Возьми, если сможешь!

Крепко сжимая тонкую талию эльфийки, Ноэль кружился с девушкой в полудиком вальсе, выдумываемым на ходу. Последние лучи солнца еще подкрашивали облака алым, но в баре уже установили свое освещение. Под потолком болтались многогранные шары из цветного стекла, в которые маги запустили прорву вращающихся световых и огненных сгустков. Столы отодвинули к стенам, и на освободившейся площадке вращались геометрические фигуры света, слепя танцоров. Мирилет повело, и они ударились о стену. Девушка коснулась носиком его щеки, но быстро выпрямилась. Извинительно улыбнулась и потянула его обратно на танцпол. Музыканты начали новую мелодию, еще более быструю, и Ноэль вновь погрузился в танец, не ощущая собственного тела. Периодически они менялись партнерами, Мирилет ловко выскользнула из его рук и вот он уже держит за талию эльфийского парня. У него фиолетовые волосы, подведенные глаза и накрашенные губы. Ноэль ведет, парень подчиняется каждому его движению, предугадывая и извиваясь так, чтобы мечник не отдавил ему ног. Когда цикл завершился, эльф коснулся пальцем с маникюром кончика его носа, лукаво улыбнулся и уступил место Мирилет. — Ну что, с кем тебе больше понравилось: со мной или с тем парнем? Ноэль скривил губы в улыбке, но ничего не ответил. Он знал, что девушка втянула его в их с Джорджем игру, пока еще не известную. Может быть, он слишком тесно с кем-то общался, и она решила ему отомстить, используя Ноэля. Для него, кто совсем недавно прозябал в сырых пещерах змеелюдов, это казалось чем-то сказочным, невозможным. Незначительным. Как быстро менялась жизнь, как быстро приспосабливались люди. Кто-то хлопнул его по заду, но в разноцветной суматохе невозможно было что-либо разобрать. — Мирилет, я пойду на воздух… Надо подышать, говорю! Он продрался через танцующих, через скопления людских ртов, выдыхающих дым в узком коридоре, ведущем на задний двор, пока наконец его лица не коснулась вечерняя прохлада. Отмахиваясь от комаров, он добрался до сортира, приспустил штаны и с наслаждением отдался физиологическому процессу, опираясь о неошкуреную стену, чтобы не упасть. Где-то там, в вонючей тьме глубокой дыры журчало выпитое пиво с коктейлями. Услышав приближающиеся по галечной дорожке шаги, он ненароком вспомнил подлое нападение Ньябы. — Занято! — Крикнул он, стряхивая. Шаги прекратились, некто потоптался. — Ноэль? — Услышал он незнакомый мужской голос. С увесистым двуручником за спиной, в свободно висящем тряпье, делающим широкоплечую фигуру более безобидной, перед ним стоял молодой воин. По двадцатому уровню он догадался, что это один из авангардистов. — Да, Ноэль. А ты?.. — Билли, сэр. Не обращая внимания на столь неожиданное обращение (надо будет уточнить у Лаурен), мечник продолжал. — Ты чего-то хотел, Билли? — Ну… в туалет. — А. Пардон. Проходи, конечно. Хлопнула деревянная дверца с прорезанным сердечком, через которое вечернюю темноту прорезала небольшая лампа, прилаженная к сортирной стене таким образом, чтобы слепить любого, кто решит заглянуть внутрь. Сваленные в кучу дрова, железные стойки для большого котла, пара потрепанных, но больших диванов; задний дворик определенно был рассчитан для посиделок. Музыка в доме утихла, и приятный женский голос начал что-то говорить. После недолгой паузы он запел, подхваченный приятны лютневым аккомпанементом. Через минуту Билли вышел. — Чем ты тут занимаешься? — Спросил Ноэль. — Отдыхаю. — Ты, я вижу, был в новой локации. — Так и есть, был. — Там за стойкой сидит орк, Джордж, ты что-нибудь про него знаешь? — Довольно умелый воин, э-э, сам накачался до двенадцатого, в наших рядах где-то месяц. Что еще… А, зовут его вовсе не Джордж, а Пифагор. Он грек. Не любит подколов, поэтому придумал себе это дурацкое, на мой взгляд, имя. Джордж. Ну очевидно же, что оно