Золото искр в белых волнах

Чтобы получить ответ, нужно спросить, но он не разберётся в паутине слов и мыслей — Гиацинты на вкус горькие, — хмыкает Лань Хуань, разбавляя напряжённую тишину. Минцзюэ доливает в чашку воды из чайничка и залпом выпивает её. — Все растения горькие на вкус, — отвечает он, невольно вспоминая вкус пионов во рту. «Эти блядские листья, травяной сок — гадость та ещё, будто траву жрёшь». — Да, наверное, — отвлечённо кивает Лань Хуань. И тут же еле слышно вздыхает: — Почему я не мог влюбиться в деву Цзян? Молчание после этого тоскливого вопроса затягивается. Снова. — Довольно милая девчушка, — наконец безразлично отзывается Минцзюэ, вспоминая мельтешащую то тут, то там Цзян Яньли и её доверчивую мордашку. Тут же невольно морщится: слишком идеально, слишком приторно, видишь её, слышишь её тонкий голосок — словно в сахар проваливаешься. Она мягкая. Или показывает себя таковой, но для Минцзюэ это одно и то же, если честно. Не то чтобы он правда имеет что-то против девы Цзян, скорее, просто не одобряет выбранную ей линию поведения. — Только характер явно не в мать. В отличие от её брата. В этом-то и проблема, а? Лань Хуань на подколку не реагирует, мажет задумчиво пальцами по рельефным узорам чашки. Минцзюэ недовольно смотрит на названого брата, решившего уйти в себя и не возвращаться. Это состояние держится уже неделю вторую, не меньше. — Вот только я все не пойму, почему её братцы пришли с предложением именно ко мне. Я бы даже сказал, почему младший начал прощупывать почву именно с нас, — словно бы нехотя говорит мужчина. И если в тот момент он не слишком заострял внимание на подобных мелочах, то уже после, в спокойной обстановке, смог всё хорошо обдумать. И не задаться вопросом было бы как минимум глупо, особенно зная Лань Хуаня. Наверняка ведь по-тихому успел дел натворить, но, как и обычно, о внутренних терзаниях смолчал. — Почему ты спрашиваешь у меня? Не я ведь пришёл к тебе. К тому же, я точно также был удивлён, — но на это Лань Хуань тоже не ведётся, лишь безучастно пожимает плечами. Сейчас он как никогда напоминает своего младшего брата — от улыбок и ауры всепрощения, абсолютного доверия не осталось ничего. Хотя и до абсолютного льда Лань Ванцзи тоже не дотягивает. — Потому что у меня с Цзян Ваньинем отношений как таковых нет, а вот просить тебя повлиять на решение всех остальных глав о плане Вэй Усяня он мог. Потому что вы близко общались во время изгнания. Лань Хуань долго смотрит на Минцзюэ, прежде чем кивнуть, подтверждая тем самым его сомнения. Изначально он вовсе не был уверен в последнем утверждении, потому представить, что именно Лань Хуань успел натворить, ему почти страшно. А то, что Лань Хуань что-то уже как-то не так сделал, не поддается сомнению. — Глава Цзян умеет видеть мелочи и пользоваться случаем, — слова звучат даже нежно и раздражают Минцзюэ, эта тихая тоска Лань Хуаня сидит у него в печенках. — Вот везёт тебе. Твой кашель-то уже почти прошёл. Да и искажение ци как-будто… не знаю, заснуло? Смена темы внезапна и излишне резка, как, впрочем, и любые попытки названого брата соскользнуть с разговора о его проблемах. Но слышать подобную зависть в голосе Лань Хуаня отчасти больно, она ведь в последнее время проскальзывает во всем — в его нахмуренном взгляде, в его поведении. Потому что после произошедшего Минцзюэ и правда словно отпустило, что ли, а Лань Хуань снова сцепляет зубы и старается улыбаться ещё искреннее, сдерживая кашель из гиацинтов. Минцзюэ плохо помнит тот день — ту неделю, если считать осаду Безночного города целиком — а даже если бы и помнил, скорее всего, хотел бы забыть. Даже несмотря на то, что он победил. Как? Кажется, знает только Лань Хуань. У Минцзюэ в воспоминаниях только кровь на руках и оглушительная пустота в голове. И первые слова, которые он произнес, как только понял, что уже не сражается, а бездумно смотрит на искорёженный труп главы Вэнь: — Что с Яо? Так… нелепо, неразумно, бредово, отвратительно. Но перед Лань Хуанем уже даже не стыдно, хотя тот-то, только отняв от губ свою сяо, тут же оказался поблизости, беспокоясь до дрожи в руках и уговаривая его сесть. На первый взгляд раны Минцзюэ и правда были страшными, наверное, только он их почти не замечал и на уговоры Лань Хуаня не реагировал. Ему просто нужно было убедиться. Узнать, да или нет, расставить все точки, увидеть своими глазами. — Это будет смотреться странно, не смей расспрашивать всех напрямую о нём, — предостерёг его Лань Хуань. Минцзюэ кивнул, и, подняв Бася, казавшуюся в тот момент непомерно тяжелой, вышел из зала, напоследок бросив за спину: — Сожги знамёна Цишань Вэнь над дворцом. В Огненном Дворце обнаружились лишь трупы псов Вэнь. Как и планировалось, его атаковали одним из первых, так что пленников давно вывели. Минцзюэ бездумно побрёл дальше, не узнавая когда-то светлые и опрятные улочки. Но ни единого трупа на них не было. Гадать не приходится: наверняка работа Вэй Усяня. Безночный город будто бы затихал, умирал вместе со всеми. Ещё оставались отчаянно сопротивляющиеся отряды, но сломить их — дело крайне короткого времени. Всё чаще попадались отдыхающие отряды из Цинхэ или Ланьлина. И все как один с недоверием смотрели вслед главе Не, не решаясь что-либо спрашивать. Мэн Яо находится вне Безночного города, на месте прошлого лагеря, куда медленно стаскивали всех раненых. Рядом с ним лежат без сознания ещё человек шестеро, все из разных орденов. Кто-то, кто ещё не окончательно потерял силы, сидит и переговаривается с новоприбывшими, узнавая новости. — Не-сяовей, — прищурившись, узнаёт Минцзюэ в сидящем поблизости человеке старшего из отряда Яо. — Глава Не, — с усмешкой кивает ему мужчина, не делая попытки встать и поклониться. — Что, неужели всё? Лагерь затихает, заслышав эти слова. Взгляды заклинателей всех орденов обращаются к нему, но Минцзюэ давно на подобное плевать. — Вроде как, — отвечает он. — Глава Вэнь мёртв. И Минцзюэ уходит под ошарашенный ропот людей, бросая последний взгляд на Яо — выглядит тот отвратительно, но совсем уж глубоких ран не видно, а грудная клетка вздымается, он дышит. Яо жив. И он это увидел. Он убедился. Ненавистные пионы в груди успокоились и, как бы ни хотелось остаться рядом, он права на это не имеет. Пускай даже делать на поле боя ему больше нечего, а с преследованием противника гораздо лучше справится орден Юньмэн Цзян, у него всё ещё есть ненавистные обязанности, большая часть из которых — это забота о подчинённых. Да и самому к целителю не мешало бы. С тех пор он ни разу не кашлял этими сучьими