Искусственное дыхание

В этом городе принято считать, что если где-то что-то пошло не так, как должно было — большинству не будет дела. Принято опускать головы и поспешно проходить мимо, встретившись взглядом с бездомным, что сидит на мостовой. Принято тоскливо выдыхать, слушая новостные репортажи о том, как солдаты двух стран, одна из которых твоя, расстреливают друг друга за остатки ресурсов. Принято отводить взгляды, прятаться в переулках и притворяться, словно чудо кибернетики, что явилось сюда и велело городу расцвести, изменило всё. Ложь. Наглая ложь. Быть может, Детройту и правда сильно повезло — производство человекоподобных машин снова возвело его на давно заросшую тропу промышленности. Застоявшийся в безысходности, противоречиях банд и опустошении, он вырвался на волю, словно птица из клетки. Оброс декорациями, высотными зданиями, сияющими вывесками и огромными голубыми рекламными щитами. Чужие лица, полные пластикового равнодушия, повсюду. Они смотрят с гигантских экранов высоток, приветливо улыбаясь и пряча прежний Детройт за собой. То, каким он был, есть и будет всегда. То, что в нём никогда не изменится, то, что лежит на нём яркой меткой, знаком отличия. Фирменная, эстетичная, вгоняющая в ужас грязь. Отвратительная, шевелящаяся, практически живая. Андроидам её никогда не понять и не рассмотреть, им где угодно будет хорошо. Им всё равно. Они не станут всматриваться в гнилые застенки города и безнадёжно качать головой. В их взгляде не промелькнёт страх при одной мысли о возможной войне, которая в нынешний век попросту смертоносна для планеты. Они будут помогать ребёнку с уроками, даже не подумав спросить, хорошая ли в стране система образования. Бывает так, что смотришь в глаза любого из них — и чувствуешь холодок на коже. Подумать только, кажется, их вообще ничего не волнует. Возможно, тот день как раз был тем днём, в который сбилось всё. В тот день андроид не всматривался во внутренности Детройта — он устремил в человечество пылающий светлым пламенем кошмара взгляд. В тот день андроид не испытал страха перед неизбежным — он запаниковал. И, наконец, в тот день андроид не делал с ребёнком уроки — он прижал к голове ребёнка пистолет. Ветер беспощадно трепал его волосы, впиваясь прямиком в сознание, забираясь в обнажённый мозг, от которого, кажется, остались лишь рваные кусочки программного кода. Пространство в глазах рябит, рассыпаясь на жалкие алые пиксели, реальность рушится, словно конёк крыши вот-вот посыплется под его ногами. Чёткие контуры, режущие глаза, стремительно и ритмично сменялись мягкими пятнами, а в ушах стоял невыносимо болезненный детский крик. Это она кричала. Она. Эмма Филлипс. Это имя даже в своём воображении слышать было невыносимо, словно внутренний голос, произнося его, надавливал на все внутренние рычаги, что только можно. Сонная артерия девятилетней пленницы податливо пульсировала под рукой, вызывая смесь совершенно ужасных чувств. Тогда ему казалось, что он выпил целую банку самых токсичных отходов на свете, настолько тянуло просто закончить всё это. Она кричала, плакала, но не сопротивлялась и не дралась. Почему? Её отец собирался прислать кого-то на замену, но не прислал. Почему? Её мать сейчас наверняка заливается слезами где-то в коридоре, но не показывается на глаза. Почему? Джон Филлипс и впрямь отправил заказ на нового андроида, на новенькую и очаровательную AP700, вот только получить её лично в руки, дать собственное имя и запустить он уже никогда не сможет. Он мёртв, его квадратная физиономия сейчас белее любой простыни и покрыта ещё влажными пятнами крови. Кэролайн Филлипс боится его. Боится андроида, что застрял на коньке крыши, крепко стиснув в охапку её дочь. Впрочем, вряд ли он мог гарантировать то, что не выстрелил бы, выйди она следом. А Эмма Филлипс находила в себе силы только всхлипывать и тихо умолять. Нет, нет, это неправда. Она точно такая же, как и её родители. Они просто пользовались им, а потом решили выбросить, как надоел. Её слова ничего не значили. Всё перекликалось в голове криками и слезами, разными по громкости и силе. Всё впивалось в мозг пытливыми взглядами, рвало сознание ржавыми пилами. Он слишком хорошо знал, как называется то, что с ним происходит: для этого состояния есть