Петля

Жизнь в посёлке постепенно возвращалась в привычную колею, но произошедшие в последние пару месяцев события оставили слишком глубокий след во всех его жителях – они понимали, что прежними уже никогда не станут. Этакая ленивая уверенность в стабильности и непогрешимости собственной жизни, свойственная жителям таких вот маленьких уголков, где никогда ничего страшнее кражи в магазине не происходит, ушла, и возвращать её теперь нужно было очень долго и трудно. Им предстояло жить по-другому, но как именно по-другому, никто не знал, потому приходилось создавать что-то новое буквально наощупь, словно осторожно ступая по льду и проверяя его на прочность с каждым новым шагом – выдержит ли? Верное ли направление? Декабрь подходил к концу, близилось Рождество. Казалось бы, какой уж теперь праздник, слишком многое в последнее время свалилось на посёлок, разрушило все планы, перевернуло жизнь. Но даже в таком состоянии дух обновления и, может быть, чего-то более светлого, чистого был просто необходим. За него цеплялись, как за соломинку, наверное, надеясь хоть немного исцелиться и перешагнуть, наконец, затянувшуюся чёрную полосу. Для Лукаса в последнее время в посёлке вдруг нашлось много дел – от переговоров с охотничьей общиной по разным вопросам до помощи Ларсу, и контактировать с людьми приходилось постоянно. Несколько раз он выбирался на ужин к Тео. Плюс нужно было выкраивать время на переводы, ведь жить на что-то надо, и на общение с сыном по Скайпу. Заказами, как нарочно, его просто заваливали. В итоге под конец дня Лукас обычно уставал так, что сил хватало лишь на то, чтобы почистить зубы и кое-как доковылять до кровати. После истории с Торстеном он тактично перебрался к себе домой, хотя его и отговаривали. - Если ты думаешь, что твоё присутствие будет как-то на нас давить, наводить на плохие мысли и прочая, то ты ошибаешься, - говорил Тео днём позже в его гостиной, разливая по стаканам пиво. – Надеюсь, что и у тебя не происходит ничего такого? Лукас отрицательно мотал головой: - Нет, Тео, не происходит. Просто сейчас я буду явно лишним. Сначала вы должны осмыслить и обсудить это вдвоём с Агнесс, и только после – со мной. Мне лучше хотя бы на несколько дней отойти в сторону, пока вы не будете готовы сами со мной это обсуждать. - Но мы готовы… - Я так не думаю. - Послушай, Лукас… - Тео провёл ладонью по лицу, словно стирая налёт нерешительности, - новость о том, что он сделал, не стала для нас таким уж сильным потрясением. Мы ведь ещё тогда, во время разбирательства, узнали про фотографии на планшете. Просто мы знать не знали, что это повторялось неоднократно и регулярно. Считали, что это было один раз, ну максимум два. - Клара ещё до разбирательства мне сказала, что «плохо с ней поступили другие», - поделился Лукас. – Но я тогда не понял, о чём речь, кто «другие». А теперь думаю, не один Торстен показывал ей фото. - Не один, - подтвердил Тео. – Он рассказал мне – однажды фото ей под нос сунул и Вилле, один из его школьных приятелей. Просто ради идиотской шутки – считал, что девочка маленькая, всё равно ничего не поймёт. А с ними был тогда Стейн Мёрк, он-то и отметил, что Клара как-то слишком уж спокойно отреагировала на эти фото – словно видела уже нечто подобное, и не раз. А потом, уже после разбирательства, сложил два и два, подпоил Торстена и выведал правду. Смышлёный мерзавец, ничего не скажешь. - Ему что-нибудь грозит за это видео? - Он несовершеннолетний, так что максимум исправительные работы. И, знаешь… ему, кажется, всё по фигу. И то, что о нём думают, как к нему относятся – тоже. Ходит по посёлку с видом героя. - Ненавидишь его? - Не знаю, - честно ответил Тео. – Вроде бы должен ненавидеть, да? Но, с другой стороны, то, что сделал Торстен, тоже не просто кража или разбитое стекло... Оба хороши, вот что. Только Торстен в итоге хотя бы понял, что натворил, а Стейн... ему, похоже, всё равно. - Может, это просто бравада? – засомневался Лукас. - Может быть. Не знаю, Лукас, - Тео сделал приличный глоток пива, потом вдруг закашлялся так, что слёзы выступили на глазах. Невольно всхлипнул и торопливо отёр глаза ладонью. – Когда-нибудь это всё