цветами. — Ты точно не пил? — хмурится вдруг Минцзюэ, подозревая худшее. — Неточно, — поджимая губы и отводя взгляд, отвечает Лань Хуань. — Совсем немного? Пару глотков. «Да тебе и этого много», — думает Минцзюэ, гадая, как ещё никто не заметил. Или всё дело в том, что это лагерь Цинхэ Не, где всем плевать и все сами еще отходят, а не Гусу Лань, где вездесущий дядюшка Цижэнь под боком? И именно поэтому названый брат не рвётся домой? Тем временем Лань Хуань продолжает о своём: — Но вот чего я не понимаю, так это почему ты до сих пор крутишься вокруг него? Почему постоянно заходишь проведать, почему?.. ты ведь уже разлюбил его, твоя болезнь сходит на нет, — и в голосе Лань Хуаня такая дикая тоска. Дураку ясно: в этот момент себя вспоминает. Тоже ведь перестал кашлять, тоже жил спокойно и не вспоминал о Цзян Чэне. Но стоило им вновь пересечься, как болезнь вернулась. — Разлюбил? — переспрашивает Минцзюэ. Слово режет слух приличествущей ему слащавостью и он морщится, но сразу же резко осадить Лань Хуаня, сказав, что он не — ох, что Мэн Яо ему совершенно безразличен, было бы самой большой в его жизни ложью. «Блядь», — несколько уныло думает Минцзюэ, потому что к какому-то слову у него отвращение есть, а к Яо — нет. И не может быть. «И вообще, я же именно за этим и пиздовал к Вэнь Жоханю на всех парах, чтобы спасти того, кто меня ни разу не волнует, ну, так, развлечься, делать-то всё равно нехер в лагере. Чтобы потом просто взять, подумать, и понять, что все чувства до этого были бредом и лихорадкой, а на самом-то деле я просто дорожу им как другом. Ох ты ж мне блядь как глаза-то раскрыл, Хуань, просто не верится, а». — Я всё ещё хочу, чтобы он был рядом со мной, — весьма обтекаемо признается Минцзюэ, а Лань Хуань качает головой, бормоча что-то уж слишком тихо. — Не из-за ебаной болезни или чего-то подобного. Это мой выбор. — Неосознанный выбор. Ты просто начал кашлять из-за… — тут же вскидывается Лань Хуань, потому что для него как раз тема эта больная и множество раз разобранная-собранная, у него столько мыслей и чувств по этому поводу, что за одно предложение и не выскажешь. Слушать его, правда, никто не собирается. — Я бы пришёл к нему. Рано или поздно, — уверенно прерывает его Минцзюэ. И Лань Хуань отступает, склоняя голову, не желая больше спорить. Минцзюэ же приходит в голову совершенно другая мысль. Всё однажды должно закончиться, если не смертью, то чем-то другим. Иных вариантов так-то нет. — Когда-нибудь нам обоим нужно будет взять и сказать правду, — вслух проговаривает он. — Какую правду? — с подозрением смотрит на него названый брат. — О том, что ты еще в Облачных Глубинах влюбился в главу Цзян, например. Лань Хуань не думает над этой репликой сильно и выдает вполне себе простую реакцию, для него обычного не совсем адекватную: — Да иди ты. Минцзюэ смеётся. Больше они эту тему почти не обсуждают. Рано утром он, как и многие разы до этого, старается не привлекать внимания, наведываясь к раненым. Все в основном спят, включая вымотанных целителей, бросивших вещи поблизости, так что сильных проблем не возникает. Кроме одной, наверное — Яо тоже спит. По крайней мере, Минцзюэ очень надеется, что тот спит, даже несмотря на его чуткий в остальное время сон. Как действовать в ситуации, если Яо очнётся, Минцзюэ не представляет от слова «вообще» и даже не пытается думать над этим моментом. Спустя две недели он выглядит намного лучше. От ран остались лишь царапины, ничего действительно ужасного в Огненном дворце на нём не использовали. Не видно ни ушибов, ни синяков, Яо дышит ровно, не слышно хрипов — значит, трещины в рёбрах должны были уже залечить. Минцзюэ садится рядом с ним, отмечая и поджатые губы, и складку между бровей. Наверняка опять снится что-то неприятное, ещё и изворочался весь, одеяло собрал. Минцзюэ привычным движением расправляет его, накрывая Яо до подбородка. И встаёт. Оставаться тут надолго нет смысла. Только сделать то, ради чего пришёл. Не более. Кажется, Минцзюэ впервые дарит что-то Яо. Не считая формы Цинхэ Не по принятию в орден и каких-то мелочей вроде кисточек для письма, которые и подарками-то назвать сложно. Минцзюэ принёс с собой меч в ножнах. Сам меч притащил Лань Хуань, отобрав его у кого-то из Юньмэн Цзян, пока те обыскивали Безночный город, умудрившись, как понял Минцзюэ по коротким объяснениям, с ним сильно поссориться. «Поссориться» и «Лань Хуань» в голове у Минцзюэ совершенно не сочетались, но он решил поверить на слово. Тем более, чем меч и правда довольно хорош, на нём нет ци других заклинателей, заточка практически идеальна, следовательно, он только-только из кузни, а, главное — удивительно лёгок. Минцзюэ не сомневается, что Яо он придётся по руке. Он кладёт меч рядом с Яо, не забыв придавить им кусок бумаги-послания — «меч твой». И уходит. Следующим днём Минцзюэ, высматривая в толпе Яо, с неясным волнением замечает у того на поясе меч. А в середине дня Яо находит его сам. Руки у него едва подрагивают, речь быстрая, возбуждённая, глаза открыты шире обыкновенного, брови приподняты, дыхание сбивается, но в речи, полной искренней благодарности, не проскальзывает запинок. — Его принёс Сичэнь, — честно отвечает Минцзюэ, не смея опускать заслугу названого брата. — Однако, кажется, меч тебе всё же по руке. — Да, глава, — и низко кланяется ему. — Я клянусь использовать его ради приумножения славы нашего ордена. «Заклинатель Цинхэ Не и без сабли Цинхэ Не», — размышляет Минцзюэ. «Старейшины выедят мне мозг». Яо смотрит на его выжидающе, почти не скрывая этого, смотрит почти с тоской, готовый к отказу. — А как же Ланьлин Цзинь? — медленно спрашивает Минцзюэ. — Не мой идеал, — вымученно улыбается Яо. Минцзюэ удивлённо смотрит на него, но принимает такой ответ, не переспрашивает. Слышать наполовину ложь и наполовину правду он не желает, учитывая, что догадаться о причинах резкой смены мнения он в состоянии. Минцзюэ ещё прекрасно помнит случай в лесу, хотя честно хотел бы его забыть. — Отлично, — коротко отвечает Минцзюэ, а Яо улыбается широко-широко и снова низко кланяется, лепеча что-то про «не подведу» и «вы не пожалеете». Это звучит так, будто Минцзюэ не принял его в свой орден раньше, будто легко мог бы выгнать его взашей после конца войны, и сильно, на самом деле, его оскорбляет. Но по этому поводу Минцзюэ ничего не говорит. С тех пор с Яо он видится редко. Сначала тот всё ещё лечится, а после заклинатели, наконец, возвращаются в Цинхэ Не. Их не встречают с пафосом, а они не видят смысла даже спускаться с мечей, чтобы войти в Нечистую Юдоль через главный вход