Искусственное дыхание

Ночь оказалась для Даниэля душной. Сдавливающей со всех сторон объятиями холодного ветра, напуганных невидимых лиц где-то там, в сотнях светящихся тёплых окон многоэтажных муравейников. Они боятся слишком знакомых для этого района звуков выстрела, велят детям отойти подальше от окон и задёргивают шторы, как будто и не их дело вовсе. Как будто их и впрямь не касается. Темнота вокруг, лишь местами разрезанная фонарным светом, будто неряшливый кусок мяса, сгущалась всё стремительнее перед его глазами, а ноги несли куда-то прочь, в глубину лабиринта гаражей и высоток старого образца. Так быстро, как никогда в жизни бегать, кажется, не доводилось. Слишком много опасностей, слишком много человеческой крови, которая всё не перестаёт проливаться по его вине. Казалось, что череда выстрелов, которые теперь почему-то звучали так оглушающе, не кончится никогда. На крыше они звучали иначе — почти бесшумно на фоне сдавливающего груза эмоций, тогда полученного впервые. Теперь же, когда Коннор одним рывком пробил полицейскому руку, он пронёсся оглушающим грохотом, кажется, по всему району, задев чужую ладонь, брызнувшую горячей кровью, душу и сердца горожан лёгким сотрясением. Даниэль помнил, что сперва бежал вслепую — быстро, ритмично, правильно и нет, неважно, наобум, в темноту потрёпанных старых высоток и пятиэтажек. Старые, уже уступающие новому Детройту, но готовые прожить ещё долгие, долгие годы под местными дождями и выстрелами из переулков, они поглотили его, позволили спрятаться в густой темноте и неоновом свете баров, отдышаться и лишь после вспомнить, что дышать он совершенно не был обязан. Что-то внутри Даниэля тогда взбесилось — он невольно старается подражать людям. Их социализации. Просьбам Эммы подражать человеческому дыханию, чтобы выглядеть живее. Пусть тогда она и произнесла это как-то иначе. Как-то милее, безобиднее, далеко не так грубо. Вот и теперь он зачем-то второпях дышал, как делают напуганные люди, пробежав бог знает сколько полупустых улиц и наконец найдя мгновение для передышки. — Теперь за нами ещё и полиция в погоню пустилась. — Даниэль не был уверен в том, зачем, опершись на мокрую кирпичную стену и спустившись по ней на испачканный жизнью асфальт, разговаривает сам с собой вслух. Как если бы он не оказался снова один в этом враждебном городе, где сирена неприятного чёрно-белого автомобиля сейчас истерично гонится за кем-то другим, где хозяин мясного магазина поблизости, неприглядного и обитого временем, выплескивает в подворотню ведро с водой и требухой, громко прикрикнув «кыс-кыс-кыс, где вы, суки». И где испуганного андроида, спрятавшегося вдоль стены за мусорными баками, никто и никогда не заметит, — Ну где же ты, отвечай, отвечай же. Пожалуйста, Коннор. Пожалуйста. А если его подстрелили? А если он не смог увести в другую сторону, желая защитить? А если с ним случилась беда? Теперь, когда Даниэль остался совсем один наедине с густым тёмным городом, шумным и насквозь равнодушным, ему так хотелось думать, что странный, смешной попутчик с карими глазами на самом деле здесь, где-то поблизости, выглядывает на проспект, проверяет дорогу и скоро придёт. Что где-то рядом скоро снова зашуршит его красная ветровка, что он вот-вот присядет напротив и улыбнётся ободряюще — всё хорошо, оторвались. Чтобы можно было встать и пойти дальше, куда-нибудь вон из этой подворотни. Мучительный холод сковал всё тело, пробежавшись искусственными мурашками по рукам под тёплыми рукавами куртки. Гремучая смесь из страха перед одиночеством и волнения о судьбе Коннора, что, вероятно, взял на себя настырного детектива со шрамом, рассекающим нос. Даниэль вцепился в свои волосы так крепко, словно хотел вызвать боль, но пластик отозвался лишь безучастным