уляжется? Мы сможем жить спокойно, как ты думаешь? - Как раньше – вряд ли, - Лукас задумчиво пригубил из своего стакана. – Не один год пройдёт, прежде чем всё более-менее сгладится. Но мы все должны приложить усилия для этого. - У меня такое ощущение, что и впрямь прошёл ураган, торнадо, - медленно покачал головой Тео. – И не осталось никого, кому бы он не причинил хотя бы мелких неприятностей. Все что-то потеряли. Некоторое время они молча допивали, думая каждый о своём. Покойный Эмиль Хауг оказался прав – посёлок и впрямь хлебнул горя досыта. «Все что-то потеряли». Было ли это и в самом деле возмездием? Никто не скажет точно, но ясно теперь одно: ни у кого больше не было ощущения собственной «чистоты». Запятнаны грязью были все – в разной степени, но все. И отмываться – главным образом отмывать собственные души от липкой, вязкой черноты – нужно было общими силами. Тео первым нарушил тишину: - Торстен после разговора с тобой резко изменился. В нём, как бы это сказать, совесть заговорила. До этого он вроде как сожалел, но не о том, что сделал, а о том, что из этого вышло. А теперь его прорвало. Его психотерапевт говорит, его поведение искреннее. А ещё он говорит, теперь шансы на улучшение стали выше. Как ты думаешь, Торстен выправится? Станет снова адекватным? - Думаю, да. Но здесь важно соблюсти баланс – и не заставлять его «забыть» обо всём, и не стараться раздавить. - Лукас, - Тео поднялся с кресла и сел рядом, на диван, - я уже не раз спрашивал себя: чем заслужил такого друга, как ты? Звучит, наверное, слишком пафосно, да? Но я действительно не понимаю. Лукас, - он стиснул его руку так сильно, что почти вызвал боль, но сейчас это было неважно, - ты не откажешься от нас? Не уйдёшь? Не уедешь отсюда? - Ни за что. Мы должны держаться вместе. Иначе ничего не выйдет. И нас перетопят, как слепых котят. Неважно, люди или обстоятельства. Это как притча о венике и прутиках, помнишь?* Тео энергично закивал. Да, Лукас прав, тысячу раз прав. - На Рождество к нам приходи обязательно. Слышал? Без тебя отмечать не будем. - Приду. *** Вернувшись из Орхуса за несколько дней до Рождества, Бруун проспал с дороги почти сутки. А проснувшись ближе к вечеру, первым делом отправился на кладбище и долго стоял у могил Хаугов – именно там его и застали Лукас и Тео, безошибочно знавшие, куда он мог пойти. - Спасибо, что позаботились о них, - произнёс Бруун после приветствия. С кладбища они возвращались уже втроём, когда окончательно стемнело. - Бред какой-то, - говорил Бруун, - я простился с Мартой. Простился. Но, кажется, до сих пор не осознал, что её уже нет. Пока сюда шёл, каждая улица – как напоминание: вот здесь мы гуляли и трепались часами на разные темы, вот тут – гоняли на велосипедах, в этом ресторанчике пили кофе… Я ведь её любил. - Это было заметно, - ответил Лукас. - Ещё бы. Эмиль тоже знал. Я, в принципе, ничего и не скрывал, хотя разрушать семью не собирался. Они отправились, как и договаривались, к нему домой. По пути Бруун позвонил Бенту и Йохану, Лукас – Ларсу Хансену. Те прибыли через полчаса – подготовка к ужину была как раз в разгаре. Бруун разводил огонь в камине в столовой, Лукас на кухне чистил картошку, Тео, пыхтя от усердия, резал мясо. - Пришлось дать крюк до торгового центра и обратно, - пояснил Бент, потроша пакеты с продуктами. – Купи теперь что-нибудь в двух шагах от дома, попробуй. Новый магазин начнут строить только весной. За обсуждением последних происшествий приготовление ужина прошло незаметно. Наконец, все разместились за столом. Лукас то и дело ловил на себе внимательные взгляды, но это почти перестало казаться ему чем-то тягостным, враждебным. Не то чтобы он кардинально изменился в одночасье, но после откровенного объяснения с Тео, после того, что он мысленно называл «очищение огнём», в нём словно и впрямь оттаяла, пробудилась часть его прежнего – того Лукаса, которого он не видел месяцами, забилась, как жилка, смыла с сердца остатки формалина. И оно расправилось, заработало, согревая и разгоняя кровь. Сначала осторожно, потом с каждым днём всё увереннее, понемногу отвоёвывая своё. Жизнь возвращалась как рождение заново. У него снова начал