выдуманное. Об этом немногие знают, но от вас, разумеется, секретов быть не может. — Не может. — Повторил эльф, потирая виски. — Ладно, пойдем отдыхать. Танцы прекратились, все разбрелись по углам, а в центр зала, перед сценой, поставили несколько левых столов и лавок, которые тут же заняли люди. Оказалось, что певица аккомпанировала сама себе, умело перебирая струны ярко расписанного инструмента. Первым делом бросался в глаза ее обтягивающий черно-красный костюм, нелепая шапочка с бубенчиками, но затем взгляд примечал ее грустное лицо, темно-красные губы, опущенные глаза. Слова ее песни, мелодия, талант, проявлявшийся в каждом движении, создавали удивительную атмосферу, а, перемежаясь с необычным обликом, погрузили весь зал и всех его посетителей в транс. Молодые парочки сидели, обнявшись, кто-то смотрел перед собой, умом пребывая в далеких, одному ему известных мирах, кто-то украдкой вытирал слезы. А бард все тянула свою песню, выговаривая удивительным образом такие привычные уху слова, превращая их в нечто абсолютно новое, будоражащее. Ноэль уселся на свое место. Бармен, облокотившись о стойку, о чем-то мечтала. Руди почти неотрывно смотрел на поэтессу, изредка поглядывая на Анну. Мирилет тихонько потягивала очередной коктейль через резную деревянную трубочку, а за ней громоздилась широкая спина Пифагора, то же, наверное, о чем-то размышлявшего. Мирасцилла, так звали менестреля, сыграла последний душещипательный пассаж, дернула головкой, отчего бубенчики на ее шапке тихо звякнули, и склонила голову в поклоне. Зал взорвался аплодисментами. Слышались выкрики «браво», «умница», но девушка, не ловя звезд с неба, легко спорхнула со сцены и направилась к барной стойке. Усевшись возле Руди, она заказала выпить. Пиромант обомлел. — Вы чудесно поете! Вы… Ноэль уже их не слушал. Какой-то парнишка выскочил на сцену с гитарой и начал играть что-то легкое. Остальные музыканты смешались с толпой, явно проголодавшись. Бар опять превратился в человеческий улей, в котором не разобрать слов. — Эх, Ноэль. Как давно я тебя не видела. — Повернулась к нему Мирилет. — Целую вечность. Сначала ходила к Лаурен, а потом, когда прошло две недели, перестала, чтобы лишний раз ее не нервировать. Она очень за тебя переживала. — Я знаю. Она очень меня любит, кажется. — Кажется?! Ноэль, береги свою женщину. Эльф положил в рот креветку, думая о том, что ему дает советы пьяный подросток. — Да-а, — протянула девушка. Румянец ее доставал до ушей. — Знаешь, (перешла на шепот), а ведь у меня сегодня День Рождения! Представляешь? Сегодня я стала чуточку взрослей. — А чего не скажешь Джорджу? Она нахмурила брови. — В последнее время мы часто ссоримся. И потом, все эти разговоры про возраст… — она сделала движение, будто ее тошнит. — Все время обманываю. А он мне рассказывает, что его дочери тринадцать лет. Представляешь, как я себя чувствую? — Погоди-погоди. Тринадцать лет? Но ему ведь двадцать один. — Нет, это он выдумал. Где-то через неделю признался. Тридцать ему. — Тринадцать. А он довольно рано начал заниматься сексом. Девушка слабо улыбнулась. — Я раньше. Ноэль смотрел на нее, раскрасневшуюся, понурую, ни следа той оторвы, которая притащила их сюда. С шумом вздохнул. — Ты вообще, как в этом плане? Тебе нормально? Может, он груб, там, или чего-нибудь от тебя требует… — О да, он требует. И, знаешь, мне нравится. Заниматься сексом. С ним, с Дже… — Она запнулась. Посмотрела на него. Глаза ее начали наливаться слезами. Она резко встала и исчезла в людской массе, по направлению двора. — Анна, налей мне еще той ледяной бадяги, пожалуйста. — Сказал он, не глядя. Он был рад, что пьян. И хотел напиться еще. Но тут Джордж-Пифагор развернулся и подсел к нему. — Держи мой, я не трогал, — подвинул он стакан ладонью, и Ноэль немедленно выпил. — Слушай, я, наверное, немного