х х х
— Успокойся! — Лань Хуань впервые за долгие годы знакомства раздражён. Есть из-за чего: два часа игры на флейте кого угодно изведут. Он старается не срываться, не показывать своей нервозности, но держать себя в руках с каждой секундой у Лань Хуаня получается всё хуже. — Минцзюэ-сюн, если ты накрутишь себя ещё раз, я точно не смогу тебя успокоить. Последнее он проговаривает почти жалостливо. Лань Хуань дико вымотался, ещё немного и свалится от усталости на первую же попавшуюся горизонтальную поверхность. Но Минцзюэ не может успокоиться, физически не способен на это, как бы сильно ни хотел. Обычный рейд. Самый, мать его, обычный — не было никаких предпосылок, не было вообще ничего, что могло бы натолкнуть на подозрения, на мысль о том, что всё пойдёт кувырком! — Мы должны вытащить их, — рычит Минцзюэ. — Его, — поправляет Лань Хуань, никак не выделяя это слово интонацией, но сразу давая понять, что он прекрасно понимает все метания друга и к чему конкретно он клонит. — Но. На разработку плана уйдёт от двух дней до девяти, но сбор частей — ещё как минимум пять, на координацию, допустим, два. И ради чего? Ради того, чтобы проиграть? — Ради!.. — Минцзюэ замолкает, выдыхает сквозь зубы. Он тоже прекрасно понимает, к чему ведёт Лань Хуань. Он знает, мать его. План по спасению не одобрят, это — необходимые жертвы, ради остатков отряда никто не собирается стягивать людей в одно место и терять позиции. Старейшины скажут что-то вроде: «Лучше закончите войну как можно быстрее, глава Не, это поможет выжившим». — Я посмотрю, что можно сделать, — сжалившись, говорит Лань Хуань. — Я намного гибче тебя в плане передвижения, не привязан к месту и кому-либо. У меня и ещё некоторой группы точно будут все шансы, чтобы прорваться в Огненный Дворец и вернуться обратно. — Не хватало ещё и тебя потерять, — мотает головой Минцзюэ. — Нет, это дерьмовый план. У тебя уже были мысли насчёт дальнейших действий, вот и давай. Вперёд. А с этим я разберусь. Он говорит уверенно, только вот настоящей уверенности в его словах нет и не было. Он обеспокоен, ненавистные цветы снова раздирают лёгкие, побеги чувствуются на костях рёбер, оплетают их, а собственная сила больше напоминает бурлящую лаву. Не Минцзюэ ни с какой стороны нельзя назвать стабильным. Он не разберётся. Он не знает, за что хвататься — в мыслях сплошное месиво, то, что Яо где-то там и, возможно, уже мёртв, бьёт по нервам, бьёт по чувствам — по всему. И он ничего не может сделать. Если бы только Минцзюэ смог это предвидеть. Если бы. — А-Цзюэ, прошу, только не будь поспешен, — спустя долгое молчание выдает Лань Хуань. Оба понимают, что просьба невыполнима, но Минцзюэ всё равно кивает. Он постарается. Ему и без того вечно приходится оглядываться на других глав орденов, старейшин, военачальников, так что, как и всегда, придётся обдумать все действия не раз, прежде чем выдвинуться к Цишань Вэнь. Прежде чем найти в темницах Огненного Дворца искалеченный труп Яо. Минцзюэ сжимает руку в кулак, и Лань Хуань, видя это, устало вздыхает. — Глава Не, молодой господин Лань, прошу прощения, — лепечет задыхающийся стражник из-за полога походного шатра. — Т-там к вам прибыли… Мужчины тут же подрываются, потому что вести тот пересказывает странные и непонятные, а гости, их заждавшиеся, уж слишком известны своими характерами. Минцзюэ не может не заметить, как напрягается при одной лишь мысли о прибывших Лань Хуань — цепляется тонкими пальцами за флейту на поясе, хмурится еле заметно. Что-то такое так и скачет в мыслях, на языке, но у главы Не нет времени, чтобы маяться с заскоками Лань Хуаня и ещё