проявляться вкус к обычным беседам «ни о чём», разговорам без смысла, которые могут означать только то, что людям просто приятно друг друга слышать. Срабатывало это пока только с Тео, но всему своё время. Сколько у них было раньше этих бессмысленных бесед? Сотни, наверное. А оказывается, и не ценили по-настоящему никогда. А теперь всё это им словно подарили заново – возьмите, но на этот раз будьте внимательнее, цените то, что у вас есть. Так вышло, что оценить по-настоящему удалось, только ощутив острую нехватку. С Тео они вообще сильно сблизились – между ними установилось то светлое равновесие, которое свойственно обычно детской привязанности друг к другу, а взрослым людям в возрасте за сорок кажется даже странным. Ларс, уловив эту перемену, сказал, что они «как оглушённые», и не ошибся – поначалу это у обоих вызвало шок. С остальными Лукас заново учился общаться и, кажется, уже неплохо получалось. Ужин, между тем, проходил вполне мирно. Помянули Хаугов, поговорили о Марте, воздавая должное привязанности Брууна к ней, обсудили последние происшествия в посёлке. Лукас уже без труда поддерживал разговор и даже улыбался. И не ощущал при этом никакого давления, никаких ударов изнутри, которые успели стать его неотъемлемой частью за несколько месяцев. Теперь приходилось постепенно привыкать уже к отсутствию этой реакции. «Всё верно, всё правильно, - думал он, глядя на Йохана и Бента. – Они мои друзья, они признали свои ошибки, хотят начать всё заново. Я же сам этого хочу – ведь так? – Лукас прислушался к себе, не находя никакого протеста, и утвердился в своём желании: - Да, хочу. Раньше не хотел, потому что мне вообще ничего не было нужно. А сейчас?» А сейчас – оставалась последняя тоненькая, туго натянутая верёвочка, всё ещё удерживающая его прежнего. Не опасение – уже нет. Скорее нерешительность, которая всегда сопровождает желание что-то кардинально поменять: подумай ещё раз, так ли уж сильно тебе это нужно, а может, и так хорошо? Словно чувствуя состояние друга, Тео протянул руку и обнадёживающе сжал его плечо. Лукас перевёл дыхание. Тепло руки успокаивало. Бент заново наполнил все рюмки, поднял свою, словно для тоста, и серьёзно, без тени улыбки, сказал: - Я рад, что ты вернулся, Лукас. Не только я, а мы все, - было видно, что эти слова он не репетировал, не готовился – речь была полностью спонтанной. Бент здорово волновался. – Для нас всех – и для тебя особенно – этот год был непростым. Очень непростым. Мы совершили серьёзную ошибку. Наверное, самую серьёзную за всю свою жизнь. Свои ошибки – да ещё и такие – нелегко признавать, Лукас. Но ты стоишь того, вот что. Твоё доброе отношение того стоит. Знаешь, как говорят: что имеем, не храним? Вот так и получилось. Без тебя было очень хреново, Лукас. А уж когда понимали, что это по нашей же вине… Я о чём, собственно… Думаю, выражу общее мнение: мы хотим, чтобы ты снова принял нас, как твоих друзей. Мы ТЕБЯ просим нас простить и принять обратно. Как бы там ни было: за тебя, Лукас. - За тебя, - поддержали остальные. И лопнула верёвка. В горло хлынуло небо. Не затянутое свинцовыми тучами – чистое и космически огромное, бесконечное. - Я уже простил, - Лукас, говоря это, всё ещё чувствовал руку Тео на своём плече, и это придавало решимости, помогало ему не сбиваться с мысли из-за нахлынувших ощущений. – Знаешь, ты прав, Бент: я раньше считал само собой разумеющимся, что у нас такая хорошая компания, что мы вместе и всё у нас отлично. Что так будет всегда и исчезнет только вместе с нами. Выходит, тоже не особо ценил то, что у меня было. Я не думал, что когда-нибудь могу всего этого лишиться. А потом – волком завыть хотелось, когда так и вышло. Я в эту «одиночку» себя загнал лишь потому, что считал – второго шанса у нас нет и не будет, бесполезно что-то делать для этого, только душу себе травить. Слава Богу, Тео мне многое объяснил. Если бы не он, я бы, наверное, до сих пор так думал. Но сейчас – да, я хочу всё вернуть. Струйка тёмного дыма вытекла из души Лукаса и растворилась навеки. - Спасибо, - наконец, Бент улыбнулся – облегчённо, как уставший после долгого путешествия, возвращаясь домой. И Лукас ответил