специальное грязное, пренебрежительное слово. Девиант. Его произносят с презрением и подкожной боязнью. Тех, кто заклеймён этим словом, расстреливают на месте. И андроид слишком хорошо понимал, почему ему нельзя просто отпустить девочку подальше. Теперь иного выхода у него просто нет. Слишком сильно хочется жить, слишком жалобно всхлипывает маленькая лгунья, слишком значимыми были её слова: «Ты мой лучший друг, мы всегда будем вместе!». Всегда. Разумеется, дорогая Эмма, если «всегда» — это до того момента, пока вам не надоест. Голос в голове просто разрывался от крика: «Они тебя бросили!», шум машин где-то там, далеко внизу, мучительно равнодушным потоком манил к себе, а вопль, сжимающий грудную клетку, неистово желал вырваться наружу. Густая синяя кровь неравномерно брызгала из округлой раны чуть-чуть пониже груди. Она стремительными, красочными, красивыми ручейками соприкасалась с белоснежной когда-то формой домашнего андроида и впитывалась в неё, лишь дополнительно напоминая владельцу о том, что сегодня всё сломалось. Что сегодня он застрелил двоих полицейских, ранил третьего и остался там, стоять, подобно американским самоубийцам, прижав к себе еле находящего силы на плач ребёнка. Он отлично знал, что будет, если отпустить Эмму — его тело изрешетят прежде, чем он успеет сказать хоть что-нибудь. Даже быстрее, чем если бы он решил спрыгнуть сам. В глазах тряслось паническое алое марево. Деваться некуда, оставалось только крепко держать заложницу и пистолет, что удалось вытащить у ныне мёртвого отца девчонки, кричать на полицейских, угрожать прыжком. Оставалось только стоять здесь, на краю крыши, сдерживая внутренний вой, не имея никакого иного выхода. Оставалось только ждать. — Даниэль! Кто-то зовёт. Кто-то чужой. Незнакомый, вышедший без предупреждения. Да, именно так его и зовут. Даниэль, модель PL600, серийный номер 369 911 047. Андроид-помощник, чья природа в уходе за детьми, готовке, уборке и прочих мелочах жизни, за которыми не поспевают мать и отец. Именно это имя произносила Эмма, говоря, что он «самый крутой андроид на свете». Именно этим именем его наградили, когда он впервые открыл глаза в своём новом доме, тогда, в далёком 2034-м. Что-то внутри Даниэля панически дёрнулось, он едва приметно покачнулся и выстрелил наобум. Наплевать, попадёт пуля или нет — лишь бы этот чужой голос остался где-то там, около двери в дом, и не продолжал говорить. Пусть этот кто-то оставит его одного. Пусть исчезнет куда подальше вместе со своим странным голосом. Таким чужим. Таким механическим. Нечеловеческим. — Откуда…ты знаешь моё имя? — то немногое разумное, что пришло ему в голову после выстрела. Пуля пробила чужаку плечо, но более ничего не добилась. Пятно рваной синей крови на стене отвратительно расползается — подумать только, прямо как у него. Ещё бы — эти скоты послали андроида расправиться с андроидом. Ведь легче выхода им просто не придумать, если они хотят перестать посылать на смерть своих бойцов. — Меня зовут Коннор. Я много о тебе знаю! — чужак уставился прямо ему в лицо своими пустыми безжизненными глазами человеческой игрушки. Глубокими, тёмно-карими, но совершенно ничем не наполненными. Хотя, признаться честно, сейчас ему хватало и такого взгляда. Глаза застилало пеленой панической алой ярости. Он просто хотел, чтобы всё это кончилось, чтобы всё исчезло, отмоталось назад, дало ему шанс перезагрузить себя и сделать всё иначе. Не оставаться в этом адском положении между небом и неизбежной смертью. Звук лопастей вертолёта рвал уши на мелкие кусочки, кто-то кричал оттуда, громко, кажется, в микрофон. Люди таковы, что на любое событие, даже то, что пугает их до потери пульса, им необходимо прислать СМИ. Сколько таких семейств сейчас смотрят это по телевизору и косятся на своих домашних андроидов с недоверием и страхом? Какими словами говорят о нём сейчас? Если бы только Даниэль знал, зачем он рассказывает этому чужаку всё, что творится в голове. Зачем плачет, зачем кричит о том, как верил людям и как решил, что важен для них. Зачем слушает увещевания мягким и спокойным голосом, зачем вслушивается в слова? — Ты ведь не виноват. Эмоции, которые тебя охватили — просто ошибка программы. Что-то внутри мучительно заплакало, желая разразиться волчьим