Фото к главе:
https://pp.userapi.com/c849020/v849020494/1a5506/XiP5Vl_ExBo.jpg
Не досмотрев фильм даже до середины, Луи засыпает. Его ослабевшая рука была испачкана в липком, сладком креме торта и бесстыдно опущена прямо на чистые льняные простыни. Голова его свисала на бок, а спина словно приросла к деревянной стенке кровати. На русых волосах сияли блики от произведённого на экране ноутбука фильма, где юный Калкин умело расставляет для грабителей ловушки. Луи очень устал, поэтому не уловил тот момент, когда перед глазами все начало плыть, а взгляд все хуже фокусировался на беготне на экране. Марсель около получаса неподвижно сидел на кровати, облокотившись о деревянную спинку и обвернув самое тёплое пуховое одеяло вокруг тонкой талии. Его кудри уже давно высохли, а контрастные пятна на коже более-менее выровнялись в единый здоровый тон. Кремовый объеденный торт лежал в коленях, уютно просадив под собой пышное одеяло. А зелёный умиротворенный взор без всякого интереса следил за игрой актеров.
Луи сопел. Сопел так громко и часто, что Марсель успел немного за него испугаться. Сон его был таким тревожным, а лицо за считанные секунды покрылось выступившими каплями пота. Марс не был уверен, стоит ли будить шатена и неэтично попросить того вымыть перед сном свои руки, либо закрыть на эти обстоятельства глаза и забыться собственным сном. Бисквитный торт с кремовой ореховой прослойкой понемногу засыхал, а Марсель ощущал, как першит собственное горло. В чужом доме было слегка неуютно, даже больше неловко и непривычно. Поэтому просто подняться на ноги, покинув нагретое одеяло, и спуститься на кухню за стаканом воды, а то и кружкой горячего лимонного чая казалось совсем нереально.
Синева окутала комнату, а небольшая вьюга за окном прекратила загадочно посвистывать и уложила колкие снежинки на белую, подтаявшую до образования ледяной корки поверхность. Марсель осторожно приподнялся на кровати, ухватил в огромные тёплые ладони квадратную картонку с тортом, стараясь не шуметь, ведь в загадочной тишине ночи каждый неосторожный звук может показаться оглушающе громким, и вместе со своим коконом покинул кровать. Пружины матраца от покинувшей его тяжести тела медленно принялись расправляться, а в это время все ещё белесые, словно накрахмаленные, стопы в полутемноте нащупывали тёплые мягкие тапки у кровати. Физиономия кудрявого скривилась, словно ему преподнесли заместо чая свежевыжатый лимон. Но на самом деле дёргающее до появления красноты ощущение в горле заставляло парня ненароком поморщиться.
Убавив громкости на ноутбуке, Марсель тихо, чтобы не стать замеченным никем из семьи Томлинсонов, буквально на цыпочках последовал по памяти в темноте на кухню. Руки непроизвольно задрожали, а сердце без причины в панике затрепетало и принялось выбивать удары по рёбрам в два раза быстрее обычного. Ступени под ногами поскрипывали при каждом шаге, а яркие цветастые огоньки елки все ближе к первым ступеням освещали проход. Минув белый диван, — при свете огней розовый —парень спрятался на тёплой кухне. Ночью все ещё пахло запечённой индейкой, но уже не так выразительно, а уличные фонари, что лупили в высоченные просторные стекла, оставляли на холодном паркете свои оранжевые отблески. Марсель ступал по этим световым дорожкам, оставляя позади себя синюшную тень, пока электрический чайник не зашумел.
За окном открывался травянистому опечаленному взору волшебный вид. Умиротворенная природа заснула, а легкий ветерок напоследок разбрасывал блестящие снежные осколки по небольшим сугробам подле дороги, образовавшимся после разъезда снегоочистителя. Из-за света фонарей снежный покров отливал оранжевым и блестел подобно настоящему золоту. А прикрытые двухсантиметровым слоем снега ветки деревьев застыли в немой картине.
За пределами арки послышался скрип деревянных ступеней, словно кто-то по пятам следовал за парнем. Марсель уже приготовился быть загнанным в угол хозяевами дома и заранее смутился. Нижняя челюсть слегка подрагивала. Белесый призрак медленно, сонно шагал босыми ногами во тьме гостиной прямиком на кухню. Пока обнаженная женская стопа не ступила на оранжевый свет на паркете.
— Не спится? — поинтересовалась Лотти и сопутствующе зевнула. Ее белые локоны были непривычно растрепаны после пары часов трения в бессоннице по мягким подушкам. Светлая пижама, в тени ночи неясно какого цвета, была застегнута на все пуговицы и выглядела, честное слово, как огромный по размеру мужской пиджак. А золото покрыло тенью выступающие мешки под глазами.
На поставленный риторический вопрос Марсель безмолвно кивнул головой и негромко прочистил горло.
— Поэтому решил выпить в добавок кофе? — усмехнулась девушка, глядя на закипающий чайник. Лотти в ночной темноте открыла верхние шкафы и нащупала на дальней полке две кружки. Полностью прозрачная была отодвинута в сторону девушки, а белая фарфоровая кружка с золотистыми узорами была направлена Марселю.
— Чай, — немногословно ответил Марсель. — Могу п-попросить л-лимон? Или м-мёд?
От собственного заикания парень от стыда чуть ли не врос в холодный паркет, но набрал целую грудь пропитанного индейкой воздуха так сильно, что его грудь увеличилась в размерах, заставляя атласное покрывало слегка слететь с плеч. Лотти через пышные ресницы взглянула на мнущегося на месте парня и, стараясь не обращать внимания на его из ниоткуда взявшиеся дефекты речи, поспешила к холодильнику. Спустя минуту и лимон, и запрошенный полужидкий мёд были в распоряжении Марса.
