***
Николай проводил удалившихся внимательным взглядом. Он стоял у той же стены, только значительно дальше от входа. Так вышло, что на бал он пришел один, без пары. ― О чем ты задумался, о суровый ангел? Арловский хмыкнул. Подумать только ― суровый ангел. Такую чушь мог нести только типичный шармбатонец. ― Не твоего слабого ума дело, ― отозвался он, даже не посмотрев на собеседника. Он знал, кто это и зачем этот человек вообще к нему подошел. ― А ты настойчив, должен это отметить. Шармбатонец, которого звали Франциск Бонфуа, усмехнулся и встал рядом, так же оперевшись спиной о стену. ― Как я и говорил, sévère ange*, любовь творит с людьми воистину страшные вещи. Когда ты сказал, что у меня есть шанс, я уже был готов пойти на любые жертвы. Даже явиться на Рождественский бал один, будто бы кто-то вроде меня мог остаться без кавалера или дамы. Николай хмыкнул. ― Какие великие жертвы, ― сказал он с откровенным сарказмом. ― То ли еще будет. Этот француз увязался за ним еще месяц назад. Бонфуа с парой миловидных девиц из Шармбатона начал обсуждать устроившегося на подоконнике в коридоре хмурого Арловского, при том в нелицеприятной форме, искренне полагая, что «странный русский» совершенно точно не понимает французского. А когда Николай на чистом французском заметил, что мнение перезрелой сплетницы ему не интересно, Франциск искренне удивился. Он спросил, откуда Арловский знает французский, а тот с присущим ему высокомерием честно ответил, что все студенты Колдовстворца к выпуску обязаны свободно говорить хотя бы на пяти языках. Должно быть, именно его свободное владение этим языком и привлекло Бонфуа. Потом началась какая-то немыслимая катавасия: Франциск начал буквально ходить за ним по пятам, пытался заговорить, делал комплементы, проще говоря ― ухаживал за ним, раздражая и без того раздражительного парня. Когда Николай рассказал об этом Ивану, тот посоветовал не решать сразу, а присмотреться и подумать. Некромантам тоже важна жизнь, она их питает, равно как и искренняя любовь. Ее и вовсе можно ощущать как чистую энергию, от которой некроманты питаются, как энерговампиры. Разумеется, Арловский сильно сомневался в том, что некто вроде Бонфуа вообще способен на искреннюю любовь, но с каждым новым днем эта уверенность слабела. ― Je suis prêt à tout, Nicholas,** ― сказал Франциск на родном языке. ― Et tu le sais. Je suis soumis à toi.*** Николай опустил взгляд в пол. ― Le temps nous le dira,**** ― отозвался он. ― Но шанс я тебе даю. ― Tu es magnifique, ange dur.***** У Франциска был мечтательный тон, Арловскому не было нужды смотреть на него, чтобы понять, что шармбатонец улыбается. ― А ты много болтаешь. Что ж, Иван определенно прав, и Николай правильно поступил, что дал шанс этому человеку. Кажется, и он, и Брагинский, и Наташа ― все они нашли себе то, что искали.***
Они быстро добрались до комнаты. Как только Альфред пересек порог, Иван вступил за ним, закрыл дверь и что-то пробормотал. Джонс явственно ощутил присутствие магии, пусть и только на пару мгновений, но так и не смог понять, что же это за магия. Брагинский лишь улыбнулся, так что ильверморнец решил, что нет нужды заморачиваться. Он бегло осмотрел комнату, которая была полностью идентична всем другим ― две кровати, обычная мебель, рассчитанная на двоих, большое окно, задернутое невесомыми шторами, пара живых картин-пейзажей на стенах и распакованные чемоданы. Ничего особенного. Ведь это должно было быть ожидаемо, не правда ли? Иван, равно как и его сосед по комнате Николай ― обычные студенты, не более того. Вот и конец всем глупым стереотипам и выдумкам. Брагинский поспешил избавиться от своей меховой накидки, а