долгое время выбивать на него правдивый ответ, ведь сразу и честно ему ни за что не признаются. Позже, возможно, придётся об этом вспомнить. А сейчас есть лишь двое человек перед ним и мрачная решимость в их глазах. — Чем обязаны главе Цзян и старейшине Вэй Усяню? — ни капли насмешки в его голосе. Цзян Ваньинь стоит, расправив плечи, но воздух рядом с ним словно напряжён. Вэй Усянь улыбается, хитро посматривая на своего шиди и людей вокруг, не чувствуя смущения от ответного разглядывания заклинателей Цинхэ Не. — Мы с предложением, — решает не тянуть время глава Цзян, вместо приветствия ограничившись кивком. — У нас есть все шансы окончить войну сегодня-завтра. Максимально — дней за десять, — тут же вставляет Вэй Усянь, без страха смотря на главу Не, далёкого от душевного спокойствия. Эти слова ударяют по мыслям, по всему существу — ощущение, будто даже ненавистные цветы внутри него замирают, а энергия перестаёт бурлить, грозя в любой момент повлечь за собой вспышку безумия. Лань Хуань не успевает вставить ни слова, да и не сказать, чтобы сильно хочет. Только смотрит на главу Цзян загнано. И почему никто не замечает его больных взглядов? Ах, да, верно, в этом они с А-Яо безумно схожи: вечно прячут эмоции за масками, и узнать о настоящих чувствах возможно лишь по мелочам, которые успеваешь приметить за всё долгое знакомство. — Как? — не колеблясь спрашивает Минцзюэ. В этот момент его мало волнует, какое безумие предложат два героя Юньмэн Цзян, насколько тёмные будут использоваться заклинания — а, учитывая присутствие старейшины Илин, победа наверняка будет связана с мертвецами. И они рассказывают. Коротко, почти захлёбываясь, стараясь уместить весь не слишком-то изобретательный план действий. Честное слово, ничего проще Минцзюэ, кажется, за свою жизнь не слышал, но именно в этом случае ему начинает казаться, что подобное вполне возможно. В конце концов, за них тот, кого уже прозвали старейшиной Илин. И только в этом случае он готов поверить, что чем план проще, тем выше возможность его осуществления. Прийти, напасть, взять числом — убить Вэнь Жоханя, закопав его под трупами его же заклинателей. И не нужно долго думать, чтобы понять: Вэй Усянь постарается, чтобы это произошло как можно быстрее. — Нет, — качает головой Лань Хуань, тщательно подбирая аргументы против только что сказанного. Цзян Ваньинь переводит на него гневный взгляд. — Это лишь может быть действенно, мы должны учитывать риски. Я сомневаюсь, что господин Вэй осилит подобный размах. К тому же, вовсе не факт, что вытащить людей из могильников удастся верно, заклинатели Цишань Вэнь — не обычные мертвецы. И даже если не брать это в расчёт, всегда остаётся орден Ланьлин Цзинь. Координация действий такова, что мы… — Нормально. Работать можно, — не слушая возражений отвечает Минцзюэ. — Нельзя, — обессилено протестует Лань Хуань, искоса смотря на сбитого с толку Цзян Ваньиня. — Это всё нужно согласовывать и… Минцзюэ на мгновение прикрывает глаза. Согласовывать, ха? Вновь выслушивать трескотню трусливо дорожащих своими жизнями старейшин? В их увещеваниях есть толк, это нельзя оспорить, но как же это надоело. У них ведь впервые есть реальный шанс закончить всё одним ударом. Терять его из-за чьих-то бредней, хотя желаемый конец вот он, лишь руку протянуть? Нет. Ни за что. И Минцзюэ решается: — Нет нужды, если я прикажу. Я так понимаю, орден Юньмэн Цзян готов выдвинуться в любой момент? — Вот только если остальные ордена не захотят нас выслушать, — осторожно начинает глава Цзян, но у Минцзюэ нет сил его дослушивать: — Тогда мы поставим их перед фактом, что