— Горло заболело? — после недолгих наблюдений поинтересовалась Лотти. В ответ Марсель легонько кивнул, вновь прочистил горло и принялся насыщать светлое дно кружки предоставленными ингредиентами. — Если все очень плохо, могу поискать спрей или леденцы от кашля?
Блондинка в эту ночь вела себя непривычно сносно, как Марселю показалось, то даже дружелюбно. Он не был знаком лично с ней до этого часа, но вызывающее объявление на школьном сайте все ещё является ему невесомым призраком по ночам. В любом событии Марсель искал подвох. Даже чрезмерная забота Шарлотты в эту ночь казалось ему подставной и наигранной. Парень всегда ожидал плохого. Именно это мешало ему ощутить все прекрасные моменты жизни.
Но девушка остыла. Ее приготовленное к бою орудие в черепной коробке подверглось коррозии и в один миг стало непригодно для нападения. Агрессия к кудрявому спала, а стадия принятия наступила слишком скоро. Луи — неглупый парень. Поэтому случись что, не подвергнет опасности жизнь из-за одного зеленоглазого кудрявого парня. По крайней мере, такого мнения придерживалась сейчас Лотти. Это самое мнение служило белоснежной скатертью иллюзий, закрывающей от прочих глаз испорченную поверхность стола. По крайней мере, если Гарри может стать гибелью для Луи, то почему Луи не сможет стать спасением для Гарри?
— Знаешь, Стайлс, я тут подумала, — тихо, едва слышно произнесла девушка и опёрлась поясницей о деревянный гарнитур. Марсель внимательно прислушался и аналогично девушке прислонился к столешнице. В нагретом стекле в водовороте после перемешивания кружился мятный чай, а в фарфоровой белесой кружке с вычурным золотом к поверхности всплывала долька лимона. — Простишь меня за несносное поведение?
Голубые глаза сверкнули при свете фонарей, когда Шарлотта повернула голову на профиль Марселя. Ночь — самое идеальное время для извинений. Именно ночью чувства переполняют душу, а искренность преобладает. Кудрявый парень ощутил себя в тупике. На просьбу Лотти он ненароком округлил глаза и взглянул на поверхность в кружке. Впервые перед ним кто-то извиняется.
— Ты и Луи были правы, что мне не стоит лезть не в своё дело. Надеюсь, что ты сам прекрасно понимаешь, почему именно я это делала. Потому что оправдываться я все ещё не собираюсь, но искренне извиняюсь за вот такую вот обратную сторону сестринской заботы.
— Н-не до конца понимаю, о чем ты, — размеренно, растягивая каждое слово, чтобы меньше путаться в буквах, произнёс Марсель и отхлебнул горячей жидкости. Чай пронёсся по больному горлу, приятно обжигая воспалённые стенки.
— Я о твоих песнях. Хотя, — вдруг задумалась Лотти, — ты сам не сдержал тогда обещания. Поэтому все честно. Прости за то, что изначально вообще ввязалась в это. Глядишь, если бы не я, то ты бы тут сейчас не стоял.
Во всем девушка всегда искала выгоду и оправдание самой себя, но в данной ситуации была в чём-то даже права по мнению самого Марселя. Конечно, о многом он не уразумевал, но суть извинений уловил. Никакую обиду на то, что в его храм ворвались, осквернили все иконы и опозорили священника, не утихомирит ни одно подобное извинение. Ведь храмом в данном случае являлось личное пространство парня, а иконы — прослушанные сотнями незнакомых, двуличных и лицемерных людей песни. В итоге опозоренным остался Марсель.
— Извинения же принимаются? — с уверенностью на отпущение своих грехов поинтересовалась Лотти на затянувшееся молчание парня. Марсель в душе ощущал прилив злости и отчаяния, но высказывать это людям совершенно не умел. Язык не поворачивался причинить кому-то вред даже словесный, нежели себе.
— Да, — неуверенно, пересилив себя, ответил Марсель и уткнулся чуть ли не с носом в кружку, из-за чего тёплый пар из кружки покрыл сухую кожу своими испаринами.
— Отлично. Без обид, — подытожила девушка и коснулась напряженного плеча парня своей нагретой о кружку ладонью. — Ты тут не заблудись, кружку можешь не мыть. Если что, я за стенкой у Луи живу. Не справа, а слева. А то к близняшкам ещё зайдёшь ненароком, — усмехнулась Лотти, отправила кружку с недопитым чаем в раковину и, натянуто, но достаточно тепло улыбнувшись, вновь белесым призраком скрылась в просторах тёмной гостиной. После девушки остался лишь скрежет половиц на деревянных ступенях.
Выждав пару минут после ухода Шарлотты, Марсель в полной тишине ночи допил слегка остывший чай, на пару минут освободивший горло от дёргающей боли, по личной воле помыл всю оставленную в раковине посуду и на носочках поспешил наверх. Фильм подходил к концу, но Луи все также спал, насупив темные брови и тяжело дыша. Пользуясь падающим на беспечное тело светом от ноутбука Марсель позаимствованными из уборной салфетками аккуратно, даже практически не дыша, коснулся заляпанной тортом руки. Осторожно протирая каждый длинный палец Луи, Марсель боялся того разбудить, но с заботой и нежностью доводил кожу до чистоты. На такие действия Томлинсон иногда подрагивал во сне, а жар, исходящий от его лба, заставлял испарины появиться на не менее горячем лбу Стайлса.
Со всей осторожностью парень переложил тяжелую руку на край кровати и, аккуратно вытянув одеяло из-под спины Луи, заботливо накрыл им парня от втянутой в плечи шеи до голых пят. Некрасиво со стороны Марселя было оставлять бедного, наверняка заболевшего Луи в том неудобном положении. Как только последний источник света потух, а жужжание жесткого диска замолкло, Марсель прикрыл собственные глаза.
