Someone, someone has drained the colour from my wings Broken my fairy circle ring And shamed the king in all his pride Changed the winds and wronged the tides Mother Mercury Look what they've done to me I cannot run, I cannot hide
‘My Fairy King’, Queen
***
— Когда ты скажешь остальным? Голос Брайана звучал удивительно ровно и сдержано, будто бы он спрашивал о чём-то бытовом, совершенно незначительном. Можно было подумать, что в этом ему помогало знаменитое Мэйевское хладнокровие. Однако все дело было в том, что Брайан столько раз просыпался и засыпал с этим невысказанным вопросом, что тот почти на автомате слетел с его губ сейчас, когда они с Фредди наконец остались наедине. — Господи, Брай, дорогуша, почему ты захотел поговорить об этом сейчас? — простонал Фредди, протерев глаза, нещадно слезящиеся от табачного дыма, неспешно выдыхаемого многочисленными посетителями модного лондонского заведения. — Я пытаюсь хорошо провести время, Брайан! Пытаюсь не думать о том, что… — мужчина мрачно поморщился, не отрывая взгляда от бестолково пустой стеклянной рюмки, покоившейся на барной стойке, — об этом. — Ты ведешь себя как ребенок, Фред, — Брайан сделал глоток холодного пенистого пива, присаживаясь на высокий стул, пытаясь найти место своим непропорционально длинным ногам. — Не пойми меня неправильно: это твой выбор, кому говорить, а кому нет. Я понятия не имею, что произошло между тобой и Роджером, — продолжил он задумчиво, в который раз стараясь найти объяснение накалившейся обстановке, что в последние месяцы неустанно портила продуктивность группы, убивая всякое желание творить и тратить время на улаживание ежедневных, никуда не ведущих конфликтов. — Мне просто кажется, что он заслуживает знать, — Брайан устало выдохнул, столкнувшись с темно-карими глазами, в которых читалось весьма прозрачное желание закончить разговор. — Фредди, рано или поздно они с Джоном все равно узнают и, бога ради, лучше, если от тебя. Ты же знаешь прессу, она… — Нахер прессу, Брай! — перебил его Меркьюри, сканируя взглядом помещение, пытаясь выяснить, куда запропастился чертов бармен. — Я не хочу им говорить, ясно? — Фредди сжал руки в кулаки, пытаясь сдержать порыв плохо скрытого раздражения. — Почему мы, блять, не можем хотя бы на один день оставить в покое мою гребаную болезнь, Брайан? — отчаянно выкрикнул он, на мгновение забыв о том, где они находились. Брайан отвел взгляд — он не знал, что ответить, и вдруг почувствовал себя чертовски виноватым. Будь он тысячу раз прав, не в его компетенции было распоряжаться личным выбором Фредди. Со стороны все делали слишком быстрые выводы, слишком отчетливо видели чужие ошибки, но не знали на своей собственной шкуре, насколько иногда трудно было поступить правильно. — Я не хочу и слова слышать на этот счет. — Как скажешь, Фред, — Брайан коротко кивнул, его сердце тревожно сжалось, когда Фредди фальшиво улыбнулся только что подошедшему к нему мужчине весьма грубой наружности и без раздумий последовал за незнакомцем в центр танцпола. Брайан больше не пытался его найти и без особых сожалений покинул шумное заведение, с наслаждением вдохнув свежий ночной воздух. Он еще долго просидел в машине с открытыми дверьми, отрешенно вглядываясь в далекие мерцающие звезды, не в силах выкинуть из головы мысль о том, что Фредди отчаянно нуждался в ком-то, кто не даст ему угробить себя раньше времени.***
— Ты собрал вещи? — холодно спросила Доминик, обессилено облокотившись спиной о стену — единственную вещь, что в данный момент помогала ей стоять на ногах. — Да, еще вчера, — ответил Роджер тихо, не находя в себе смелости посмотреть жене в глаза, в который раз видя ее разбитой из-за него. Они оба понимали, что так не могло продолжаться. Причиной, по которой Роджер и Доминик пытались склеить остатки своих чувств и взаимоуважения, были их общие дети, заслуживающие полноценного безоблачного детства. Но даже они не могли заново возвести мост доверия, разрушенный до основания. Ничто уже не могло. — Я обещал Феликсу приехать на выходных, так что, если ты не против… — Ты всегда можешь видеть детей, — женщина пожала плечами, смотря куда-то в пустоту, не в состоянии поверить в то, что это действительно был конец. Она наблюдала за тем, как ее хрупкий