Исцели меня

      Проходит не так много времени с окончания стажировки, как вдруг академия Юуэй шокирует всех неожиданной новостью — со следующей недели при академии будет несколько общежитий, и студенты геройского факультета, которым раньше приходилось часами добираться до учебы, смогут спокойно поселиться в них. 1-А класс должно обсуждал эту новость: некоторые решили переехать в общежитие сразу же, как только услышали эту новость, остальные все еще сомневаются и будут советоваться с родителями. Лишь один человек был исключением. Мидория Изуку, обладатель исцеляющей причуды, одной из редчайших видов причуд, должен поселиться в общежитии в обязательном порядке, чтобы быть в полной безопасности и продолжать свои тренировки и в свободное время. В общем-то, он и был одним из первых, кто занял комнату в специально выделенном для 1-А класса здания общежития.       Мидория не долго думал о том, как же ему обставить свое новое жилище. Размер комнаты почти идеально сходился с таковой в его родительском доме, и поэтому он решил придерживаться уже привычного дизайна: простая кровать, рабочий стол со множеством учебников и тетрадей, шкаф с одеждой и куча, просто огромная куча фанатского мерчендайза: плакаты с Всемогущим, коллекционные фигурки, комиксы, диски с видеофильмами и даже небольшой коврик на полу с надписью «Всемогущий». Управился он со всем только к вечеру. Довольный проделанной работой, Изуку стоял посреди комнаты и дежурным взглядом осматривал результат долгого и упорного труда. Теперь ему будет комфортнее.       Внезапный стук в дверь мгновенно развеял эту идиллию. Деку испуганно дернулся, как будто его застали за чем-то непристойным. Общежитие должно было быть пустым. Еще никто не заселился, и Мидория должен был быть единственным человеком во всем этом здании. Учитель? Или кто-то из учеников тоже решил переехать как можно скорее?       Решив не заморачиваться по этому поводу, Мидория тихонько приоткрыл дверь. Нежданный гость больше не стучался, но и уходить судя по всему не собирался, терпеливо ожидая, когда ему хотя бы ответят. Не заметив там ничего опасного, открыл ее полностью.       — Тодороки-кун? — удивился Изуку, взглянув на нежданного гостя.       На пороге комнаты стоял никто иной как Тодороки Шото. Из-за выключенного света в коридоре он не мог разглядеть лица друга, но что-то в нем казалось странным.       — Мидория, — голос как всегда бархатный, но немного приглушенный. Может быть, из-за низко натянутого капюшона и шарфа?       — Что ты здесь делаешь? — быстро высказывает беспокоящий его вопрос Деку, но потом спохватывается и отходит чуть в сторону. — То есть, я ничего такого не имел в виду. Я очень рад тебя видеть, как и всегда! Проходи, пожалуйста, не стой на пороге!       Тодороки постоял на месте еще пару секунд, потом сделал пару небольших шагов и, переступив порог, прошел вглубь комнаты.       — Присаживайся, не стесняйся! И сними куртку, тут жарко.       — Нет.       — Сними куртку! Если ты вспотеешь, а потом выйдешь на улицу и замерзнешь, то заболеешь. И лечить я тебя не буду, — грозится Мидория. Он сам не замечает, как перестает нервничать. Сначала его немного пугала аура хладнокровности Шото, но потом он разглядел под этой аурой что-то более мягкое, что-то уязвимое, из-за чего он стал вести себя с ним более мягко и внимательно.       — Хорошо…       Шото медленно развязал шарф, скинув его на пол, расстегнул молнию куртки и снял ее, положив на рядом стоящий стул. Подумав немного о чем-то, Тодороки поднял лицо и посмотрел на Изуку. Веснушчатый, только-только заглянув в лицо друга, прикрыл рот руками.       — Что с тобой?.. О боже…       Тодороки выглядел ужасно. Побитое лицо, выглядывающие из-под коротких рукавов бинтовые повязки, холодный взгляд гетерохромных глаз, в глубине которых скрывается боль. Ему больно. Перед глазами всплыли воспоминания того самого дня, когда он увидел в темном обледенелом переулке раненого Шото, зажимающего кровоточащую рану. В тот день ему впервые открылась уязвимая сторона двупричудного, все его печали и вся его боль были прямо перед ним. Как и сейчас.       — Мидория…       — Тебе больно? — слишком резко перебивает его Изуку. Его голос немного ломается и фальшивит.       — Не очень, — после недолгого молчания выдыхает Шото. Ему больно. Гематомы и ушибы ноют. На коже под бинтами красуются красные пятна ожогов. После той самой битвы с убийцей героев, где он впервые за последние десять лет своей жизни использовал огонь, Старатель стал наседать на своего сына еще сильнее, чем раньше. В последние дни стажировки, а потом и вечерами после занятий он устраивал тренировки, прямо как в детстве, и изо всех сил старался выдавить из Шото хоть каплю огня. Получалось у него плохо. Отпрыск героя №2 сопротивлялся как мог и использовал один лишь лед. Ничего не получалось и у него. Раз за разом он проигрывал отцу на их чертовых тренировках, а в этот раз просто так Старатель отпускать сына не собирался.       После того, как эта ненавистная тренировка закончилась, Тодороки, кое-как дойдя до своей комнаты, первым делом занялся своими ранами. Аптечка первой помощи уже давно стала неотъемлемым элементом его комнаты, потому как с детства использовалась довольно часто. Был бы рядом с ним Мидория, эта аптечка потеряла бы всякий смысл. С Мидорией все стало бы гораздо проще. Изуку бы посмотрел на него своим жалостливым взглядом, пожалел его, как мать — ребенка, мягко приобнял бы его и прижался бы своими горячими губами к холодной щеке Шото. А потом было бы тепло, очень тепло, почти горячо, а все остальное потеряло бы всякий смысл.       Эти мысли давят. Тодороки сам не замечает, как, наспех наложив повязки, быстро одевается и практически сбегает из дома, несмотря на поздний час. На станции он останавливается, начинает сомневаться в собственных действиях. Уже поздно. Мидория наверняка скоро ляжет спать, если уже не спит, конечно, а еще он не знает его адреса. Запоздало он вспоминает об общежитиях и о том, что Деку почему-то обязали переехать туда уже сегодня. Хорошо, проблема с адресом отпадает. Где находится академия Юуэй, знает каждый второй человек.       Обычно ворота академии в такое время должны быть закрыты, но не сегодня. Тодороки, все еще до конца ни в чем не уверенный, помялся немного у ворот и, решившись, шагнул через них. Сигнализация не сработала, ничего не произошло. Шото устало выдохнул, чуть нахмурившись от боли в мышцах груди, и медленным шагом направился к общежитиям.       Найти комнату Мидории было не трудно. У входа в каждое здание было подписано, для какого класса оно было предназначено. Плюс, на данный момент только в одном окне на втором этаже горел свет. И гадать не стоило, кто там находится.       Долго бродить в поисках не пришлось, учитывая то, что в одном крыле всего по четыре комнаты на этаж. Тодороки встал перед нужной комнатой в нерешительности. Стоит ли ему тревожить Деку? Он добр, в помощи никогда и никому не откажет, даже если это будет ему в убыток. Тем более, что Мидория сам согласился лечить Шото и делал это время от времени и по своей инициативе, когда замечал у двухцветного хотя бы одну небольшую ранку или даже просто так. После того случая с Пятном Изуку иногда просил Шото уединиться с ним и делился с ним своей энергией. Сначала это сбивало Тодороки с толку, но потом он понял, почему Деку это делает. Хватило одного случайного взгляда в зеркало, в котором вместо обычного его отражения показался какой-то непонятный человек с опущенными плечами и глазами, холод в которых уже давно уступил место томной печали.       И вот сейчас он стоит напротив Мидории в его комнате и не знает, что сказать. Ему больно. Болит тело, болит душа, и, кажется, даже сердце покалывает и неприятно ноет. Он не сможет выразить то, что чувствует, просто не сможет придумать слов, но это и не нужно. Мидория подходит к нему, неуверенно протягивает руки и легонько обнимает. Он ниже (гораздо ниже) и утыкается носом в шею Шото. Аккуратными пальцами он отодвигает ткань футболки на плече, открывая вид на бинты. Обветренные губы чуть поджимаются, когда неровный узелок оказывается развязан, и бинты соскальзывают, открывая вид на воспаленную горячую кожу.       — Тебе больно, — констатирует Деку, не сводя взгляда со свежих ран. Не медля, он целует мягкую гиперемированную кожу (разрешения не спрашивает, ибо в этом уже нет смысла), и слышит сверху еле уловимый вздох. На своей макушке он чувствует чужое дыхание, улавливает его глубину, понимает, что Шото начинает дышать медленнее и глубже. Его боль медленно стирается, растворяется в его жизненной энергии. Чужая кожа под губами приходит в норму, и Изуку отстраняется.       — Я сниму бинты. Можно? — на этот раз спрашивает он, и видит в ответ легкий кивок. Шото садится на кровать и снимает с себя футболку, после чего Мидория, смущаясь, начинает развязывать узелки на повязках. Плечи и руки уже выглядели здоровыми, пусть и отдавали легким неприятным покалыванием и болью, на правой половине спины был обширный ожог, и он выглядел гораздо серьезнее остальных.       — У тебя ожог второй степени, — бормочет Изуку. Некоторые волдыри полопались из-за слишком тугой повязки, и бинт прилип к открытым ранам. — Нужно намочить бинт и снять его. Только потом я вылечу тебя полностью. Потерпи немного, Тодороки-кун.       Шото не особо слушает, о чем говорит Мидория. Ему достаточно того, что он чувствует легкие несмелые прикосновения знакомых пальцев к себе, и это ни чуточки не противно и не неприятно. Мягкий голос, который иногда запинается из-за неуверенности и, ломаясь, соскакивает на половину октавы выше, успокаивает, заставляет забыться. Комната Мидории, так непохожая на его собственную, немного непривычна, но все-таки уютна. Он хотел бы остаться здесь, наверное, навсегда, чтобы не возвращаться в пустой и такой неуютный дом.       На спине начинает покалывать, и Шото морщится, но молчит. Изуку промачивает бинты антисептиком, стараясь доставить как можно меньше неприятных ощущений. Он полностью поглощен своими действиями, для него сейчас не существует ничего, кроме раненого и страдающего друга, которому он непременно должен помочь. Такая самоотверженность, желание помочь и спасти — в этом весь Деку.       Шото не сомневается в том, что с ним происходит: кажется, он понемногу влюбляется. Еще не сильно, но уже ощутимо в груди что-то сжимается при виде Мидории, который обеспокоенно заглядывает ему в лицо, проверяя, не больно ли ему. Отрицать уже не было смысла, а делать что-то с этим уже поздно. Тодороки уже проворонил тот самый момент, когда эти чувства можно было отбросить в сторону и забыть. Теперь остается просто смириться. Если уж он влюбился, то пусть будет так. Мидория — лучший из всех тех, кого он знает, и он никогда не сделает ему больно.       — Вот так, — бормочет Изуку, выбрасывая мокрый грязный бинт в мусорное ведро. — Я немного устал, поэтому это займет чуть больше времени, чем обычно.       Так даже лучше, но Шото не высказывает этого, лишь покорно кивая. Мидория осторожно целует другое плечо, закрывая глаза. Знакомое тепло снова захлестывает с головой. Мидория заполняет его целиком и полностью. Он переехал сюда сегодня днем, а комната уже успела пропитаться его светлой аурой. Здесь неуловимо витает его запах, от отливающих зеленым волос приятно пахнет шампунем с цитрусовым ароматом, и Тодороки вдыхает чуть глубже, чтобы запомнить. Внутри него волнами циркулирует энергия, такая теплая-теплая, такая приятная. Он чувствует это уже не первый раз, и все же снова и снова это кажется чем-то невероятным.       Мидория отстраняется через пару минут, когда легкими прикосновениями убеждается, что раны зажили, и от ожога уже ничего не осталось. Он улыбается, видя результат работы, снова исподлобья смотрит в лицо двухцветного, на котором тоже не осталось ни следа от свежих ран. Это выглядит очень очаровательно и мило. Его глаза странно блестят в приглушенном освещении комнаты, и Шото кажется, что в них отражается не свет, а весь Млечный путь.       — Теперь не больно? — спрашивает Изуку. Он спрашивает это каждый раз после лечения, и Тодороки не знает, что он имеет ввиду: его физическое состояние или душевное.       — Не больно, — отвечает он и ни капельки при этом не врет. От травм не осталось ни следа, а остатки теплой энергии, которые еще не успели раствориться, осели теплом в сердце, согревая и успокаивая.       — Уже поздно, — заметив, который сейчас час, сказал Деку. — Тебе пора домой? Я не знаю, как далеко находится твой дом, но ты еще можешь успеть на последний автобус.       — Я не вернусь домой.       — Почему?       — Старатель.       — Но причем тут?.. — Деку замолкает, его глаза на миг распахиваются шире. Он умен, даже слишком. Догадливый, проницательный, обладающий непревзойденной дедукцией, он всегда видит полную картину. Шото уверен, что Изуку сейчас понял все, что нужно и не нужно, потому как тот немного шокирован и испуган.       — Прости, я… Я не подумал, что… Ох, прости, — он громко выдыхает и успокаивается. — Я понял, подожди секунду, пожалуйста, я сейчас вернусь.       Он встает с места, выходит из комнаты, оставляя гостя одного, и пропадает на десять минут. Все это время двупричудный сидит на месте, позабыв про футболку, и рассматривает постеры со знаменитыми героями и прочий фанатский мерчендайз. На одной из полок есть даже плюшевая игрушка в виде Всемогущего с заплаткой сбоку и аккуратно пришитой красными нитками рукой. У него была такая же в детстве, мама часто покупала ему такие игрушки, надеясь таким образом компенсировать давление отца. Среди них была и плюшевая игрушка, изображающая Старателя. Тодороки помнит, как в порыве злости изорвал ее и выбросил, чтобы та не мозолила глаза.       Когда Мидория возвращается, он расстилает на полу принесенный из кладовой футон, достает из шкафа запасную подушку и одеяло. Потом он протягивает Шото чистую пижаму и предлагает помыться и переодеться в чистое, чтобы ему было удобнее спать. Двухцветный молча принимает чужую заботу. Он устал. Слишком устал, чтобы задумываться о том, что завтра, вообще-то, будут занятия, и без формы его на уроки не впустят. Еще и все учебники остались дома. Слишком устал, чтобы услышать, как Деку срывающимся тихим голосом разговаривает с кем-то по телефону и долго изъясняется о чем-то. Слишком устал, чтобы озвучить свою благодарность. Очередное «спасибо» осталось невысказанным.       На следующее утро Тодороки проснулся очень тяжело. Он и дома вставал еле-еле, а тут, в такой непривычной обстановке, это казалось и вовсе непосильной задачей. Мидория пару минут тряс его за плечо, чуть ли не умоляя открыть глаза, а потом, заранее извинившись, сильно толкнул в бок. Только после этого Шото с трудом поднялся на футоне и широко зевнул, прикрыв рот рукой.       — Доброе утро, — улыбнулся Изуку. — Вставай. Завтрак уже готов. О, и вот твоя форма.       Тодороки проморгался и посмотрел на стул, где аккуратной стопкой была сложена школьная форма академии Юуэй.       — Откуда она? — спросил Шото, расправляя одежду. Это, очевидно, его размер, и для Мидории она была бы слишком большой.       — Я попросил Исцеляющую девочку помочь с этим, — улыбнулся веснушчатый, натягивая на себя пиджак. Уже умытый и одетый, он чуть ли не светился бодростью и зарядом энергии. — А еще я сделал для тебя копию своих конспектов и домашнего задания. Не думаю, что у тебя было время сделать его вчера. Ванная на первом этаже. Там же и кухня. Я буду тебя там ждать, хорошо?       — Спасибо, — сказал наконец-то одно единственное слово Шото. Изуку изумленно застыл перед зеркалом, поправляя узел галстука.       — Не за что, — Деку умильно склонил голову набок и вышел из комнаты.       