дерзко с тобой поздоровался, признаю. Извиняй. Почему-то не мог пересилить в себе это тупое чувство по поводу тебя и Мирилет. Хотя у тебя есть девушка, и я видел, как ты с моей танцевал; будто избегал ее, а ведь подпил уже достаточно. Зря я нервничал, короче. Ты парень нормальный. Да и в целом, один из первых людей среди игроков. Молодец ты, да. Нужно было раньше с тобой познакомиться, поблагодарить… Мечник слушал вполуха, думая о том, что скоро этот дурак с Мирилет расстанется, и она пойдет по таким рукам, какие даже представить себе нельзя. Стукнул по столу приготовленный Анной коктейль. Он тут же принялся хлебать его понемногу. — … своенравная она очень, с характером. Тигрица. А поначалу такой кроткой казалась. И, прикинь, в тихом омуте, да-да, так оно и случилось. Че только в постели мы с ней не вытворяли. — Ноэль хотел было отправить в рот соленый орешек, но почувствовал рвотный позыв и отложил его. На лбу проступила испарина, тело вдруг похолодело, но вскоре волна отошла, и он снова слышал окружающий мир. — …конечно, мы все тут пропащие. Она вот ничего про себя не помнит. Это тоже печально, конечно же, но и кое-какие плюсы имеются, а вот у меня есть дочь и жена. И более того. Более того. Мы зашли в игру вместе, одновременно, но не думали, что нас будет здесь ждать такое. Ничего не обговорили: ни ников, ни рас. Дебилы. Вот как тебя зовут на самом деле? — Я амнетик, Джордж. Так что меня зовут Ноэль. — Оу. Не знал. — Ничего. — Желудок изверг наружу небольшую порцию рвоты, но мечник сумел проглотить ее. Выбираясь из-за стойки, он увидел, что за ней стояла Мирасцилла. Анны и Руди не было. — Понятно. — Пробурчал он себе под нос, пытаясь удержать равновесие. Сказав орку, чтобы тот никуда не уходил, эльф стремительно понесся к душному коридору, ведущему на задний дворик. Мигом преодолев травяную лужайку и галечный сад, он оказался у сортира. Дернул дверь — занято. Не выдержав, он нашел темный угол, в которым и изверг из себя всю ту гадость, что успел поглотить за вечер. Жаль, что с мыслями нельзя было сделать того же. Посидев на корточках, чтобы земля под ногами стала вращаться чуть медленней, он кое-как поднялся и поплелся к диванам. Похоже, он оказался слабаком, так как занято было только одно ложе, да и то какой-то страстной парочкой. Не раздумывая, он рухнул на свободное. В темноте слышался стрекот сверчков, игра освежившихся музыкантов и влажное чмоканье где-то сбоку. Ноэль перевернулся на спину. Первые звезды прокалывали небосвод. — Я хочу тебя… прямо здесь… — Услышал он сдавленный шепот до боли знакомого голоса. — Руди? — Возня сразу же прекратилась. — Ноэль? — Ты что, с Анной? В ответ послышался женский смех. — Чувак, у нас тут как бы дело, а ты видишь в темноте, я неуютно себя чувствую. — Дай отдышаться минут пять, и пойду. Надо вернуться в Гобби. — Что, тошнит? У меня есть средство… — Чувак, какая Гобби? Ты еле ходишь. Переночуем у Гектора. Пошлешь в деревню кого-нибудь из наших, вон, орка этого сраного, он вроде не особо пьяный. — Лаурен будет недовольна… У ног эльфа прогнулся диван. Рядом кто-то лег. — Ноэль? — Голова Мирилет была на уровне его ребер. Она говорила шепотом. — Что? — С кем ты там разговариваешь? — Не отвлекайся от Анны, пожалуйста. — Я поступаю плохо, Ноэль? — Как я могу судить? Я ничего не знаю о ваших отношениях. — Я могу рассказать… — Слушай, Мирилет. Как тебя зовут на самом деле? — А что? — Девушка подползла выше, теперь ее голова лежала на его груди. — Просто интересно. — Калипсо. Я гречанка. — А как ты попала в эту игру, если тебе тринадцать лет? Как родители могли позволить тебе воспользоваться таким непроверенным, сырым продуктом? Им не было страшно? — У меня довольно богатая семья, мы купили три привода и зашли в игру все вместе. — Когда я тебя нашел в той гостинице, в одной