкушала свой будущий триумф на уроках зельеварения, когда, свободная от снейповских неприятных комментариев, она, наконец, добьется справедливой оценки своих трудов. Не то чтобы Снейп занижал ее отметки, но перспектива пополнить песочные часы в Главном зале некоторым количеством дополнительных рубинов нарисовалась перед мысленным взором Гермионы как никогда отчетливо. Изо всех сил сосредоточившись на видении рубиновых водопадов, Гермиона Грейнджер пыталась убедить себя, что ее Преступно Приятное Ликование вызвано только этим, а не тем, что профессор Снейп придирается к Гарри больше, чем к ней, а следовательно, талант к защите от Темных искусств ему на уроках в этом году вряд ли поможет обойти ее в отметках. Это была ужасно, ужасно, ужасно неправильная и совсем не гриффиндорская мысль, и Гермиона, сгорая от стыда, задвинула ее на периферию сознания, туда же, где плавали ехидные и возмутительные замечания Снейпа. В общем-то, все получилось так, как предсказывало чувство, в котором Гермиона Грейнджер никогда себе не призналась бы. Уроки защиты от Темных искусств превратились в уроки защиты Гарри Поттера от Северуса Снейпа, и к этой защите у него талантов явно не наблюдалось. Закон вселенского равновесия не был нарушен, и рубиновые горки, выраставшие в гриффиндорских часах благодаря целеустремленности и любознательности Гермионы на зельеварении, таяли так же быстро, как росли, стараниями мальчика-который-вышел-на-тропу-войны на ЗОТИ. Зарабатывать очки на уроках Снейпа Гермиона, конечно, тоже не могла, зато свои «превосходно» за разного рода письменные работы стабильно получала, и все, казалось бы, вышло совсем неплохо, если бы не одно большое но. Но заключалось в том, что на небосклоне зельеварения неожиданно зажглась новая звезда. Гермиона наивно полагала, что ее главным соперником в борьбе за звание лучшего ученика курса будет Драко Малфой, и готова была зубами выгрызать себе первое место в ожесточенной схватке. Драко Малфой, хоть никогда особо и не кичился своими знаниями, предпочитая козырять деньгами, связями и собственным отцом, уступать пальму первенства на зельеварении всяким зазнайкам сомнительного происхождения тоже явно не собирался, но жизнь полна сюрпризов, и получилось так, что ни он, ни Гермиона оказались неспособны тягаться с гением по имени Гарри Поттер. Гений проявился с первого же занятия. Пребывая в мятежном состоянии духа после урока ЗОТИ, Гарри Поттер, как полагается истинному творцу, презрел все незыблемые устои и делал что хотел: вдохновенно выдавливал, вместо того, чтобы резать, резал, вместо того, чтобы толочь, и в порыве творческого хаоса бултыхал свою бурду в котле в разные стороны безо всякой системы. У Гермионы темнело в глазах, стучало в ушах и кололо в сердце при виде такой преступной халатности, она весь урок держала палочку наготове, чтобы не упустить момент взрыва и не погибнуть нелепой смертью, но все обошлось. Котел не взорвался, никто не умер, а Гарри Поттер сварил идеальное зелье, да еще и самым первым. — Талант! Истинный талант! Материнская кровь! — восхитился профессор Слагхорн. — Это что такое сейчас было? — спросил Рон. А Гарри Поттер довольно улыбнулся, запихивая в карман флакончик зелья удачи, и пообещал рассказать потом. Вскоре выяснилось, что головокружительный успех Гарри Поттера вызван отнюдь не отсутствием подавляющей ауры Снейпа, как полагали все, а банальным жульничеством. — И никакое это не жульничество, — обиделся мальчик-который-сварил-лучшее-зелье. — Считаешь, следовать инструкциям — это мухлеж? А ты тогда чем занимаешься? — Но это неправильные инструкции, Гарри! — сказала Гермиона. — С чего бы это они неправильные? — В учебнике сказано, что зелье надо варить по-другому. — Да ладно, Гермиона, откуда, по-твоему, берутся инструкции в учебниках? Или воображаешь, что в них тысячу лет назад были точно такие же рецепты, как сейчас? Их ведь постоянно совершенствуют, и бывший владелец этого, — Гарри потряс книгой в воздухе, — явно чертов гений, раз додумался до такого. Не вижу причин не следовать его советам. — Но это может быть опасно! Мало ли кто этот Принц-Полукровка! Вспомни дневник Джинни на втором курсе! — Боже, Герм, это же обычный учебник! — Гермиона, ты просто злишься, что у Гарри зелье вышло лучше, чем у тебя, Принц-Полукровка тут ни при чем, — заметил Рон странным тоном. То ли торжественным, то ли скучающим, будто бы он сам не определился, неожиданное это событие или же привычная рутина. — Ничего подобного, — возмутилась Гермиона, которая слишком увлеклась смыслом слов друга, чтобы обратить внимание на подозрительный тон его голоса, поэтому градус ее негодования был немного меньше, чем мог бы. — Вы оба спятили, если считаете, что следовать всяким сомнительным советам из сомнительных источников — хорошая идея. — По-моему, эти сомнительные советы прекрасно сработали. Не хочешь — не пользуйся. Можешь откопать дощечку с