Альфред, проследив за этим движением, поставил на прикроватную тумбу бутыль со сливочным пивом и тоже избавился от парадной мантии. Она все-таки немного сковывала своей официозностью. Положив бордовое полотно к изголовью кровати, он присел. ― Ну, о чем поговорим? Он был бесконечно доволен тем, что они остались наедине. Сколько всего можно спокойно обговорить, не пытаясь быть громче музыки. Он сможет узнать об этом парне как можно больше, а в ходе беседы получится пригласить его на свидание, например. Так ненароком он даст понять, что хочет полноценных отношений. Как бы ни было волнительно, он это точно сделает. Сегодня многие стали смотреть на Ивана иначе, не так, как прежде. Увидев его в компании Джонса, все, должно быть, задумались. И теперь в их взглядах был откровенный интерес. И это Альфреду не сильно нравилось, что уж тут и говорить. В нем уже начали говорить какие-то собственнические инстинкты, о существовании которых он прежде даже не знал вовсе. Все же он и правда попал по полной программе. ― А ты как думаешь? Ильверморнец оглянулся в сторону хозяина комнаты и невольно замер от удивления. Тот избавился не только от тяжелой накидки, но и иной верхней одежды, оставшись теперь в тонкой льняной рубахе, сидевшей на теле довольно просторно, и слишком уж узких штанах. Куда делаясь вся его одежда, Джонс так и не понял. ― Эм-м… ― Альфред уставился на чужие ноги. Должно быть, колдовстворцы всегда носят такие вот штаны под основной одеждой. Ну, скорее всего, так оно и есть. Но черт возьми, до чего же плотно они облегали ноги. Странно, что парень никогда не думал о том, какие у этого Брагинского ноги вообще, а они оказались… невероятными. ― Ну, я даже не знаю, ― отозвался он, стараясь не терять дара речи и не пялиться так на чужие ноги. ― Может, о вашей школе? Или… О, кстати, ты запер дверь с помощью магии, но не используя при этом волшебную палочку? Это была хорошая мысль, за которую можно было зацепиться, дабы не потерять самообладания, а иначе любой выдержке придет конец. Иван в этих вот штанах был просто провокацией чистой воды. Брагинский кивнул и медленно зашагал к нему. ― Да. Ученики Колдовстворца обязаны научиться обходиться без палочек ближе к пятому году обучения. В Уаганду, например, этому учатся уже на второй год. Он оказался ближе. Альфреду дорогого стоило не смотреть на его ноги и не терять суть разговора. ― Правда? ― Конечно. Волшебная палочка ― это хороший инструмент для правильного перераспределения магической энергии. Она берет от нашей энергии ровно столько, сколько можно, и потому мы не выдыхаемся сразу. Но палочка ― это не то, что делает тебя волшебником. Без нее можно обходиться, нужна только хорошая практика. ― Он, наконец, достиг сидевшего Джонса и совершенно неожиданно уселся прямо на его колени. Для этого он изящно поставил сперва одно колено рядом с ногой Альфреда, а потом и второе. Они оказались настолько близки, что теперь Брагинский говорил практически в лицо ильверморнцу. ― Мы учимся этой практике. Ни у кого не получается сразу, но в этом и нет нужды. Хорошая магическая подготовка не приемлет спешки. Альфред растерянно заморгал, ощущая на своих ногах тяжесть чужого тела. Поразительно, но Брагинский оказался таким горячим. Привыкший к холоду его рук, Джонс в самом деле растерялся. ― Оу… Эм-м… ― мысли путались. Джонс посмотрел в глаза оседлавшему его парню. Тот выглядел так, словно и не произошло ничего особенного. Кровь прилила к самому постыдному месту. Ильверморнец ясно ощутил, что штаны уже начали давить. ― А ты… Ты сидишь у меня на коленях, ― сообщил он, прекрасно понимая, что в этом точно не было нужды. Иван вновь мило улыбнулся: ― Да, я в курсе. Едва