молчанием. Голос застрял где-то посреди шеи, собравшись в несуразный комок перегретого воздуха, и, второпях проглотив крик, он честно постарался настроиться на ближайшие частоты передачи данных. Весь Детройт был пронизан нитями невидимой связи. И если буквально двадцать лет назад они были похожи на размеренную плотную сеть, то теперь — на настоящую паутину. Как будто бы время замедлилось, позволяя приглушить все лишние звуки вокруг, собирая информацию. Жилой район, не так уж и далеко от центра города, как могло показаться. На улицах только пьяная молодёжь, распевающая песни расплывающимися голосами, да бомжи, прячущиеся по углам и тёмным закоулкам вроде этого. Надо было вставать и идти, снова туда, в глубину города. Голову терзали неутешительные мысли, но ни одна из них никак не могла сформироваться полностью. Даниэль прислушивался, пытался отключить любой посторонний звук в своей голове, но, будто назло, чей-нибудь идиотский, громкий, пьяный вдрызг хохот врывался в голову, разбрасывая всё в омерзительном беспорядке. Внутри закипала злость, раздражение, неприязнь аж до самых искусственных вен, по которым диким потоком несётся синяя кровь. Зачем проклятого детектива вообще угораздило начать погоню? Чего ему не хватало, почему не сиделось в тёплом баре среди таких же ублюдков, не видящих дальше своего носа? Кто его сюда звал? Кто просил лезть и вмешиваться, сверкать самодовольной улыбкой и уж тем более пытаться стрелять в того, у кого явное преимущество? Даниэль не знал ответа ни на один из этих вопросов, и это лишь бессильно злило. Отгораживало от мира стеной отвращения и нелюбви. — Ишь ты! — чей-то голос отозвался поблизости пустой пылью, — До чего на нашего андроида похож! Точь в точь как у моей мамки дома. Эй, чел, а сними-ка маску! Но куда громче, важнее и непереносимо ярче, подобно солнечному свету после месяца заточения в бункере, голову пронзила мысль. Как будто сказанная кем-то другим, знакомым, правильным голосом, чётко и уверенно, протягивая руку и зовя за собой. Коннор. — Камден, 1205! — Даниэль не помнил, как прошептал эти слова куда-то внутрь медицинской маски, под которой пряталось его такое до отвращения похожее на других андроидов лицо. Как ускорил шаг, не слушая чужих смешков, летящих вслед от каких-то посторонних, не имеющих для него никакого значения людей. Как поднял глаза, окидывая взглядом неприветливый город вокруг, и чувствуя, как взгляд стал чётче. Яснее. Проще. Как будто теперь, обретя дорогу вперёд, он чувствовал, что Детройт отступает. Прячет пистолет на полку, а пустые, безобидные руки выставляет напоказ — не бойся. Теперь ты знаешь, куда идти. Шаг звенел, отбиваясь от мокрых улиц торопливым музыкальным ритмом, а взгляд почти бесцветных в ночной темноте, изрезанной фонарями, глаз всё блуждал и блуждал вокруг в поисках заветного силуэта в красной ветровке. Надо признаться, без своей официальной формы Коннор выглядел куда лучше. Напоминал туриста, что волей случая решил засунуть любопытный нос в город, где изобрели андроидов. Воочию посмотреть на прекрасный в своём новом облике Детройт, что теперь взирает свысока на собственное прошлое, раскрасив себя синим неоном. Город раскрывается перед такими во всей красе, как редкая бабочка, томно красуясь, запоминаясь всеми своими бесконечными огнями и ловко пряча некрасивые, грязные, бездомные, пропитые насквозь, окутанные наркотическим трипом и безденежьем стороны. Взгляд Даниэля торопливо скользил по каждой шероховатой человеческой фигурке, бегло осматривая и тут же отметая — неправильная. Словно мокрый осенний ветер взял его на поруки, проталкивая сквозь бесконечную пустоту чужих улиц. Когда-то этот андроид знал город наизусть. Каждый продуктовый, каждый хозяйственный маркет, каждую детскую