письменами времен Мезозоя и варить зелья по ней, — рассердился Гарри. — Вот уж не думал, что ты такая зашоренная. — Я не зашоренная, а осторожная. И в Мезозойскую эру не существовало никаких табличек с письменами, не говори ерунды. Гарри в ответ безо всяких признаков стыда за историческую безграмотность сообщил, что ему на это глубоко плевать и что, если Гермиона решила сбить его с толку, цепляясь к словам, у нее ничего не получится, ха. — Что еще за Мезозойская эра? — спросил Рон. — Это какое-то магловское изобретение? — С ума сойти! Изобретение! — Гермиона покачала головой. — Всегда говорила, что в волшебном мире проблемы с образовательной системой. Сначала они преподают в Хогвартсе всякий бред вроде прорицаний, а потом люди спрашивают, что такое Мезозойская эра, и воображают, будто мир создал Мерлин. Гарри засмеялся, и Гермиона подумала, что зря начала с ним ссориться. — Прости, Гарри, — сказала она примирительно, — я не хотела тебе грубить. Просто мне кажется, что это может быть опасно. Давай я хотя бы поищу что-нибудь в библиотеке… Сам же знаешь, у нас на каждом шагу какой-нибудь подвох. Гарри не стал с ней спорить и даже дал проверить учебник на признаки всяких зловещих чар и проклятий, но диагностика Гермионы ничего не выявила. Не то чтобы это ее успокоило, ведь наверняка оставалась еще куча неиспробованных методов (стоит заглянуть в Запретную секцию как можно скорее!). Однако книгу пришлось вернуть. Пока что. И молиться, чтобы там действительно не было никаких коварных чар. — Сколько же тут информации! — восторгался Гарри, листая учебник с таким благоговением, будто держал в руках драгоценный скрижаль. — Даже жалко, что зелья в этом году ведет не Снейп, я бы дорого заплатил, чтобы увидеть его реакцию на мой «Феликс Фелицис». Небось удавился бы собственными патлами от злости. — Если бы зелья вел профессор Снейп, ты бы там не присутствовал, — недовольно проворчала Гермиона. Она сердилась, потому что ее друзья вели себя легкомысленно и не думали об опасности, а еще потому, что Рон был не так уж далек от истины, когда сказал, что Гермиона завидует. — Хватит с тебя ЗОТИ! До сих пор не могу поверить, как у тебя только язык повернулся заявить Снейпу такое! «Не обязательно называть меня «сэр», профессор»! — процитировала она с ужасом. — Подумать только! — Согласись же, это было неплохо, — ухмыльнулся Гарри. — Правда, я удивлен, что он меня не убил. — Это вовсе не неплохо, это ужасное хамство… Тебе повезло, что у него такое самообладание. — Ага, самообладание, как же, — саркастически протянул Рон. — Готов спорить, он уже составил план, как будет отыгрываться весь оставшийся год. Припомните мои слова, когда Гарри падет жертвой какого-нибудь мерзкого неведомого проклятья. — Надеюсь, Снейп сам падет жертвой проклятья, — мрачно сказал Гарри. — И как только Дамблдор дал ему вести защиту? Он же повернут на темной магии, хуже фальшивого Муди… Видали картины, которые у него по всему классу развешаны? Не удивлюсь, если Снейп их сам с натуры рисовал. — Хватит нести чушь, — отрезала Гермиона. — То, что профессор Снейп по-настоящему разбирается в темной магии, только плюс. Сам же видел, Пожиратели не будут «Ступефаями» сражаться! Он правильно сказал, у нас ни разу не было нормального преподавателя… ну, кроме Люпина. И тебя. Не время воевать с профессором, лучше бы нам всем у него поучиться. — Мы и без него неплохо справлялись. Можно подумать, он — нормальный преподаватель! Чему он нас научит, сакральным чарам грязной головы? Рон громко захохотал, а Гермиона окончательно рассердилась. — Я не собираюсь с тобой спорить из-за Снейпа. Если тебя это так возмущает, иди и спрашивай у профессора Дамблдора, почему он его назначил. Пора бы перестать дуться как ребенок и абстрагироваться от своей глупой ненависти. Снейпведет себя ужасно, но ты мог бы не поддаваться на провокации, будто не знаешь, что он только тому и рад. Как бы профессор Снейп тебе ни не нравился, но он гораздо более сильный маг, чем мы, и стоило бы воспользоваться этой возможностью и поучиться, вместо того, чтобы тратить время на идиотские перебранки. Я иду писать эссе по чарам, — заявила она и быстро ушла, не успев выслушать кучу новых претензий в адрес Снейпа, которые уже вертелись у Гарри на языке. Рон пылкие чувства Гарри к его «любимому» профессору полностью разделял, поэтому писать эссе по чарам не ушел, а поддержал друга от всего сердца. В конце концов, с тем, что Снейп явно не создан для преподавания, было сложно поспорить. Однако, когда поток непечатной лексики со стороны Гарри несколько поутих, Рон осторожно выразил согласие с Гермионой. — Все-таки она в чем-то права насчет Снейпа. Он, конечно, тот еще гад, но свое дело знает. — Да в курсе я, — хмуро вздохнул Гарри. — Просто он мерзкий и бесит меня. Рон понимающе кивнул. Лицо он при этом скорчил такое, что, будь он призраком, прославился бы не иначе, как сэр Сострадание.