***
Когда в твоей жизни происходит множество событий, куча эмоций, ты чувствуешь себя живым. Луи, лёжа около суток в кровати, живым себя не ощущал. Простуда подкралась незаметно, но вполне ожидаемо. Также, как к кудрявому парню. Но в отличии от Луи Марсель конкретно и окончательно простыл. Вдохновения на написание новых песен не было, и ничто не вызывало былых гипертрофированных ощущений. Марсель весь последующий день провёл в своей комнате, что ни странно, и ерзал на деревянном стуле. Отсидев всю задницу, уже ощущая вместо неё плоское побаливающее седалище, парень все больше укутывался с покрасневшим от насморка носом в своё одеяло. Погрызенный карандаш затупевшим стержнем очерчивал поля исписанного ежедневника, превращая обычные линии в неясные каракули. Рифма все не укладывалась в голове, а темы для написания все ещё не было.
— Холодный снег, горячий взгляд… Сидеть болит уже мой зад.
Марсель звонко цокнул и бросил карандаш стол, из-за чего он с характерным звуком отскочил от деревянной столешницы.
— От кашля точно я оглохну. И от соплей я скоро сдохну. Прекрасно…
Парень хихикнул себе под нос, но закатил зеленые глаза цвета промёрзшей под слоями снега травы и нахмурил свои толстые брови. Две темные гусенички сползлись к переносице и собрались складками на потном горячем лбу.
Гражданские сумерки закончились в 8:12. Фонари озарили улицы, а после заката в небе не осталось ни малейшего намёка на ушедший день.
Сегодня Рождество. Миссис Стайлс проводит его на работе дополнительными часами, чтобы обеспечить сыну лечение, а под закат начальство с желанием лично закрыть офис и уехать к своей семье домой и скорее попробовать хрустящую курочку, либо индейку отпускает женщину до следующего утра. Дома у Стайлсов нет ни намёка на праздничный ужин. Женщина безумно устала. Не сняв своих кожаных сапогов чуть выше щиколотки с высоченными каблуками, прорезающими оледенелую корку снега, Бетти плюхнулась на потертый диван. Свет в доме не горел практически ни в одной комнате, только из окна на втором этаже падало на улицу блеклое оранжевое свечение от настольной лампы, а энергичный топот ног прямо над гостиной прерывает вечернюю тишину. Марсель дома — это радует. Марсель жив — это радует вдвойне.
— Марс, — в декоративные подушки протянула женщина настолько громко, чтобы ее сын услышал. Диванная пыль забилась в ноздри. — Ты что-нибудь ел?
Спустя две минуты после хлопка двери парень услышал приглушённый женский голос, зовущий его с первого этажа. Чувство уюта словно смахнуло рукой точно также, как минутой ранее полетел на пол ежедневник с испорченными от писанины страницами. Юноша взял себя в руки и приготовился выкрикнуть ответ, но горло слишком болезненно дергало, а собственный голос из-за явившейся вновь дрожи не позволял наскоро ответить, так как все оставшиеся буквы кроме дёргающейся в заикании прямо поперёк гортани «Н» не желали озвучиваться. Парень был вынужден спуститься на лестницу.
— Н-нет, — тихо парировал вглубь гостиной Марсель, облокотившись всем весом на хилые перила. Из-за спинки дивана неподвижно торчали лишь длинные стройные ноги, облачённые в чёрный капрон. Миссис Стайлс загудела в просторы дивана и лениво приподнялась, ведь дома ждёт ее вторая работа, неотъемлемая — быть матерью. Но к сожалению, за Марселя она получит лишь декомпенсацию нервных клеток, а не премию в виде семейного отдыха.
— Я м-могу приготовить с-с-спагетти? — более спрашивая, чем утверждая, произносит Марс. Кудрявый парень, потерпевший озноб, небольшую температуру, дерущее горло и льющиеся из носа, словно из сломанного крана, сопли, ещё имел силы предложить матери помощь в приготовлении ужина. Честно, женщина выглядела просто ужасно: темные мешки под желтыми глазными яблоками с полопавшимися капиллярами, серый цвет помятого лица. И все это ради сына. Марсель имел представление, но никогда в жизни не общался с матерью на эту тему. О чем разговор, если любой надвигающийся диалог между сыном и матерью сопровождается страхом в юношеской груди и дефектами речи от тревоги. Поэтому миссис Стайлс побуждала себя смириться с этим явлением, с болезнью, и поддаваться в диалоге заповедям Марселя. Обычно заповеди не имели никакой сложности:
1. Не нагруби.
2. Не напугай.
3. Не трогай.
4. Вообще выйди из комнаты.
5. И закрой за собой дверь.
6. На пять замков.
7. И ключ смой в унитаз.
Все просто! Просто придерживайся их, и Марсель будет намного лояльней. В понимании миссис Стайлс «лояльное отношение Марселя» — это гротескное «о’кей, перережу себе вены как-нибудь потом, а пока радуйся». Но в данный момент парень сам вышел на контакт и предлагает даже приготовить его любимые спагетти. В груди у матери что-то ожило, а усталость сместилась на второй план. Женщина приняла сидящее положение и тепло, но осторожно улыбнулась кокону на лестнице.
— Ты можешь, — дала разрешение на готовку Элизабет, — а я могу приготовить тебе бульон и согревающий и исцеляющий чай.
— Не пом-мешало бы, — согласился парень и спустился вниз по ступеням, из-за чего кудри его подпрыгивали в воздухе.