Тодороки принял душ, переоделся в школьную форму (очевидно новая, даже ни разу не стиранная) и взял сумку с копиями конспектов и домашним заданием, которые так любезно предоставил ему Мидория. Этот парень делает для него столько, сколько он точно не заслуживает. Он не заслуживает иметь такого прекрасного друга, он не заслуживает всей этой заботы и тепла. Этого очень много, слишком много, и Шото почти задыхается под напором Изуку, который пытается залезть ему в душу.       На кухне его ждал Мидория и накрытый на двоих стол. Простой омлет, две чашки чая и две миски риса. Все так по-простому, и от этого только лучше.       — У меня не очень все хорошо с готовкой, — оправдывается Мидория, накручивая на палец волнистый локон. – И я не знаю, что ты любишь, поэтому…       — Соба, — перебивает его Шото, усаживаясь за стол.       — Ч-что? — изумленно спрашивает Мидория.       — Я люблю собу. Не горячую, — поясняет тот, уже сомневаясь в том, что ему стоило что-то говорить. Но Мидория сказал, что он не знает, и от этого ему неудобно, поэтому Тодороки должен был сказать ему, так?       — Ох, я понял, — неловко смеется Деку, откидываясь на спинку стула. — Буду знать в следующий раз. Приятного аппетита!       Они оба начинают завтракать, не проронив больше ни слова. Только Тодороки все еще прокручивает в голове последние слова Изуку и особенно смакует сказанное им «в следующий раз».       В кабинет, где будут проходить занятия, они приходят самыми первыми. Оно и понятно: в то время, как им нужно было всего лишь пройтись от общежития до здания академии (минут пять где-то медленным шагом), остальные вынуждены добираться до учебы из дома. Минут через десять начинают подтягиваться остальные их одноклассники, и вскоре кабинет заполняется разномастными голосами и звуками. Тодороки достал из сумки копии конспектов и положил их перед собой. Почерк немного мелковат, но в целом аккуратен. Пару иероглифов Изуку пишет немного своеобразно, а на полях он оставил множество своих мыслей в виде небольших пометок и рисунков. Все они написаны четко по делу, раскрывают некоторые понятия или уточняют что-то (кое-где написаны и его мысли, но Шото не стал читать их). Очень удобно. Если Тодороки понадобятся в будущем чьи-то конспекты, то он обязательно попросит их у Изуку.       Когда прозвенел звонок на первый урок, все расселись по местам (без причитаний Ииды насчет их дисциплины не обошлось и в этот раз), в кабинет вошел учитель Айзава. С громким хлопком положив учебники на трибуну, он окинул взглядом весь класс.       — Доброе утро, — соизволил поздороваться с ними учитель. — У меня для вас две новости.       Дети притихли и во все глаза уставились на классного руководителя. В последнее время на них сыпалось слишком уж много новостей, поэтому игнорировать их или пропускать мимо ушей было непозволительно.       — С этого дня отдельные занятия Мидории окончены, поэтому он будет с вами на всех уроках.       — Это значит?.. — вмиг догадалась Урарака.       — Это значит, что отныне вы все вместе будете посещать одни и те же занятия. Вы будете работать в одной команде и проходить одни и те же испытания. Разница будет только в заданиях. Для Мидории они все так же будут индивидуальны.       — Но мы же ничего не знаем о его причуде! Как мы будем вместе заниматься?! — возмутилась Ашидо. Несмотря на то, что они успели сдружиться с Деку, вопрос о его причуде все еще был сравним с семью главными тайнами мира. Каждый день в тайне от веснушчатого парнишки 1-А класс устраивал небольшую дискуссию на тему «Какой же силой обладает Деку?», в которой принимали участие все кроме Тодороки, Бакуго и Минеды. Первый и так уже все знает, второй скорее всего тоже, а третьему плевать на все, что не имеет большой женской груди и бедер.       — Дайте договорить, черти, — Айзава повысил голос, и все ученики вмиг притихли. — Насчет его причуды. Сначала мы хотели держать в тайне информацию о его причуде, потому как в противном случае ему угрожала бы большая опасность. Недавно наши опасения подтвердились.       