Однажды — все равно что никогда

Погода была тёплой где-то до середины октября, а общага, в которой обитал Даня, находилась в районе коттеджного посёлка и большого леса-заповедника. Он часто выбирался туда на прогулку, чтобы как-то отвлечься от постоянных вписок и болтливого соседа-македонца. Ему вообще повезло с соседями — они все нашли в Дане что-то очаровательно ебанутое и относились к нему, как к странному коту, который постоянно творил хуйню, но при этом был жутко милым. В один из вечеров Миша позвал его пройтись, подразумевая под этим проехаться в Плзень, чтобы купить пиво прямо с местной пивоварни. Даня не мог позволить себе отказаться, потому что знал, что это значит. Миша всегда покупал это пиво и очень редко пил в пражских барах, ошибочно полагая, что чехи наебывают туристов. Проехаться с ним до любимой пивоварни означало быть посвящённым в его секретный мир. По крайней мере, тогда Даня это так видел. Он так торопился на встречу, что впопыхах схватил ключи соседа, даже не задумываясь о том, во что это в итоге может вылиться. В Плзень они ехали на автобусе, дорога занимала чуть меньше полутора часов. Миша был в клетчатой выправленной рубашке, которая подчеркивала его худобу, и старых затертых вансах. На шее у него висели наушники и Даня, ощупав карманы, спохватился, что не взял свои. Перед тем, как сесть, они покурили, и Поперечного резко ударило никотином, потому что он действительно пытался бросить и не брал сигу в рот уже пару дней. В автобусе он прислонился лбом к окну и, должно быть, выглядел так одиноко, что Миша сжалился и предложил ему послушать свою музыку. Даня с трепетом принял наушник и ощутил, что полностью погрузился в кого-то другого. Без пошлых шуток, это метафора. Миша слушал The Clash и The Smiths, а ещё много чешского репа. В Чехии вообще реп был очень распространённой музыкой, его слушали все: от школьников до водителей автобусов. Именно поэтому Даня почему-то в который раз напомнил себе, что Миша живёт здесь уже восьмой год и давно начал сливаться с окружением. Он заслушался и не заметил, как вырубился у Кшиштовского на плече. Миша загадочно улыбнулся и бросил взгляд на окно, в котором панельки быстро сменялись крохотными «пряничными» домиками. В пивоварне они случайно встретились с мишиным другом и заговорились. Даня сначала неловко стоял в стороне, но потом подключился к диалогу, как бы доказывая, чего он стоит. Это было какое-то необоснованное желание показаться в чужих глазах открытым и приятным собеседником. — Илья Прусикин, приятно познакомиться, — они пожали руки и открыли по бутылке. Илья выглядел старше них и ещё как человек, которому как будто все интересно. Он смешно шутил и говорил на русском с небольшим акцентом, который почему-то напугал Даню. — И как тебя занесло сюда? — спросил он, когда они переместились за барный стол. — Да я здесь с детства ошиваюсь, мать вышла за чеха, а у меня не было выбора, — ответил Илья с едва заметной грустью в голосе. Даня задумался. — Выбор есть всегда. Миша взглянул на него с любопытством и подтверждающе кивнул. — Прага затягивает, знаешь. Взвешиваешь все плюсы и минусы и в принципе не видишь смысла уезжать. Даня подумал о том, что это напоминает ему какую-то старую историю, но никак не мог вспомнить, какую. Чехия, как страна волшебных эльфов, притягивала к себе стремящихся к чему-то людей и потихоньку меняла их, как и любая мечта, оказавшаяся вдруг слишком далеко. Они приезжали идейные, четко видящие свою цель, а в процессе терялись в бытовых бумажных вопросах и брали то, что дают, вместо того, что хотели. Илья вот например пятый год работал директором одной из Плзеньских пивоварен и дома записывал какую-то музыку в стол, никогда не задумываясь о том, чтобы заняться этим всерьёз. В ЧР вообще было неважно с искусством, даже университеты с