Не отпускай меня

Звезды в небе сегодня огромные и плавают в дрожащем мареве. Балкон ресторана вроде бы просторный, вот только Кит все равно чувствует себя загнанным в угол. Запутавшимся: опять происходит что-то, чего он не понимает. Как будто все прошедшие годы — прошли впустую, и он так ничему и не научился. Как будто Широ все еще где-то очень далеко. Широ — каменный монолит только на первый взгляд. Легко убеждает всех вокруг — и, может быть, даже себя самого — собранным и уверенным видом. Но вглядись получше, и увидишь, что это вода. Раньше: бьющая ключом; после лет на Земле: застойная, — но вода, прозрачная и почти неуловимая. Может быть, из-за этого и возникает ощущение, что Широ утекает, просачивается сквозь пальцы каждый раз, когда Кит протягивает к нему руку. Сейчас Киту не больно и почти даже не зло, хотя вылетел на свежий воздух он, кипя от непонятного ему самому гнева. Прежде, чем смог разобраться, за что в этот раз злится на себя, все эмоции уже ушли, и Кит замер, придавленный оглушающей растерянностью. Кит понимает: он заблудился. Это не новость: с ориентацией в пространстве у него проблемы с детства. Но сейчас нет ни навигатора, ни карты, ни проводника. Он блуждает в каких-то потемках, отчаянно надеясь услышать чей-нибудь зов, но вокруг, как всегда, только тишина и темнота. Кит — потерянный. Широ — тот мог бы его позвать, больше и некому. Широ всегда был его проводником, тем, кто выводил из темноты и тишины. Но где Широ сейчас? Кто Широ сейчас? Потому что когда Широ появляется на балконе, Кит не испытывает облегчения. Только бьет по мозгам: не дай ему уйти-не дай ему уйти-не дай ему уйти. — Привет, — говорит Широ, неестественно выпрямившись. — Привет, — говорит Кит и внутренне морщится. Более глупого начала разговора у них не было... сколько? — Кит... — начинает Широ, но осекается. Вздыхает. Подходит ближе и облокачивается о перила. Звезды над его головой тонут в вечерней тишине, там, далеко от земного шума и гама. Широ долго молчит, разглядывая их, а потом спрашивает: — Что ты делал эти три года, Кит? Вопрос кажется бессмысленным, но Кит каким-то образом сразу понимает, что Широ имеет в виду. И коротко отвечает: — Ждал. Ждал тебя. Три года. И до этого — в разгар войны и после нее. И до этого — в квантовой бездне. И до этого — в Клинках Марморы. И до этого — в Замке. И до этого — посреди пустыни. И до этого — на Земле. И до этого — в Гарнизоне. С того самого момента, когда Широ впервые его окликнул. — А ты, Широ? Что все это время делал ты? Широ молчит так долго, что Кит уже не рассчитывает на ответ, когда тот медленно произносит: — Забывал. Или пытался. Вся моя жизнь — об этом. Что-то происходит, а я делаю вид, что нет, потому что думаю, что так будет лучше для кого-то или для меня. Но жизнь так не работает. — Что-то происходит, — повторяет Кит. Злость вдруг возвращается. — Тогда скажи мне, что происходит сейчас. Мне не нужны абстрактные рассуждения о жизни, Широ. Мне нужно понять, что происходит, пока моя голова не взорвалась. Широ смеется, и его смех звучит как треснувший лед. — Точно. Я пришел сюда, потому что решил, что мне нужно хоть раз поговорить с тобой прямо, а в итоге опять ухожу от частного к общему. Это так... странно? Мне легче легкого отдавать четкие приказы, но когда нужно рассказать что-то личное, я как будто ломаюсь и сразу улетаю в непонятные дебри. Кит медленно поднимает на него взгляд. И видит: Широ заблудился. Блуждает в каких-то потемках, и делает это уже так давно, что физически не может увидеть перед собой ни навигатор, ни карту, ни проводника. Тишина и темнота оглушили и ослепили его. Широ — потерянный, и вывести оттуда его можно только за руку. — Я помогу, — предлагает Кит спокойно. — Мы можем начать сначала. И начинать столько, сколько потребуется. Я буду задавать вопросы, а ты — на них отвечать. Устраивает? Широ смотрит на него ошеломленно. Не ждал, что Кит это скажет? Уже настроился на монолог? Нет, хватит с них — пора монологов прошла. Столько лет бросать слова в стену, надеясь, что другой это заметит, хотя единственное, что мешало им услышать друг друга, была вовсе не эта стена, а их бессознательное решение встать по разные стороны от нее. Потому что рядом — страшно? Потому что стена — это символ надежности и что-то, что может защитить от опасности с твоей стороны? Кит командует: поднимайте ворота! Широ с недоверчивой улыбкой покачивает головой. — Так точно, сэр. Кит знает, что теперь может спросить все, что угодно, но спрашивает первое, что приходит на ум: — Почему ты ни разу не ответил на мои письма? Широ пожимает плечами. — Если бы ответил на одно, уже не смог бы остановиться и отвечал бы на все. Кит недоуменно хмурится. — И что не так с этим? Это вопрос посложнее, и Широ какое-то время молчит, поглаживая подбородок пальцами. Кит знает, что у него есть ответ, но он не может понять, как его высказать. — Я не знаю, как сказать это так, чтобы прозвучало правильно, — подтверждает Широ его предположение. — Скажи как угодно. — Не хотел, чтобы тебя ко мне что-то привязывало. Внутри