с почестями, но люди, завидевшие неровные группы заклинателей в небе, встречают их громкими радостными криками. Кто-то из заклинателей по дороге отбивается от общей группы, видя своих знакомых. Минцзюэ им не препятствует, просто не видит смысла. Они всё одно вернутся. Через пару дней или недель, сейчас это даже не важно. Все, кто смог вернуться, имеют на отгул полное право. Возможно, кто-то назвал бы их возвращение домой даже обыденным, а праздник, который длился следующие три дня, даже скромным — в конце концов, с пиром Ланьлин Цзинь не сравнить, да и не было там особых развлечений, лишь пригласили парочку музыкантов, бренчащих себе что-то заводное. На их празднике были лишь разговоры. Кто-то громко смеялся, кто-то рыдал, кто-то успел подраться. И Минцзюэ честно признает, что ему впервые за долгое время было так весело. Возможно, потому что в шуточном бою он тоже успел поучаствовать, пускай и не слишком трезвый. Всё равно он победил, даже не используя духовную энергию. Да и суетящийся после Хуайсан, пытающийся убедить брата, что ссадины и синяк на скуле обработать всё же нужно, весьма поспособствовали поднятию настроения. Так всё возвращалось на круги своя, хотя и прежним уже не было. Они поминали погибших, радовались выжившим. Вспоминали, что существуют обязанности и, банально, та работа, которую они должны выполнять. Несмотря на войну заклинателей, демоны и духи не переставали тревожить простой люд. Рутина поглощала, причём не медленно и неспешно, а как-то резко, без перехода от праздника к быту. Отчёты начали сыпаться едва ли не сразу, проблем выявилось выше крыши, решать их следовало сию же секунду. Там просели финансы, не хватит на запланированную починку домов, там столько-то сирот осталось и не понятно, куда их девать, там нежити развелось - два болота, не меньше. Но, всё же, эти дела были уже привычными, понятными. И Минцзюэ даже мог бы почти — почти! — не беспокоиться о Яо каждую грёбаную секунду. Если бы не девчонка. У девчонки из ордена Лаолин Цинь глаза сияют при взгляде на Яо. Она только приехала вместе с делегацией из Ланьлин Цзинь, она очень стесняется всего подряд, но, кажется, старается хорошо выполнять свои обязанности, она всем нравится своей добротой и неизбежным оптимизмом, она… — Господин Мэн, с вами точно всё в порядке? — в который раз спрашивает девчонка, часто хлопая ресницами. Минцзюэ почти не слушает ответ. Он жалеет, что дал согласие на присутствие заклинателей чужого ордена в своём. Выборы Верховного заклинателя, важный вопрос и прочее-прочее, ха. Будто бы хоть кому-то кроме Гуаншаня сейчас есть до этого дело. Ещё и о совете каком-нибудь договариваться будут, а то, что старейшины это безумие поддержат, сомневаться не приходится. Минцзюэ так и не выворачивает из-за угла, он отходит дальше, опирается спиной на дерево, предпочитая уделить внимание тренировочным площадкам. Лань Хуань, когда они расставались, раз десять успел предупредить, что общение Яо с девушками его касаться как бы не должно, ревность он выказывать не в праве, ведь Яо ему не принадлежит, но все эти предупреждения пролетели мимо. Минцзюэ всё равно в бешенстве. Он и без того редко выбирается навестить Яо. Тот всё ещё никак не может отделаться от целителей, пошли какие-то осложнения с ядром, требующие душевного спокойствия и не напрягаться, хотя физически он уже восстановился. Кто бы знал, как Минцзюэ хочет выдернуть его из хлипких ручек этой девчонки, а девчонку забыть где-нибудь у лютых мертвецов на Ночной охоте. Почему она занимает время исключительно Яо? Почему не кого-нибудь другого? «Ебануться до чего дошло», — раздражённо думает Минцзюэ. «Спасибо, что на этот раз хотя бы без куста в горле обходится». Впрочем, последнее его едва ли радует: постоянно на задворках сознания остаётся мысль, что всё не так, что ни искажение ци, ни цветочная болезнь не могут просто взять и вылечиться сами собой. Вот только ни разу за целый месяц он не почувствовал движения цветов внутри. Это настораживает, потому что Минцзюэ прекрасно понимает: он не разлюбил, не успел бы, не смог бы. Значит, дело в чём-то другом. На тренировочной площадке тем временем раздаются крики, вот уже поднимается пыль — кто-то излишне резко отреагировал на чьи-то слова. Минцзюэ заинтересованно подходит ближе. Прерывать учеников он даже не собирается, не видит смысла. Сами разберутся. Минцзюэ оценивает больше техническую часть, замах и силу удара. Он даже доволен. Ученики молодые, лет двенадцати, на военные действия их, понятное дело, не брали, но воевали их отцы, дяди, другие родственники. Видя такой пример перед глазами, тренировками они не пренебрегали, так что для их возраста очень, очень даже неплохие результаты. Скорость у одного, впрочем, хуже будет, он и проиграет. Если другой где не оступится. — Как страшно! — тем временем доносится панический шёпот из-за угла. Знакомый до зубовного скрежета девчачий шёпот. — И это обычная тренировка? У нас бы никогда… — Дева Цинь, успокойтесь, — Минцзюэ старательно делает вид, что слишком внимательно следит за поединком. Впрочем, Яо он вряд ли обманет — тот его уже должен был заметить и понять, что слова были слишком громкими, чтобы не обратить на них внимание. — Признаться, мне странно слышать от заклинательницы о страхе. «Снова юлит, не соглашается и не перечит, своего мнения также не выражает», — подмечает Минцзюэ. — Мэн-сюн, но разве они не похожи больше на зверей? — кажется, дева даже немного смущена своей реакцией. Яо не успевает ответить, потому что Минцзюэ разворачивается, продолжая, впрочем, опираться на дерево, но теперь отлично видя парочку. Дева Цинь отступает на шаг — наверняка не ожидала, что человеком в одеждах ордена Не окажется сам глава, а не кто-нибудь из обычных заклинателей. — Деве Цинь противен стиль боя ордена Цинхэ Не? — осведомляется Минцзюэ. Наверное, он даже старается не слишком давить на неё. Но, как иногда говорит Лань Хуань, это очень сомнительное утверждение. — Н-нет, это не т-то что я… глава Не не верно понял, — тут же трясет головой из стороны в сторону девчонка. И видеть её смятение крайне приятно. Чутье говорит, что это не к добру. И что он о чём-то забыл. И ещё пожалеет, что никак не может вспомнить. — Я так почему-то и подумал, — с прищуром смотрит Минцзюэ на девушку. Дева Цинь бормочет оправдания, в связи с которым она срочно-срочно должна идти, тянет Яо за рукав. Но тот не идёт за ней вслед, склоняется перед Минцзюэ в приветствии. — Глава, — радостно улыбается он. Дева Цинь стоит в отдалении, не веря, что Яо не пошёл за ней, и всё ещё переводя