он произнес эти слова, как выражение его лица изменилось. Улыбка исчезла, в фиолетовых глазах мелькнуло что-то откровенно опасное, но не успел Альфред и подумать, что да как и к чему все идет, как Брагинский уверенно сократил и без того жалкое расстояние между ними и прильнул к его губам поцелуем. Да, это и правда был поцелуй, самый что ни на есть настоящий. Джонс прикрыл глаза, ощущая уверенные прикосновения. Он ответил на поцелуй, чуть приоткрыл рот, коснулся кончиком языка нижней губы Ивана, а потом, уже начав терять самообладание, всосал ее, как никогда прежде осознавая, что вот сейчас все правильно. Словно всегда, всю его жизнь он шел к этому моменту, до того он был правильным и уместным. Однако потом пришлось взять волю в кулак и отстраниться. Получилось не сразу, кажется, все его существо было против того, чтобы не быть рядом с Брагинским. ― Эм-м… Иван? Тот нисколько не смутился. Теперь он касался губами подбородка Джонса, и это лишь помогало Альфреду окончательно перестать соображать хоть более-менее адекватно. ― Что? ― А что мы делаем? Парень вдруг сам осознал, насколько же это глупый вопрос. Да, все происходило слишком быстро, он этого не ожидал. В его представлении студенты из Колдовстворца были эдакими недотрогами, слишком традиционными во всем, а особенно в плане отношений. И именно поэтому он ожидал, что еще долго не дождется первого поцелуя, не говоря уже о чем-то большем. Однако Иван уже сам дал понять, что эти его ожидания сродни тем стереотипам, над которыми сам Альфред еще недавно смеялся. Если у русских магов просто однополые отношения в порядке нормы, значит, Джонс уже должен был сделать соответствующие выводы. Но сделать их сразу, еще в тот момент, когда Брагинский предложил уединиться. Сейчас, когда парень это понял, все аккуратно встало на свои места, и от этого волнения только прибавилось. ― А на что это похоже? Иван посмотрел ему в глаза. Его ладони скользнули по плечам ильверморнца ниже, сперва к локтям, а потом и к запястьям. От этих прикосновений у Альфреда едва не сорвалось дыхание. Вот Брагинский обхватил его руки и неспешно положил их на свою талию. Ильверморнец убедился в том, что под этой бесформенной рубахой ничего нет. ― Ох… Это было все, что мог сказать Джонс. Скользнув правой рукой на поясницу колдовстворца, левой он сперва провел по чужой груди вверх, а потом, скользнув по шее к самому затылку, зарылся пальцами в несколько жестковатые светлые волосы и резко приблизил парня к себе, чтобы поцеловать. Казалось, что рухнула самая последняя невесомая преграда. Хотя, последняя ли? Первая и единственная, и очень даже незначительная и жалкая. Брагинский ответил на его поцелуй. Он словно невзначай скользнул промежностью по чужому паху, так что у Альфреда сквозь поцелуй вырвался гортанный стон. Поражая себя своей ловкостью, он обхватил Ивана руками покрепче и опрокинулся с ним на кровать. Теперь колдовстворец был подмят под него, и его это явно вполне устраивало. Длинные сильные ноги обхватили талию Джонса, и парень вновь ощутил, что все так невероятно правильно сейчас. Оторвавшись от чужих губ, он заскользил ниже, по подбородку к шее, на которой обнаружились шрамы, явно уже очень старые, розоватые, но проходящие по кругу по всей шее сразу. Что ж, об этом он спросит как-нибудь в другой раз. В тот момент Наташа, находившаяся в зале на балу, замерла на месте, словно ощутив нечто важное. Мэттью, державший ее под руку, не мог этого не заметить. ― Что такое? ― спросил он. Парень был обеспокоен. Девушка посмотрела на него. Она была заметно ниже, такая хрупкая и стройная, но при этом невероятно сильная и выносливая. В ее синих глазах что-то