площадку, в конце концов, но теперь с него до отвращения буквально сорвалась розовая пелена. За ней крылись бездомные, прячущиеся рядом с бочками в подворотнях, подростки, второпях рисующие граффити на стене старого здания завода, домики, что прячутся среди кирпичных высоток, и их владельцы, задёргивающие шторы, лишь завидев постороннего за окном. Как и заветный дом 1205 закрылся от Даниэля, будто одёргивая от желания подсмотреть внутрь, потянуться к тёплому свету. — Ну где же ты, где же, — шептал он куда-то в маску, как будто Коннор мог его слышать. Взгляд метался от одного жилого домика к другому заброшенному, пытаясь уловить хоть какой-нибудь намёк на то, что они и впрямь ускользнули от полиции. Что всё будет нормально. Что шанс есть. — Ну-ну. Не надо. Не скули, пожалуйста. Я не уверен, что знаю, чем тебе помочь. Почему ты здесь один? Прошу тебя, пожалуйста, не бойся, ну же, как тебе помочь? Как ты тут оказался? Никогда прежде за всё их недолгое знакомство Коннор не звучал столь растерянно и непонятливо, словно маленькое дитя. И никогда прежде Даниэль так сильно не радовался этому голосу, как сейчас. Внутри что-то загорелось тёплым пламенем, позволяя думать — ускользнул! Сбил назойливого копа со следа, сбросил, сбежал! Если бы Даниэль в это мгновение мог видеть, как в его охладевших от мира глазах сверкнул огонёк, он бы, возможно, даже смутился. Если бы понимал, как это делается, если бы умел чувствовать тёплое, но неправильное смущение. Всего лишь пара шагов в небольшой уголок между домами, всего лишь один второпях брошенный взгляд, и картинка тут же, почти мгновенно, прояснилась. Коннор, аккуратно присев на корточки, будто персонаж аниме, которое нравилось Эмме, старательно пытался заглянуть в усталые, наполненные тревогой и потерянностью, глаза большого, красивого, но кошмарно мокрого сенбернара. Огромный и когда-то очень пушистый пёс тревожно осматривался и порой негромко, еле заметно плакал, будто жалуясь незнакомому андроиду на свою судьбу. Что-то внутри Даниэля отозвалось пониманием — его соратник по несчастью никогда прежде не видел собак. Он совершенно не знал, как быть с этим, если столкнёшься вживую, но делал всё, чтобы понравиться незнакомому существу. Было в этом что-то бесконечно нежное. Коннор неуверенно, но очень старательно пытался погладить пса по голове, а тот, словно чувствуя добрые намерения, разрешал ему это. Густые брови RK800 сдвинулись в волнении. — Мне кажется, он потерялся, Коннор. Это породистый пёс. Вряд ли он тут сам по себе. — Даниэль! — до этого растерянный, нарочно приглушенный, прячущийся в дожде голос Коннора практически сразу взлетел на несколько взбудораженных нот, а сам он, мгновенно поднявшись на ноги, подлетел ближе и схватил успевшего на мгновение испугаться PL600 за плечи. Капли оседали на растрёпанных волосах, стекали по лицу неровной моросью и отзывались в карих глазах искрами. Он, кажется, на секунду стал по-настоящему счастлив, пусть и непростительно коротко, — Я уже волновался, что координаты до тебя не дошли. Видишь ли, так могут не все андроиды, эту функцию только на мне и испытывают, она ещё в режиме беты. Я боялся, что преодолел критичное расстояние, и ты мог не услышать вовсе. Я сбил детектива со следа, оказался здесь, а тут пёс сидит. Один. И плачет. Я совершенно не знаю, что делать. — По крайней мере, мы оба здесь и оба целы. — это неожиданно прозвучало спокойнее, чем Даниэль планировал. Большой, похожий на медведя, но не на шутку взволнованный пёс только и знал, что вертелся, оглядывался, будто пытаясь найти хоть одну зацепку и понять, куда идти дальше. Внимательно подёргав носом около брюк Даниэля, он вдруг поднял внимательные тёмные глаза, негромко фыркнул, услышав спокойный тон, и присел рядом, — Этот