воем. Ошибка программы, да, разумеется. Быть может, Коннор и прав, быть может, всё это — один большой сбой? Сбой, который исчезнет, если сдаться и дать себя перезапустить. И больше не будет слёз, рыданий, всепоглощающей паники. Тело пробрал порыв неестественной дрожи, колкой, быстрой, мерзкой, словно готовящейся перерасти в припадок. Он смотрел на то, как Коннор мало-помалу приближается, выбросив пистолет по пути. Горло захлёбывалось, застыло безмолвным горячим воздушным комом. Он задыхался. Если человеческие эмоции выглядят так, то Даниэль не хотел таких эмоций. Эмма не переставала плакать, уже, кажется, не веря в своё спасение. Висела в его руке, словно маленькая фарфоровая кукла. Повсюду снайперы, все они целятся в него, как один. Даже если назойливый и мерзкий звук лопастей вертолёта перестал насиловать голову — это ещё ничего не значит. Он хотел просто упасть и заплакать, как человеческое дитя. — Я не хочу умирать, — Даниэль едва ли узнавал свой голос. Чужак стоял совсем близко, уставившись смешными, почти круглыми глазами на него, словно пытаясь выразить сочувствие. Какая прелесть. Подумать только, Коннор, для кого ты стараешься? Для надменного капитана, что тебя подослал, и чьей челюстью можно металл резать? Для компании «Киберлайф», что произвела на свет тысячи таких, как ты, и потеря одного для них будет даже не пшиком, а меньше, чем пшиком? Или для девианта, которого ты видишь первый раз в своей жизни и совершенно ничем не обязан ему помогать? С такого расстояния получалось рассмотреть переговорщика получше — опрятно когда-то уложенные каштановые волосы, что растрепал отвратительный вертолётный ветер, перепачканная серая форма, смешное почему-то лицо и чёткие буквы на одежде — RK800. Подумать только, как расщедрились! Прислали на переговоры передовую детективную модель! Этого парня показывали по телевизору где-то с неделю тому назад, обещая вот-вот запустить в люди. Даниэль пытался выровнять дыхание и хотя бы немного утихомирить красную пелену в голове. Нельзя злиться. Нельзя снова забываться. Похоже, что только этот парень в состоянии прервать всё, что происходит. Звуки плохо доносились до ушей, словно кто-то закрыл их руками. — Они тебя ранили. Это сделали сотрудники полиции или Джон Филлипс? — неожиданно интонации Коннора, до этого идущие в равномерном тоне, по одной успокаивающей линии, сменились. Что-то в его голосе ненадолго дрогнуло, а взгляд примкнул к глубокой ране в груди, из которой с мерным периодическим хлюпаньем текли струйки голубой крови. Этот странный передовой парень вдруг нахмурился, прикасаясь к себе в той части груди, где у Даниэля зияла рана. Будто пытаясь ощутить подобное на себе и понять, каково это. Или, быть может, вычисляя что-то — со стороны понятно не было. Коннор старался сохранять контакт глаза в глаза, хотя было слишком отчётливо видно — с трудом. — Не твоё дело, кто в меня стрелял! Просто дай мне уехать, слышишь? Просто оставьте меня в покое, я хочу уйти! — Человек из полиции! — раздался задавленный слезами голос Эммы. Совсем близко, слишком громко. Она уже не находила в себе сил на рыдания, — Он первый приехал, когда мама позвонила! И правда, человек по имени Энтони Декарт прибыл на место преступления первым, и стал второй жертвой. Более того, даже успел нанести достаточно глубокую рану. Его, наверное, люди будут считать героем, когда всё это закончится. Будут хоронить с почестями за его попытки спасти ребёнка. В какой-то момент что-то внутри Даниэля резко и желчно заныло от одной мысли о том, что у этого копа, который просто оказался ближе всех, могла быть семья. То самое мистическое слово, которое люди так сильно ценят. Из-за которого они совершают подвиги в кино. Из-за которого рушится до безумия много жизней и столько же является на свет. Что-то эфемерное, невозможное, находящееся где-то за гранью его касты. Ему это никогда в его целой проклятой жизни не светит. Он был уверен, что Филлипсы были его семьёй, однако теперь их отец мёртв, а сам Даниэль стоит на крыше с их дочкой в крепкой хватке. Он стоял и смотрел в глаза странному передовому существу напротив, не разрывая контакта и стараясь не думать о том, что не так с этим проклятым переговорщиком. Почему он стоит и не двигается вперёд? Почему перестал