мелькнуло. Вот Наташа мотнула головой. ― Выйдем, мне душно. Уильямс с готовностью закивал. ― Конечно. Он сам повел ее к выходу из зала. Отсюда ближе всего были спальни Рогатого змея, одна из общих гостиных и комнаты некоторых учителей. Решив, что гостиная подойдет как нельзя лучше, Мэттью повел девушку в необходимую сторону. Там-то точно никого сейчас не должно быть. Пока они шли, Уильямс думал о том, что Наташа, должно быть, просто устала от общества, ведь она была нелюдима. Он и сам уже ощущал некоторый дискомфорт, потому как множество людей рядом его всегда напрягало и даже угнетало, заставляя после ощущать моральное истощение. Именно поэтому он и не хотел идти на бал, но его в итоге поставили перед фактом. И нет, он не жалел ни о чем. Наташа ему нравилась. Она уже даже не пугала своей суровостью, ведь за всем этим напускным извечным недовольством он смог рассмотреть нечто, чего никто больше не видел ― ранимую натуру, такую же, как у него самого. Уж не потому ли Наташа выбрала его? В гостиной в самом деле было пустынно. Уильямс довольно улыбнулся и сказал: ― Посидим здесь? Тут так тихо сейчас. Девушка кивнула. ― Да. Мэттью посмотрел на нее и вновь невольно залюбовался ее профилем, красиво уложенными светлыми волосами и неглубоким декольте. Она действительно была потрясающе красивой. Наташа обернулась, словно ощутив его взгляд. Парень замер, словно пойманный на краже вор, и опустил взгляд, но проще не стало. Тонкая девичья рука вдруг оказалась на его груди. Пальцы скользнули по плотной ткани бордовой мантии выше, так что Уильямсу снова пришлось посмотреть в глаза Наташе. Он выдохнул, теряясь от собственной нерешительности, от множества волнительных мыслей и догадок, а после взял волю в кулак и, чуть склонившись, поцеловал девушку в губы. Поразительно, но та сразу ответила ему, обхватив своими холодными руками его шею. О правильности происходящего просто кружилась голова, но иначе словно и не могло быть вовсе. Они шли по коридору вдвоем. В чарующей полутьме не было видно гобеленов на стенах, однако редкие переливы рождественских лампад снаружи нет-нет, да мелькали по стенам, порой касаясь непосредственно них самих. Николай шел впереди. Он сам велел Франциску идти следом за ним, и тот пошел, явно не переживая о последствиях. Самоуверенный. Эта черта всегда нравилась Арловскому, хоть он и не любил излишнюю настойчивость. Бонфуа не боялся. Наверное, зря, хотя кто знает. В какой-то момент все тело Николая просто прошибло от волны ощущений, которые ему самому не принадлежали. Он не мог не понять, что к чему, а потому остановился на месте. Когда он резко обернулся, свет лампад упал на лицо Франциска. Он смотрел вопросительно, силясь понять, что же происходит, но Арловский не был намерен объяснять что-то словами. Он приблизился к шармбатонцу и, резко вцепившись рукой в слишком вычурный на его взгляд шелковый галстук, сперва потянул на себя, а после буквально швырнул парня спиной к холодной стене. Если Бонфуа и был чем-то недоволен, он этого либо не показал, либо просто не успел показать. Арловский прижался к нему всем телом, умудряясь смотреть словно сверху вниз, несмотря на то, что он сам был чуть ниже ростом. Они поцеловались, к явной неожиданности для Франциска, но шармбатонец нисколько не растерялся. Его руки тут же прошлись по телу Николая, старательно исследуя спрятанные под плотной тканью чарующие изгибы, а тот, оторвавшись от губ, выдохнул: ― Satisfais-moi.****** Услышав этот ярко выраженный приказ, Бонфуа неприлично довольно улыбнулся и тут же грациозно присел перед ним на колени. ― C'est un honneur, mon amour.