Настигнутое температурой тело изнутри все содрогалось, а холод и жар вперемешку лупили ослабший организм. Свет одинокой лампы посреди белоснежного, в это время суток слегка желтоватого, потолка освещал небольшую кухню, а шкваркающая от масла сковорода прерывала тишину незаметно подкрадывающейся ночи. Бетти, будучи одетая в домашний махровый халат, тот самый, цвета первого грома, сидела на своём привычном месте, спиной к задёрнутому шторой окну, в ожидании почти готового ужина в исполнении своего аскета-сына. Закипевший бульон уже был налит в тарелку, что ютилась на обеденном столе напротив миссис Стайлс и оставляла после себя на деревянной поверхности мокрые полукруги, и отпускал к потолку тонкий полупрозрачный дымок. Спустя три часа с момента, как закончились гражданские сумерки, как около пяти миллиметров снега оттаяло, в прорехах показывая ещё зеленую, но едва живую траву, дымящийся ужин порадовал небольшое семейство Стайлсов. Конечно, ужинать в тишине им не в новинку, но даже такой шаг, как совместная готовка и помощь друг другу по кухне, является слишком значимым для миссис Стайлс — до согревания души, до ликования материнского крохотного сердечка, — рождая в груди надежду на благополучие. А возможно, просто подавая фальшивые иллюзии, временное ощущение счастья.
Но если очень сильно ждать рассвет, жить только одним лишь ожиданием оловянно-розовых отблесков в небе, то даже тонкая светлая полоса на горизонте после самой долгой и темной ночи заставит в груди все от счастья трепетать в предвкушении градиентного тёплого окраса вдоль бескрайнего полотна. И в этот самый момент, когда ты счастлив, когда ты наблюдаешь медленное пробуждение природы, ты даже представить себе не можешь, что случится через минуту. Что заволокшие небо тучи помешают прекрасному рассвету показаться во всей красе. В момент счастья ты не думаешь о невзгодах, а когда они в миг настигают тебя, то ты становишься уже несчастен. И та тонкая розовая полоска в небе не имеет для тебя больше никакого значения.
К 11:30 p.m. Марсель навис над своим рабочим столом, освещенным яркой нагревшейся лампой, и распивал приготовленный матерью лимонный чай. На тёплой от лучей искусственного освещения налаченной поверхности в распахнутом виде лежал двоечник. Курсивный почерк петлял от строки к строке, иногда размазываясь под гнетом руки, иногда заступая за обозначенные поля. Зелёный взор обводил каждую вычерченную Гарри букву с небывалым интересом и восхищением.
«Доброго времени суток, Марсель. Твои наблюдения за Луи меня позабавили. И я хочу ответить: да, я тоже иногда, дословно, ‘принимаю внутрь’ алкоголь, как и Лу. Но это не страшно. Неужели ты ни разу не пробовал?»
Запись кончается. Синий цвет ручки сменяется чёрным гелиевым, в частности размазанным по страницам.
«Снова привет. Хочу сказать тебе спасибо за то, что ты
не испугался проявил мужественность и помог в тот вечер Луи. Он правда очень славный парень. Но, прошу тебя, не давай ему повода лишний раз усомниться в моей… нормальности? Для меня это очень важно. Прошлой ночью мы с ним слегка напились на одной вечеринке. Снова ‘приняли внутрь’, да :) И мне снесло крышу. Клянусь, Марс, мне просто снесло крышу. Ты когда-нибудь любил кого-нибудь по-настоящему? Я — нет. И мне сейчас так тяжело разобраться в себе. С любовью, Гарри.»
Марсель ощутил, как быстро колотится в груди его сердце. Парень представил, как Гарри сидел за этим же столом несколько дней назад, держал в руках эту текущую ручку, иногда цокал от оставленных на руках чернильных пятнах и переживал от каждого выведенного на белоснежный лист слова из своей гудящей мыслями головы. Нет, Марсель никогда в жизни никого не любил по-настоящему. Но, о, боги, как он боялся однажды влюбиться.
К 11:49 p.m. на столе появилась вторая кружка с дымящимся чаем.
«Почему-то я думаю, что могу тебе доверять.»
Марсель буквально представляет, как Гарри усмехнулся собственным словам и удивился.
«Как думаешь, сможем ли мы когда-нибудь быть счастливы со своими вторыми половинками, когда те будут? Это очень странно, если мы однажды полюбим двух совершенно разных людей. Со стороны это будет выглядеть, как измена. Мне сложно это представить. Сегодня ко мне откровенно приставала одна девушка из школы. Она пользуется популярностью среди сверстников, поэтому Лиам (мой друг футболист, наверняка ты с ним встречался хоть раз) предложил к ней присмотреться. Но, знаешь, я совершенно не получал кайфа даже от общения с ней. Что говорить о внешности? Безусловно, симпатичная девушка, но не в моем вкусе. Я от общения с Луи больше удовольствия испытываю, чем с ней: D Поэтому я думаю, что я асексуален. Либо мне просто не суждено найти свою вторую половинку. Поэтому передаю эстафету тебе. Кстати, расскажешь мне о своих предпочтениях? Может у тебя есть красотка-подруга в знакомых? А пока доброй ночи, Марсель. Проводи свои дни счастливо.»
К 11:58 p.m. на деревянной поверхности стола скопились уже три разных кружки из-под чая. Марсель ужаснулся, когда заметил, как быстро пролетело время. Парень не успел ничего написать в ответ и просто закинул в спешке дневник в верхний ящик стола. Но слова Гарри определенно давали задуматься. Стайлс включил ноутбук. Руки тряслись в треморе, а тишина вновь обволокла дом. Ткань простыней начала постепенно нагреваться под приглушённо загудевшей техникой. Марсель открыл фейсбук ровно в 12:00 a.m., еле успевая к положенному времени. Пальцы отбивали ритм по пластмассовой панели, а сердце уже так привычно в тревоге скакало по грудной клетке.