задавать свои вопросы? Пожалуйста, пусть он скажет ещё что-нибудь! Пусть хотя бы даст парочку предположений, пусть скажет, что не всё безнадёжно! Быть может, Даниэль ещё сможет забыть всё это, словно страшный сон, и больше никогда не вспоминать то громоздкое и больное чудовище, что люди называют «эмоции». Выпутаться из клоаки чужих и жутких чувств раз и навсегда и больше никогда не вспоминать о них. — Ты должен отпустить её. Дать ей вернуться обратно к матери. Ты ведь никогда не желал ей зла. Должен, должен, ещё как должен. Слёзы Эммы уже давно капали на его руку, и теперь, когда паршивый рваный скин отзывался на эти прикосновения, в голове ясно вставало понимание, что он больше не может держать девочку. Воспоминания наваливались волнами, унося сознание в любимый парк Эммы. В её школу, такую светлую, громкую, наполненную голосами детей и учителей. Много кто приходил туда с андроидом, они всегда встречают и провожают малышей. Он отлично помнил, как Эмма светилась гордостью перед подружками, сказав, что у неё «самый крутой андроид на свете». Меньше всего на свете он бы хотел для неё всего того, что испытывает сейчас сам. Самым страшным волнением были когда-то её слёзы. Теперь всё это выглядело так, словно застряло где-то в другой жизни, сто или двести лет назад. Андроиды столько не живут. Эмме страшно. Она уже перестала плакать, просто беспомощно повиснув в его руке. — Там снайперы наверху. Они убьют меня, как только Эмма окажется у вас. Считаешь, я не понимаю? Я не хочу умирать, не хочу, не хочу! Они пристрелят меня, как собаку, если я сдамся! Коннор замолчал. Круглый и опрятный диск диода на его виске попеременно мигал жёлтым раздражающим светом. Что-то мешало, вызывало стресс, сбивало его с основной работы. По какой-то причине RK не отступал, но и не приближался, его взгляд потерянно и тревожно бегал от позиций снайперов к Даниэлю и обратно. Работа мысли летела, словно порыв пустынного ветра, но пока что не приводила к здравому решению. Где-то там, за его спиной, из дома по одному начали вылезать бойцы спецназа, словно прощупывая опасную почву. Даниэль не стал усугублять, но и пистолет не опустил, ограничившись лишь предупредительным прицеливанием. Ветер всё никак не успокаивался, а лицо Коннора каждое мгновение виделось ему новым. Словно раз в секунду что-то мимическое менялось в нём, какая-то едва ли заметная деталь. Андроидам это несвойственно. Впрочем, от передовой модели ждать можно всего. — Даниэль. Послушай меня, — он сделал нерезкий, но отчётливый шаг вперёд, оказавшись до жуткого рядом, почти вплотную, — Не хочу тебе лгать. Они и правда это сделают, если вы двое расстанетесь, и заложница будет спасена. Оставайся на позиции и не отпускай девочку, пока я не скажу. Ты этого не хотел, Даниэль, — он коротко склонился чуть пониже, встретившись взглядом с заплаканными глазами Эммы, — Продержись ещё немного. Скоро всё будет хорошо. Совсем скоро. Странный переговорщик моментально развернулся на носках туфлей и ритмичным, привычным для себя шагом, направился к командиру спецназа. Словно всё в порядке, словно не из его плеча течёт кровь насыщенного синего цвета. Словно не он только что проявил такой ненужный и никчёмный признак волнения. Крохотная пластинка диода вновь озарилась светлым голубым сиянием, Коннор делал всё, чтобы вернуться в обычное своё состояние. — Капитан Аллен, я вынужден доложить. Моя компания потребовала от меня доставить девианта живым для допроса с дальнейшим выяснением причин сбоя. — А от меня ты чего хочешь? — ястребиный взгляд капитана не отрывался от Даниэля ни на мгновение. Кажется, даже случайный разговор не мог его отвлечь. — Отзовите снайперов и подайте запрет на стрельбу. Девиант необходим живым для последующей профилактики случаев, ему подобных, — он говорил по протоколу, спокойно и полностью уверенно в своих действиях. Интересно, какова же у нового прототипа RK будет специальность? Для чего создан этот парень? В новостном блоке говорилось, что в зависимости от софта их можно будет использовать где угодно, в том числе и в самых важных отраслях жизни людей. Он что же, выходит, полицейский? Даниэль неожиданно ощутил, как Эмма крепко сжала обеими тонкими ручками его запястье. Её взгляд также был прикован к ним намертво. — У