******* Его руки тут же зашарили по одежде Арловского, а тот довольно хмыкнул. Что ж, он не принуждал, Бонфуа сам пошел на это. Теперь он точно никуда не денется. Альфред потерял тот момент, когда его неловкость окончательно пропала. Они с Иваном лежали обнаженные, прикосновение тела к телу будоражило воображение. Дышать становилось словно сложнее, и это могло бы напугать в каком-нибудь другом случае. ― А знаешь… ты совсем не так прост, как я думал. Эта внятная и поразительно ясно сформулированная мысль сама сорвалась с языка Джонса. Да, Брагинский оказался полон сюрпризов, но Альфред не видел еще и половины из них. И это его заводило. Этот парень под ним был сплошной загадкой, которую бесконечно хотелось разгадать и распознать в полной мере. Иван улыбнулся и подкинул бедра, так что их возбужденные члены соприкоснулись. Джонс несколько потрясенно выдохнул, стараясь не сходить с ума от восторга. ― И тебе это нравится. Ведь так? Глупо было отрицать нечто настолько очевидное. Альфред постарался привести в норму дыхание, а Иван пошло облизнулся. Он приподнял ладонь и щелкнул пальцами. Ильверморнец толком не понял, что к чему, но посмотрев на чужую ладонь, обнаружил нечто интересное. ― Черт… ― выдохнул он, когда стало очевидно, что это тюбик со смазкой. Да, с самой обычной смазкой, которую при желании можно купить в любой немагической (да и магической тоже) аптеке. ― Как ты это вообще сделал? Откуда… Брагинский захихикал. ― Давай уже. Потом поговорим. Тут он был прав. Джонс готов был начать скулить от возбуждения. Хотелось как можно быстрее проникнуть в чужое тело и насладиться им в полной мере, и Брагинский его желания разделял, одни лишь его раздвинутые ноги об этом свидетельствовали. С шумом сглотнув, Альфред взял в руки тюбик и, оперевшись о локоть, дрожащими руками открыл крышку и выдавил на пальцы бесцветную холодную жижу. Иван, который в отличие от него самого казался невероятно расслабленным, смотрел на него с улыбкой, не торопя и никак не показывая, что его хоть немного раздражает подобная медлительность. Джонс вдруг осознал, как же сильно волнуется он сам, и как невероятно спокоен колдовстворец. ― Не смотри так, я чувствую себя профаном. Брагинский хмыкнул и, чуть приподнявшись, почти целомудренно поцеловал его. ― Все хорошо, Альфред. Просто сделай это. Джонс закивал. Да, все верно. Успеют они поговорить, успеют еще узнать все самые сокровенные тайны друг друга. Все впереди. А в конкретно текущий момент есть дело важнее. Откинув тюбик и крышку в сторону, Альфред перекинул собственный вес на вторую руку, а сразу после скользнул влажными от смазки пальцами меж их телами, к промежности колдовстворца. Тот трепетно выдохнул и прикрыл глаза, откровенно наслаждаясь этими прикосновениями, и это помогло Джонсу окончательно взять себя в руки и решительно надавить кончиком указательного пальца на анус. Такое дело не требовало спешки, парень хорошо об этом помнил, а потому старался все делать максимально аккуратно. ― Да твою же мать, шевелись. Едва протолкнувший указательный палец на одну фалангу Альфред недоуменно замер, услышав слова на неизвестном ему языке. ― Что? ― удивился он. Брагинский мотнул головой. ― Ничего, просто поторопись. Сделай это уже, ― отозвался он на английском, не открывая глаза. Джонс кивнул. Осознание того, что Иван хочет его, при том хочет настолько сильно, что уже елозит от нетерпения, напрочь лишало последних капель самообладания. Теперь руки не подрагивали. Протиснув палец до упора, он решительно зашевелил им, откровенно дурея от сопротивления мышц и думая лишь о том, что скоро проникнет в это отверстие своим членом. Когда же он уместил в анус уже третий палец, все же растягивая и готовя парня к большему, Иван вновь