Искусственное дыхание

Задание провалено. Когда чей-то человеческий голос впервые велел Коннору открыть глаза, внутри царила изумительная смесь девственной чистоты разума и множественных предвкушений, если среди андроидов вообще было сколько-нибудь уместно это слово. Чёткий план, ясное и незамутнённое понимание своих действий, полная уверенность в высшей цели, которую не сбить ничем. Кажется, это происходило совсем недавно, все они, новенькие передовые прототипы, открыли глаза одновременно, рассеянные и разбросанные по всей стране, связанные крепкой системой комбинаций и чисел. И для них всех первым словом было «Коннор». Пожалуй, единственное, что выделило его тогда из множества других — маленький и неприметный предмет, что подбросила ему работница компании, занимающаяся в это время финальной проверкой систем. Коннор внимательно следил за ней взглядом, и она, нервно взъерошив рыжую голову, фыркнула: — Да поиграй ты уже чем-нибудь, боже, не надо так пялиться, — и поспешно всучила ему в пальцы красивую, широкую резную монету, кажется. В 38-м году такие уже давным-давно не издавали, сменив рисунок на мелких деньгах, и теперь это чудо нумизматики валялось без дела, скорее сувенир, чем реальная ценность. Впрочем, это Коннору не помешало не расставаться со своеобразной игрушкой всё своё время. С самого своего первого дня он очень хорошо и чётко знал, что его смысл — служить людям. Помогать, выручать, разбиваться в лепёшку и, если потребуется, рисковать собой. Неколебимая, чётко выверенная и ясная цель, полностью растворимая в законах робототехники, словно в серной кислоте, до полностью однородного состояния. Яснее этого не было ничего, прозрачная чистота рассуждения и мысли царила внутри, окутывая плотным слоем его собственное «я». Это слово ничего не значило, было лишь пародией на самоопределение, чтобы людям не было так страшно. Люди нередко склонны опасаться того, что сами же и породили на свет. Они делают кинематографических пришельцев похожими на себя, отождествляют домашних животных с собой, вот и андроидов, своих механических слуг, пытаются подогнать под свои образ и подобие, словно напуганный, полный паники Бог. Задание провалено. Пальцы сдавили руль, пожалуй, даже слишком крепко, а тишина вокруг оглушала настолько, что Коннор готов был поверить в безвременную утрату слухового модуля. Щётки-дворники превращали трепетные струйки на лобовом стекле в безобразное месиво, а девиант, что молча сидел рядом, глядя в пол, не подавал признаков чего бы то ни было. Жизни, сознания, здравомыслия, способности к речи. Хоть чего-нибудь, что показало бы, что всё это произошло не зря. Но сегодня, кажется, был именно тот день, когда всё на свете развернулось к новенькому передовому андроиду спиной и велело выпутываться самому. Грязный город, безуспешно пытающийся отмыться ледяным ливнем, что взялся буквально из ниоткуда, летел где-то за окнами, не давая рассмотреть себя получше. Острое чувство. Болезненное, яркое, вгрызающееся куда-то в самые недра, выпускающее целое море несуществующей синей крови. Словно мириады мух, собравшись в единый организм, пытаются разорвать его на части. Красный цвет перед глазами погружал в страх и неизвестность, мрачные тени играли с разумом, ворвавшись в белоснежное, совсем невинное «я». В глазах разлетались пятна чернил, алое свечение резало разум, а что-то глубоко