придурок со значком больше нас не найдёт, вот только куда теперь? Нам с тобой теперь нигде не рады. — Здесь неподалёку есть заброшенный дом, я его видел, пока добирался. — Коннор честно пытался сосредоточиться на деле, не отвлекаясь при этом на огромное тёплое животное, чья суть, несмотря на общую информацию в базе данных, никак не помещалась в новом сознании. В такие моменты передовая детективная модель непростительно походила на ребёнка, — Можно переждать там ночь, а дальше пойти утром. Чтобы смешаться с толпой. — Давай так и поступим. А этого парня, — он бросил краткий взгляд на собаку, что внимательно и, казалось, совершенно осознанно слушает их обоих, и коротко выдохнул, будто примиряясь с поражением перед новыми обстоятельствами, — возьмём с собой. Утром разберёмся. Коннор не ответил на заветный вопрос — какова цель, куда теперь они держат путь, где найдут безопасное место и найдут ли? Но винить его Даниэль никогда не посмел бы. Ответов не было. Дом, на который Коннор указал, стоило только приблизиться, надо признаться, был уж как-то слишком заброшенным. Впрочем, грешно было обижаться на Детройт, что отворачивался от таких маленьких клочков земли, просто привычно застраивая всё вокруг метрополитеном, шумными магазинами и высотками, уходящими чуть ли не под землю. Пластиковый город старался не шуметь в столь поздний час, но даже сейчас можно было хорошо слышать, как где-то там, совсем рядом, гудит скоростной поезд. Мёртвый, окутанный растительной зеленцой и сомнительной влагой, домик также молчал, неохотно подпуская к себе двух непрошеных гостей. Тугие двери, кое-как поддавшись под совместным натиском четырёх рук, заскрипели столь омерзительно, что, казалось, этот звук отозвался неприятным хохотом в ушах всего района. Лёгкий запах сырости обдал лицо, позволяя двум потерянным душам укрыться от людских глаз внутри. Блуждающий взгляд Даниэля коснулся промятого местами пола, давным-давно облезших, но когда-то наверняка милых обоев, окон, что были спрятаны под старыми досками, и, в конце концов, добрался до камина. Почти в ту же секунду, сжав зубы, PL600 напрягся, словно готовящаяся к прыжку дикая кошка — в очаге, единственном возможном островке тепла в этом Богом забытом месте, лежали недавние угли. Местами оранжевые, будто играющие с воображением. — Коннор. — короткое, оборванное слово почти сразу заставило того отвлечься от попытки задвинуть дверь в прежнее положение, — Дом обитаем. Мы не одни. — Что? — бросив торопливый взгляд в камин и осознав ситуацию без слов, Коннор переключился в собственную боевую версию тут же. Глаза прищурились, настраиваясь на попытки найти обитателя, рука неторопливо скользнула под куртку, стиснув в пальцах уже ставший привычным полицейский пистолет, а шаги, почти тут же превратившись в бесшумно-кошачьи, повели его в центр комнаты. Чем дальше, тем становилось понятнее — сюда заходить не следовало. Напряжение застыло в сыром воздухе мёртвой тишиной, среди которой пластичным ассасином двигался Коннор, осматривая каждый доступный его обзору угол. Какой бы, должно быть, из него вышел хороший полицейский, подумалось Даниэлю, и почти тут же осадило — андроиду никогда не доверят решать человеческие судьбы, а значит он занимался бы себе подобными. Вычислял и обезвреживал на благо всего человечества, затыкая рты девиантам и стирая их из истории, как паршивую опечатку в журналистской колонке. И теперь эта машина, мысли о предназначении которой всё не давали Даниэлю покоя, каким-то чудом оказалась на его стороне. Не оставляла его и до сих пор ни разу не предложила разделиться, чтобы идти впредь своими путями. Хотя ему самому, наверное, сейчас тоже чертовски непросто — подумать только, проснуться на первом же задании. Коннор не рассказывал о