взгляд с него на главу Не. — Счастлив видеть вас в здравии. Минцзюэ почему-то тоже не верит. Кто вообще будет разменивать общество девы на разговор с ним? — Это стоит говорить мне, — всё же реагирует Минцзюэ, вновь разворачиваясь и осматривая тренировочную площадку. Парней уже разняли — стоят оба на коленях перед кем-то из старших учеников, взгляды опущены. — Глава, я полностью в порядке, правда. Рядом раздаются тихие шаги — это уходит дева Цинь, перестав ждать. — Засиделся только уже, вот это правда. Без работы скучновато и делать как-то совсем нечего, - Яо почти незаметно морщится, отводит взгляд. Минцзюэ не стоит труда понять, к чему он ведёт и чего хочет, вот только соглашаться не готов. Может, и хотел бы. Сильно хотел бы. — То есть, ты говоришь, это целители тебя просто так не отпускают? — Нет, конечно, — Яо даже никак не тушуется. «Вот зараза, именно это ты и имел в виду», — думает Минцзюэ, а в груди вместо пионов тепло разливается сплошной волной, хороня под собой всё остальное, включая адекватные мысли. — Но почти все, кто был со мной, уже здоровы и перебрались в казармы, а я так до сих пор не… — У них нет проблем с золотым ядром, — перебивает Минцзюэ. Яо молчит, отводит взгляд. Кажется, всё же смущён. Минцзюэ хмыкает, вот только своей маленькой победе он ни разу не рад: чем дольше лечение, тем дольше Яо нет рядом, тем сильнее это давит на него. — Глава? Вы… вы выглядите уставшим, глава, — осторожно говорит Яо. «Снова переводит тему. Я словно с Хуанем разговариваю», — отмечает Минцзюэ и почему-то решает воспользоваться той же уловкой. Просто потому что и правда устал, но признавать это не видит смысла. — Нормально, — скомкано отвечает он, вновь обращая взгляд на тренировочную площадку, на которой двое драчунов слаженно отрабатывают простейшие удары. У обоих руки уже дрожат от бесконечных повторений одного и того же. — Скажи-ка лучше, с какого вдруг пошло это сравнение со зверьём? Я понять всё не могу. — Ну, — Яо думает над вопросом довольно долго. «Строит наиболее нейтральные фразы, подбирает слова», — безошибочно определяет Минцзюэ причину заминки. — Как бы, вы, глава… — и тут же исправляется: — Заклинатели ордена Цинхэ Не и правда больше всех из ордена похожи несдержанностью на зверей. Но я не думаю, что это можно считать оскорблением. Тут, скорее всего, имеется более грубая манера поведения. К тому же, знак ордена — тоже зверь, техника изготовления мечей также связана с духовными зверями. Было бы странно, скорее, если бы заклинателя ордена совершенно не ассоциировали со зверем, чем обратное. И пускай Минцзюэ прекрасно эти оправдания знал, оговорка Яо в самом начале явно намекала на то, что говорить он начал не обо всех заклинателях — лишь о нём. В любом случае, он может тешить себя этой мыслью сколько угодно, кто его переубедит? — Соответственно, если это не оскорбление, то комплимент? — у Минцзюэ внутри всё замирает, а Яо ещё и прищуривается так хитро, словно дразнит его — аж действительно хочется по-зверином щерить зубы в предупреждении, показывая клыки. — Вероятно? Я бы принял за похвалу, наверное. И Минцзюэ понятия не имеет, как он должен на это реагировать. Следующим утром Яо просто оказывается рядом с его кабинетом. Почти как обычно. С беспокойством интересуется, не сможет ли он чем помочь главе. И отказать Минцзюэ не смог, да и не слишком хотел — в конце концов, умственная деятельность не равна работе с духовной энергией, так что с Яо не должно ничего случится. И теперь он близко. Как всегда. Стоит только обернуться или поднять глаза от свитков, писем — Яо здесь, старательно выписывает иероглифы или подсчитывает что-то, указывает на скользкие формулировки в письмах, которые с первого раза Минцзюэ редко замечает. Он уже успел отвыкнуть. Весь месяц обходился вовсе без помощника, со всеми делами разбирался сам. То, что Яо рядом, по началу выбивает его из колеи, заставляя дёргаться и останавливать себя от попытки ухватить Бася из-за каждого шороха. Он это прекрасно понимает, как-то чувствует, поэтому сперва близко подходить не рискует, окликает его как минимум шагов с пяти. На следующий день позволяет себе говорить из-за его спины, ещё через пару — прикоснуться, чтобы привлечь внимание, без слов кивая на стопку забытых прошений. Он действует так, словно зверя пытается приручить, медленно заставляет привыкнуть к своему обществу. Чутьё на это ворчит и… и всё. Ни «хорошо», ни «плохо». Минцзюэ потихоньку нагружает его работой, а Яо словно оживает, с энтузиазмом хватаясь за всё подряд. Минцзюэ не помнит, чтобы за последнее время видел его в приподнятом настроении, хотя, быть может, он просто себя накручивает, но вот Яо взялся за дела и он словно встряхнулся, оставив неясные страхи где-то позади. Минцзюэ всё не даёт покоя, спит ли Яо нормально, не снятся ли ему больше кошмары. Только напрямую спросить не в его возможностях. Откуда главе Не знать, что у какого-то его подчинённого проблемы со сном? Он даже не сможет оправдаться, поэтому все свои неожиданно вылезшие из не успевшей огрубевшей части его души волнения приходится там же и оставить. Он говорит об этом только Лань Хуаню, но больше вскользь, не заостряя на чувствах внимания. — Понимаю, — только качает головой в ответ Лань Хуань и уходит в свои мысли. К ним никто не смеет приблизиться, даже бесцеремонный Цзинь Гуаншань нашёл себе собеседников и на главу Не и главу Лань лишь поглядывает искоса. Да, этот Совет в Ланьлин Цзинь Минцзюэ нравится всё меньше. Была бы его воля, и вовсе не явился бы, но старейшины умудрились договориться с делегацией из Ланьлин Цзинь без его участия. Это, в свою очередь, значило, что не сегодня-завтра нужно будет утвердить Верховного Заклинателя, хотя Минцзюэ искренне наплевать, кто им станет, лишь бы действовал по совести. Впрочем, насколько сильно «по совести» и «Гуаншань» согласовываются между собой, тот ещё вопрос. — Погоди, ты позволил Мэн Яо приехать? — Лань Хуань прищуривается — Минцзюэ бросает взгляд туда же. Ну, конечно, вот делегация от Юньмэна и глава Цзян, а вот рядом с ним дева Цзян. И Яо. — Я не позволял. И не запрещал, — передёргивает плечами Минцзюэ, недовольный прозвучавшим в голосе Лань Хуаня невесомым обвинением. — Не ты ли зудел, что контролировать его — та ещё глупость и неуважение к нему, а? Там ещё было что-то дико занудное про его собственный путь и желания, если не помнишь. — То есть, он сам захотел здесь оказаться? — недоверчиво уточняет Лань Хуань и глубоко вздыхает, приняв кивок Минцзюэ за ответ. На грубые слова он предпочитает закрыть глаза и сделать вид, что