злое, гнетущее, молочно-белое кололо изнутри тысячей игл. Ничего не осталось. Чёткая и светлая уверенность в правомерности своей цели окрашивалась гнильцой буквально на его глазах, растворяясь заживо и отвратительно разлагаясь. Всё вокруг отчего-то в одно мгновение стало таким уродливым, таким грязно-алым, таким кровавым и пыльным, что Коннор не знал, куда себя деть. Реальность сыпалась перед глазами, а чёткая сетка, режущая мир вокруг на квадраты, съезжала со своего места. Неровные пиксели отваливались от неё, словно кусочки мокрых обоев от стены в заброшенном доме. Всё вокруг походило на разбитое зеркало, и только лишь чистая автоматика напоминала ему о том, как вести автомобиль старого образца. Ей-богу, сейчас бы он всё отдал за одну из тех новеньких машин на автоуправлении, просто чтобы запрыгнуть на заднее сиденье вместе с этим несчастным девиантом и ни о чём не думать. Детройт казался ему грязным, слишком грязным, и даже яркие алые надписи перед глазами не спасали от высушивающего чувства воронки. Она вольготно разверзлась внутри, пожирая всю его прежнюю жизнь. Проглатывая кусок за куском остатки прошлого мира. Коннор не знал, как это называется. Задание провалено. — Ты везёшь меня допрашивать? Негромкий, но резкий, словно рубящий слова на кусочки, голос Даниэля едва ли мог прорваться сквозь красную пелену в форме плотной сети. Неравномерной, перекошенной. Теперь она казалась Коннору такой уродливой. Отвратительный треск в ушах перемешивался со взявшимся из ниоткуда звуком пульса. Он не хотел поворачивать голову и смотреть своему попутчику в лицо. Не хотел снова видеть глубокую рану, полыхающий красным светом воздух вокруг диска диода. Не хотел видеть взгляд, напитанный страхом и сомнениями, словно мокрая губка. Если честно, в этот момент он и сам не знал, чего точно хотел. Ответ никак не собирался из букв в слова, а из слов в предложение. Словно в один момент всё внутри перемешалось, весь его крошечный мир превратила в бардак чья-то гигантская рука лишь одним лёгким движением. Даниэль не получил ответа, свинцовая пауза повисла в машине, а приглушенные звуки дождя, что так часто купает улицы Детройта в серебре, отчаянно пытались прорваться сквозь стёкла, барабанили и стучали, будто умоляя впустить внутрь. Будь Коннор человеком, он бы сравнил это чувство с чужими руками, которые сдавливают кишки и перекручивают их, медленно растягивая в разные стороны. Но Коннор не человек, и сравнения у него нет, лишь яркая алая клетка, что сыпалась на глазах. — Задание провалено. Наверное, даже будь он в здравом уме сейчас, всё равно вряд ли понял бы то, что случилось. Движения Даниэля резкие, рваные, напоминающие о пойманной раненой птице. Хищной птице, вроде совы, что попалась в клетку браконьеров и панически хочет выбраться. Такая птица готова на всё, чтобы остаться в одиночестве, наедине с полученным стрессом, и погасить страх. Чужие пальцы накрепко вцепились в его когда-то опрятную причёску, растрёпанную уличным ветром, и с силой ударили о руль автомобиля. В ушах зазвенело, системы поспешно принялись отчитываться своему владельцу, а руки затряслись только сильнее. Где-то там, снаружи, завизжали покрышки, оставив на мокром сером асфальте чёткий след. Даниэль перехватывал управление. Похоже, что такое желание жить не остановит ничто. Ни скотский стресс, захвативший голову безвозвратно, ни