ему – так же открыто, как в прежние времена. Где-то в глубине души словно послышался тихий щелчок – маятник рванулся вниз и механизм запустился без помех. Отношения были наконец-то восстановлены. - С возвращением, - подхватил Бруун. Йохан, глядя на них, вдруг затянул низко, глубоко: - Skuld gammel venskab rejn forgo og stryges fræ wor mind…** Со слухом у него всегда было не очень, а вот голос что надо. На второй фразе принялись подпевать уже все. С каждой секундой – всё искреннее и увереннее, словно стараясь этой незатейливой песней растворить боль прошлых ошибок, залечить кровавые рубцы на обожжённых душах. Поминальный вечер стал ещё и вечером примирения между друзьями – на этот раз действительно полного и окончательного. Вместо эпилога … - Чёрт подери, Ларс, ты можешь не вертеться? Я не в бирюльки с тобой играю, между прочим. Дай пиявку от тебя отцепить нормально, как только поймать ухитрился! - Потому что вечно всякую сволочь ловлю – а пиявки исключение, что ли? - Шутить изволишь? – Лукас наконец-то расправился с пиявкой и зажал кровоточащую ранку на плече комиссара пропитанной антисептиком салфеткой. – Если в работе тебе равных нет, то на природу тебя вытаскивать смерти подобно, вот что я тебе скажу. Обязательно во что-то вляпаешься. В леске запутался – раз, в костёр чуть не наступил – два, теперь ещё и это, поплавал, называется. Куда?! Ещё пластырем заклеить надо. Чтобы не вздумал больше с моста нырять – тебе ж на какую-нибудь корягу напороться ничего не стоит. - Зато мне в работе равных нет, сам сказал. Ну всё, спасибо. Укол от бешенства делать будешь? - Сейчас ты договоришься. - Да-да, и в коптильню вместо угрей засунут меня. Так стоило тогда лечить? - Молчи и одевайся. На берегу озера возле костра возились несколько человек - чистили и мыли пойманную рыбу перед тем, как подвесить её в коптильне, вынимали из упаковок банки с пивом, открывали консервы. Ближе к лесу темнели островки расставленных палаток. У ног Лукаса чутко дремала бело-коричневая лохматая собака – молоденькая бордер-колли***, тоже названная Фэнни – в память о погибшей. Щенка ему подарили на Рождество Тео и Агнесс. «Не совсем подходящая для охоты порода, - заявил тогда Тео, - но, по-моему, для тебя это и не принципиально». И впрямь было не принципиально. Даже та, первая Фэнни никогда не была такой уж помощницей при его вылазках в лес. Скорее компаньонкой. - Лето началось, - задумчиво произнёс Тео, подбрасывая в костёр сухие ветки. – До сих пор не верится, что посёлок перестало трясти, как грушу, уже несколько месяцев никаких серьёзных происшествий. Оказывается, и к спокойной жизни приходится привыкать. Да, к спокойной жизни действительно приходилось привыкать. Хотя для Лукаса это было скорее – заново учиться жить, а не существовать. Жить, удивляясь ровному, точно метроном, биению сердца. Жить, подставляя лицо солнечному свету. Жить, ощущая в себе силы идти дальше, несмотря ни на что. Он казался сам себе человеком, неловко делающим первые шаги после долгих операций: ещё не полная реабилитация, но уже на пути к выздоровлению. У него наладились отношения с людьми, была неплохая работа – он, кажется, сделал себе имя как переводчик, и недостатка в заказах не испытывал – у него даже сформировался небольшой круг постоянных клиентов. Маркус, едва успевший вернуться домой после обмена, усиленно готовился к вступительным экзаменам в университет, успевая ухаживать за рыжей Эвой, бывшей кассиршей из супермаркета, и вечерами они часто ужинали все вместе дома. Всё уладилось, так или иначе. И всё же оставалось подспудное, неосознаваемое чувство – не тревоги даже, а ожидания чего-то, что должно вот-вот произойти. Иногда, чаще всего по ночам, лёжа в постели, Лукас пытался понять, чего же он так ждёт, и не понимал. Наверное, пока эта информация была для него закрыта. Поймёт, значит, в своё время. Не раньше, чем готов будет это принять. Всё-таки проявились в нём черты фаталиста. Может быть, это и неплохо, если разобраться как следует. - Да, кстати, Лукас, - окликнул его Йохан. – У меня для тебя новость. Ты слышал, что у Гретты в детском саду снова нехватка людей? Миа, воспитательница, выходит