их не слышал. Тем временем Яо, кажется, нашёл с девой Цзян общую тему для разговора, та оживилась, улыбнувшись несколько шире и, наверное, искреннее, тут же начиная что-то перечислять. Яо задумчиво кивает, переспрашивает, сам пытается что-то объяснить. — Знаешь, поговорил бы ты с девой Цзян, — с неодобрением наблюдает за происходящим Минцзюэ. Лань Хуань безмолвно, одним взглядом спрашивает, зачем ему это делать. — Глядишь, там и братец её припляшет. — Серьёзно? — спустя длительное молчание спрашивает Лань Хуань, имея в виду скорее прекрасно видимую ревность Минцзюэ по отношению к Яо, чем то, как скоро явится Цзян Ваньинь. — Мне эта девка не нравится, — честно отвечает Минцзюэ, не видя смысла скрывать что-либо. — Тебе не нравится кто угодно, если он умудряется оказаться около Мэн-сюна. — Это ты мне сейчас так намекаешь, что тебя ни капли не выносит с Вэй Усяня, хотя он вечно рядом с главой Цзян? Как и в этот момент, кстати: треск Цзыдяня слышен всем присутствующим, ровно как и громкий смех Вэй Усяня. Улыбка Лань Хуаня становится кривоватой, однако он старательно держит маску, не давая ей окончательно треснуть. — Нет. Господин Вэй, может, и имеет специфическую репутацию, но я уверен в его нравственности. Минцзюэ удерживается от желания переспросить «Серьёзно?» тем же самым тоном, что и Лань Хуань чуть ранее. Очень редко, но он в силах проявить чудеса тактичности.

х х х

Мэн Яо до сих пор, даже спустя месяц, просыпается в поту и лежит ещё какое-то время, пытаясь осознать, где он. И, приходя в себя, каждый раз смеётся над этой глупой впечатлительностью: ну сколько можно-то, сколько ещё ему бояться, переживать, вспоминать Огненный Дворец? Мэн Яо ненавидит бояться чего-либо, но ещё больше он ненавидит тот факт, что над своими чувствами он не властен. Надеть маску и притвориться, что их нет вовсе, он в силах, а вот обуздать эмоции, заставить себя понять, что всё в порядке, что бессмысленно бояться — нет. Потому каждый новый день у целителей начинается крайне тоскливо, ведь делать ему запрещается почти всё. Казалось бы, в чём проблема? Он в Цинхэ Не, он принят в орден, к нему даже заходили знакомые, так что можно не опасаться, что с заклинателями в Цинхэ Не будут проблемы. То есть, какие-то точно будут, без этого никогда не обходилось, но можно смело надеяться, что крупных конфликтов удастся избежать. А того, что происходило с группой заклинателей Ланьлин Цзинь, не повторится. Честно сказать, Мэн Яо даже не собирается повторять совершенное. Это тогда ему было особо нечего терять, а сейчас есть. Всю свою жизнь он лишь мечтал оказаться заклинателем ордена. И терять свою исполненную мечту он намерен в самую последнюю очередь. Особенно после того, как глава Не подарил ему меч. Вряд ли глава Не имел в виду что-то иное, вроде безграничного ему доверия или возложения на него каких-то обязанностей, ведь церемониалом в большинстве случаев он предпочитал пренебрегать. В конце концов, именно он не раз говорил, что любой меч будет Мэн Яо не по руке, поэтому при случае просто вспомнил свои же слова и меч захватил походя, раз уж он оказался у самого Лань Сичэня, решив проблему раз и навсегда. Как бы там ни было, Мэн Яо от всей души благодарен обоим. Никогда раньше не пользовавшийся мечом из дорогих — даже на первый взгляд! — материалов, а, главное, просто отличного качества, он смог ощутить разницу всего лишь при одном прикосновении, даже не взмахнув им ни разу на пробу. Меч заклинателя и правда будто бы связывался воедино с его духом, в отличие от тех железяк, которыми приходилось пользоваться Мэн Яо ранее. Это даже походило на волшебство и, если честно, Мэн Яо понимал, что восторг у него откровенно детский. Но, как бы там ни было, тренироваться его всё ещё не отпускали. Целители говорили что-то о рецидиве, а Мэн Яо приходилось соглашаться, потому что, случись что с его золотым ядром, с таким трудом созданным, и можно попрощаться с жизнью заклинателя. Оставалось лежать спокойно и заучивать теорию из книжек, которые таскал ему бывший сяовей. А иногда глава Не всё же заглядывал к нему. Всего раза три за месяц в целом, не считая того момента, как он оставил ему меч — о, этот почерк в записке не узнать было невозможно, но вот как глава сумел незаметно пробраться, учитывая, что целители спят уж слишком чутко, реагируя едва ли не на каждый сбившийся с ритма вдох или выдох, до сих пор загадка. Он оставался ненадолго, ограничиваясь дежурными вопросами о самочувствии и в паре слов рассказывал о наиболее важных новостях. Сам Мэн Яо почему-то не рисковал спрашивать. Да и не о чем особо было, если честно: он и без того примерно представлял, как развиваются события. Только в последний раз, услышав заминку в голосе главы Не, рискнул спросить: — Вы вините себя в случившемся, да? В том, что столько заклинателей не вернулись? Глава Не посмотрел тогда ему в глаза, словно прикидывая что-то, и кивнул. — Да, я виню себя в смерти всех, кто принадлежал моему ордену, — прозвучало с до ужаса странной интонацией. Словно ему хотели сказать не только это, но резко себя оборвали. — Всё не предугадаешь, — нейтрально отзывается Мэн Яо. — Да, но всегда есть варианты более выгодных действий. Просто я их не увидел. — О, — кивает Мэн Яо, понимая лишь одно: тот случай, когда их группа попала в Огненный Дворец, глава тоже принимает на свою совесть. А ещё он слишком редко открывал перед кем-либо свои помыслы, и то, что он сказал о том, что думает, ему, тоже грело душу. К приезду делегации из Ланьлин Цзинь Мэн Яо успел изучить большую часть Нечистой Юдоли и едва ли не каждую книгу в библиотеке. Не прочитать, нет, куда уж там, он лишь обошёл все отделы, запоминая, в каком стоит информацию искать о духах, в каком о церемониале, в какой сложили легенды и прочее. И именно там он умудрился познакомиться с Не Хуайсаном гораздо ближе, чем раньше. Собственно, раньше они друг друга лишь пару раз видели, не более. О неучтённой комнате за библиотекой с книгами, кхм, разного содержания, тоже выяснилось как-то совершенно случайно. — Вы же не сдадите меня брату? — второй господин Не был явно в панике и намеревался рыдать, вот только ничто в Мэн Яо в ответ на эти слёзы не дрогнуло. «Слёзы», — понимает Мэн Яо причину своих сомнений. «Ненастоящие. Он просто надеется, что из-за этого я запаникую и соглашусь с его требованиями». — И не собирался, второй господин, — почтительно отвечает Мэн Яо, разворачиваясь. Это совсем не его дело. — Э-э-э, господин, подождите, — несётся уже в спину Мэн Яо. Второй молодой господин тут же оказывается где-то сбоку, начиная