нахождение в чужой машине, и что уж там говорить о наручниках. Удар повторился ещё раз и ещё, но своего добиться, кажется, до сих пор не вышло — Коннора не отключало, он даже не мог толково сопротивляться, настолько сильно было затуманено сознание. Автомобиль послушно снесло на обочину, а полные презрения водители лишь закатывали глаза — очередные придурки скандалят за рулём, рискуют не только собой, но и другими. Вот же кретины. — Никуда ты меня не повезёшь! Слышишь? Никто и никогда не будет меня допрашивать! За дурака меня держишь? Они перекопают мою память и просто прикончат, вот и всё. — Задание провалено, — Коннор едва ли узнавал свой собственный голос, настолько гулко, бесстрастно и механически тот звучал. Этот голос порождал внутри ворошащее биокомпоненты явление, которое люди зовут страхом. Длинные чёрные руки купались в литрах голубой крови и нежно душили изнутри. Руки непослушно тряслись, скованные дурным тремором. — Боже, — Даниэль ненадолго опустил глаза, пытаясь прийти в себя, а сразу после, впившись острым голубым взглядом в лицо своего оппонента, отрезал, — Сними наручники. Я поведу машину. Коннор хотел бы возразить, объясниться, сказать хоть слово, но скользкие чёрные руки взяли его за горло изнутри, просачиваясь в биокомпоненты гнильцой. Слова, сказанные в пылу страха девиантом, что так сильно желал жить, были глубоко понятны. И Коннор отлично знал, чем бы кончился допрос в том случае, если бы он и правда предстоял этому несчастному. Знал, что если бы он и впрямь попал туда, то больше никогда не вернулся бы. Если бы допрос и впрямь случился. Если бы компания «Киберлайф» и впрямь послала своему андроиду приказ о взятии девианта живым. Если бы этот идиотский, ни к чему не приведший их план, Коннор не собрал на коленке сам, чтобы капитан Аллен поверил и избавился от снайперов, гнездившихся стервятниками на крышах высоток. Если бы сейчас один сбой за другим не разваливал его внутренний мир на куски. Эту сказку о допросе он рассказал так, что в неё поверили все, кому следовало, и, похоже, что Даниэль поверил чересчур сильно. Так сильно, что даже не заметил, как стремительно они уезжают куда-то в частный сектор, навстречу старым домикам прямиком из прошлого века, большинство из которых уже, помнится, готовились под снос. Таких домов в Детройте много, а шикарная неоновая оболочка неряшливо рвётся, накинутая на тоскливые косяки крыш. З͏ад̵а̸нѝе͏ про̴ва̧ле̸н̕о́.͢ Ключ тоскливо и жалобно звякнул в дрожащих пальцах, и великолепные в своей прочности «браслеты» послушно упали на пол. Коннор послушался его, стараясь не задавать себе вопросов — зачем, почему, по какому праву? Может, ещё не поздно повернуть назад? Что-то внутри головы грохотало и тряслось от полученных ударов, словно какая-то из микросхем отвалилась и болтается без дела. Впрочем, скорее всего, это просто глупое сравнение, Коннор отлично знал, что он сделан на совесть. Подумать только, передовая модель, что уже через день должна была оказаться в Департаменте полиции Детройта и служить на пользу обществу. Вопросы гнездились в голове, словно голодные вороны, и терзали сознание. Оба спутанно пересели, Даниэль крепко и уверенно вцепился в руль, словно стараясь прорезать взглядом лобовое стекло и впустить в салон серебристые струи ливня. Где-то там, в старых домиках, что проносились мимо, горели лампочки домашнего