мирок распадался на части, с ужасом осознавая, что присутствия Роджера в одном с ней помещении было достаточно, чтобы жгучая боль спустилась куда-то в район груди, почти разрывая ее тело на кусочки своей тяжестью. А когда-то она была счастлива рядом с ним. «Но он никогда не был счастлив рядом с тобой», — от этой мысли у нее подкосились колени. Бог знает, как же сильно Доминик хотела никогда не совершать ошибок прошлого, никогда не надеяться на то, что любовь могла зародиться в ком-то другом лишь потому что она этого хотела. Ей было нестерпимо жаль потерянного времени, времени, за которое они оба могли бы забыть друг друга. Роджер сухо кивнул, чувствуя себя так, будто его жестоко избили. Он, черт возьми, заслуживал каждую крупицу вины и отвращения к самому себе, что выворачивали его душу наизнанку в эту самую секунду. В какой-то степени Роджер даже хотел чувствовать себя именно так, полностью осознавая, что он был тем, кто уничтожил их отношения своими собственными руками. Все должно было закончиться не так, еще много лет назад, до того момента, как они стали друг другу отвратительны. Он не имел права использовать другого человека для того, чтобы заглушить собственное отчаяние, и ему было ненавистно то, что Доминик пришлось принять все удары на себя. — Извини, — глухо выдавил он, неуверенный в том, были ли его слова услышаны: его жена даже не шелохнулась. Доминик не желала слышать о том, как сильно он сожалел о содеянном, плевать она хотела на то, были ли извинения Роджера искренними, или же он просто пытался хоть как-то облегчить ее боль. Господи, она так сильно устала — эмоционально и физически, — она будто находилась не в своем теле молодой красивой женщины, а в теле восьмидесятилетней старухи, потерявшей всякий интерес к жизни. Доминик не просила многого, она просто хотела, чтобы он наконец ушел, оставив ее одну. Роджер, будто прочитав ее невеселые мысли, угрюмо побрел в сторону выхода и исчез за дверным порогом, словно его никогда тут и не было. Доминик лишь услышала отчетливый рык, с которым завелся двигатель машины, но скоро и он бесследно растворился в вечерних сумерках. Она знала, что вещи Роджер загрузил еще вчера. Доминик не хотела признавать, но что-то внутри нее все-таки надеялось, что он захочет остаться.***
— Алло? — сказал Роджер устало, разбуженный внезапным телефонным звонком. Он бросил растерянный взгляд на настенные часы, пытаясь разглядеть, куда указывала минутная стрелка. Ну, конечно же, чертовы часы не работали — совершенно не удивительно, учитывая тот факт, что в свою старую квартиру Роджер в последний раз заглядывал года полтора назад. Последствием этого был внушительный слой пыли, покрывавший все вокруг, и повидавшая виды мебель, что разваливалась на части. Наверное, тут не мешало бы прибраться, но Роджер явно не пребывал в настроении для «генеральной уборки». — Алло? — повторил он, нетерпеливо постукивая пальцами по деревянной поверхности приставного столика. — Роджер? Привет, это Фредди. Роджер непроизвольно втянул ртом воздух, услышав знакомый голос, в котором четко слышалось беспокойство. От сонливости не осталось и следа. Что-то было не так. — Я слушаю, — Роджер облизнул пересохшие после сна губы, намереваясь успокоить внезапно колотящееся сердце. Зачем Фредди звонил? Они толком и не разговаривали вне рабочего процесса после того самого казусного случая, так что Меркьюри был последним человеком, чьего звонка он мог ожидать. — Мне нужно с тобой поговорить, — нечленораздельно пробубнил Фредди, словно стараясь поскорее освободиться от тяготившей его ноши. — Да, я, знаешь ли, догадался, — съязвил Роджер, намереваясь скрыть свое волнение за неуместным в данный момент сарказмом. Он стал какого-то рода его личным способом игнорировать Фредди, будто так Роджер мог сохранить остатки своего достоинства. Он никогда не хотел, чтобы между ними выросла эта непробиваемая стена, но у него просто не оставалось выбора. — Это не телефонный разговор, — голос друга звучал мертвенно серьезно, будто бы и вовсе ему не принадлежал. Роджер тяжело сглотнул, лихорадочно перебирая в голове всевозможные варианты того, что послужило причиной этого звонка. Его точило неприятное предчувствие, будто бы Роджер заранее знал, что сейчас произойдет