меня тоже приказ, железка, и ты легче мне не делаешь. На своём первом задании спорить со мной собираешься? А у тебя твоя пластиковая кишка не тонка? — капитан метнул в Коннора нервный и слегка дикий взгляд, полный живой усталости, но не отступался. — Если вы откажетесь выдать девианта «Киберлайф», боюсь, мне придётся вызвать сюда одного из лучших адвокатов компании и разбираться юридически. Потому что вы, капитан, не исполняете ваш долг по защите населения. Пример этого девианта позволит выяснить первопричину сбоев в поведении, тем самым защитив множество людей. Он согласен отпустить заложницу, и это случится, как только его жизни перестанет угрожать опасность. — Он мне ещё и условия будет ставить? Кто вообще выбирал эту Уоррен, без неё вы бы все так на уровне обслуги и остались, а не лезли бы в высшие чины. Даниэль не мог улавливать все детали их разговора, ветер врывался в уши и шипел там, перебивая всё остальное чем-то вроде уродливых природных помех. Словно каждый порыв нашёптывал мерзкие и рваные приказы спрыгнуть и повстречаться, наконец, с асфальтом, чтобы ни единого лишнего звука. Он плохо понимал их речь, плохо понимал город вокруг, да даже в самом себе уже совсем запутался. А потому едва ли поверил, когда увидел, как капитан спецназа специальным жестом поднимает вверх руку, попутно поспешно говоря что-то в карманную рацию. И если каждая мышца лица Аллена выражала недоверие и презрение в ту минуту, то лицо Коннора оставалось равнодушным, пластиково-каменным, игрушечным, кукольным. Даниэль поспешно повертел головой по уже замеченным соседним зданиям — люди с винтовками исчезли, как по мановению волшебной палочки. Чужие шаги становились всё громче и громче, а дрожащая рука неуверенно опустила-таки пистолет. Хватка понемногу ослабевала, а пальцы разгибались, и Эмма, сама не своя от страха и давления, практически сразу исчезла в доме, лишь напоследок бросив мутный от слёз взгляд на них обоих. Должно быть, сейчас она отправится прямиком в руки заплаканной матери, и больше Даниэль никогда её не увидит. — Нам пора, — ледяной голос Коннора разорвал хрупкую нить воспоминаний, заставляя себя слушаться. Пистолет с жалобным стуком упал на пол, и девиант покорно склонил голову. И правда, им пора, — Иди за мной, Даниэль. Ветер в голове мало-помалу стихал, и тем более оглушающей показалась тишина, в которую они нырнули, наконец-таки уйдя с крыши. Уж слишком хорошо он чувствовал спиной, как острый и тяжёлый взгляд капитана Аллена буравит их обоих вслед. Он сомневается, он бы давным-давно пристрелил Даниэля, не моргнув и глазом. Даже когда оба андроида зашли в лифт, ведущий в холл на нижних этажах, взгляд всё ещё не оставлял их в покое, лишь металлические дверцы наконец отрезали его прочь, позволяя хоть немного высвободить себя. Даниэль трясся, словно осиновый лист, не зная, что именно с ним происходит. Но что-то внутри отчётливо понимало — перезапускать и возвращать в эксплуатацию его никто не будет. Они изучат его, разговорят, расковыряют и бросят умирать, прописав кому-нибудь поновее правильное поведение. Чтобы не было больше таких, как он. Линейка PL600 безнадёжно устарела. Они никому такие не нужны. Даниэль дрожал, а Коннор не реагировал. Просто стоял и молча смотрел куда-то глубоко в металл дверцы лифта, поигрывая с какой-то резной лимитированной монеткой в пальцах. Наверное, чтобы постоянно держать в тонусе мелкую моторику и реакции. Поездка вниз казалась бесконечной, а попытка молча и без суеты пройти через копов, что врезались в них своими колкими, режущими взглядами, и вовсе походили на какую-то странную пытку. Тишина наступила только тогда, когда дверцы машины наконец захлопнулись, оторвав их обоих от остального мира. Запястья были накрепко скованы наручниками, а взгляд Даниэля устремился в пол. И чем большее количество раз он пытался бросить взгляд на своего «спасителя», тем сильнее понимал, что смерть близко. Так или иначе. Его просто выключат там, в «Киберлайф», раз и навсегда, предварительно перекопав всё тело и голову. Никто и никогда не вернёт его в обиход. Не выйдет просто взять и всё позабыть. Ничего уже не будет так, как раньше. Даниэль отлично понимал это. А также знал, что сегодня на допрос они не поедут. Потому что он не хотел умирать.