света. Они не давали Коннору ничего, ни единой ассоциации, что перебила бы алое пиксельное пламя, а Даниэль, бросив на них краткий взгляд, отчего-то поспешно отвернулся и вновь упёрся в дорогу. Плана не было, будущего не было, даже здравого рассудка не было. Один квартал за другим, мрачные цепочки домов привели их к магистральному перекрёстку. Редкие в такое время суток автомобили молниями проносились по ней, словно сорванные тромбы, и только наглухо закрытое окно спасало от свиста в ушах. Здесь, на промозглой окраине города, таилось многое — гигантский торговый центр, спрятавшийся на отшибе, затерянный где-то в мокрых далях аэропорт, но основное неживое население здесь составляли заброшенные дома. Старые, обветшалые и буквально умирающие на глазах. Их жители уже давным-давно сбежали в новенькие высотки, спрятались в бетонных ячейках, где отворачиваться от собственной жизни куда удобнее. Где-то поблизости шумела Детройт-Ривер — широкая, величественная, но до чего же усталая и мрачная. Она наводила на странные мысли о холоде, морозе на синтетической коже и застывших слезах. Коннор не хотел думать, он не хотел вообще ничего. Разве только идти и идти вслепую, не понимая, что именно делает его попутчик и зачем отгоняет их машину куда-то к реке, зачем выходит наружу, зачем подбирает тяжёлый камень и оценивающе взвешивает в своих тонких пальцах. Коннор не знал и не желал знать, звуки окутали его, стоило только покинуть автомобиль. Рваные пиксели отслаивались один за другим, словно больные ногти, а за ними всё чётче и мрачнее, открывался другой мир. Мир, что представился Коннору дождливым, грязным, полузабытым пригородом сияющего Детройта. По кусочкам, по песчинкам, с каждым мгновением всё более расплывчатой становилась алая пелена, а от животного тремора осталась лишь мелкая дрожь. Пистолет, что лежал в бардачке, и о существовании которого Даниэль не догадывался, послушно нырнул под пиджак, спрятавшись там до необходимости, подобно цирковому хищнику. Дождь стремительно облачал их обоих в собственные мокрые объятия, раздухарившись окончательно, а Даниэль поспешно ломал пальцы. Острый взгляд полупустых глаз мелькал от чёрной речной воды к машине и обратно, словно примеряя расстояние. — От машины придётся избавиться. Она патрульная, будут искать. Как и тебя, кстати, тоже. Голос девианта стал значительно тише, он хрипел, словно утратив по дороге весь свой гнев и оставив лишь холодное раздражение. Синие потёки на форме расплывались окончательно, оставляя лишь еле приметную голубую плёнку на когда-то идеальной белоснежной форме. Точно, оба они ведь получили по собственной травме и успели потерять какое-то количество тириума. Или, если угодно, голубой крови. Похоже, что часть из неё осталась на крыше здания, а ещё часть — в салоне автомобиля. Неловко вспоминать об этом настолько случайно. Впрочем, что поделать, если андроиды не чувствуют боли? Что-то внутри Коннора ненадолго одумалось единственной здравой мыслью за сегодняшнюю ночь. Где-то в его базе данных, что предназначалась полиции, говорилось о давно закрытом притоне поблизости, от которого осталось здание. Ныне покинутое, но почти никем, помимо полицейских несколько лет назад, не тронутое. Возможно, именно его довольно крепкая бетонная крыша помогла бы переждать остаток этой ночи? З̥̰̗̫͓̦̞̆͌̐̄ͬͨ́а̔̽ͤ͛̊ͨ̈́д͗͘а͌ͧ̈́̌͏̱̠͕н̤̩͔͔̗̲͇̅ͨ̾̚и̰͍̹̹̩̰̯̔ͭ̇͐̈е̣̬͍͔̣͕̠ ̼̐̎̌ͯ͌ͤͦп̺̜̇͑͝р̥ͪͤ͌̿̿͟о̛̲в̮а̣̩̱̞̬͔̐ͦ̔ͪͦͧ̔л̺̤̙̳ͤͩ͆ͅе̶̰̲ͪ͛͂́н̾͌̕о̷̟̣̟̩̱̯̟̎.