лепетать нечто про искусство. Тема эта Мэн Яо понятна до последнего звука — когда-то в детстве мама часто рассказывала о техниках и полотнах, что-то даже показывала, да и вообще, как выяснилось у маменькиных подруг, о картинах поговорить должна уметь едва ли не любая из них, чтобы разговор поддержать хотя бы. Потому в обсуждение он включается легко и непринуждённо. Абсолютно также непринужденно разговор переходит на эротические полотна (и околоэротические, а Мэн Яо с непонятным чувством осознает, что вполне себе, оказывается, разбирается в данной теме), и вот его утаскивают в ту самую комнату, чтобы доказать, что у Сяо Фэна* мазки ни разу не размытые, а девушки на картине разные. Мэн Яо пожимает плечами, когда Хуай Сан старательно рассматривает лица девушек. — Ну, может, черты действительно схожи, — наконец замечает он. И они переходят на обсуждение техник рисования, после чего уже Хуай Сан трясёт своим веером, шипя, что из простых штрихов сделали философию на триста манускриптов с кучей названий, в то время как всё, что требуется от художника — это навыки рисования, а не умение рассуждать о Инь и Ян в ключе степени яркости мазка кисти. Мэн Яо в это время вспоминал про завуалированные разговоры, услышанные в детстве, которые на самом-то деле мало относились к живописи (и буквально каждый клиент сводил всё это Инь-ян к женскому-мужскому началу, а дальше разговоры заканчивались, переходя в горизонталь). И с мнением Хуайсана решает согласиться, потому что, по сути, эти вот все глубинные значения смысла в себе не несут. Бесполезно придавать краске особый подтекст, если картина будет висеть долгие годы в доме просто чтобы дырку в стене закрыть. — А то все вскидываются, вроде: «Картины мастеров нужно уметь чита-а-ать, а ты, смерд, как посмел разрушенную деревню и орхидеи в одно полотно впихнуть», — жалуется Хуайсан, передразнивая кого-то. — Стили «сэи» и «гунби» попутаешь, так тебя загрызут сразу же, но в половине случаев это их «сэи» ни разу не бесконтурное, и вполне себе гунби! Мэн Яо почему-то это сильно веселит и он коротко смеётся, ловя недоуменный взгляд Хуай Сана. — И после этого второй господин Не ещё говорит, что ничего не знает? — Где не надо, там я всё знаю, — невозмутимо кивает тот. И слово за слово цепляется, а ещё находится тысяча тем для разговоров и они снова возвращаются к картине Сяо Фэна, осматривая теперь не только лица, и задаваясь вопросом: если в те времена в почёте были ровные линии тела, с чего вдруг грудь рисовали относительно большую?.. Шаги первым услышал Мэн Яо, дёргая Хуайсана сворачивать картину. Но к пришедшему они, в любом случае, готовы не были. — А-а-а мы тут, как бы, техники росписи вееров вот обсуждаем, — оправдывается Хуайсан. — Т-там мастер новый недавно приехал, вот ты знаешь, мы хотели сходить посмотреть… — Теперь вас двое, — раздражённо проговаривает глава Не, возводя глаза к потолку. А после просто берёт какие-то свитки с полки архивов десятилетней давности и уходит, не оборачиваясь. — Э? — удивлённо выдаёт Яо, когда глава скрывается за поворотом, в то время как Хуайсан восторженно хлопает в ладоши. — Ну, это можно зачесть за разрешение вылезти из Юдоли, — просвещает он Яо. Тот растерянно тянет: — А-а-а, вот оно что. Хуайсан уже тянет его за собой в город за новыми красками и посмотреть на работы того самого мастера, потому что одному скучно, а у остальных его знакомых куча дел, и о случившемся он забывает довольно быстро. На встречу с делегацией из Ланьлин Цзинь его вытащил тот же Хуайсан. Сам второй господин не делал ровным счетом ничего, да и встречающим не являлся. Так что они оба стояли в толпе, пытаясь опознать прибывших и мало преуспев в этом деле. Собственно, Хуайсан узнал ещё одного из семьи Цзинь с первым иероглифом «Цзы» в имени, а Мэн Яо — Цинь Су. На этом знакомые лица закончились, они признали ничью. Впрочем, Яо с лихвой хватило и одной опознанной. Особенно когда дева Цинь сама выцепила его из общей группы, поблагодарив за спасение. Мэн Яо уже в который раз ответил, что больше благодарить не нужно, он вполне всё запомнил с первого раза — месяцев семь назад, когда именно ему посчастливилось отразить атаку заклинателя Цишань Вэнь, едва не ставшую для девушки смертельной. — Ранее я благодарила от своего имени и имени тех, кто был рядом. Сейчас я благодарю тебя от ордена Лаолин Цинь, — улыбается девушка. Мэн Яо сильно сомневается, что это так и есть, но покорно позволяет вешать лапшу себе на уши. Обижать молодую госпожу себе дороже, да и заняться ему особо нечем, а потому компанию он ей составляет вполне себе по доброй воле. Пусть и осознает, что дева Цинь находит его «случайно» слишком часто. И зачем-то таскает ему всякие мелочи вроде недорогих заколок («Шла мимо и она напомнила мне о тебе, Мэн-сюн, прими, пожалуйста, как благодарность!»), лент, подвесок. Однажды даже отдала ему тот самый пион ордена Ланьлин Цзинь. Уже засушенный, но прекрасно сохранившийся. В общем, как бы там ни было, по крайней мере, дева Цинь подкована в теории, поэтому с энтузиазмом соглашается просветить его о некоторых аспектах заклинательства. Раньше Мэн Яо мало кому мог задавать столько уточняющих вопросов, хотя прекрасно понимал, что, если спросить у того же главы Не, он ответит. Скорее всего, посмотрит недовольно, но и только. Хотя, возможно, именно из-за этого Мэн Яо и не спрашивал: боялся в его глазах опуститься ещё ниже, чем он есть. Казалось, куда бы там? А остатки гордости всё равно стояли на своём. Цинь Су же никогда не показывала, что вопросы её утомляют. Она отвечала как можно подробнее, а если что-то забывала, всегда предлагала поискать в библиотеке. И хотя, возможно, как заклинательница она всего лишь середнячок, как человека её явно многие недооценивают. Так, по крайне мере, считает сам Мэн Яо. — Ай, Мэн-сюн, не советовал бы я тебе крутиться рядом с девой Цинь, — в один из дней не выдерживает Хуай Сан и делится своим невероятно важным мнением, прикрывшись веером и загадочно сверкая глазами из-под него. — К тому же брату это точно не понравится. Нашим вообще многое, что связано с Ланьлин Цзинь, не нравится, а брату-то тем более. Пускай Мэн Яо заметил это довольно давно, не спросить, почему, так ни у кого не успел. Да, глава Не обсуждал с ним особенности тактики разных орденов, но разве это абсолютно все причины? — А, — пренебрежительно отмахнулся Хуай Сан. — А что ему вообще по жизни нравится? Там круг интересов ограничен хорошим боем и не до конца прожаренным мясом, а ещё чтобы заклинатели ордена никуда не влезали и выполняли свои обязанности. Всё