творческими специальностями можно было пересчитать по пальцам одной руки. Дане не хотелось развеивать собственные грезы. Он с детства привык мечтать высоко и всегда знал, что предназначен для чего-то большего, как бы высокомерно это ни звучало. Встреча с компанией Егора поначалу вселила в него надежду, но чем больше он узнавал, тем сильнее разочаровывался. Чем больше людей он встречал, тем менее реальными казались его задумки. Они еле успели на последний автобус до Праги и, изрядно опьяневшие, лениво смотрели в окно. — Я не помню, как выглядит Петербург, — вдруг сказал Миша. Даню всегда раздражала романтизация Питера, потому что в нем не было ничего особенного. Это был мокрый и холодный город, состоящий из наркоманов и ларьков с шавермой. Но интонация, с которой Миша произнёс эту фразу, была такой проникновенной, что это заставило его усомниться. А может просто в любых его словах Даня мог найти ценность. — А почему больше туда не ездишь? Миша пожал плечами: — Да как-то нет времени, и меня там наверняка уже никто не ждёт. Пьяный Кшиштовский был очень откровенным. Дане захотелось взять его за руку, но вместо этого он похлопал его по плечу. — Я в Питере был только раз, тот ещё притон. Наркотики и артхаус. Миша улыбнулся: — Малолетние псевдоинтеллектуалы и лохи — моя ниша. Даня глупо рассмеялся и положил голову Мише на плечо, чувствуя себя слишком пьяным, чтобы продолжать разговор. * — Бля, это хуйня какая-то, Миша. Егор отложил в сторону ноутбук с открытым вордом и стал нервно ходить по комнате. Они вторую неделю работали над новым проектом и все как назло шло не так. Регина постоянно пропадала в универе, каждый раз обещая прийти и каждый раз проебываясь, Руслан ссорился с девушкой и ещё больше разговаривал по телефону. Эльдар в принципе перестал появляться после того, как съехал от Миши на другую квартиру. Даня так до конца и не понял суть истории, но решил не спрашивать. Миша, от которого требовалось все больше и больше, как будто выдохся и писал наотъебись, не чувствуя в себе сил сделать хорошо. — Нам нужно отдохнуть, — вынес вердикт Егор после некоторого молчания. — Ага, друг от друга, — буркнул Миша. Так прошло несколько дней, в которые Даня никак не мог найти себе места. Он вдруг ясно осознал, что жил чем-то абстрактным, стремлением быть в компании, которая как-то резко распалась, оставив его с ничем. Поэтому, получив сообщение о Миши с коротким «приезжай», он страшно воодушевился и пулей выскочил с занятий. Кшиштовский, как и при первой их встрече, открыл ему заспанный и угрюмый, но на этот раз сразу пустил внутрь. Захлопнув за собой дверь, Даня расплылся в умиленной улыбке. Имея отличное воображение и юношеский максимализм, он почти сразу влюбился в шарм этой квартиры и ее хозяина. Во всем можно было увидеть принадлежность Мише, казалось, что ни одна вещь не лежала на своём месте, но все было на своих местах. Стопка DVD-дисков, чуть накренившись вправо, украшала подоконник; упаковки от читоса уныло валялись рядом с мусорным ведром. Позже Даня заприметил старую кофеварку, которой по виду было лет десять и которая держалась в доме, должно быть, из чувства ностальгии. Он поймал в образе домашнего Миши ту необычную харизму, которую было сложно описать словами или передать как-то, кроме прямого контакта лицом к лицу. Была бы возможность, Даня, казалось, мог провести там вечность. Как ребёнок, дорвавшийся до магазина сладостей, он изучал бы каждую пылинку. Квартира много говорила о человеке. Например, видно было, что в доме имелись деньги, но с ними абсолютно не умели обращаться. Подобные вещи Даня теперь умел распознавать на раз-два — в основном потому, что грешил таким сам. — Пиво будешь? Миша вытянул его из размышлений. — Сейчас только час дня. Кшиштовский пожал плечами: — Так будешь или нет? Сделав глоток