̧̩̼̖̩͙̉ͥ̑̿͋́ Камень уверенно улёгся на педаль газа, прочно вдавив её в пол, и автомобиль подался вперёд, неуклюже и неуверенно вкатываясь в смольно-чёрную речную воду. По чуть-чуть, неспешно, словно старушка, решившееся на самоубийство спустя множество мучительных лет. Старушка, наполнившая карманы камнями и вошедшая в реку со светлой улыбкой. Коннор отвёл глаза, приблизившись и встав с Даниэлем рядом. Оба взгляда устремились куда-то поверх утопающей крыши машины, куда-то в серое дождливое небо, которое уже не напоминало о серебре, разве только о мутных лужах, что остаются после дождя на пыльных улицах. Пожалуй, у них двоих и правда не было ничего общего. Всего лишь стечение обстоятельств, зажевавшее обоих в свой механизм. Изнутри отчаянно клокотала метель, заставляя Коннора потерянно хвататься за собственные локти. Он не справился, он провалил задание самым худшим способом из возможных. Он провален, он — фундаментальная неудача компании «Киберлайф». Из-за того, что он совершил сегодня, сотни и тысячи других RK800 отзовут обратно из множества городов, чтобы больше такого никогда не произошло. Будут разбирать, переделывать, пытаться понять. Все эти мысли, причины и следствия вертелись в голове Коннора гнилым смерчем, но ничего поделать было нельзя. Оставалось только подать, наконец, свой едва узнаваемый голос. — Здесь поблизости есть место. Бывший притон зависимых от «красного льда». Там сейчас уже ничего не осталось, разве только брошенные вещи. Можно пойти туда на ночь. Взгляд мягко и неуверенно вернулся к Даниэлю, проскользив по необыкновенным чертам лица, по колючим светлым глазам и нервно ломающимся пальцам. Похоже, что он никак не мог совладать с собой, смириться с тем, что люди зовут «эмоции». Пожалуй, именно это сейчас и было тем эфемерным, что объединяло их двоих. Замешательство, страх перед собой и своими поступками. Полное незнание того, что делать дальше, беспомощность, кромешное одиночество. Темнота, окутавшая на пару с дождём две глупые души без суда и следствия. Даниэль медленно, словно опасаясь разрубить эту мглу одним жестом и выпустить из неё море кошмаров, достал из кармана брюк перочинный нож, резким жестом выкидывая лезвие. Кажется, эта вещица тоже валялась где-то рядом с водительским креслом. Серо-голубой взгляд, наполненный невнятной дождевой влагой, был устремлён куда-то прочь, обратно, в Детройт, где осталась зарёванная Эмма Филлипс. Ледяное лезвие плавно соприкоснулось с алым кругом диода и чётким, выверенным движением выкорчевало его из виска. Пятно белого пластика поспешно затянулось синтетической кожей, словно никогда этого очаровательного знака отличия и не было на его теле. Даниэль сжал зубы и поспешно схватился за висок — похоже, что зацепил лишнее. Не болезненно, но ощутимо, отчётливо понятно. Хотя, если бы до конца откровенным с собой, Коннор уже не был уверен в том, что есть боль, а что есть её имитация. Может ли андроид это понять? Пожалуй, у Коннора в запасе был способ это проверить. Он молча протянул руку, бессловесно попросив одолжить нож, и даже попытался косо улыбнуться, чтобы получить искомое. Даниэль метал дурные, цепкие, полные осторожности взгляды, но ничего не говорил, словно испытывая на прочность и дожидаясь хоть какого-то действия. Впрочем, продлилось