рубашке, ты, помнится, сказала, что ничего не помнишь. — Да? Я те события смутно помню. Стараюсь забыть. Значит, тогда я решила, что лучше соврать. — Мирилет, ты спрашивала Джорджа, как его зовут на самом деле? — А что, это его ник? Я думала, имя. — И скажи вот еще что, пожалуйста: как звали твоего отца, и сколько ему лет. — Как великого греческого математика и мыслителя — Пифагор. Тридцать. Ноэль смотрел на звездную россыпь, тщась отыскать на небосводе знакомые созвездия. На мгновение чернота неба осветилась вошедшим в атмосферу метеоритом, тут же погасшим, но какие-то крупицы времени еще видимым на оборотной стороне век. Он смотрел в бездонный звездный океан, искренне веря, что откуда-то оттуда за ними наблюдает сейчас тот, кто все это создал. Уголки его губ поползи вверх, и он начал смеяться, а после и хохотать. — Ну что, говнюк, теперь-то ты доволен? О, теперь, я уверен, ты самый довольный из всех. Самодовольный! — Смех Ноэля перешел в истерический, и тут же погас. Он резко, насколько мог, поднялся, грубо сбросив с себя Мирилет, и поковылял в дом. Продираясь сквозь поток облепивших стенки людей и орков, он чертыхался себе под нос: — Гребаный Содом! Сраная игра! Ненавижу! Перед глазами плыло, он то и дело останавливался, чтобы не упасть. А люди вокруг кружились, и никто не хотел ему помочь. Все это походило на адский карнавал, с которого он уже никогда не выберется; казалось, сейчас он упадет на пол, и в танце его затопчут насмерть. Кажется, он где-то уже видел подобную ситуацию, в книге, что ли, где главный герой, или героиня оказались на взаправдашнем адском балу, и тоже было все сумбурно и быстро, дьявольски. Играли скрипки, быстро меняя такт, отчего тошнота вновь подступала к глотке, пронзало воздух дыхание флейт, но самым ужасным оказались барабаны. Они были совсем не к месту, как слива на тарелке с апельсинами, и каждый раз, когда барабанщик ударял по туго натянутой на обод коже, Ноэль припадал к полу, чтобы не распасться о части. Перед глазами вращался калейдоскоп разноцветных одежд и тел, подсвечиваемый с потолка всеми цветами радуги. Мечник подумал, что останется здесь навсегда, вечно блуждая меж безликих людских огней. Чья-то рука подхватила его и вывела из толпы. Он увидел рядом с собой выбеленное лицо Мирасциллы; ее темно-красные губы приоткрыты, она выглядела обеспокоенно. Рука ее, в черно-красных перчатках, напоминающих латекс, источала приятную прохладу, а на изящном мизинце, так умело извлекающем из лютневых струн то, что способно задеть струны людские, красовалось серебряное колечко с синими рунами. Он приложил ее ладонь к щеке, почувствовав блаженный холод. — Ноэль, да? — Неуверенно пролепетала девушка, явно куда более скромная, чем ее подруга. — Неважно выглядишь. Давай выпьем кое-что, полегчает. — Сейчас ему полегчает. — Услышал он раздраженный голос позади. Девушка вскрикнула и отпрянула от него, забрав с собой живительную прохладу. Что-то большое схватило Ноэля за шиворот и штаны, перевернув в воздухе, как щенка, и с силой швырнуло в звездную темноту. Он вылетел на улицу через окно, разбавив стремительную барную музыку аккомпанементом стеклянного звона. Пролетел несколько метров, врезался в твердую землю, несколько раз по инерции перекатился и остался лежать лицом вверх, чтобы смотреть на звезды. Так странно, но вокруг ничего не изменилось. Никто из прохожих не вскрикнул, музыканты не перестали вдруг растерянно, отложив смычки и дудки; не стих разговорный гомон. Будто никто не заметил этого, будто это какая-то банальность, обыденность. — Бана-альность… — Прокряхтел он, пытаясь подняться. На пороге бара появилась высокая фигура Джорджа, нет, Пифагора. По его перекошенному от гнева лицу стекали две струйки влаги. — Ты все знал! — Ревел он, приближаясь. — Знал, что я сплю с собственной дочерью!