***
— Не надо! НЕ ХОЧУ! — но кто меня послушает, конечно. Вот я не пойму, Ната поезда тягает на своём горбу, что ли? Почему она такая сильная? Смогла без особого труда (даже очень легко) меня снять с люстры, с моим-то сопротивлением (я аж за пол как мог хватался) вытащить из обувного шкафа (когда я боюсь, я способен на всё, даже залезть в ящик, по размеру меньше меня раза в два) и сейчас тащить куда-то мою бедную тушку на себе. А хотя знаете, да это сейчас даже и не важно. Важно то, что МЕНЯ СЕЙЧАС УБЬЮТ! — Ну, не сразу. Но к этой долгожданной части мы перейдём очень скоро, немчура небритая, — угрожающе прошептала вышеупомянутая Ната. Вообще-то, я бреюсь. Просто вчера забыл, вот щетина и видна. — Верю, верю, но не о том сейчас думаешь, — напомнила мне о своей цели Арловская, и теперь мне уже точно не до щетины. — БРАГИНСКИЙ, СУКА! КАКОГО ЧЁРТА ТЫ СПРЯТАЛСЯ? ЭТО ВРОДЕ КАК СЕСТРА ТВОЯ! — истошно проорал я, интересуясь, видимо, у стенки. — Мне вот тоже интересно, — пролепетала девушка, — но вот за суку… — на этом "трагическом" молчании она, даже через достаточно плотную рубашку, смогла до крови (!) оцарапать мне спину. — Блядь! — сорвалось с моих губ нехорошее слово. — Я тебе дам «блядь», — теперь меня кулаком ударили по жопе. Давно мечтал получить под сраку не только от Брагинского. Когда я опомнился, мы уже оказались на чердаке, и, как оказалось, вечером тут очень атмосферно и жутко. Самое место для убийства (Ната в этом профессионал, даже не сомневаюсь). Жёсткая посадка моего седалища пришлась на старый, уже казалось, гниющий стул, от которого несло как от бомжа Аркадия, поселившегося рядом с домом русского. Затем мои руки быстро скрутили за спинкой этого недоразумения и связали. Так же молниеносно расправились и с моими ногами, привязав их к ножкам стульчика. — Что ты делаешь? Выпусти! — всё пытаюсь отпираться от грозящей отрезать голову большим топором судьбы я, безуспешно стараясь выпутаться из этих верёвочных ловушек. — Да так… — безучастно протянула белоруска. — Будем избавлять твои портки от тяжёлого бремени, — загадочно на что-то намекнула она. — Чт... — вопросительно посмотрел на Наталью я. Но потом до меня дошло, от какого "бремени" хочет она меня избавить, и, ужаснувшись чуть ли не до выпадания глаз из глазниц, я вытащился на неё. — Нет. НЕ ХОЧУ! — А кто тебя спрашивает, душенька~? — вроде как дружелюбно улыбнулась моя мучительница, но в глазах её ярко выражено сиял адский огонь. Цель намечена. Осталось только взять и избавиться от неё. Раз и навсегда. Я, совсем по-мужски (верьте…), заорал на весь дом. — Не ори, идиот. — и тут же меня стукнули по лбу. — И только попробуй ещё раз заорать, я с тебя три шкуры спущу. Ты мне ещё спасибо скажешь за столь быструю смерть. Легко отделался. — «ободряюще» прошептала БССР. Конечно легко. Я-то представлял, как меня на кол посадят, скальп маникюрными ножницами снимут, пальцы по одному будут отрывать, а затем я буду распят и сожжён. А тут, пф-ф, кастрация и смерть от болевого шока. Легкотня, я даже разочарован. Ната оценивающе смотрела мне между ног (от такого взгляда я даже засмущался), видимо что-то прикидывая у себя в голове. Затем она пошла в передний правый угол помещения и начала рыться в чёрной сумке, которую я раньше не заметил из-за темноты и чёрного цвета этой вещицы. Сначала она была в полусогнутом состоянии, попой кверху, но потом, похоже, ноги заболели, и она села на корточки. Пятки не оторвала, уважение. Я нервно сглотнул, представляя что в этом ящике Пандоры может быть. Страшно, там может быть что угодно, это же Ната. Как ни странно, там не было пилы или чего-то подобного — она достала садовые ножницы. Их лезвия ярко поблескивали от света луны, которая к этому моменту уже успела взойти, и резанули этим глаза. Пришлось прищуриться. — Страшно, немец? — скорее чтобы удовлетворить жажду садизма, нежели по-настоящему, интересовалась