Стрелка на экране медленно подобралась к заброшенному на пару недель диалогу с неким Zombie Boy, который ежедневно ровно в полночь выходит в сеть на пять минут. Не меньше, не больше. Ровно в 12:05 значок онлайна исчезает точно на сутки.
Marcel Styles 12:01 a.m.
«Привет. Что-нибудь есть?»
Zombie Boy 12:03 a.m.
«Кудрявый, ты?»
Marcel Styles 12:04 a.m.
«Да.»
Zombie Boy 12:05 a.m.
«Есть. В час ночи жду там же.»
Значок онлайна по традиции исчезает до следующей полуночи. Марсель с облегчением выдыхает, тонкие руки все ее трясутся, а пот течёт по тонкой горячей коже. Голова гудит, но парень настроен искать своё вдохновение, он готов на встречу с Музой, которая уже ни раз за приличную сумму с собственным удовольствием снабжала его этим вдохновением.
В тени ночи мелькала рождественская елка, ее крохотные цветастые фонарики отражались на мутном стекле и окрашивали беспечное лицо Марселя красным оттенком. Бетти уже давно забылась сладким сном, уставшая после трудного рабочего дня, что даже повязка на глазах с изображением вангоговских подсолнухов была ни к чему для того, чтобы быстро вырубиться. Кожаный кошелёк в сумке из потёртой кожи ещё был холодным после небольшого путешествия миссис Стайлс от работы до дома, но тёплые длинные пальцы ловко справились с железной молнией. Трясущейся рукой уловив пару купюр, Марсель замёл улики, спрятал нос в длинное горло шерстяного свитера и без лишнего шума покинул дом. Все окна давно не отбрасывали на снежный покров свет, а лампочки в люстрах успели остыть. Ночная капель сопровождалась шумом разъезжающих вдали машин. Было слышно, как от шин отскакивает слякоть.
Почему ночью все лучше? Воздух пропитал загадкой, необычайно свежий, не морозящий щеки, а из тишины ветерок шепчет на ухо, дает клятву оставить все произошедшее в тени. Марсель уверен, что при свете дня люди никогда не осмелятся повторить сказанные в ночи слова, не закрывая от стыда лица. Вычищенная с трепетом обувь с хлюпающим звуком расплескивала под ногами слякоть, перемешивая грязь с подтаявшим снегом. В 12:56 a.m. мокрые черные мартинсы трижды ударили по железной подъездной двери, чтобы с подошвы отлепился принесённый с района Уитли в соседний район Интейк мокрый снег. Словно он являлся своего рода шпионом, следящим за ночными и никому неизвестными передвижениями Марселя. Домофон в этой высотке не работал неизвестно сколько времени, поэтому тёплые подъезды почти сразу стали пристанищем для бездомных или просто ищущих безопасности потерявшихся в себе подростков. Одним из таких парней являлся Zombie Boy — для клиентов, для друзей — Зейн Малик. Минув пешком по наполненной эхом лестничной клетке три этажа, перешагнув через распластавшегося старика на обсосанном бетоне, Марсель оказался около квартиры 18B — около металлической двери, одаренной множественными вмятинами и заржавевшими порезами. На пятый удар в дверь по ту сторону откликнулись. Тощая бледная рука, зататуированная до плеча, отворила замок. Тонкие длинные пальцы с погрызенным розовым лаком на ногтях просочились сквозь небольшую щель. Зелёный глаз заискивающе из темноты квартиры оглядел нежданного гостя. Но как только девушка за дверью узнала в нем «Кудрявого», то отворила дверь настежь. Тусклый подъездный свет заляпанной лампы с множеством похороненных прямо на раскалённом стекле мух озарил осунувшееся миловидное лицо девушки. Это была Шерил Вуд — двадцатилетняя студентка с темно-русыми редкими волосами по исхудалое плечо, что в данный момент были грязны и зачёсаны под серую шапку. Улыбка ее была широкой, слегка косой, показывающая половину естественно пожелтевших, но таких здоровых и ровных зубов. А тяжелые на вид мешки под глазами подчёркивали зелень уставших глаз, что скрылась за расширенными угольными зрачками.
— Хэй, кудрявый, ты сегодня на три минуты раньше, — дружелюбно завопила девушка и по-фирменному косо улыбнулась Марселю. Парень от смущения слегка дернул губами в имитации улыбки и отвёл взгляд. — Но тебе повезло, Зейн уже свободен. Да он всегда, мать его, свободен.
Шерил гулко ругнулась в глубь крохотной квартиры, откуда просто несло шмалью. Марсель прошёл внутрь, а когда входная дверь за ним с грохотом закрылась, прямо перед светлым из-за лунного света окном восстал силуэт худого, высокого парня. Покачивая вальяжно стройными бёдрами, хозяин квартиры вышел навстречу полуночному гостю.
— Прекрасная ночь, — сладким, слегка хриплым томным голосом поприветствовал Марселя Зейн — молодой парень с чёрной, точно смола, шевелюрой и пакистанской внешностью. Вялая после скуренного бонга улыбка проскользнула на щетинистом лице, а карие глаза в ореоле таких длинных смоляных ресниц уставились прямо в глаза кудрявому. — Перкодан, викодин, кокаин, оксиконтин? Или традиционную марьку?
Марькой Зейн называл скрученную в аккуратный косяк сушёную марихуану.