выдвигаемся. У них не будет выбора. Лань Цижэнь уж точно не будет отсиживаться, а Гуаншань, — на этом моменте Минцзюэ кривится. Вэй Усянь фыркает, сдерживая смех. — Он и сам подтянется. Последние слова были также упрёком Лань Хуаню, пускай и не намеренным — насколько Минцзюэ узнать его, Лань Хуань отличался терпимостью далеко не везде и не всегда, как пытался показывать на публике, а уж там, где ранят его гордость, и вовсе действовал на эмоциях. Так что поддержкой ордена Гусу Лань они точно обеспечены. Осталось лишь убедить собственных старейшин. И дожить до завтра. «Он тоже доживёт», — говорит себе Минцзюэ, закусывая губу и сдерживая рвотный позыв — листья и лепестки пионов вновь рвутся наружу, вот только не время, совсем не время. — Ты ведь точно сможешь поднять столько трупья? — лишь напоследок обращается Минцзюэ к Вэй Усяню. Тот, залихватски ухмыляясь, кивает. — Будьте уверены, теперь… теперь, да, мне это по силам. Минцзюэ более ничего не уточняет, собирая совет. И слухи о какой-то темномагической печати, созданной старейшиной, его вовсе не волнуют. Но проходит первый день. И второй. И третий. Глава Цзян искрит на собраниях молниями, глава Цзинь неизменно против. Лань Цижэнь держит нейтралитет, главы более мелких орденов и кланов боятся, что наступление рано начинать, а Минцзюэ хочется вырезать их всех с особой жестокостью. На одном из собраний он волной ци ломает стол, за которым сидит, понимая, что ещё чуть-чуть - и алая пелена перед глазами превратится в реки сплошной крови. Минцзюэ даже не видит, насколько обеспокоенно наблюдает Лань Хуань, он лишь хочет закончить этот фарс и не наделать глупостей окончательно. — Если вы все такие тру́сы, орден Цинхэ Не обойдётся без вас, — с презрением говорит он в ту же секунду. И уходит, слыша, как трещит где-то за спиной кольцо Цзыдянь главы Цзян и лёгкие шаги по скрипучему полу. — Эй, шиди, подожди меня! — срывается с места Вэй Усянь. Всё приходит в движение.х х х
Кажется, это день пятнадцатый? Сяовей говорит, правда, что четырнадцатый, но его уже двадцать три раза отводили в пыточные, поэтому верить сяовею не получается. Себе, впрочем, тоже. Он посещал пыточные уже десять раз. Его вытаскивали в любое время суток, отрывали от скудной еды и следили, чтобы не давали пить. Впрочем, так поступали ещё и с сяовеем, и старшиной. «Вот где невольно пожалеешь, что добрался до звания повыше», — смеялся над собой Мэн Яо, когда были силы думать о чём-либо кроме боли. Матушка всё губы поджимала в детстве — слабое у него тело. Для заклинателя слабое, так-то Мэн Яо болел редко. Но лишь сейчас он окончательно понял, что матушка имела в виду. Он хуже всех переносил пытки. Сначала ничего такого не было, только вопросы и пощёчины, ну, кулаком разбили ему губу. Ничего сильно страшного, если подумать. Когда начали ломать пальцы, стало похуже. Он всё равно молчал, потому что если что и умел Мэн Яо в своей жизни лучше всего — это терпеть. Только ответить людям из Огненного Дворца ему всё равно было нечего. То есть, да, он знает ставки отрядов Цинхэ Не и союзников, но что с того? — Что толку стараться у меня что-либо выведать? У Цишань Вэнь больше нет ни людей, ни ресурсов, ничего — ваш орден уже почти проиграл, его уничтожение — дело времени. Ради чего вы пытаетесь барахтаться? Ещё на что-то надеетесь? Возможно, ему не стоило этого делать. Более того, злить своих надсмотрщиков — та ещё глупость, однако слова сами собой сорвались, он даже не подумал. Но именно об этом говорил разум, вся его речь была рациональна. Разве это не так? Разве благодаря старейшине Илин от ордена не остались лишь