Отпечаток подавленных чувств

— Там было чересчур шумно? Уши Аллуры на мгновение резко навостряются, а потом возвращаются в прежнее положение. Её спина строго выпрямлена, а руки плотно скрещены на груди. Розовый свитер, одолженный у сестры Лэнса, свободно обрамляет её фигуру. Хотя болтовня и музыкальные басы едва слышны на таком расстоянии от дома, у Кита немного ноет в ушах. — Не совсем, — говорит она. Кит становится рядом и наклоняется вперёд, укладывая руки на поручень. В такое время суток пирс гулко шумит в унисон с волнами, а ленивый морской бриз целует лицо, — но не хватает того радостного визга, смеха, гула толпы, которые всегда звучат на пляже днём. По крайней мере, так говорит Лэнс, выросший у воды. Отец Кита был далеко не из любителей пляжного отдыха. С такого расстояния россыпь веснушек на переносице Аллуры излучает слабое розоватое свечение. Её пронзительный взгляд устремляется вперёд и останавливается на тёмной поверхности воды, которая плавно течёт под их ногами. Свободный локон её волос завивается вокруг точёной линии подбородка. Кит быстро опускает взгляд на деревянный поручень. Всего в нескольких сантиметрах от его руки видна заноза — прямо возле потускневших вырезанных на дереве букв «О+В», соединённых в сердце. — Это так… странно, — начинает Аллура, — видеть дом, о котором вы все отзывались с такой любовью. Он снова смотрит на неё. Её напряжённые плечи поднимаются, когда она опускает глаза. — Странно снова быть здесь, — говорит он. — Да, я могу себе представить. — Она закусывает губу и комкает рукав свитера, сжимая его изнутри. Пальцы Кита дёргаются на деревянной поверхности, но он удерживает их на месте. — Полагаю, я не ожидала, что почувствую себя настолько… не в своей тарелке, когда мы тут окажемся. Это дом для всех вас — для моей семьи, — и всё же я… — Не дом. Она резко поворачивает голову в его сторону, и Кит не упускает того, как опускаются её плечи. Он потирает переносицу. — Остальные… Им не составило бы труда вернуться к такой жизни. Туда, где выросли, к семье, которую всегда знали. Для них всё будто снова встало на места. Но не для вас с Кораном. Ведь это не Алтея. И не зáмок. Она делает шаг ближе; её пальцы сжимают край поручня, а длинные рукава свитера спадают до костяшек. — А ты? — Я? — Ты сказал «остальные». «Они». Не «мы». — Она склоняет голову набок, и выпавшие из её пучка пряди волос слегка касаются её щеки. У Кита чешется рука. — Разве это и не твой дом тоже? Хижина в лесу была поменьше того дома, который он разделял с отцом. В том доме были двуспальная кровать с изношенным стёганым одеялом красного цвета, небрежно сложенным на самом краю, и коричневый кожаный диван с дырой в подушке, в которую Кит любил совать пальцы, за что отец частенько порицал его. Стены поскрипывали, когда пустынная жара уступала ледяной стуже ночи. Ранним утром свет просачивался сквозь прозрачные белые занавески, а потрескивание и лёгкое шипение готовящегося завтрака служили для Кита будильником с самого младенчества и до кончины его отца. Вот это был дом, думает он, вспоминая, как всюду следовал за отцом по пятам, задавая вопросы о маме, о школе, о большом городе; как забрасывал его длинным перечнем «почему», «кто» и «что», крутившихся в его маленькой голове. Тогда дом ограничивался треском песка в пустыне, когда Кит палкой выводил на нём фигуры; ящерицами и остальными животными, которых он приводил с собой в качестве питомцев. Он с хрустом выпрямляет спину. Пристальный взгляд Аллуры больно жжёт лицо, и Кит буквально чувствует шрам, тянущийся через всю его щеку почти до глаза, хотя краснота и успела сойти за несколько месяцев. Его пальцы непроизвольно дёргаются от желания провести по шраму рукой, но Кит сдерживается. — Вроде того. — Он пожимает плечами. — Я не знаю. Никогда не чувствовал, что… что здесь — моё место. Знаешь, мне всегда казалось, что там, — он указывает пальцем на небо, — есть гораздо больше всего. — Я знаю это чувство, — говорит она. — Ещё на Алтее я всегда мечтала исследовать вселенную, как мой отец. Увидеть всё, что там есть, обучиться всему, чему только можно. Я любила Цветущие каньоны, фестивали и свой народ, но… — Она закрывает глаза. Её длинные белые ресницы касаются щёк. — Я всегда путешествовала только с отцом. И никогда — в одиночку, пока он не… — Да. — Он опускает взгляд на свои ладони. По боковой стороне его указательного пальца тянется шрам — бледнее кожи его руки. Кит проводит по нему пальцем. — Земля — это… планета, на которой я родился. Но не… Когда Широ взял меня к себе, привёл в Гарнизон и я впервые взлетел, то… то я в первый раз ощутил… — …лёгкость? — Да. — Как будто ты можешь всё, что угодно, — всё, что вздумается. — Кит в ответ кивает. Аллура наклоняется вперёд и глубоко вздыхает. — Отец был в ужасе, когда я впервые попробовала управлять зáмком на лету. Он фыркает от смеха. — И мой, когда я впервые сел на его мопед. — Полагаю, такова отцовская природа. — Она смеётся. У Кита сжимается в груди. — Я рада, что ты нашёл свою мать, Кит. Уголок его губ поднимается вверх. — Я тоже. Она… не совсем такая, как я представлял, но… — Сходство