Марс затерялся в собственных размышлениях. Он не скрывает, что в травке, таблетках и порошках полный ноль. Именно поэтому Зейн со всем гостеприимством проводит его внутрь своей скромной квартирки, чтобы наглядно показать готовый к употреблению арсенал. Втирать в дёсны — без проблем! Смотать в бумагу — раз плюнуть! Чувствительный секс — обеспечим! Получасовые галики — тоже имеется! В общем, в своём деле Зейн Малик был самым лучшим на районе для своих двадцати двух лет. И без какого-либо образования в месяц поднимал невиданные для трудящихся чуть ли не сутками офисных работников суммы на одной лишь шмали. Неофициально и вовсе не законно, но пока не пойман — не вор, как говорится.
В комнате было не развернуться. Диван с потрескавшихся красной кожей стоял посреди и без того неширокой неоклеенной комнаты, сужая своим месторасположением визуально пространство и мешая свободным шагом прогуляться по холодному паркету. Шерил плюхнулась на диван и закинула стройные ноги, облачённые в серые просторные штаны, на спинку дивана. Девушка взяла в руки раскуренный бонг и устремила черный блестящий взор на экран плазмы. Телевизор воспроизводил второе поколение Молокососов, но сцену было тяжело разглядеть из-за гуляющего по комнате плотного непросветного дыма. Все вокруг провоняло травой.
— Эм, Зейн. П-прости, но куда я могу п-присесть?
Кудрявый огляделся по сторонам, но не нашёл в прокуренной квартире ничего, что подошло бы под его костлявую задницу.
— Бро, прости, но у нас нет стульев.
— Ага, ясно… стой, что? Нет с-стульев?
— Да, тебе не послышалось, — произнёс абсолютно спокойным, размеренным голосом Зейн, продолжая рыться в загроможденных шкафах. — Зачем сидеть на чём-то, если можно сидеть на наркотиках?
Шерил, что лежала на нешироком диване, в голос рассмеялась. Ее прокуренный хриплый голос разлетелся эхом по квартире и, как казалось, даже просочился сквозь замочную скважину в провонявший оскверненный бездомными подъезд. Марсель остался немного обескураженным, но судя по лицам хозяев этого пристанища, такое поведение для них — норма.
— Попрошу присесть, — произнёс Малик и обвёл обширный запас запрещённых препаратов одним взмахом.
— Что было в т-тот раз? — поинтересовался Марсель, когда понял, что раскрывшийся перед ним вид не даёт ему абсолютно ничего, чтобы облегчить выбор.
— Просто трава. Шмаль, — безынтересно ответил Малик, словно слово ‘шмаль’ было дня него оскорбительным. — Предлагаю перейти на колёса. ЛСД?
Марсель посмотрел на парня с выраженными на лице вопросами, на которые Малик подготовил ответ:
— Дикие галлюцинации. Шерил забавляется по выходным. Да, Шер?
Из-за спинки дивана показался большой палец, посылающий двум парням своё одобрение, на фоне трахающихся на экране Джеймса Кука и Эффи Стонем.
— Если не знаешь, что лучше, то можешь попробовать несколько понемногу? — предложил Зейн и пожал плечами.
— А мне плохо не с-станет?
— Бро, тебе с-станет хорошо, — ответил Малик, передразнив заикание парня. Но Марс не обиделся, а только принялся обдумывать такое нестандартное предложение.
— Не мучай бедного парня, — подалась из-за дивана Шерил и протянула тощими руками стеклянный сосуд, что был намного шире запястья девушки. — Держи вот, затянись.
Марсель никогда ранее не держал в руках бонг. Курить косяки, которые он покупал у Малика, — курил. Аскетично помявшись на месте с колотящимся в груди сердцем парень выдохнул всей грудью и прислонил пастельного оттенка губы к стеклу. Легкие наполнились смогом, а в середину лба резко ударило — голова закружилась, и Марс чуть не упал на ковёр. Малик с еле слышным для Стайлса смехом словил его за подмышки и оттащил к подлокотнику дивана. Кудрявая голова кружилась из стороны в сторону, а тело ослабло так, что конечности стали неощутимы.
— Слишком резко для новичка, — раздался еле слышный, словно из-под воды голос Зейна. — Ты в следующий раз не так много вдыхай, а то коньки отбросишь.
Марсель напрягся всем телом и вцепился в плечо стоящего рядом Зейна своими длинными пальцами. Все кругом плыло, но пульсация на висках и покалывающее ощущение по центру лба потихоньку спадали. Взгляд попытался сфокусироваться на висящей перед лицом картине с изображением обнаженных богинь Микеланджело. Девушки на полотне заискивающе улыбались Марселю, не стесняясь своего нагого внешнего вида. Парень усмехнулся своим мыслям.
— А м-можно ещё? — попросил неожиданно Марсель, а от такой просьбы Малик округлил глаза и оценивающе приподнял полукруглые смоляные брови.
— Если хочешь, можешь затусить сегодня с нами. Я настаиваю, — своим громким певучим голосом пролепетал пакистанец и похлопал подогнувшегося под рукой парня по плечу.
— П-прости, я куплю и лучше д-домой пойду. У меня планы, — пытался отказать как можно вежливее Марсель и приподнялся, ненароком качнувшись слегка вперед и уперевшись в холодную бетонную стену, прямо лицом в голых барышень. Голову снова немного закружило.
— Планы? Почистить зубки и лечь спать? — иронично парировала Шерил со своего дивана и даже слегка приподнялась на локтях.
— А утром подъем по будильнику в 7:00 и школа? — рассмеялся Малик.
— Какая школа, придурок? — не оставила незамеченной ошибку своего друга Вуд и приподняла одну бровь в изумлении. — Сейчас у школьников каникулы.
— Н-нет, — своим звонким, но неуверенным голосом прервал разлагательство двух домочадцев кудрявый. Два внимательных взора вновь вернулись к нему. — Я не хожу в школу.
— Бунтарь, — оценивающе хихикнула Шерил и поднялась на ватные ноги. В глазах Марселя девушка раздваивалась. — Не строй никогда планы — это все чушь собачья. Живи моментом.