жалкие останки, которые ордена, собравшись воедино, обязательно добьют? Впрочем, когда они ещё соберутся. Эту тему они очень тихо и тая глупую надежду обсуждали в камере, выдвигая предположения одно другого нелепей. — До победы не меньше полугода. И это в лучшем случае, хрен его знает, как всё сложится, — как-то не выдержал старшина, а сяовей отвернулся от разговаривающих и улёгся на пол в наиболее сухом углу. — Если вы думаете, что Цишань Вэнь не будет до последнего сопротивляться, мне вас жаль, ребят. Не хватит ведь у нас сил быстро сломить сопротивление. И закашлялся. Ребята переглянулись — Мэн Яо отчётливо видел, как угасала в каждом искра надежды. — Так мы, как бы, не доживём? — спросил кто-то. Но вопрос больше напоминал утверждение. И столько боли в нём было, что Мэн Яо, если честно, просто захотелось сейчас спрятаться от происходящего. Желательно, за чьей-либо широкой спиной. Например, спиной главы Не — шире он пока не видел. Но это, к сожалению, просто невозможно. Да и о главе Не, ровно как и обо всех остальных, Мэн Яо старается не вспоминать. Вспомнишь более-менее мирные дни, и паршиво на душе так становится. Потому что они, те, о ком он вспоминает, там, на свободе, а он в клетке валяется с переломанными рёбрами без какой-либо возможности выбраться. Мысль лишь одна в такие моменты в голове бьёт: вот бы вернуться назад, как обычно исполнять свои обязанности, втянуться в рутину дней. Или даже не так: открыть глаза, а война закончена, его всё же забрали с собой в Цинхэ Не, пускай и не дали особо важной должности, он не будет так уж против. Главное — нет больше нужды метаться из стороны в сторону, ища свое место. Он наконец сможет закрыть пробелы в обучении, улучшить владение саблей, ходить на Ночную Охоту вместе с остальными. Хотя, — на этом моменте Мэн Яо даже чуть усмехается, пускай и лицо, и губы болят от ран — возможность выйти на Ночную Охоту нужно ещё было бы заслужить. Глава Не вряд ли позволил ему идти, пока лично не убедился, что он в состоянии одолеть, ну, не меньше шилана*. А чтобы одолеть шилана, нужно научиться не только работать мечом, но и продвинуться гораздо дальше в духовных практиках, потому что смердит от шилана тёмной энергией — что с Луаньцзан. И, в отличие от пассивной энергии горы, шилан — существо разумное, умеет ей пользоваться. — Какая разница. Мы просто доживаем своё как умеем, а рассуждать о будущем, которого у нас не будет, и вовсе бессмысленно, — медленно проговорил он и только после понял, что вообще решил высказаться. До этого как-то больше молчал, но сейчас вновь позволил себе уйти в мечтания, и не сдержался. — Звучит обнадеживающе, — шепеляво прошамкал Ли-дуйчжэн*. После недавнего визита в пыточную у него осталось зуба три, не больше. Парни заржали, да так, что охранники разразились громкой бранью и пообещали всех выставить в середину ближайшего лавового ручья. Благо, тот недалеко протекает — лишь выйти во двор нужно. Вот только разум Мэн Яо, даже весьма измученный, вдруг улавливает некое несоответствие. — Мэн-чжанши? — хмурится старшина. Корка крови на его рассеченной брови, только чуть зажившей, тут же трескается и мужчина недовольно вытирает лицо остатками рукава. — Сколько обычно стражников, старшина Шэн? — задумчиво спрашивает Мэн Яо. Почти все тут же решают поиграть в «считалочку» и обводят взглядом помещение. — Меньше, чем обычно. — Раза в два, — тихо подхватывают заклинатели. Кто-то из соседней клетки, кажется, пленный из Юньмэн Цзян, с непониманием рассматривает всполошившихся пленных из Цин Хэ Не. Потом также оглядывает стражников и расталкивает своих. — Наверху