Ядовитый плющ

Алина за собой всегда замечала что она слишком замкнута, никогда не говорила, что творится у неё на душе самым близким людям, даже когда было совсем невыносимо и хотелось орать во всю глотку, и разрывать грудную клетку от этой боли. Она правда пыталась изменить себя, но внутренние стены слишком большие, слишком толстые, их просто так не сломать за один раз. Но Алина умела говорить глазами, однако этого было совсем мало — Женя совсем не замечала этих взглядов, направленных на неё, будто говорящих: ну же, посмотри на меня, я же здесь, рядом, а ты совсем не обращаешь на меня внимания. В груди билось не сердце — оно давно разбилось — на его месте был небольшой кусочек того, что раньше было самым жизненно важным органом. Это чувство так сильно укрепилось в ней, словно заросли ядовитого плюща, нещадно обвивая грудную клетку и душа её. Кислорода порой катастрофически не хватало, но это чувство стало настолько привычным, что Алина не то что бы не замечала его, а скорее, привыкла жить с ним. Это уже не было так больно — больше раздражало. Вот Женя разговаривает с тренерами, вот дурачится с Сашей и Аленой, улыбается Ане, обнимает маленькую фигуристку. А Алина задыхалась. Женя всегда была рядом и одновременно очень далеко:  буквально в трёх метрах, но в то же время в тысячах километрах от Алины.   Она обсуждает предстоящие соревнования с Даниилом Марковичем, когда Женя быстро подъезжает и забирает Алину, едет с ней по кругу и улыбается. Алина тоже пытается, но улыбка входит какой-то кривой, ненастоящей. Такое редкое «Аля» заставляет сердце забиться в бешеном темпе, на душе становится немного легче; тот самый ядовитый плющ ослабляет хватку на груди.  Он словно говорит: посмотрим, на сколько  тебя хватит. Так насмешливо, ведь знает, что Алина не решится разрушить те хрупкие отношения, что были между ней и Женей, не посмеет — слишком дорого и невозможно потом восстановить. **** Наверное, каждый человек представлял ситуации, которые, возможно, никогда не произойдут, но помечтать о них так приятно  и одновременно горько, понимаешь ведь, что это никогда не произойдёт. Вот и Алина представляла, как признается Жене когда-нибудь, как та улыбнется той самой улыбкой, мягкой, от которой у Алины на душе становится легче, словно ромашки расцветают по весне, как обнимет и скажет, что Алина такая дурашка и совсем не замечала её, жениных, чувств и взглядов. Но в реальности все совсем не так, в этой реальности Женя не улыбается и совсем не обнимает, лишь смотрит с лёгким удивлением, болью и чем-то, что Алина не может разобрать. Алина лишь горько усмехается, понимает, что теперь уже — навсегда; то хрупкое, что было между ними, разбилось окончательно, и его не склеить. От осознания того, что ей сейчас просто отказали, не сказав ни слова, — отказали глазами, которые смотрят с испугом и удивлением. Но становится легче, ведь она призналась и теперь не тешит себя ложными надеждами о взаимности. Теперь можно идти вперед без этого камня на сердце. Нет, она не разлюбила — просто ещё не осознала; но все будет, просто не сейчас. А сейчас ей просто нужно уйти. Наверное, навсегда.