— Н-но… — постарался возразить Стайлс, пока тонкий женский палец не прильнул к его губам, заставляя замолчать.
— Знаешь, милый, — загадочно начала Шерил и так по-хозяйски уложила тощую руку на плечи Марселя. — За свои двадцать лет учла одну забавную вещь: когда человек счастлив, строит идеальную жизнь, придерживается какой-то своей системы, своего режима, то это вскоре станет ему надоедать. И начнётся грехопадение.
Грехопадение — звучит, словно название для новой песни. Вот оно — исканное вдохновение!
— Все мы здесь. — Девушка обвела необширную компанию взглядом. — Чертовы грешники, наскучившие от идеальной жизни.
— Нет, — возразил парень и активно замотал головой в знак того, что полностью с ней не согласен. — У меня просто от-твратит-тельная жизнь. Я здесь не из-з-за наскучившей жизни.
— Тогда ты дома, чувак, — подытожил в свою очередь Зейн и с другой стороны закинул руку за шею парня. Два накуренных человека ухватили Стайлса с обеих сторон и смеялись, слегка пошатывая парня из стороны в сторону.
Марсель достаёт из кармана свой мобильник и созерцает расплывчатые светлые цифры на экране. 1:45 a.m. Бетти просыпается на работу в семь утра, поэтому впереди ещё целая ночь, а голову невозможно кружит для того, чтобы по темным опасным улицам идти домой. И упорядочив свои мысли, Марсель уверенно кивает головой в согласии остаться ещё на часик-другой в компании этих веселых и таких неопасных ребят.
До трёх утра они курят. Сидят кто где — Шерил на любимом, словно вросшем в тело диване, Зейн на ковре с сплетенным изображением цветастой мандалы в позе лотоса, а Марсель возле подножья дивана, облокотившись о потрескавшуюся кожу спиной, — и смеются. Неясно над чем, неясно сколько времени подряд. Просто смеются. И всем так хорошо. Особенно Марселю. Руки и ноги казались атрофированными, еле как держащими помутневший стеклянный бонг. А голова несуразно болталась от плеча к плечу, словно не на крепкой шее, а на тонкой нити. Хорошо. Озноб, не отпускающий тело кудрявого парня, добавлял видений, а температура усиливала галлюцинации. Парень вырубился, свесив голову к ютившимся на сидении ногам девушки. Диалог двух друзей сознание сопровождало наркоманскими и неправдоподобными картинками. Громкий смех Вуд, и Марсель видит, как разлетается в щепки брошенная девушкой бочка, а оттуда разбегаются по разным стороны с десяток чёрных кошек. Зейн веселым тоном рассказывает что-то о завтрашней поездке в Лондон, а Марсель видит, как он садится в скорый поезд и разбивается под звон бонга о кафель в кухне. Затем голоса стихли, шум заполонил кудрявую голову, а темные брови нахмурились сквозь нездоровую дрему. Картинки в голове расплылись, а все принялось ходуном ходить.
— Бро, эй, — немного взволнованно произнёс Зейн, не переставая трясти за расслабленные плечи заснувшего в бреду парня. — Просыпайся!
Веки отяжелели, словно на них повесили тонну свинцовых замков. Мутное смуглое лицо перед зелёным взором, облечённом в тьму зрачков, смотрело словно сквозь.
— Шер, у него жар.
— Пиздец.
— Шер, принеси мокрое полотенце!
Голоса вновь подняли гомон в крохотной голове, они казались такими громкими, прорезающими слух чуть ли не до алой крови.
Что-то холодное коснулось полыхающего лба, покалывание в конечностях прекратилось.
Кто-то хлопает по карманам, словно в замедленном фильме. Хлоп-хлоп.
— Деньги есть.
Пыль разлетается в картинках сознания, а огромные блохи разбегаются по деревянному полу. Пыль превращается в бурю. Марсель от неё закашлял. В горле вновь запершило до боли.
Скрип подъездной двери, и кто-то очень сильный тащит его за плечи. Холодный ночной воздух врезается в ослабленное лицо, парень летит над городом. Летит, пока не упирается телом во что-то мягкое. Настолько воздушное, что полностью проваливается сквозь и летит к земле. Это были облака. И музыка, сопровождающая полет, и дуновение ветра в лицо, на самом деле дующего из обогревателя в машине.
— Этого хватит? Без сдачи, только довезите его.
— Марс! Марс, где ты живёшь?
Женский голос, такой нежный, словно лепестки полыхающих роз, пламя из костра бьет по щекам, щипками обжигая. Шерил лупит пятую пощёчину по лицу Стайлса, чтобы вразумить того.
— Где ты живёшь? Марс?
Фея порхает над лицом и писклявым тонким голоском просится в гости. Ее трепещущие крылышки обдувают тёплом. У феи лицо Шерил. И вокруг уже не темный лес с полыхающим костром из лепестков роз, а салон пропахнувшей ароматизаторами машины. Все очень мутно, зелёный взор не в силах сфокусироваться. Рядом с Шерил появляется обеспокоенный Зейн.
— Бро, назови адрес! Куда тебя везти!
Таксист на фоне нервничает и что-то бубнит, но это бу-бу-бу в черепной коробке Марса подобно целому оркестру барабанщиков.
— Уитли, — ослабшим голосом оповещает Марсель и утыкается макушкой в мягкое заднее сидение. Пыль приподнимается и забирается в ноздри. Ароматизаторы раскачиваются на потолке, кружа голову пуще прежнего. — Н-норидж. Норидж-Роуд.
— Давайте я его отвезу в больницу? — предлагает вовсе незнакомый мужской голос неподалёку. Марсель не может понять, кто ещё здесь.