остальное он просто в большей или меньшей степени недолюбливает. Но там баллы больше-меньше зависят даже не от логики, а от того, как звёзды лягут. — Карты лягут? — непроизвольно поправляет Мэн Яо. Он даже не уточняет, что изначально спрашивал про мнение одного ордена о другом, а не о предпочтениях главы Не. Точка зрения Хуайсана несколько задевает, потому что, ну, портрет Не Минцзюэ со слов его брата выходит самый что ни на есть негативный. И это царапает что-то внутри, тут же хочется оспорить, ведь глава Не такой характеристики явно не заслуживает. — Или карты, — пожимаем плечами второй господин Не. — Хотя, несмотря на вечно угрюмую рожу, брат, конечно, за рамки приличий не выходит… совсем уж сильно, в смысле, ага. — Послушать тебя, так он тиран и деспот, — отшучивается Мэн Яо. Но Хуайсан шутки не понимает или просто не считает это шуткой, он остаётся серьёзен. — А кто? Знаешь, я честно не понимаю, как ты при нём помощником бегал. Я очень люблю дагэ, но его вспыльчивость и требовательность создают такую дикую смесь, что, честно, Мэн-сюн, я тебя уважаю только за тот факт, что ты не сбежал до самого конца. И даже сейчас в Юдоли, а не где-нибудь ещё. Дагэ же только по правилам живёт, а как вдруг что не по его убеждениям сделано, так хоть вешайся. Кто он, если не деспот? — Это не так, — тихо отзывается Мэн Яо. А сам задумывается: если это не так, то как? Какой глава Не на самом деле? Хуайсан только хмыкает и разговор они не продолжают. Вот только день переходит к новому дню и так не раз, а непонятная тоска лишь усиливается. Он всё ещё дрожит, просыпаясь по утрам, и цепляется за меч, подаренный главой Не, как за единственную защиту. А потом решает, что вместо того, чтобы лежать и трястись, проще забыться в работе. Единственная проблема — работы ему не дают, потому что, видите ли, золотое ядро ещё не стабилизировалось, потоки энергии противоположные, что якобы указывает на отсутствие душевного равновесия. Целитель из ордена пообещал недели через три вышвырнуть его из лазарета на все четыре стороны, но ещё три недели Мэн Яо терпеть не согласен. Так что дело оставалось за малым: найти главу Не… и уговорить его восстановить Мэн Яо в должности. Что само по себе являлось той ещё задачкой, но, в принципе, от пары разговоров с главой Не он вряд ли что потеряет. Болезных глава Не не бьёт — у него рука не поднимается, а словесный отказ Мэн Яо как-нибудь выдержит. Все планы летят насмарку из-за девы Цинь. Потом из-за Хуайсана, возжелавшего ещё раз незаметно для брата сбегать в город и обратно, хотя у него по расписанию были тренировки с саблей, а для этого трюка наличие Мэн Яо поблизости обязательно. На следующий день рядом снова всё время крутилась Цинь Су, и не то чтобы Мэн Яо это настолько не нравилось, но сейчас у него были несколько иные цели и присутствие девы Цинь с каждой проведенной совместно минутой отдаляло их осуществление. Повезло Мэн Яо на шестой день. Честное слово, присутствия главы Не около тренировочных площадок в середине дня он не ожидал, но был крайне рад подобной случайности. И потому, когда дева Цинь потянула его подальше от не слишком дружелюбного главы, не отреагировал вообще никак. Пускай подобное и выглядело пренебрежением к ней, Мэн Яо извинится и постарается объяснить своё поведение позже. С другой стороны, поведение самой девы Цинь по отношению к заклинателям Цинхэ Не его тоже не слишком обрадовало. Может, дело в том, что к некоторым из них Мэн Яо успел проникнуться искренним уважением, с кем-то — всё же подружиться, наверное. Именно здесь Мэн Яо нашёл свой круг общения, пускай весьма своеобразный и состоящий больше из тех, кто был вместе с ним в Огненном дворце. Хотя, к примеру, тот же Не-сяовей после такого обращения постарался бы девчонку скорее запугать именно звериным поведением, чем доказывать обратное. В любом случае, отсутствие прямого отказа на какие-либо действия — как, впрочем, и прямого вопроса, но Мэн Яо не слишком заостряет внимание на подобной мелочи, теша себя мыслью, что все всё поняли — развязывает Мэн Яо руки. Следующим утром он рискует явиться к главе. Глава Не не выглядит удивлённым, почти не глядя отдавая ему стопку документов на перебор и озвучивая планы на день. Словно только и ждал его появления. Или Мэн Яо лишь кажется? Или это он хочет верить в то, чего нет? Целители недовольно ворчат, но, раз уж такое дело, позволяют переселиться из лазарета в казармы. Его встречают с удивлением, но всё же узнают. Кажется, кое-где даже проскальзывает… уважение? Если честно, Мэн Яо не уверен, что правильно всё понял. И на вопрос бывшего старшины Шэна: — Чего тебе комнаты-то не выделили? — не может ничего ответить, потому что и не должны, наверное. Старшина Шэн спустя какое-то время кричит тот же вопрос сяовею, а тот закатывает глаза — точь-в-точь как глава Не — и советует обратиться к начальству, всё равно целыми днями около него вертеться приходится. Вроде как казармы — территория учеников, а всем остальным хотя бы половина комнаты положена. Но Мэн Яо… забывает. У него есть место, куда можно упасть и отрубиться после долгого дня, а большего он и не просит. Столовая тоже общая, так что он не ропщет и не видит смысла что-то менять. А ещё ученики часто обсуждают произошедшее на занятиях и пытаются запомнить все виды тварей и последовательности действий, так что Мэн Яо довольно часто включается в беседу. И если сначала его воспринимали настороженно, спустя пару разговоров сами стали звать разбирать поведение с кошкой-пэйпэй или птицой цы с человеческим лицом. Омрачал всё лишь запрет пользоваться духовной энергией, но и до его конца Мэн Яо как-то дожил. Пускай целители поджимали губы, советуя не напрягаться лишний раз, но разве возможно было не отправиться тут же на тренировочную площадку? За ним, правда, заинтересовавшись, увязались знакомые ученики, тут же предложив составить компанию. Отвязаться не вышло, только предупредить о не самом лучшем владении мечом и едва ли не выпросить время на разминку. В любом случае, новый меч в руке чувствовался просто прекрасно и Мэн Яо пообещал себе даже не слишком разочаровываться в себе, когда он проиграет каким-то ученикам, но, совершенно внезапно, он не проигрывает. И даже подмечает пару ошибок. — Это всё потому что Мэн-шисюн на войне был, — обиженно ворчат шиди. — Мэн-шисюн слишком верткий. Как змея. А мы ещё думали, что ты и меча поднять не сможешь, если так долго не тренировался и… и вообще. Мэн Яо остаётся только неловко засмеяться и сказать, что ему просто повезло. Поэтому на Совет в Ланьлин Цзинь он летит