All the habits of my heart

Перед глазами высокий забор, напоминающий ворота Аркхема. Небо совсем потемнело за те долгих пол часа, тянущихся как и его мысли. А дом стоит чёрным пятном, лишь не ярко горят свечи на первом этаже. На входе стоит пара туповатых охранников с оружием, но они словно не замечают Эда. Приятно быть избранным, проходить так мимо громил, не прилагая для этого никаких усилий. Легкий, едва слышный стук. Дверь открывает рука старой служанки, презрительно оглядывающей Эда с ног до головы и на ломанном английском выплевывает, только разыгрывая формальное уважение: «Мистер Кобблпот ожидает вас в зале». Шаги гулом отражаются в пустом коридоре. Кажется, что прошло слишком много времени и его уже точно никто не ждёт, на старинных часах где-то в глубине дома пробил час ночи. Лучшее время для непонятных и беспричинных встреч со своим бывшим другом-партнером-врагом. Когда Эд появляется в комнате, Пингвин, до этого лежавший на кожаном диване, подскакивает и делает это максимально неловко. Да, он определенно пьян. Хозяин дома обнимает Нигму, как делал это прежде, годы назад, но, будто что-то вспомнив, резко убирает руки. — я рад тебя видеть-непривычно странно звучит голос Загадочника; — выпьешь? Освальд берет бутылку с красноватой жидкостью в руки и разливает в 2 высоких бокала, но половина, конечно же, лужицами остаётся на дубовом столе. Пингвин сразу же прилагается к стакану. Пальцы буквально вдавливают стекло, и костяшки изящных рук становятся невыносимо бледными. Сколько он уже выпил? Жидкость неприятно терпкая на вкус, горло обжигает, и странный привкус спирта и чего-то приторного остаётся во рту. Эд опускается рядом. — Эд, что ты наделал…- с болью выдыхает птица; — Что ты имеешь в виду? — Ты опять все испортил, твоя жажда показать себя, твои ссоры с самим собой…наша дружба…партнёрство…да даже вражда…а какая уже разница. Голос дрожит и надрывается. Эд знал Пингвина разным: слабым, жалким, на грани безумия, но все это не похоже на то, что происходит сейчас. Он разбит. Разбит не в плане армии, этим он превзойдёт любого, а в самой глубине своей души. За вратами жестокости сейчас легко видны человеческие качества. Он-убийца, который, не смотря на все плохое, что случилось с ним в жизни, на всю боль, потери и унижения, остался человеком. Человеком, который хочет кого-то рядом, кого-то точно такого же. Эд садится рядом и молчит. Он вряд ли знает подходящие слова. Но Оз уже не может остановиться, слова льются беспрерывным потоком, признания в прошедшей любви (как же неловко от этого Эду) и угрозы. Особенно Загадочнику запомнилось: «Все кого я любил-умерли, так почему же ты до сих пор жив?». Своеобразный монолог Освальда прерывается лишь редкими ответами Эда, на которые Озу как будто все равно, и значительно более частыми глотками из стакана. Сколько он уже выпил? Бутылку? Две? Или уже опустошил пол бара? Сам Эд даже не притронулся к наполненному до краев стакану. Постепенно он угасает, облокачивается на ручку дивана и закрывает глаза, это происходит почти незаметно. Черные длинные ресницы слегка подрагивают от умеренного дыхания. А пряди челки слегка сбились, Эд не может удержаться и поправляет, но руку не убирает. Он не знает зачем это делает, что им движет, но уходить не хочется. Тепло камина и рядом лежащего тела. Освальд выглядит как маленький невинный мальчик, кожа белая и мягкая, а дыхание ровное. Он уже спит, на лице улыбка, искренняя, ее мало кто видел кроме Эда и Гертруды. Эдвард медленно встаёт, опустошает стакан и затем накрывает спящего одеялом. Холодный поцелуй в лоб. Эдвард уходит, затушив свечи и оставив помятую записку «Могу заполнить зал или единственное сердце. Однажды забрав, мной нельзя поделиться. Что я?» Он в последний раз смотрит на сопящего Пингвина и уходит навсегда. Дверь больше никогда не захлопнется за его спиной. Остаётся только одиночество и пустота, в особняке и в сердце.