что-то непоправимое. Его ладони вдруг стали холодными и липкими, а к голове, напротив, прилила кровь — в висках набатом стучал пульс. — У меня очень много дел, не думаю, что будет время встретиться лично, — бездумно соврал Тейлор, отчетливо слыша тяжелое неровное дыхание друга на той линии. Роджер не знал, что именно заставляло его лгать, но события последних месяцев настолько выбили его из колеи, что все, чего он хотел — хотя бы ненадолго абстрагироваться от предстоящего развода, от, черт его подери, Фредди, который ни в чем, казалось бы, не провинился, но при этом одним своим видом вызывал в Роджере горечь обиды. Он искренне хотел все исправить, хотел перестать «защищаться», будто Фред сделал ему что-то плохое, но злость появлялась и уходила сама по себе, Роджер не мог ее контролировать. — У меня СПИД. Между ними повисло гробовое молчание, Роджер схватился рукой за деревянный стол, находя в нем опору, не дающую ему свалиться наземь от головокружения. Его тело и разум больше не были одним целым, Роджер не мог заставить себя пошевелиться, не мог переварить только что услышанные слова. Ему казалось, что он падает и падает, летит куда-то в пропасть, в страшную неизвестную темноту, которая притягивает его все ближе к каменному дну. — Ты уверен, что это не ошибка? — спросил он отрешенно, цепляясь за хрупкую надежду на то, что этот диагноз мог быть всего лишь некомпетентностью врачей, не более. Пожалуйста, пусть это будет так. — Лучшие специалисты, лучшая лаборатория, — сердце Роджера будто бы прошиб электрический импульс, и он подумал, что, должно быть, именно так себя чувствуют пациенты во время фибрилляции. — Я абсолютно уверен в результатах. — Как давно ты знаешь? — голос теперь походил на хриплое карканье, голосовые связки, казалось, сжались в размере. Ему вдруг стало так необъяснимо холодно, будто все окна и двери в квартире были настежь открыты, впуская ледяной ветер в комнату. — Около полугода, чуть больше. Что? Он не мог в это поверить, просто не мог. Роджер прижал ладонь ко рту, сдерживая горький стон отчаяния. Неужели все это время он знал о болезни? Все это время, что Тейлор избегал своего друга, пока тот стремительно приближался к встрече со смертью. Кусочки пазла начали складываться воедино: то, как Фредди нервно дергался от чужих прикосновений; то, каким уставшим он выглядел, даже если продолжал улыбаться; то, как резко прекратилась его Богемная жизнь, уступив место домашнему отшельничеству. Роджер даже не подумал о том, что что-то могло быть не так, больше беспокоясь о своем душевном здоровье. Ему и в голову не пришло, что перемены в поведении Фредди были вызваны чем-то столь ужасным. Слепой идиот. И теперь, как он мог беспокоиться хоть о чем-то, кроме того, что его любимый человек умирал? — Когда я нашёл тебя… Таблетки, Фред, это не было случайностью, да? — спросил Роджер отрешенно, в глубине души зная, что прав в своих догадках. — Да, я… Я не знал, что мне делать. Поэтому решил убить себя вместо того, чтобы хотя бы попробовать поговорить со своими близкими? Роджер едва не швырнул телефон куда подальше, вдруг почувствовав волну знакомой злости, только вот в пару десятков раз сильнее. Сейчас она была лишь одной из множества эмоций, что боролись за место в его сердце. Нет, нет, нет...Ты не имеешь права злиться. Роджер зарылся рукой в волосы, прикрыв веки, надеясь, что хоть так предметы вокруг перестанут проплывать у него перед глазами. Он задыхался, он не находил нужных слов, он был так слаб, что даже не пытался бороться с болью, которая была сравнима с тысячами мелких осколков, что разрывали его кожу изнутри. О нет, наверное, она была страшнее любой физической боли из тех, что он мог вообразить. Роджер был абсолютно и безвозвратно разбит. — Я не хочу зацикливаться на этом, Родж. Пожалуйста, пойми меня, я не хочу особого отношения, не хочу слез. Я хочу работать, я хочу, чтобы люди думали о том, как я живу, а не о том, как я умираю. Пока я, черт возьми, в состоянии ходить, я не собираюсь даже вспоминать об этой сучьей болезни. Роджер рассеяно кивнул, пропустив почти все слова Фредди мимо ушей. Он был не в состоянии ухватиться за знакомый голос, говорящий с ним через микрофон телефона, чувствуя себя омерзительно больным. Мужчина нахмурился, стирая тыльной стороной ладони пот, градом стекающий по его лицу. — Я не… Господи, я не могу, — слабо промычал он, с трудом шевеля языком, чувствуя, как тяжелые слезы обжигают щеки, одна за другой ударяясь о кафель. — Прости. Роджер повесил трубку, падая на колени, хватаясь за живот, содрогающийся в мучительных рвотных позывах. Его все рвало и рвало содержимым собственного желудка до тех пор, пока там ничего не осталось. Он закашлялся и облокотился спиной о ледяную стену, энергии не было даже на то, чтобы дойти хотя бы до ванной. Все это было слишком.***