том, что чувствует вокруг себя, а Даниэль его не спрашивал. Было в этом что-то неправильное, требующее решения. Они так и не поговорили нормально. — ВАС СЮДА НЕ ЗВАЛИ! В эту же секунду, что ускользнула от отвлекшегося PL600, чёрно-зелёное пятно непонятной формы рухнуло на Коннора откуда-то с потолка, просвистев в воздухе камнем и на лету освободив тонкие, подвижные руки. Клубок потёртых временем тканей, конечностей и злобного, кошмарного крика вцепился в непрошеного гостя, как маленький ребёнок в плюшевую игрушку, и принялся пытаться разорвать того на лоскуты. В правой руке блеснул нож, большой и широкий, какой бывает у работников мясной лавки, и в то же мгновение молниеносно прошёлся по щеке Коннора, пустив на гниющий пол капли синей крови. Пёс ощетинился и зарычал, но так и не решился влезть в странную схватку, ведь даже просто уследить за движениями, из которых она состояла, было непросто. Если незнакомец, закутанный в лоскуты, сражался хаотично, спутанно, почти по-звериному, бросаясь рывками и отчаянно пытаясь отбить свой дом, то Коннор отбивался по-кошмарному механично. Каждое движение было обдумано и выверено, словно многолетний план действий, а эмоции лица в эти минуты будто сошли на нет, оставив дефолтно-спокойное, пугающе незаинтересованное выражение. Вмешаться, честно сказать, было дьявольски страшно, и Даниэль никак не мог решиться, глядя, как испуганный хозяин дома, закутанный в чёрное подобие плаща, получает удары один за другим, не умея толком ничего противопоставить машине для отлова девиантов. «Киберлайф», как ни крути, делали свою работу на совесть, и если бы могли проконтролировать непонятное им явление девиации, то сделали бы это немедленно. Коннор дрался как убийца, как синоби от мира андроидов США, а испуганный владелец этой гниющей с пола заброшки — как жертва, что бросается в последний бой. Где-то под чёрным пончо блеснул знакомый значок рабочей формы андроидов-садовников, и в ту же секунду, потеряв преимущество в виде неожиданности, незнакомец рухнул на пол, крепко придавленный Коннором и табельным пистолетом, что холодным металлом впился в висок, вдавливая в голову панически охваченный красным прерывистым сиянием диод. Ещё один девиант на их пути, вжав голову в плечи от сковывающего страха перед кем-то, кто куда сильнее, больше ничего не говорил. Лишь шептал про себя, глубоко под нос, скованный и обезоруженный, словно боясь, что будет услышан. — Нет. Нет. Нет. Не снова. Ральф не хочет. Ральф не хочет, пожалуйста, нет, нет, не надо. — Пытаться нападать на меня из-за спины — довольно опрометчивое решение, — холодно подметил Коннор, не ослабляя хватку ни на секунду и вжимая бедолагу в пол. Даниэль смотрел в лицо этого когда-то бесформенного пятнышка, что рухнуло как снег на голову откуда-то со второго этажа, и с ужасом осознавал, что понимает, насколько это страшно. Когда тебе наконец-то выдался шанс спрятаться там, где человечество никогда не станет искать, когда ты уверен, что отныне в безопасности, а малейший скрип тяжёлой двери, вросшей в пол, вызывает ужас — как уж тут поступить иначе. Незнакомец дрожал, избегая стального взгляда Коннора, отворачивался и смотрел в пол, еле находя в себе силы и желание разговаривать. — Коннор, нет. Дай я с ним поговорю. Есть пара минут, да? — уловив в попутчике согласие, Даниэль осторожно приблизился и сел на корточки, окидывая внимательным взглядом ещё недавно так похожего на зверька незнакомца, — Давай мы с тобой вот как поступим. Коннор сейчас уберёт пистолет, а ты пообещаешь больше не кидаться, а спокойно поговорить, ладно? — Ральф вам не верит! — в ужасе выпалил тот, приподнявшись кое-как под чужим весом. При ближайшем рассмотрении внимательный взгляд Даниэля выцепил нужные детали. И впрямь садовник, из