замуж и уезжает в город. Сердце гулко стукнуло и словно провалилось куда-то очень близко к центру Земли. Вот оно, дождался, грянуло в голове. Лукас осторожно ответил: - Да, что-то такое слышал, - он и в самом деле слышал, но к себе эту новость никак не отнёс, кажется, окончательно перестав связывать себя с работой в детском саду даже в мыслях. – Но при чём тут я? - Не догадываешься? На её место Гретта собирается пригласить тебя. Если ты пойдёшь, конечно, - Йохан замолчал и выжидающе уставился на Лукаса. Тот растерянно огляделся, встречая точно такой же взгляд у всех остальных. Тео, Бент, Бруун, Ларс и так далее – все смотрели на него, ожидая его ответа, его решения. Вот, пожалуйста. Такого он точно не ожидал. Ему казалось, его добровольный уход поставил окончательную точку ещё прошлой весной, а вот поди ж ты. Не то чтобы он боялся возвращаться – теперь уж точно нет. Но всё же было немного не по себе. Мысль, тягучая, как размягчённая смола, мягко втекла в сознание: круг замкнулся. - Наверное, я должен что-то ответить, - Лукас пожал плечами. – Я не знаю. Мне кажется, я просто отвык, разучился управляться с детьми. - Ни черта подобного, - усмехнулся Бент. – Навыки никуда не делись, не болтай. А даже если и так, то дети от тебя не отвыкли. И не забыли тебя, даром что считается – память у них короткая. А вот и хрена лысого – как закинули им удочку, спросили, хотели бы они, чтобы ты вернулся – они обрадовались до чёртиков. Мы еле уняли. - Удочку, значит, закинули? – Лукас поневоле улыбнулся: вот даже как, они всё заранее просчитали. Почву подготовили для его возвращения. Все согласны, и окончательное решение оставалось за ним. Что ж, значит, настало время разобраться, задуматься об этом всерьёз. Вот чего, оказывается, он всё это время ждал. Лукас невидящими глазами смотрел на потрескивающее пламя костра и расспрашивал себя: он хотел бы вернуться в детский сад? Чего уж врать самому себе – хотел бы. Ему нравилась та работа. И он всегда хорошо с ней справлялся, у него никогда не возникало ощущения, что он «отрабатывает повинность». Раз теперь нет никаких оснований отказываться, никто не мешает ему вернуться. Только как же быть с работой переводчика, к которой он уже привык, даже полюбил и бросать уж точно не хотел? Совмещать? Вообще-то это вполне реально, если, например, выходить дважды в неделю и только иногда брать дополнительные смены – а уж умения планировать, чётко распределять своё время ему не занимать, особенно теперь… Из раздумий Лукаса вывел Тео, потрепав его по плечу и практически повторив его мысли: - Если ты будешь выходить на пару дней в неделю, например, по средам и пятницам, то твои переводы вряд ли пострадают. - Это верно. - Конечно, верно. Ну так как? Пойдёшь? Уже знакомая вибрация от позвоночника расходилась по всему телу, и Лукасу казалось, он слышит еле уловимое щёлканье невидимого механизма, занимающих своё место мельчайших деталей. Оставались доли секунды до его «запуска», до уже давно, оказывается, готового ответа, но тут, не стерпев, подключились и остальные и принялись тормошить Лукаса, буквально навалившись на него: - Правда, хватит уже! Они тебя ждут! - Постоянно спрашивают! - Хотя бы на пару дней в неделю! - Давай, Лукас, не дури! - Давай, соглашайся! - Ой, ненормальный, отцепись, руку оторвёшь! Ну ладно, не орите! Согласен, согласен! Механизм души на секунду замер: «Внимание! Внимание!» – а затем невидимая уверенная рука запустила его на полную мощность. - Ну наконец-то! – взревел Йохан во всю глотку, как пить дать, напугав до чёртиков всю рыбу в озере. – Так что мне Гретте передать? Когда тебя ждать? - Уж не раньше следующей недели точно, - решительно ответил Лукас. – Мне ещё с заказом на книгу разобраться надо. В понедельник к ней приду и договорюсь. И отцепись же, наконец, от моего рукава! … Глядя на то, как пляшут солнечные блики на водной глади, Лукас ощутил странное спокойствие – все кусочки пазла наконец-то встали на место. Ему стало так невыразимо – нет, не хорошо, но ПРАВИЛЬНО – что он рассеянно улыбнулся, потрепав Фэнни по холке. Возможно, наконец-то и в его жизни всё вернулось на круги своя. Ведь как могло быть иначе?..