она. При дальнейшем рассмотрении этой бестии можно заметить довольную улыбку на её губах. — Нет, не страшно, что ты? — прыснул я. — Конечно, конечно. Ты ещё успеешь побояться. — ещё сильнее ухмыльнулась Арловская. Твою мать, что мне делать?! О, придумал! — Т-тебе нечего отрезать…Я трансвестит! — выпалил в сердцах я. Блин, я заикался, но надеюсь, что сработает. Тут она вылупила на меня свой взгляд и даже через мглу я мог лицезреть её недоумение. — А эта тады што?.. — на этих словах она недоверчиво ткнула одной из ручек ножниц на бугор в штанах. — Это…это-то эмитация мужского полового органа. — неуверенно протянул я и по-дурацки улыбнулся. Мне пизда. — Э-э-э… — тупо протянула БССР и начала метаться взором от «не-хер-отвечаю» до моих глаз, ища в них ответ. Ответа нет. Только я успокоился и наивно подумал, что меня пронесло, как вдруг девушка переменилась в лице и аки Грозный посмотрела на меня. — Не пизди, — как гром прогремел её голос над моей головой. — С чего бы мне… — С того, что это не правда, брехло вонючее, — с угрозой проговорила Наталья, злобно сведя брови к переносице. — Откуда же ты знаешь, м? — с вызовом спросил я. Просто бесстрашный. — А ты как думаешь? Вот как ты, когда ещё был Тевтонским Орденом, не умер от переохлаждения на Чудском озере? — спросила Ната, вопросительно выгнув вверх правую бровь. — Потому что я крутой и непобедимый? — наивно предположил я. На это глупое заявление Арловская лишь снисходительно покачала головой (настолько снисходительно, что кажется, будто с умственно отсталым общается) и продолжила:«Идиот ты, Гил. Мы с Олей тебя сушили. А ты знаешь, как это у нас делается?», — опять вопросительно посмотрела на меня. Я отрицательно покачал головой. Тут Наталья присела на корточки прямо предо мной, положила локти на мои колени и подпёрла свой подбородок кулаками. Странное действие, но ладно. — Это делается так: сначала мы тебя полностью раздели, — на этой фразе она сделала многозначительную паузу, чтобы, видимо, мне неповадно было (у неё вышло; я округлил глаза, аки блюдца под чашку, и раскраснелся пуще девицы красной), — затем мы тебя в баньке вымыли, чтобы не заболел, а после завернули в мягкое одеяло да на печку уложили. Кстати, твои доспехи очень хорошо подошли на роль кухонной утвари, такие вкусные щи получались, — вдруг отошла от темы Ната. Вся в своего брата. Я так сконфузился, что был похож на скисший пломбир. Она это, похоже, заметила и быстро добавила:«Не бойся. Мы, девицы, тебя не раздевали и не мыли. Это всё делал Ваня», — на последнем слове БССР улыбнулась (всегда она из-за этого имени растаять готова). И тут я готов был сквозь землю провалиться. Брагинский. Меня. Раздевал. И. Мыл. СУКА, ОН МЕНЯ ВИДЕЛ ГОЛЫМ В СТОЛЬ ЮНОМ ВОЗРАСТЕ! Чёрт. Если бы я тогда узнал — убился бы. Да я и сейчас хочу... Интересно, а он о чём-нибудь думал, когда раздевал меня?..Ы-Ы-Ы! Я почувствовал, что от таких мыслей стремительно краснею и сейчас был не белый, как обычно, а помидорного цвета. Этого не могла не заметить Ната. — Ты чего, прус? Чего такой красный? Рад, что тебя раздевал братик, ха? Мне бы так… — лукаво улыбнулась белоруска. — Не волнуйся, ты такого точно больше не застанешь :3. — миленько протянула та и поднесла ножницы к тому месту, на которое она позарилась. — Ты меня не обманешь, всё у тебя есть. — Мама! — крикнул я. И тут услышал странный звук, похожий на удар сковородкой о голову. Так и есть… Нату ударили по голове сковородкой! Кто такой смелый? Когда это всё произошло, Ната закатила глаза и упала на меня лицом в место чуть ниже живота. Спасителя не разглядеть из-за луны за его спиной, но я ему безмерно благодарен, честно. Этот некто быстро зашёл мне за спину и развязал мои руки, а следом и ноги отвязали от ножек стула. Я сразу начал судорожно растирать затёкшие запястья, как вдруг почувствовал горячее дыхание у себя над ухом и тут же