Однажды — все равно что никогда

Прага была маленькой и очень постсоветской — этими двумя прилагательными лучше всего Даня бы её описал. Ещё по пути из аэропорта его флэшбэкнуло к Питеру. Он совершенно ничего не знал о чехах и по приезду с любопытством ребёнка начал впитывать информацию о непонятной культуре, целыми днями пропадая на улицах и шерстя википедию. Так появились и первые знакомства — повсюду Даня улавливал родную русскую речь, летя на неё, как мотыльки на свет. На третий день он встретил своего будущего лучшего друга — парня с круглым лицом и комичным голосом, к которому хотелось обращаться «чувак», но все звали его Егор. Егор слушал фолк и «макулатуру», пил пиво и долбил спиды, в общем являясь представителем андеграундной русской интеллигенции, которой Даня всегда втайне восхищался и к которой стремился. Они сошлись быстро, потому что оба были заинтересованы. В отличие от Дани, Егор жил в Праге третий год и постоянно находился в поиске «свежей крови». Оказалось, он с друзьями имел потуги в творческую деятельность, но их войско постоянно теряло бойцов, требуя привлечения новых замотивированных на успех лиц. В чужой стране реализоваться было ещё сложнее, поэтому они хватались за любого мало-мальски способного к созданию контента новичка. Так, вскользь упомянув о попытках в анимацию, Даня из просто приятного знакомого превратился в полезного. Он плавно влился в компанию таких же, как он, ребят, которые рвали задницы, чтобы продержаться на плаву и создать что-нибудь говорящее. Несмотря на жизнь и учёбу за пределами РФ, в их небольшой банде была та условно русская «душа», по которой Даня скучал бы больше всего. Скоро он понял, что главным двигателем прогресса в творческом процессе был зализанный Руслан, постоянно выполняющий роль местной мамки. Он учился на экономиста и жил с девушкой, про которую все знали, но толком никто не был с ней знаком. Руслан сразу дал понять, что будет рад новому человеку, но насильно никого держать не станет. — Не ты первый, не ты последний, — улыбнулся он на данино «Я с вами надолго». В последствие он, конечно, смягчился и проникся очарованием рыжего пиздюка, но воспоминание о первой встрече иногда будет мелькать у Дани в голове перед сном. Когда Егор впервые позвал Даню на общую вписку «русской элиты в ЧР», Поперечный поначалу до тупого сильно нервничал. Оставалось в нем все-таки что-то такое, напоминающее страх не ужиться в чужом коллективе. На его неловкое «салам» Егор усмехнулся и познакомил со всеми членами их небольшой группы. В противоположность угрюмому Руслану появилась улыбчивая Регина, при первом знакомстве потрепавшая Даню по волосам и отпустившая какую-то пошлую шутку про его ебло. Она сразу пришлась ему по душе. Низковатый Эльдар, пожав руку, без прелюдий протянул ему косяк и громко рассмеялся, когда Даня закашлялся. В тот же вечер чуть позже он познакомился с Юрой, у которого были забиты рукава и кипела страсть к русской народной музыке. Даня тогда ужасно нахуярился от счастья и знал, что запомнит это надолго. На вопрос «сколько вы знакомы» он так и не получил внятного ответа, но, казалось, знал его и так. Они были знакомы будто бы всю жизнь. — Вы - все, о чем я мечтал, — промурлыкал Даня, параллельно кивая головой («нет») на предложение о затяжке. — Не спеши, ковбой. Ты ещё не видел нашу темную лошадку, — хихикнула Регина, положив голову Дане на плечо. Было под шесть утра субботы и всех страшно рубило. Даня вопросительно вскинул брови. — Да это она про Мишу, ещё с ним познакомишься, не парься, — отмахнулся Егор. — А почему «темная лошадка»? — Вот именно, скорее уж «упёртый баран», — по-доброму вставил Руслан, параллельно опять что-то выясняя по телефону. Все рассмеялись, и Даня растеряно хмыкнул тоже, чтобы не оставаться в стороне. В тот вечер он заснул рядом с Региной с мыслями о загадочном упёртом баране по имени Миша, которого он по непонятной причине искренне желал встретить. * Случилось это примерно через пару недель, когда Егор попросил его зайти за стаффом на квартиру к Эльдару. Сам Эльдар находился в состоянии творческого кризиса и беспробудно бухал где-то в Италии. — Там будет Мишган, откроет тебе. Если откажется выносить шмаль, скажи, что ты из ментовки. Даня фыркнул и понятливо кивнул, опять чувствуя непривычное волнение. Последний член банды, которому нужно было понравиться. Последний