вместе с остальными. И, возможно, действительно перенапрягается, потому что к прибытию чувствует себя не очень. Ещё и разговор с главой Не перед отбытием заставлял задуматься. Глава Не не слишком обрадовался, когда в разговоре Мэн Яо затронул эту тему. Сощурился так подозрительно, сквозь зубы выдохнул. И переспросил, а с какого вдруг Мэн Яо нужно в Ланьлин Цзинь, если он и оправился-то только-только. После такого надеяться на разрешение лететь вместе со всеми Мэн Яо и не рассчитывал, но честно ответил, что хотел бы взглянуть на башню Кои изнутри, а не просто стоять у входа. На что глава буркнул: «Твоё дело», и занялся перечитыванием отчёта. Мэн Яо вновь вспомнил тогда слова Хуайсана об отношении главы к Ланьлин Цзинь и засомневался. Он чувствовал, что чего-то недопонимает, вот только найти точку сомнений никак не мог. Глава Не, может, действительно не отвечал идеалам о достойном господине, но и плохим человеком его назвать нельзя. Характер несколько своеобразный, тут спорить трудно, однако упрекнуть главу в эгоистичности или в том, что он не считается с мнением других, тоже сложно. Так что Хуайсан если и прав, то лишь отчасти. Башня Кои, как и Ланьлин в целом, поражали великолепием и обилием золота. После практически аскетичного Цинхэ Не это золото слепило и казалось неуместным, наверное, но Мэн Яо решил оставить мнение при себе. В отличие от сяовея, тут же буркнувшего о петухах на золоте и ещё пары заклинателей рядом, заржавших с шутки. Делегация из Ланьлин Цзинь, прибывшая обратно вместе с ними, на это едва ли зубами не скрипнула. На этом моменте стало смешно даже Мэн Яо. Глава Не же явно сделал вид, что ничего не слышал. Собственно, в этот день ничего серьёзного не предполагалось — заклинатели только прибывали, главы соберутся на обсуждение ладно если завтра в обед. Но именно в общем зале, где все, в основном, присутствовали лишь для того, чтобы поделиться новостями и собрать информацию о мнении остальных орденов по поводу Совета, его взяла в оборот Цинь Су, как-то незаметно оттеснив от основной группы. И, вроде как, начала жаловаться. Почему-то на собственного отца, хотя, учитывая, что воспитывалась дева Цинь в строгости и уважении к родителям, слышать от неё это было вдвойне странно. — …в общем, мне уже десять раз напомнили, что пределы терпения и сдерживания гнева предков на неблагодарного и непочтительного потомка не стоит испытывать. А там сами понимаете, какой дальше разговор меня ждал, — вздохнула девушка. Картинка в голове Мэн Яо и все эти намеки-благодарности сложилась окончательно. Раньше он позволял лишь догадываться о том, почему дева Цинь вдруг воспылала к нему дружескими чувствами, сейчас же он уверился, что чувства там слегка не дружеские. Или, скорее всего, деве Цинь просто не нравится, что ей почти прямым текстом сказали выходить уже замуж и не дёргаться: почти двадцать девке, а она ещё в отчем доме живёт, что за позор. И решила Цинь Су выбрать себе мужа сама. «Мужу» это известие, правда, как кость в горле. К счастью, отговорку Мэн Яо всё равно заранее придумал. — О, так у вас скоро свадьба? Надеюсь, госпоже повезёт с выбором, требования главы Цинь, должно быть, крайне непросто выполнить. Насколько я знаю, госпожа — земля? Значит, мужа вам нужно искать из элементов огня или металла? Хоть Мэн Яо предпочитал не вспоминать о разговорах, что слышал в детстве, о том, как товарки матушки перемывали кости обыкновенным девушкам, забыть их почему-то не выходило, а ещё, что самое главное, знания, почерпнутые из этих разговоров, нет-нет да пригождались. Как и в этот раз. Самого Мэн Яо никогда не волновали предсказания и гороскопы, так почитаемые любыми свахами и без которых ни одна свадьба не обходится. Однако вспомнить, что у людей разные элементы и что они имеют свойство не сочетаться, смог. Вызнать дату рождения у девы Цинь не составило труда, а там и собственный элемент очень удачно оказалась противоположным элементу девы Цинь. А если и не оказался бы, Мэн Яо с лёгкостью бы наврал, чего тут таить. — Да, наверное. А вы, смею интересоваться? — Вода, — довольно улыбается Мэн Яо. И вода совершенно точно не сочетается с землей, это ему известно прекрасно, так что на лицо девушки набегает тень. — К-крайне неблагоприятное сочетание, — вздрагивает дева Цинь. И Мэн Яо тут же подхватывает: — Конечно. Да и как кто-то вроде меня может подходить деве Цинь? Не смейтесь надо мной. Прошу простить за честность, но я рад и тому, что благородная дева решила потратить на меня своё драгоценное время. — Д-да не стоит, мне было приятно общаться с вами, — высоким голосом отвечает дева Цинь. «Переборщил? Ай-тц, если она сейчас расплачется… да нет, не должна», — Мэн Яо почти паникует. Но дева Цинь более-менее справляется с эмоциями и ему даже не приходится выражать беспокойство и спрашивать, всё ли в порядке. Правда, дальнейшего развития событий он предполагать не мог. То, что с девой Цзян дева Цинь знакома ещё по лагерю где-то не то в Ланъя, не то где-то ещё, Мэн Яо знал прекрасно: обсудить с ним ссору Цзинь Цзысюаня и девы Цзян успели многие, хотя сам он, признаться, не сильно ей интересовался. Дева Цинь лишь добавила пару фактов и упомянула, что очень за деву Цзян переживает, потому что успела с ней подружиться. И, всё же, тащиться с ним к ней было явно не самым логичным решением девушки. А также сбегать сразу после того, как представила их друг другу. — Она сильно расстроена, — с укором заметила дева Цзян как только Цинь Су скрылась среди гостей. — Моя вина. Но есть некоторые чувства, на которые невозможно ответить взаимностью, — решил не увиливать Мэн Яо. Взгляд девы Цзян остался грустным, но всё же потеплел. — Что ж, возможно, в этом случае вы и правы. Но лишь в этом. В остальном дева Цзян оказалась весьма тактична и, если честно, после знакомства с ней Мэн Яо пересмотрел ситуацию с Цзинь Цзысюанем. Возможно, конечно, что и у неё есть недостатки, однако любой, кто знает её хоть немного, тому бреду, что нёс молодой господин Цзинь (эх, дагэ-дагэ), не поверит. На самом деле, дева Цзян весьма походила характером на деву Цинь, разве что спокойнее и взрослее, уравновешеннее. И обсуждать с ней нюансы приготовления некоторых укрепляющих снадобий было весьма приятно. — Кстати, в нашу сторону весь вечер глава Не смотрит, — уже под конец шепнула ему дева Цзян. Мэн Яо удивлённо оглянулся, но ничего такого не заметил. Глава Не разговаривает с главой Лань о чём-то. Не более. Дева Цзян хихикнула и, сославшись на усталость, удалилась, забрав по пути Вэй Усяня и оставив Мэн Яо в смешанных чувствах.