поразительное. — Она тянется вперёд и дёргает его за кончики волос с улыбкой на губах. Его лицо горит, и он отклоняется назад, бессвязно бормоча что-то в ответ, пока Аллура хихикает в кулак. — Прошу прощения, — говорит она. — Было трудно сдержаться. Его сердце гулко стучит в ушах, а призрачное тепло её пальцев всё ещё ощущается на затылке. Кит отмахивается от извинений. — Всё нормально. Аллура выгибает бровь и засовывает руку обратно в рукав на несколько размеров больше. Ткань плотная и стёганая, слишком тёплая для кубинского климата, но Кит не замечает ни капли пота на её лбу. С тех пор, как они прибыли на Землю, он пристрастился к ношению старых футболок своего отца. Прилегали они всё ещё свободно, но больше не висели на нём, будучи на три размера больше. Тонкий хлопковый материал постоянно липнул к его телу, оставляя по себе тут и там тёмные пятна. Если подумать, он никогда не видел, чтобы и Коран потел (не считая случая со скользянкой, о котором Кит бы с удовольствием давным-давно забыл). Он снова поднимает взгляд на Аллуру. Изогнув губы в улыбке, она смотрит на небо, больше не испытывая напряжение и дискомфорт. Вместо этого мягко выгибаются её плечи — почти такие же утончённые, как и линия её шеи. У Кита пересыхает во рту. Он снова опускает глаза на свои ладони. Два года — долгое время. И хотя остальные никак не изменились за пределами того карманного пространства, где время коверкалось и шло, как вздумается, Кит носит пережитые годы в себе — в длине его волос, конечностей, в тонких рубцах и шрамах от столь длительного выживания на чужеродном звере. Когда они виделись в последний раз, Аллура легко могла поймать его взгляд, но теперь он высится над ней, как Лэнс. Странно осознавать, что, пока он два года путешествовал и становился старше, его друзья едва ли сдвинулись с места. — Аллура? — А? Он встречается с ней взглядом. Она поднимает бровь. Чересчур великоватая горловина свитера оголяет полоску тёмной кожи в районе её шеи — больше, чем видно обычно, когда на ней надето платье, боевое обмундирование или доспехи паладина. Его ладони липкие на ощупь, и обычно он в таком случае обтёр бы влагу об штанину, но это привлечёт её внимание, не так ли? — Я так и не… — Складка залегает между его бровей, а во рту пересыхает. В голове слова даются с лёгкостью, но на деле это — то же самое, что тянуть за конец тугую верёвку. Часть его неспособна продолжить мысль — та часть, которая в маске пряталась от пристального взгляда Аллуры сквозь толпу беженцев. Он откашливается. — Я так и не… поблагодарил тебя. За то, что ты сказала. Перед тем, как я окончательно решил присоединиться к Клинку Марморы. — Не поблагодарил меня? — Да. Да, я, эм, — начинает он, перехватывая её растерянный взгляд. — Я знаю, что… что не хотел тогда этого слушать. Особенно после того, что случилось с Регрисом. И я до сих пор… Я не жалею, что присоединился к Клинкам. Но я… я ценю, что… что тебе было не плевать и ты что-то сказала. — Его горло грозится перекрыть доступ воздуху. — Мне это всё ещё приятно. Она смотрит на него в попытках найти что-то в выражении его лица — он не уверен, что именно, но, чем бы оно ни было, она, кажется, находит, что искала, потому что кладёт ладонь поверх его собственной и сжимает. — Я это запомню, когда ты в следующий раз скажешь, что тебе не нужна лекция. Ну а это заставляет его прыснуть от смеха. Он прикрывает глаза свободной рукой, улыбаясь, и переворачивает другую — так, чтобы ладонь Аллуры касалась его собственной. Она переплетает их пальцы. — Надеюсь, столько лекций мне больше не понадобится. — Я разделяю с тобой это чувство. Он снова смеётся, и в этот раз Аллура хихикает вместе с ним, прикрывая рот свободной рукой. — Вот вы где! Кит вырывает ладонь из хватки Аллуры, оборачиваясь посмотреть на Пидж, стоящую посреди пирса со скрещёнными на груди руками. Он не упускает ни того, как она резко отрывает взгляд от их с Аллурой рук, за которые они только что держались, и смотрит ему в глаза, ни её поднятую бровь. И если его лицо заливается румянцем, то это всё из-за жары. — Ханк отправил поисковую группу, когда вы двое пропали без вести, — говорит она. — Мне кажется, у него всё ещё паранойя, что Гарнизон может приковать нас к столам, если отыщет здесь. — Я сомневаюсь, что они найдут нас тут. Им запрещено покидать территорию США. — Кит складывает руки на груди. — Ага, ну что ж, не забудь сказать ему об этом, когда он начнёт на тебя орать. — Пидж морщит нос. Она тянется схватить Аллуру за рукав свитера. — Пойдём. Я же ещё должна показать тебе, как играть в «Звёздный крейсер “Галактика”». Аллура тяжело вздыхает, позволяя Пидж потянуть её за собой. — Но я ужасна в этих играх. — Поэтому я тебя и учу. Боже, прояви ты хоть немного признательности. Засовывая руки в карманы, Кит следует за ними. Улыбка играет в уголках его губ, растягиваясь до ушей уже когда он заходит в дом Лэнса и замечает, как возмущённый Ханк суетится вокруг Аллуры. Через плечо Ханка она ловит его взгляд, и от улыбки в уголках её глаз образуются морщинки. Все эти годы Кит так старательно закрывался от других. А сейчас чувствует себя как на ладони.