заговорил на родном языке: ― Клянусь Макошью, не трахнешь меня сейчас же, и я тебя удавлю. Джонс вновь замер. ― Я не понимаю, ― заметил он. Судя по тому, речь шла о чем-то недобром, это совсем немного, но напрягало. Брагинский распахнул глаза. Его взгляд заставил не готового к подобному Джонса испытать нешуточное потрясение. ― Возьми меня. Я хочу, чтобы ты вошел сам. Альфред резко вытащил пальцы и сжал свой член в кольцо из большого и указательного пальца у самого основания, чуть защемив себе яйца и просто молясь о том, чтобы не кончить прямо на месте, не успев ничего толком сделать. Пронесло. Но теперь точно нельзя было тянуть. Приведя дыхание в относительный порядок, он наспех растер смазку по члену, уже готовому лопнуть от напряжения, уделив особое внимание головке, а потом решительно толкнулся в растянутый анус. Мышцы сдавливали со всех сторон, заставляя трепетать от немыслимого восторга. Он замер на мучительно долгие несколько секунд, оказавшись полностью внутри, а потом решительно подался назад и снова вперед. Иван быстро приноровился к заданному темпу. В тот миг, когда член прошелся по простате, он особенно сильно сжал ногами бедра Альфреда, испытывая небывалое прежде единение душ и понимая, что нашел то, что ему нужно. Джонсу было хорошо с ним. Его светлая энергия окутала их, питая силами Брагинского, и это намного лучше, чем молодой некромант только мог ожидать. Стоявший в коридоре, опираясь рукой о стену, а второй ладонью сжимая в крепкой хватке светлые локоны Франциска, Николай испытывал подобное чувство единение. Он опустил взгляд вниз, видя, как чувственные губы Бонфуа обхватили его член, ощущая, как его проворный язык ласкает головку. Шармбатонец действительно старался. Что ж, сам напросился. Теперь Арловский его точно никогда не отпустит. Он нашел, что искал. И ровно та же мысль посетила Наташу. Сильные руки Уильямса неожиданно решительно гладили ее тело. Подол платья был задернут, декольте приспущено. Мэттью касался губами ее шеи и груди, ласкал ладонями кожу, а девушка понимала, что хочет большего. Она ощущала жар тела Уильямса, его светлую энергию, и хотела лишь полностью раствориться в этих невероятных ощущениях. Иные бы сказали, что это странные чудеса, произошедшие под Рождество. И по-своему они были бы правы. Но ученики из Колдовстворца не верили в Рождество как таковое, они жили по иным правилам. В этой школе магии, как впрочем и в Уагадну, некромантия не была чем-то запретным и не ассоциировалась с одной лишь смертью и загробной жизнью. А сами некроманты были особенными волшебниками. Они вступали в братские узы, закрепляя обет магией на всю жизнь, и это помогало быть единым организмом, ощущать друг друга как самих себя, делить и радости и горести на всех равно. И именно в таком союзе были Иван, Николай и Наташа. Этот братский союз оказался особенно сильным и плодотворным, но любому некроманту помимо братьев и сестер нужен кто-то еще, его противоположность, сотканная из солнечного света и пропитанная жизнью. Некроманты питаются светлой энергией белых магов, но в ответ дают свою любовь и непогрешимую верность, делают счастливыми тех, кто открылся им настолько сильно. А находя свой сотканный из света идеал, некроманты не называют это чудом. Они в принципе не верят в чудеса и принимают все как награду за собственные труды. Ведь они приложили все силы для того, что мечтания стали реальностью. Но в ту ночь перед Рождеством Альфред, равно как и Мэттью, и Франциск, были убеждены в том, что это были праздничные чудеса. Что ж, пусть так они и думают, им не обязательно все знать, ведь у них теперь есть их некроманты, которые знают, как сделать их счастливыми.