тех, что круглый год снуют по городу, любовно занимаясь озеленением и сливаясь с толпой так стремительно, что многие едва ли вспомнят о них спустя секунду. Этот однозначно отличался от других, метая испуганные, загнанные взгляды то на дверь, то на своих обидчиков. Ральф так старательно мотал в стороны светловолосой головой, что едва ли получалось толком рассмотреть его лицо, — Ральф не верит чужим, не любит! Чужие обижают! Зачем вы здесь? — Тихо, тихо, пожалуйста. — Даниэль попытался вспомнить голос, которым успокаивал малышку Эмму после ночного кошмара. Уверенный, спокойный, полный стабильности и безоговорочной любви, которая не подвергается сомнению. Он второпях освободил руку, позволяя новому знакомому видеть своё запястье, и аккуратно обнажил пластик, позволяя увидеть, как от него красиво бликует свет фонарей, неуверенно сочащийся сквозь щели двери, — Мы девианты, как и ты. Андроиды. Мы не знали, что ты здесь живёшь, и поэтому испугались. Мы всего лишь хотим переждать здесь ночь, а утром пойти дальше…куда-нибудь. Куда угодно. Ты позволишь? Коннор осторожно, не создавая резких движений, освободил их импровизированного пленного и демонстративно спрятал пистолет под ветровку, отступив на пару шагов. Ральф отшатнулся от обоих куда-то в угол, до сих пор не умея поверить в то, что всё не так плохо, что больше никто не собирается нападать и уж тем более нарушать личное пространство, отвоёванное у людей с таким трудом. И только теперь, когда он сколько-нибудь стабилизировался, перестал махать головой, дёргаться и размахивать ножом, Даниэль почти физически почувствовал на себе причину такого поведения с чужаками. Буквально вся его левая половина лица расходилась на кусочки под давлением жутких, застарелых, забитых старым тириумом и пылью, шрамов. Трещины проходили сквозь пластик, не умея регенерировать, а местами где-то внутри них едва живо пульсировал свет. Весь левый глаз был полностью залит голубой кровью, отрезая возможность им видеть, а мелкие трещинки, идущие от больших в разные стороны, будто бы росли с каждой секундой, что Даниэль смотрел на несчастного. Жалость наполнила сердце вперемешку с гневом и несправедливостью. Что-то обожгло изнутри клеймом, желанием заступиться, помочь, наказать тех, кто это сделал. Человечество не считает себя виноватым, нанося увечья на всю жизнь таким, как Ральф. Муниципальные андроиды ещё менее важны, чем личные, закреплённые за семьёй. Их исчезновения никто не замечает и никто о них не спрашивает. И о Ральфе, что прямо сейчас оценивающе переводил полуслепой взгляд с одного гостя на другого, никто не справился. Если бы у Даниэля было сердце — оно наверняка разорвалось бы от красного, густого гнева на род людской и мокрой, тщедушной, душащей жалости. Но буквально в тоже мгновение, наконец доведя цепочку своих суетных мыслей до конца, Ральф расплылся в настолько счастливой улыбке, как, казалось бы, невозможно с его повреждениями. Видящий глаз засиял радостными искрами, как у ребёнка перед днём рождения, а сам он, не умея сдержаться, запрыгал на радостях, не отдавая себе отчёт в том, что доски под его ногами далеко не вечные. — Ральф согласен! У Ральфа гости! Прошу, останьтесь до утра, спрячьтесь тут, Ральф вас не выдаст! Мы можем стать настоящими друзьями, да? Да? Конечно можем! Коннор и Даниэль медленно переглянулись, будто бессловесно придя к согласию, а пёс, довольно фыркнув, отправился следом за гиперактивным Ральфом, смотреть, как тот разжигает камин, чтобы новоявленные гости смогли просохнуть после уличного ливня. Сложно было сказать, что для них обоих значило это знакомство. Но теперь, уж точно, хотя бы на эту ночь им больше ничего не угрожало. И от одной только этой мысли было куда легче улыбнуться следом за Ральфом.