пилзнера, Даня сел на старый потрёпанный диван. Миша, нервно качая ногой, протянул ему ноутбук со словами «Прочитай и скажи, что думаешь». В вордовском файле оказался новый сценарий. Даня осилил его за двадцать с лишним минут и поднял взгляд на Мишу. Он пытался придумать вежливый эквивалент к слову «хуйня». — Это… — Полный кал, я знаю, — закончил за него Кшиштовский и быстро выхватил ноутбук. — Мне нужна была помощь зала. Было странно видеть Мишу уязвимым и было странно читать что-то, явно написанное им, но совершенно не дотягивающего по уровню. Даня не знал, что сказать. — Не понимаю, что происходит. Походу, я все-таки пропил талант, — тоскливо протянул Кшиштовский и тоже открыл бутылку. Даня хохотнул. — Осталось только мозги. Миша злобно зыркнул в ответ. Повисла неуютная тишина, которая слишком располагала к пиздостраданиям, и Даня предложил накуриться, чтобы разрядить обстановку. — Не люблю траву, — покачал головой Миша. — Трава для пидоров. — Я потому и предлагаю. Они забили косяк — в основном все делал Миша, потому что Даня был ужасным непрофессионалом — а потом, скурив его, долго выбирали, что посмотреть. Все, что предлагал Кшиштовский, нужно было воспринимать на серьезных щах, и Даня решил, что это жуткий фарс с его стороны — предлагать смотреть Долана под накуркой. В конце концов, остановились на «Титанике» и долго пытались найти, над чем в нем можно было посмеяться. Посередине фильма обоих пробило на жор, и Миша пошёл на кухню, чтобы наварить пшенки. Даня остался в комнате и решил покурить в окно — его сильно тянуло на свежий воздух, а ещё было смертельно скучно сидеть одному и ничего не делать. Потом он понял, что вообще часто прибегал к сигаретам как к средству отвлечения себя от хмурой реальности. Он вытянулся головой на улицу и взглянул вниз. Миша жил на шестом этаже панельки в спальном районе, хотя явно мог позволить себе что-то получше. Даня снова подумал о том, что Кшиштовсикий не умел распоряжаться своими деньгами — а ещё своим временем. Два самых важных на сегодняшний день человеческих ресурса, и оба шли мимо. Миша был загадкой для него хотя бы потому, что умело уворачивался от многих социальных норм, и в отличие от самого Дани не жил ради того, чтобы вписываться в рамки. Поперечный в ту ночь не сумел провести параллель между этим фактом и тем, что Миша, талантливый и работоспособный, не сдвинулся с мертвой точки за восемь лет. — Ты че творишь, пес? Даня встрепенулся, поймав себя почти наполовину высунутым из окна. Миша подкрался сзади, но не встал со спины, как в кино, а сделал гораздо менее пошло и изящно. Пристроился сбоку и положил большую ладонь на спину Дани, между лопатками. — Стой! Не прыгай. Путин умер, — он театрально процитировал мем, и Поперечный посыпался. Осторожно встав на ноги, он вдруг оказался так близко к Мише, что невольно охнул от неожиданности. Миша улыбнулся и провёл рукой по его плечу. Даня до сих пор поражался, как ему удавалось из наигранного комика превращаться в томного обольстителя. — Я… это… — Хотел посмотреть на винты? — Миша вскинул брови, и Даня рассмеялся от того, как сильно эта сцена была похожа на сцену из «Титаника». Они замолчали, но не меняли этого откровенно неловкого и неприличного расстояния между собой. Глаза Миши казались огромными и влажными, как будто бы он растрогался, а не обкурился. Волшебство момента дурманило Даню сильнее, чем стафф, и он потянулся вперёд, касаясь губ Миши своими — осторожно, будто не был до конца уверен, что решился на это. Миша чуть улыбнулся и скользнул пальцами от плеча до его едва покрытой юношеской щетиной щеки, трогательно поглаживая. Из лэптопа раздался звук идущего ко дну корабля, и Даня на секунду подумал, что это пошлая и чересчур очевидная визуальная метафора к происходящему. Миша подумал, что пшенка на кухне могла подождать.