что-то происходит, — уверенно говорит сяовей. — Может, пересменка? — неуверенно выдвигает версию ещё кто-то. Его затыкают: какая там пересменка, если аж с утра таким составом малочисленным дежурят. А потом из клетки заклинателей Юньмэн Цзян доносится счастливый смех. Поистине счастливый, какой никто уже и не ожидал услышать. — Я отличу эту энергию от чьей угодно, — громче обычного, захлёбываясь словами, лепечет кто-то. — Молчать! — взвизгивают стражники. Клетка Юньмэн Цзян затихает, но оживление не спадает ни разу — из апатии потихоньку выныривают остальные. И тут же прислушиваются к ощущениям, потому что на самой их грани находится первобытный ужас и смерть, что идёт всё ближе. — Вэй Усянь? — одними губами произносит Мэн Яо, сложив два и два, а на лицах людей вокруг возвращаются робкие улыбки. — Чего все повскакивали, твари?! Обход близится, там-то и мы порадуемся! — замечают движения стражники, но мало уже кто обращает на них внимания. Стражники нервные. Абсолютно все. И у кого-то руки трясутся, кто-то дышит намного чаще, просто нервничая. К тому же, почему-то всем не больше двадцати. Как только можно было это проморгать? И они сидят, не пытаются что-либо сделать, потому что буквально всех захватывает уверенность: осталось немного. Самую малость. И за ними придут. А стражников перебьют. Бессмысленно им, раненым, пытаться затеять бунт и выйти из клеток — стоит лишь немного подождать, как двери темниц откроют. Так и происходит. Люди в бело-синих одеждах с алыми пятнами крови на ней приходят, а организм Мэн Яо в который раз даёт слабину. Такой радости он, пожалуй, не испытывал никогда в жизни, и от резко накативших чувств сознание мутнеет, находя спасение лишь во тьме.х х х
Не Минцзюэ на даёт себе думать над «если» и пересчитывать по тысяче раз варианты, пока заклинатели собираются в лесу у Безночного города. Есть только одно будущее: то, в котором они выиграли. Не больше и не меньше. — И как вы только ещё не жалеете о своем самоубийственном решении? — театрально вздыхает Цзинь Гуаншань, обмахиваясь веером. В этот раз он лично ведёт один из передовых отрядов, хотя по главе Цзинь ни разу не скажешь, что он собирается воевать. Такой же лощёный как и обычно, щурится-щерится на всех из-за веера, оценивает. Минцзюэ передергивает плечами. Глава Цзинь вполне искренне его ужасает. Он всё ещё считает, что тот та ещё блядь, но нельзя исключать некоторые моменты. Лишь для очистки совести, не больше. И если признавать силу Цзинь Гуаншаня как заклинателя это одно, то видеть лично, оценивать размах и понимать, насколько тот хитёр, насколько лицемерен — другое. Всё же в таком ордене как Ланьлин Цзинь нельзя стать главой просто так и ещё столько лет держаться за своё место. Кто-нибудь бы да нашёлся умный, что решился бы и свергнул недостаточного сильного и изворотливого главу. Так что, как бы скептично глава Не не позволял себе думать о всех заклинателях Ланьлин Цзинь, вполне очевидно, что, будь они всего лишь слабаками, сидящими на золоте, они не удержали бы титул Великого Ордена. Это, впрочем, Минцзюэ лишь больше выбешивает. Как и само лицо Цзинь Гуаншаня поблизости. Потому что, может, как Яо как-то упомянул, внешностью он и пошёл в мать, то вот мимика, жесты — почему-то это всё он взял именно от Гуаншаня. Даже пресловутую непонятно откуда взявшуюся привычку тереть запястья и разминать их. — Ну, глава Не, неужели вам трудно ответить? Это так невежливо, — и смотрит на него, широко распахнув глаза, как делал обычно Яо. Минцзюэ настороженно смотрит в ответ. — Обещаю, я никому не скажу правду. — Меня нервирует, что начало действий