— Куда он, блять, мог деться? — прорычал Фредди, как только Брайан появился в прихожей. Меркьюри мерил шагами кухню, не находя себе места от беспокойства, коря себя за опрометчивость. Он должен был настоять на своем и сказать все лично, убедиться в том, что Роджер принял эту новость настолько хорошо, насколько это вообще было возможным в данной ситуации. Он с грохотом, не беспокоясь об остальной посуде, достал из шкафчика бутылку рома, делая несколько больших глотков прямо из горла, неуверенный в том, что алкоголь мог хоть в чем-то ему помочь. — Почему ты не сказал всего лично, Фред? — воскликнул Брайан, скрестив руки на груди. — Ты же знаешь Роджера, он слишком… — Да твою же мать, я знаю, ладно? — прошипел он, не желая выслушивать очередных нотаций о том, как он должен был или не должен был поступать. — Я знаю! Что сделано, то сделано, Брайан. — Фредди пожал плечами, избегая внимательного взгляда друга. — Может, стоит позвонить Доминик? — спросил он задумчиво, делая вывод, что если кто и догадывался о том, куда мог поехать Роджер, так это его жена. — Они разводятся, — Брайан отрицательно покачал головой, вспоминая свой последний разговор с Тейлором, когда тот поздно вечером приплелся в студию за ключами от старой квартиры. Он не был многословен, но сказанного было достаточно, чтобы Мэй понял, что между Роджером и ней все кончено. — Вряд ли Доминик знает. — Оу… — растерянно выдохнул Фредди, искренне удивленный этой новостью. — Джим. — Что «Джим»? — Он мог бы попробовать отследить его счета, — оживился Брайан, с облегчением заметив, как лицо друга тут же разгладилось, утратив былую выдержанную напряженность. Когда адрес прибрежного мотеля был коряво записан на куске бумаги, Фредди поспешно накинул на себя верхнюю одежду и невозмутимо направился к машине. Он не мог сидеть дома, гадая, был ли Роджер в порядке, он обязан был его найти и наконец, черт возьми, поговорить. Простой, но честный разговор мог бы разрешить добрую половину их гребаных проблем. — Фред, ты же пил! — услышал он встревоженный крик Брайана у себя за спиной. Высокий мужчина торопливо подбежал к Меркьюри, положив свою тяжелую руку на его плечо, не позволяя тому сесть за руль. — Мне насрать, дорогуша, я все равно еду, — Фредди даже не пытался сделать вид, что слова друга его хоть немножечко волновали, отмахиваясь от них словно от назойливого жужжания. — А к черту вас всех, я поведу. Это не обсуждается, — Брайан протянул ладонь, терпеливо дожидаясь Меркьюри, что с нескрываемым недовольством пытался отыскать ключи от Мерседеса во множественных карманах своей кожаной куртки. — Ты вообще в состоянии жать на чертову педаль? — раздраженно пробурчал Фредди, как только они выехали на основную дорогу. Его пальцы нервно постукивали по подлокотнику, а глаза были прикованы к стрелке, что так и не сдвинулась с гребаной цифры сорок, и ему казалось, что если Брайан хоть минутой дольше останется в водительском сидении — они ни за что в жизни не застанут Роджера на Канви Айленде. — А ты в состоянии помолчать? Фредди тяжело вздохнул, смотря на исчезающие в тумане огни суетливого Лондона. Он прижался лбом к влажному холодному окну — прохлада дарила облегчение гудящей от стресса голове. Как же он хотел все объяснить, наконец встретившись с Роджером лицом к лицу. Это нужно было сделать, хотя бы из уважения друг к другу. Фредди не собирался требовать от Роджера многого, он прекрасно понимал, что выхаживать больного, да и просто находится рядом, было делом не из приятных. В данный момент Фредди не строил планов, он просто надеялся выговориться и в конце концов освободиться от груза невысказанного. Он намеривался хотя бы попытаться.