скручивает, но Кит держит лицо. Хотя делает это, видимо, плохо, потому что Широ смотрит на него почти испуганно. — Нет, не в этом смысле. Я просто... С моей стороны было бы неправильно как-то тебя удерживать, если бы ты захотел уйти. — Было похоже, что я хотел уйти? — вскидывается Кит. — Ты улетел за три девять галактик, — Широ беспомощно пожимает плечами. — Я не телепат. Кит принимается разглядывать свои ботинки. Сейчас ведь его очередь, так? То, что он собирался сказать, и так чертовски очевидно, но только что он впервые усомнился: а понимал ли Широ? Пугающе проницательный в некоторых вещах, тот обнаруживал свою слепоту в совершенно неожиданных местах. Не телепат, серьезно? — Я улетел, потому что ты вышел замуж, — проговаривает Кит отчетливо. — Начал строить новую жизнь, в которой места для меня не было. Широ начинает трястись. Кит поднимает взгляд: он зажимает рот ладонью и издает непонятные приглушенные звуки. Смеется? Плачет? Кит не может понять. Ему самому не смешно. Но и не грустно. Под ногами, наконец, твердая почва. — Извини, — выдыхает Широ задушено. — Просто это такой идиотизм. Мы, кажется, решили друг за друга, что там по наличию свободного места в жизни. И, конечно, решили настолько неправильно, насколько вообще возможно. Кит в состоянии оценить иронию, но в восторг такое открытие его, разумеется, не приводит. Однако, злость на себя мешается с облегчением: что-то начинает проясняться, и Широ, кажется, не собирается исчезать. Больше нет. — Я все равно не понимаю до конца, — признается он честно. — Мы не могли поговорить, хорошо. Но почему ты вообще решил остаться на Земле? Из-за семьи? Сэму Холту это не мешает. Ты ведь не мог не понять, что ничего не выходит. Ты не был счастлив. — Выходит, не выходит... Я просто пытался сделать что-нибудь со своей жизнью. Что-нибудь... «нормальное». Я далеко не такой храбрый, как ты, Кит. Потому что пережив столько, сколько пережил я, в какой-то момент начинаешь бояться всего слишком большого, — Широ смущенно взлохмачивает волосы. — Напыщенно прозвучало, да? Но... Ну да, у меня была нелегкая жизнь. У всех нас, да, но если быть до конца честным, война и в половину не истощила меня так, как плен. Раньше, в Замке, я, бывало, по несколько раз за ночь просыпался, а в ушах все гремело «Чемпион! Чемпион!», и так до самого утра — и от этого никуда не денешься, это все — в голове. — А еще ты умер, — напоминает Кит. Даже перевод на эту тему не так плох, как искаженное выражение лица Широ, стоит ему вспомнить о гладиаторских боях. Если говорить об этом самом истощении, смерть в списке Широ явно стоит не на первом месте. — Точно, — Широ печально усмехается. — В общем, столько раз обжегшись, начинаешь бояться всего слишком большого. Ты обращал внимание? То, что превосходит человеческое воображение, всегда несет какую-то опасность: огромный космос, огромное чувство... И все зависит только от того, готов ли ты рискнуть. А в ином случае — только Земля и полумерные получувства. Риск... Кит привык рисковать, риск, в каком-то смысле, был его стилем жизни. В нем он прятался от всего, что мог заглушить всплеск адреналина, то есть действительно практически от всего. Но прятаться от самого риска... — Прятаться от риска бессмысленно, — заканчивает Широ его мысль. — Вот только иррациональные страхи сложно побороть. Но сейчас... — Сейчас ты снова готов? — в груди трепещет. Кит не знает, что именно должно произойти, но чувствует: что-то будет. И что-то случается. — Да. Сейчас я снова готов рисковать, — говорит Широ просто. Его глаза сверкают. — Поэтому... Без уверток и без красивых метафор. Я тебя люблю. Горло сдавливает. Там, где в груди была пустота, теперь слишком тесно. Кит начинал так, пустым. Человек без ничего, ребенок с сосущим зудом внутри — как голодный желудок, но хуже. После смерти отца Широ стал первым за много лет, кто дал ему что-то. И давал все это время, даже когда не хотел видеться и игнорировал письма. Даже когда был в плену или мертв. Давал просто тем, что существует, в какой-то точке времени и пространства. Эмоция за эмоцией, воспоминание за воспоминанием — он наполнял Кита. И сейчас Кит наконец-то чувствует себя полным. И сейчас Кит наконец-то чувствует. Он медленно выдыхает. — Я люблю тебя дольше. Широ смотрит на него так, будто позади нет всех этих звезд, будто бы Кит остался единственным источником света во всей Вселенной. Кит снова вспоминает про навигаторы, карты и проводников. И протягивает Широ руку. — Ты знаешь, на это может потребоваться много времени, — Широ сжимает его пальцы, а потом обхватывает за плечи. Он улыбается, но взгляд серьезный. И это нормально — Широ наконец-то смотрит в будущее, а к будущему нельзя относиться легкомысленно. — Столько раз, сколько будет нужно, — повторяет Кит: их клятва — одновременно самое важное и самое обыденное. Основа жизни и ее составляющая. Обещание любви и жизненное кредо. По-другому быть не может. — Если ты упадешь, я тебя подхвачу. Столько раз, сколько будет нужно. В руках Широ — прежняя сила. Кит поднимает голову и целует его.