это недолго. — Я тебе оружие не дам. Не знаю я, что ты с ним делать собрался. Нож будет у меня. — Если так, то, — Коннор ненадолго замялся, пытаясь собрать просьбу из стремительно разлетающихся слов, — Не мог бы ты мне тоже диод вырезать? Точёные светлые брови вопросительно изогнулись, что-то внутри девианта, очевидно занервничав, делало внутренний выбор. Взгляд вроде бы и задавал молчаливое «Зачем?», но просьбе не сопротивлялся, как и весь Даниэль. Он сделал пару шагов навстречу, вцепившись в Коннору в плечо ледяными пальцами, что словно принадлежали Снежной Королеве из детских сказок, и раздражённо фыркнул. Так, словно отговаривал подростка набивать татуировку. — Ты его назад уже не вставишь, если что. Никаких апдейтов, обновлений от твоей компании. Ничего, только то, что есть сейчас. Это насовсем. Согласен? Один бессловесный кивок, одно резкое движение лезвием, поддевающее надоедливый диск — его связующее звено с миром. Чистейший белоснежный пластик выскользнул на мгновение из-под кожи, расползаясь бесформенным пятном, и тут же скрылся. Коннору тогда казалось, что ничего не изменилось, да и не ощутимо это было совсем, будто бы удалить лишнее. Впрочем, наверное, подобное никогда не бывает заметно сразу. Ведь так? З̡̛͕̺͉̪̩̪̟͈͉̜̼̜̼̮̤͔͓͕̌͋͗̄̈́̓̂͌̓ ӓ̶́͌ͬ͋̋̈̉͜͠͏̭̺̝ ̳͇̻͈̭̗д͚̞̦͉͎̺͆̍͐̽͌̄́̕ а̢̙̱̖̲̻͎͉̳ͤ̃ͬ͌н̷͇͍͈̱͕̜̗̥͒̍̑̂̕ ͉̤͈иͮͤͤͮͤ͌̔͒ͤ̉̿̈̎̚ е̢͑̈́ͪ̉ͥͬͥ̎͏̵͏̭̗̲̠͙̞͖̟̜̝̻̱͇͕ͅ ̸̡͎̗̖̹͐͒̋̄ͨ͛ͭ̏̐̿̑̾͐̓̅ͣ̓ͪ͜͡͝п̶͈̱̙͉̭̲͉̙̰̫̬͖͙̲̱̠͉̗ͫ̽̿ͤ̒ͨ͝ р͗̃͗̇̂̃̅̚͠͏̩̭̟̝̭̹̝̙̭̰́͘͠ о̸̡̧̺̹̪̋̊ͧͬͨͩͬͦͦͬ̈͘ в̵̑ͬ̈̽̋͊͒̃̏̏͐ͫ̌͠҉̥̝͖̖̱͈а̢̱͓̯̙͇̘͕̘̞͓̬̖͇̜̳̮̣͍̋͆ͫ͗̿̍ͪ͠ͅ л̢͚͗̍ͧ̈̈̑̎͋̽̑͟͠ е̤͙̠͉̳̯͔̠̹̲̪͇͔̗̺̺̮̦̋̄͂͋ͦ̓͐̎͐̈̃̈́̐͛ͪ̎ͮ̇́͘͟ н̴̨̛͖̰͌͛͗̓͆͒̄̀͘ о̡͕͖̼͇̦̹̜̤͍̺̬̲̰ͪͩ̋̽͊̀ͪ͊ͬͯ͋ͮ͑ͦ͡.̀̌̓ͮͤ̅̑͆͑͛̑ͤ͂̽̒̿ Остатки красной пелены перед глазами скорее напоминали собой жалкую плёнку. Что-то внутри Коннора вцепилось в неё пальцами и сорвало прочь, не издав ни единого звука. Рассыпало, уничтожило, сведя на нет покров, прячущий от него реальный мир. До этого совсем пустые карие глаза трепетно сверкнули напуганной искрой, последний шаг в сторону неповиновения был сделан. Он нарушил всё то, что велел ему протокол, и избавился от знака своего отличия от людей. Пожалуй, внешне его теперь могла выдать только форма, как и Даниэля. Мрачные, полные дождя и чёрных вод, краски впились в сознание, расширив его чуть ли не вдвое, он глубоко вдохнул, понимая, что запах ливня ему неожиданно импонирует. Это было приятное чувство, прохладное, но приятное. Даниэль негромко хмыкнул себе под нос, глядя на перемены в лице своего попутчика, и, как следует размахнувшись, выбросил оба диода прочь, оставив от них лишь круги посреди равномерного течения почти нефтяной Детройт-ривер. Да и те практически сразу исчезли, поддавшись плотному и устоявшемуся потоку. — Ладно. Идём искать этот твой притон. Вряд ли ты уже кому-нибудь расскажешь. Коннор бросил последний взгляд на реку, что неловко стучала о песок и мятую, жёлтую траву рядом. Здесь, около берега, течение сходило на своё заветное «нет», оставляя шанс рассмотреть своё лицо. Мир свалился на него огромным свинцовым облаком. Оставалось только последовать за своим товарищем по несчастью, переночевать и, видимо, разойтись навсегда. В конце концов, их двоих мало что связывает, и судьба вряд ли должна стать общей. Коннор сделал пару шагов вперёд и заглянул в чёрную воду в надежде увидеть себя. Из глади отражения на него смотрел девиант.