босс, которого нужно было замочить. Даня давно не испытывал такой потребности прийтись кому-то по душе — в основном потому, что это обычно получалось само собой. Что поделать, если он располагал к себе совершенно ничего для этого не делая? Тогда же все было иначе — и он никак не мог понять почему. Наверное из-за окружающего его чешского менталитета и русских гопников-мажоров он сомневался в том, что найдёт тут такую же по-настоящему подходящую компанию, как эта. Понравиться Мише стало центральной задачей, с которой он думал, что готов был столкнуться. После короткого звонка в дверь квартирки где-то на окраине Праги, Даня нервно жевал губу в ожидании ответа. Еще по пути он стал задаваться совершенно тупорылыми вопросами о том, как Миша мог бы выглядеть и как мог бы разговаривать. Со скрипом дверь приоткрылась и из-за неё выглянуло вытянутое бородатое лицо. Взгляд мужчины из-под густых тяжелых бровей сфокусировался на Дане. — Вы к кому? Даня и сам не понял, почему вдруг так занервничал. — Э-э, — промычал он, — Миша? Я из ментовки, — и вылупился на мужчину. На секунду «Миша» замешкался, а потом как-то так по-особенному устало закатил глаза. Позже Даня будет думать, что никто и никогда так устало выглядеть больше не может. — Стой здесь, — чувак резко скрылся в квартире, и время ожидания текло, казалось, как под накуркой. Даня думал о том, почему его не пригласили внутрь, и можно ли это обосновать как-нибудь с точки зрения психологии. В то время он как раз закончил читать Фрейда и, хоть почти ничего оттуда и не понял, все время хвастливо пытался выдать что-нибудь умное. Миша вскоре вернулся с небольшим чёрным свёртком, от которого тут же повеяло знакомым ароматом, вручил его Дане в руки с коротким «Держи» и, не прощаясь, исчез за дверью, которая громко за ним захлопнулась. От этой неприветливости Даня на секунду оторопел и в состоянии глубокой задумчивости поехал на студию. Он никак не мог отделаться от мысли, что провалил миссию. Его отношения с критикой всегда были трудные и утомляющие, он ненавидел проигрывать. В холодном и непробиваемом мобильной связью пражском метро ему в голову пришла мысль, что Миша выглядел очень нервным и дерганным, а не просто недружелюбным. Впрочем, тогда еще сложно было строить первое впечатление. День был туманный и серый, способствуя погружению в собственные загоны. Даже сидя в импровизированной мастерской рядом с Региной, настроение у Дани было меланхоличное. Впервые его пригласили в это место, будто посвящая в некую тайну, а он не ощущал должного восторга. Предполагалось, что они приходили туда работать над проектами, но как-то так выходило, что никто этим особо не занимался. Руслан в который раз висел на телефоне, Егор крутил косяк, а Регина переписывала конспекты. Он пока не так хорошо знал этих ребят, но уже искренне сочувствовал тяготам их жизни, обладая хорошей эмпатией. Каждый в тот день был занят чем-то своим — так выглядел их рабочий процесс, никто и не думал, что Даня, впечатлительный долбоеб, снова станет все романтизировать. Вся загадочность и дымка вдруг развеялись. Он не знал, как начать говорить о том, что его беспокоило, поэтому выдал первое, что пришло в голову. — А ваш Миша всегда такой мудак? Регина подняла на него взгляд и таинственно хихикнула, но ничего не ответила, продолжая мучить тетрадь. — Не обращай внимание, у него просто творческий процесс идёт. Пишет что-то новое, — пожал плечами Егор. - Хикканы, они такие Оказалось, что Миша был чуть ли не ядром группы, оставаясь при этом в тени. Он писал им тексты и почти всегда режиссировал, но до этого момента никто об этом толком не упоминал. Это только подстегнуло интерес. Тем же вечером Даня попросил сбросить все их готовые работы и взахлёб поглотил каждый формат. Видео были неотшлифованные, сильно страдала съемка, но каждый концепт зацепил Даню за душу. Он невольно задумался о том, что может быть у Миши в голове, и как бы получше воплотить нематериальные идеи в жизнь. Он, юный и склонный искать красивые сюжеты, видел в Мише больше, чем человека — хотя бы потому что не знал его и смотрел только на выдуманный образ. Закрытость показалась ему той ночью не отталкивающей, а притягательной. Ему захотелось во что бы то ни стало достучаться до этого странного худого гения. Сделав пару заметок по корректировке мишиных работ, Даня провалился в сон, уставший и довольный.