уже третий раз откладывают, а мы прозябаем здесь, — наконец говорит Минцзюэ, ни разу не кривя душой. — Ох, а чего я ещё ожидал? — вполне себе громко бормочет под нос Цзинь Гуаншань. Кто-то из его отряда даже не сдерживает смешок. Минцзюэ сжимает рукоять Бася, стараясь не дать ярости волю. Как они смеют? Как они только смеют?!.. Приходится дышать глубже. Да и от главы Цзинь он уходит быстро, не обращая внимания на речь, которую тот бросает ему вслед, словно желая остановить. А, может быть, чувствуя, что именно глава Не собирается сделать. — Давай, — только кивает Не Минцзюэ главе лучников без лишних предисловий. Кто не успел, тот подтянется. И нечего здесь рассусоливать и ждать нужного момента. Либо делаешь, либо нет. Чутьё подсказывает: сейчас любой момент будет верным. Тысячи стрел врезаются в барьер вокруг Безночного города. Тот вспыхивает золотым. — Вечно никто меня не слушает, — ещё слышится голос Гуаншаня. Кто-то причитает: «Это вовсе не так, глава», но внимания на него не обращают ровным счётом никакого. Интонации главы Цзинь резко меняются: — Прекратить разговоры. На позиции. Минцзюэ кивает больше себе и вытаскивает Бася из ножен, вскидывая её вверх. Им нужно всего лишь вскрыть барьер и вырезать всех до одного. Всего лишь, хах — сколько заклинателей не вернутся с поля боя предсказать сложно, какими жертвами обернётся этот день — тоже. Но, в любом случае, это будет намного меньше, чем могло бы быть. Так битва сливается в единый поток, потом Минцзюэ помнит лишь начало и, возможно, середину, когда золотой барьер разошёлся сетью трещин и многих отшвырнуло назад волной высвободившейся энергии — кажется, из носа даже пошла кровь, но он не обратил внимание. Он не видел и не слышал характерной флейты, но чувствовал, как с другой стороны на город двинулась волна тёмной энергии и больше не смел сомневаться в успехе. Если он сам и не убьёт Вэнь Жоханя, это сделает ещё кто-нибудь за него. Сегодня. Завтра. Послезавтра. Скоро. Обязательно. К дворцу они пробиваются долго, только уже перед вратами сопротивление падает. Минцзюэ успевает заметить белые одежды краем глаза — это Лань Хуань появляется словно бы из ниоткуда, спокойно и умиротворённо глядя на него в ответ. Лань Хуань готов сегодня умереть. Как и многие, впрочем. Они долго бредут по коридорам. Навстречу бегут, в основном, слуги, большая часть тут же падает на колени и просит пощадить их. Лань Хуань не чувствует ни в ком из них золотого ядра и качает головой — Минцзюэ это не волнует совсем, важен лишь Вэнь Жохань и больше никто. — Вы долго. Глава Вэнь расслаблен и даже приветливо кивает им. Уверен ли он, что уйдёт отсюда живым? Минцзюэ сложно понять это, да и задаваться подобным вопросом он не собирается. Он хочет голову главы Вэнь отдельно от его тела, увидеть, как оно покачивается, резко теряя координацию, силы, и падает в грязь, как было с Вэнь Сюем. Не Минцзюэ заносит Бася и видит ответную улыбку Вэнь Жоханя. Кажется, будто бы боем на самой грани смерти он наслаждается? И успевает теснить их обоих, даже не используя меча, лишь духовные техники. Лань Хуань всё чаще пропускает удары, а Минцзюэ накрывает сплошной волной ярости, так, что перед глазами смазывается всё до единого. Что ж, кажется, именно это называют искажением ци в полном его объёме. Оно настигло не позже, не раньше, а именно сейчас. Можно сказать, в самый нужный момент. Остается лишь он и инстинкты, чутьё, доставшееся от зверя, всё, что важно - лишь сабля в руке и наглая улыбка Вэнь Жоханя. И Лань Хуань, судорожно сжимающий флейту где-то рядом, но не смеющий вмешаться. Момент истины, что б его.