замер. — Ну что, таракан, жив? Даже от Наташки не помер, какой везучий малый~. — с некой толикой насмешки пролепетал до боли, возможно уже физической, знакомый голос. Я, вылупив глаза, как ошпаренный молниеносно развернулся всем корпусом в сторону "героя". — Брагинский! — должно было прозвучать как вопрос, но проехали. — Он самый. — на этих словах русский растянул губы в кошачьей улыбке. Рад, что спас именно он меня, небось. — Я очень рад, конечно, что ты наконец явился, но…Ты совсем охренел?! — злобно гляжу на него я. — Чего орёшь? Я же помочь хотел. — пробубнил Иван. Как ребёнок, ей богу. — Напомню один крохотный нюанс. Тут я замолк, поднял голову пострадавшей и мягко положил её на пол. — Ах, это…Да ладно, и не такое переживала во время ВОВ. — тут он подкинул сковороду в руке, а на её прилёте умудрился удариться об неё лбом. На лету я смог заметить, что на сковороде написано на венгерском «lopni és megölni», что вроде как значит «украдёте — убью». В момент удара я громко прыснул, и Брагинский это заметил. — Не забудь, — решил обломать кайф РСФСР, — Наташа проснётся и тебе конец :3, — с миленькой улыбочкой сказал тот. М-м-м, спасибо, блин. Я наконец оторвал свою жопу от гнилого чуда и призадумался:«А что мне делать с Натой?». Решил-таки просто усадить девушку на место моего весьма долгого восседания, но потом, хорошенько подумав, привязал её к стульчику, для уверенности сделав это не верёвкой, как она меня, а сначала скотчем, затем ремнём из её "волшебной сумочки". Для чего ей это нужно было — не знаю. Ну и пусть страдает от своих же вещей. Даже забавно. — Теперь не убьёт. Хотя бы не сразу, — похлопав пару раз рукой об руку, воодушевленно сказал я. — Ну-ну, посмотрим, — скептически покосился на свою сестру Брагинский, который просто стоял и смотрел всё это время. Вот говнюк, даже не помогал. — Давай, пошли, — махнул тот рукой мне, указывая на выход. Я послушно, что даже странно, последовал за его внушительной фигурой к выходу из этого помещения. Ух, там, оказывается, так душно, в сравнении с остальными пространствами в доме. Окончательно выйдя из этой ловушки, я потянулся и улыбнулся. Наконец на свободе и спас свои причиндалы. Радость непомерная. РСФСР странно на меня глянул и быстро отвернулся в другую сторону. Что это с ним? — Откуда ты спёр сковородку Венгрии? — решил я задать интересующий меня вопрос. Она никогда не расстаётся со своей утварью, а тут такое. — Да это она мне ещё давно подарила, после окончания войны, — бережно проведя рукой по днищу предмета пояснил русский, — Ты просто не очень-то интересуешься кухней, поэтому и не видел. Такая крепкая и хорошая вещь…Наверное именно ей она тебя и била, — хихикнул тот, распинаясь о положительных качествах сковородки, пока мы топали по лестнице на второй этаж в кабинет. Я погрузился на минуту в прострацию. И тут выпалил… — А ты зачем меня поцеловал?.. Брагинский тут же остановился у двери с табличкой «Пруссии входа нет». Он напряжённо смотрел на блестящую ручку и глазами будто пытался её расплавить. Я уже начал беспокоиться, вдруг опять в прострацию впал. Такое бывает от большого напряжения. Но нет. — А ты зачем мне…кхем? — прямо в поддых ударил Иван. Я сразу же побагровел и сглотнул подкативший ком страха. Я уж было хотел рассказать про все злые умыслы, но меня резко схватили за подбородок и подняли лицо так, чтобы мои глаза смотрели ровно в глаза Брагинского. — Если я тебе симпатичен, мог бы сразу сказать, не так же… — выбрал свою правду Иван и покраснел. Твою мать! Что он несёт?! — Я не т… — но договорить мне не дали. Как всегда… Меня опять заткнули поцелуем, мгновенно накрыв мои губы своими. Ещё и в стену прижал, руки по бокам и грудью в картину какую-то меня вдавил. И ногой между ног… Сначала я для приличия отпирался и протестующе мычал. Но потом подумал: «А чёрт с ним, один раз живём», — и начал с удовольствием отвечать.***