— Ему уже лучше, — замечает Шерил, не выпуская из рук горячие щёки Марселя, и смотрит парню в приоткрытые глаза. — Назови номер дома!
— Тридцать… шесть. Т-тридцать шесть.
— Понял.
Хлопок двери отдаёт пульсом в гудящей голове. Лицо Шерил неожиданно пропало. Зейна тоже. Только сменяющиеся пейзажи с лупящим в чувствительные глаза оранжевым светом.
— Обкурятся… — бубнил тот самый незнакомый голос где-то за кадром. — А потом в себя придти не могут. Тьфу.
Марсель медленно повернул словно обмякшую голову в бок. Она казалось горбушкой хлеба, вымоченной в свежем молоке, готовая в один подходящий момент развалиться на полужидкую мякоть. Силуэт водителя внимательно взирал на дорогу перед собой, а руль в представлении Марселя ходил ходуном. Картинки перед глазами стали более четкими. Парень уже разглядел над головой болтающийся при каждом крутом повороте бутылёк с красной жидкостью под потолком, снабжающий салон авто клубничным ароматом. Кончики пальцев закололо: что на ногах, что на руках. Марсель поднял собственные ладони перед лицом. Бледная кожа словно покрылась шумовыми песчинками в глазах кудрявого. Автомобиль остановился.
— Приехали. Норридж-роуд 36. Поднимайся и выметайся из моей машины, — прозвучал почти над головой суровый голос.
Марсель перевёл мутный взор с ладоней на таксиста. И лицо того в миг превратилось в лицо Дэйна — отца Марселя и Гарри. Его хмурые темные брови сползлись к переносице, а нос с горбинкой утяжелял выражение лица. Сердце заколотилось ещё сильнее. В этот раз Марсель ощутил его в своей груди. Ощутил, что он все ещё жив. Получив бешеную дозу адреналина, парень на ватных ногах просто выбежал из машины. Свежий воздух ударил в лицо. Полузакрытые глаза в свою очередь округлились, а ноги подкашивались с каждым шагом. Приближающийся рассвет озарял небо в розовый свет. Та самая спасительная полоска, которую Марсель уже не замечал. Время перевалило за шесть утра. Все джинсы были измазаны в слякоти. Парень не помнил, как ни раз упал по пути до порога в мокрый и грязный снег. Страх обволок всю грудь, пока тяжелое тело не врезалось с грохотом в белоснежную дверь. И тишина. Только биение собственного сердца и капель с покатой крыши, с шумом бьющая об обрамляющую дом бетонную кладку и прорезающая в заледенелой корке узкий колодец до бетонного покрытия. Сердце словно билось в деревянную дверь, чтобы кто-нибудь поскорее отворил ее. Но Марсель понимал, что мать будить ни в коем случае нельзя. Дрожащими руками, почти не ощущая фактуры под кожей, парень дёрнул за ледяную ручку и зашел внутрь. От бешеного страха Стайлс не чувствовал прочих недугов и машинально упал на колени на коврике у входа в темноте. Щёки загорелись от тепла родного дома и вместе с тем подверглись обжигающему пламени болезненного озноба. Стянув ослабленными дрожащими руками с себя мокрую и грязную обувь, парень пополз к лестнице. На четвереньках он преодолевал ступень за ступенью, с приближением потолка теряя все больше сил. Виски кольнуло, из-за чего Марсель скривил физиономию, но продолжил ползти. Хотелось окунуться в ледяную воду, несмотря на вновь ощущающийся от простуды недуг, который на самом деле не пропадал, а просто притуплялся под действием наркотических веществ. Когда парень с грохотом завалился в ванную, то поспешил к крану. Сумбурно стянув с себя всю промокшую от пота и снега, провонявшую в выкуренной траве одежду на холодный кафель, кудрявый парень со слезами и соплями от насморка навис над ванной в изнеможении. Тремор не прекращался, а краник не поддавался слабой руке. Не хватало сил, чтобы открыть воду. Винт чуть не вылетел при следующем резком движении руки, а из влажного и холодного крана полилась вода. Приглушенный шум заполонил уши. Словно рядом находился целый водопад.
Парня резко бросило в жар. Пульс и без того бьющегося с ужасной скоростью сердца глухо отбивал уже где-то в районе затылка. Ноги тут же подкосились, уводя сознание парня далеко в затуманенное состояние. Уже было плевать на сильный напор воды из смесителя. Марсель невольно присел на корточки, из-за чего тело немного повело в сторону, но парень облокотился обнаженной спиной на белоснежный мрамор холодной ванны. Парню казалось, что его сердцебиение звучало громче даже льющейся полным напором воды. В ушах появился звон. Нет, даже писк, а в глазах появились ребристые чёрные точки, что усугубляли и без того мутный взор кудрявого. Хотелось просто исчезнуть, чтобы этот как можно скорее момент прекратился. Но лезвие — проверенный и надежный проводник на сторону умиротворения — лежал предательски высоко. Мигрень накинулась на Марселя, и парень уже не был в силах подняться, чтобы хотя бы позвать на помощь мать. Противный писк в ушах умножался с каждой секундой, а затем чёрные точки становились все больше и больше, пока окончательно не переросли в огромное тёмное полотно перед глазами. Противный писк сменился тишиной, но вновь, словно через мгновение, возобновился, но уже другой тональности с прерывистым звучанием. Это был больничный аппарат, проигрывающий пульс больного. Гарри открыл глаза.
Бог нас не любит.
Мы тряпичные туши в руках кукловода.
Нас вера погубит.
Счастье давно уже вышло из моды.
Нас не подкупит
Ни святое слово твоё, ни свобода.
Дьявол разбудит
Огонь и восстанет на пост сумасброда.