Тодороки, переварив слова учителя, напрягся. Изуку угрожает кто-то? С ним что-то случилось? И почему Деку вдруг резко занервничал, что видно по его напрягшейся спине и плечам?       — Во время стажировки на него было совершено нападение с целью похищения. К счастью, рядом с ним оказались профессиональные герои, поэтому эта попытка провалилась.       Мидория… Он был в опасности? Почему он не сказал ничего? Почему не позвонил? Почему никак не показал, что ему тяжело? Шото вдруг стало немного стыдно. Все это время он нагло пользовался добротой Деку, даже не интересуясь, все ли у него самого в порядке.       — С другой стороны, это означает, что преступникам известно о его способностях, поэтому директор и решил ввести систему общежитий при академии. Это гарантирует безопасность учеников в течение всего времени обучения. Что касается, причуды Мидории, так это… — половина класса (а может и больше) затаило дыхание в ожидании желанного ответа. — Исцеление.       Волна удивленных вздохов пробежалась по классу. Сохранили спокойствие только два ученика — Тодороки и Бакуго.       — Мидория, — позвал его Айзава. — Расскажи сам.       Изуку встал с места, неровной походкой прошел к учителю. Он взялся за края трибуны, сжав руки до такой степени, что его костяшки побелели.       — Моя причуда — исцеление, — повторил слова учителя Деку. Его голос от волнения был немного надрывным. — Когда я целую человека, то передаю ему часть своей жизненной энергии, которая ускоряет регенерацию тканей и во много раз усиливает действие иммунной системы. Я могу лечить любые раны и большинство болезней, особенно инфекционных. Чем дольше поцелуй, тем лучше эффект, поэтому длительность контакта обычно зависит от тяжести состояния.       — Удивительно! — восклицает Иида.       — Надо же, у нас есть личный хиллер в команде! — поддерживает его Каминари. Все одноклассники начинают обсуждать причуду Деку, делиться своим мнением. Кто-то считает ее по-настоящему крутой, потому как исцеляющие причуды сами по себе очень и очень редкие. Другие считают ее немного странной. Шото с ними немного согласен: он знает только два человека с исцеляющей причудой, и оба они должны целовать больных, чтобы вылечить их. Совпадение? Наверное. Но все еще странно.       — Но, если ты делишься своей собственной жизненной силой, то разве тебе не становится хуже? — вдруг спрашивает Тсую.       Тодороки замирает. Черт, а ведь он и не задумывался об этом ни разу. Любая причуда имеет физическое начало: если Тодороки будет долго пользоваться льдом, то он замерзнет, если Урарака долго использует свою причуду, то ее мутит. У Сотриголовы сохнут глаза, у Сущего Мика хрипнет голос. Даже Старатель перегревается, если использует свою огненную причуду слишком долго. И, в конце концов, Исцеляющая девочка не может использовать свою причуду слишком много, потому что она лишь ускоряет регенерацию человека, а это значит, что человек переутомляется из-за стремительной потери энергии. Глупо было думать, что у Деку нет подобных ограничений.       — Нет, — мотает головой Мидория, и Шото на мгновение чувствует облегчение. Но лишь на мгновение. — У моей причуды нет почти никакой отдачи, потому что отданная энергия возвращается ко мне через некоторое время. Единственный ее минус — когда энергия возвращается обратно ко мне, она приносит с собой часть тех ощущений и эмоции, которые испытывал человек на момент поцелуя. Это как след чужой энергии на моей собственной. Я называю это отпечатком.       Ох черт. Ох. Черт. Черт! Часть ощущений и эмоций? Но каждый раз, когда Изуку лечил его, он никак не показывал, что испытывал что-то неприятное. И даже вчера, если он не врет про эмоции, то он должен был понять, что чувствует Шото. А чувствовал он… Черт!       Почти весь класс обсуждал его причуду целый урок. Тодороки искренне надеялся на то, что Мидория снова будет разговаривать с Ураракой и Иидой, не обращая на него особого внимания, да вот только все пошло немного не по плану. Как только прозвенел звонок с урока, Мидория поблагодарил всех за то, что его выслушали, и направился прямиком к парте Тодороки.       — Тодороки-кун, — сказал он, нависая над двупричудным, — пообедаем вместе?       — Да, — кивнул Шото, никак не выдавая своего облегчения. Они часто обедали вдвоем, а иногда к ним присоединялись и Урарака с Иидой. Все нормально. Возможно, Изуку не почувствовал вчера ничего такого, что побеспокоило бы его, так что можно расслабиться и вести себя как обычно.       После обеда у них начались геройские курсы. Учитель Айзава наказал им быстро переодеться в свои геройские костюмы и проследовать на тренировочной полигон Бета. Мидория, уже переодетый в свой геройский костюм (такой же зеленый, как и волосы, и теперь он еще больше похож на брокколи) возбужденно лепетал что-то. Он теребил пальцами свой пояс, на котором, как и у самого Шото, была аптечка первой помощи, и никак не мог остановить свое бормотание.       — Я так волнуюсь! До этого у меня были отдельные занятия, и я понятия не имею, какими они были у вас! Нам придется делиться на команды, но в бою я бесполезен, поэтому моему напарнику заведомо не повезет. А что если?..       Тодороки слушал его краем уха и еле заметно улыбался, поправляя свой терможилет. Мидория, крайне неуверенный и такой милый сейчас, не мог не вызвать у него умиления. Шото очень сильно хочет, чтобы они оказались в одной команде. Не важно, какими будут задание и условия его выполнения, он сделает все, чтобы они получили наивысший балл, а Деку не почувствовал себя так, будто он — обуза.       Вскоре уже готовые и переодетые в свои геройские костюмы, ученики 1-А класса стояли перед учителем у входа на полигон Бета в ожидании начала занятия.       — Сегодня у вас будет испытание, которое называется «Погоня», — своим фирменным монотонным голосом объявил Айзава Шота. — Вы знаете, что битвы с преступниками происходят очень часто, но не все преступники предпочитают вступать в открытую схватку. Гораздо чаще преступники пытаются скрыться с места преступления, поэтому погони и преследования являются неотъемлемой частью работы героя. Сегодня вы поделитесь на команды злодеев и героев. Злодеи будут пытаться убежать от преследования, а герои — поймать злодеев. Все ясно?       — Можно вопрос? — Иида ожидаемо поднял руку. Тодороки хмыкнул. Этот парень всегда находил то, к чему можно привязаться. — Что должны будут делать злодеи, если их поймают герои? Просто сдаться? Но ведь в реальной жизни преследования заканчиваются именно открытыми схватками!       — Злодеи побеждают, если герои не могут найти их в течение пятнадцати минут, или если они смогут найти выход. Для каждой команды выход будет разный. Герои побеждают, если им удается поймать злодеев и обвязать их специальной лентой. Все остальное на ваше усмотрение.       — Благодарю за ответ, Айзава-сенсей! — поклонившись, поблагодарил Иида и снова встал прямо.       — А теперь тяните жребий.       Тодороки достает небольшой листочек из коробки и прочитывает ее содержимое. Токоями Фумикаге. Надежда на то, что его напарником будет зеленоволосый милый парнишка, разбивается с оглушительным треском и стеклянной крошкой осыпается в небытие.       — Деку! Давай постараемся вместе!       Обладатель огненно-ледяной причуды оборачивается и видит, как Очако вьется рядом с Мидорией и выдает какие-то эпичные ободряющие речи. Зависть несильно, но ощутимо колется где-то внутри, словно у него в животе поселился ежик, но Тодороки не обращает на это внимания. Злиться из-за этого глупо и бессмысленно.       Первыми испытание проходят команда злодеев Каминари и Ашидо и команда героев Яойорозу и Шоджи. И если первые просто начинают мотаться по всему полигону в поисках выхода, то вторые подходят к испытанию более ответственно. Шоджи сразу же находит наиболее подходящее место для разведки местности и вскоре улавливает голоса злодеев.       — Отлично, Шоджи-сан! — хвалит его Яойорозу. Она уже придумала какой-то план засады и приготовила для него все необходимое. Происходит все достаточно быстро. Уже на подходе к выходу Каминари попадается в ловушку и оказывается скованным прочными лентами. Ашидо порывается помочь напарнику, расплавив ленты кислотой, но что-то идет не по плану, и она тоже оказывается в паре метров над землей, обвязанная лентами, а ее кислота разлетается в разные стороны. Секунда, и на аристократично бледной коже предплечья Яойорозу расплывается красное пятно от химического ожога.       Испытание, ожидаемо, заканчивается победой героев.       — Прости меня, Яомомо! — Мина чуть ли на шею к ней не вешается и слезливо просит прощения.       — Все в порядке, Ашидо-сан, — успокаивает ее Момо. — Все в порядке, и это не так уж и больно.       — Если… Если вы не против, то я-я могу п-помочь, — робко выдавливает из себя Изуку. Девушки, которые слышали его предложение, немного краснеют, а парни - возмущаются. Все прекрасно понимают, что Деку всего лишь хочет исцелить ее, но они знают еще и то, как именно он будет это делать.       — Ни за что! — начинает кричать Минеда, разгневанный как сотня демонов. — Я ни за что не позволю тебе поцеловать конфетку, которую еще не попробовал я! Это богохульство! Невежество! Да как ты!..       — Ты отвратителен, — вздыхает Джиро, ткнув своим штекером от наушников в глаз Минору.       — Я была бы благодарна, — краснея, сказала Яойорозу. Мидория громко сглотнул, подошел к девушке (он сильно трясся, и ноги его были как будто деревянными). Тодороки не отрывает глаз от того, как Деку аккуратно берет руку девушки в свою и, заранее извинившись раза три, прикладывается губами к тыльной стороне ладони. Момо ахает, напрягается, но затем изумленно хлопает глазами. Тодороки ее отчасти понимает. Это чувство, когда прямо под твоей кожей пробегается чужая теплая энергия, сначала сбивает с толку, кажется странным и приятно-неприятным. Следы ожога от кислоты Мины исчезают на глазах у всех, и все одноклассники смотрят на них так, будто они и не люди вовсе, а какие-то инопланетяне или другие загадочные существа, которых они видят впервые в жизни.       — Оно… оно исчезло! — завопила Хагакуре, которая оказалась слишком близко. Мидория, испугавшись, отшатнулся назад от девушек и сделал пару шагов назад, попутно продолжая извиняться.       — Спасибо, Мидория-сан, — поблагодарила его Момо, чуть поклонившись, и улыбнулась. На нее тут же накинулись с вопросами, каково это, что она чувствовала, больно ли это и все в таком духе. Принцесса старалась ответить на все вопросы, в то время как к испытанию готовились следующие команды.       Занятие шло слишком медленно. Тодороки должен был быть последним, поэтому все это время он стоял у экранов, на которых можно было увидеть все, что творится на полигоне. Рядом с ним стоял Мидория. Он не отрывал восхищенных глаз от изображений с камер слежения и периодически строчил что-то в толстой тетради. Но так было не всегда. После случая с Яойорозу некоторые их одноклассники будто сговорились. Они как-то неуклюже падали, вяло уклонялись от атак и словно бы намеренно не замечали нападения. В общем, как могли зарабатывали себе какие-нибудь болячки.       — Мидория-кун! — заныла Хагакуре. Невидимая девочка, судя по положению перчаток, придерживала одной рукой другую и жалобно хныкала. — Я кажется ушибла плечо. Можешь вылечить его?       — Мидория-чан, — Асуи уверенно подошла к Изуку. — Я слишком сильно прикусила язык. Поможешь?       — Мне неудобно просить об этом, — Оджиро, ты-то куда? — Я, кажется, повредил связки, когда растянул ногу пару недель назад. Мидория-кун, ты сможешь помочь?       — Киришима-кун! — причитал Деку, когда с испытания вернулась команда Киришимы и Джиро. Они были злодеями против Бакуго и Аоямы, и Красному бунтарю знатно досталось от Катсуки. — Как тебя угораздило?       — Бакуго выложился на полную, и мне пришлось ему ответить, как мужик мужику! — рассмеялся Киришима, потирая затылок забинтованной ладонью. Взрывной придурок действительно выложился на полную — у Киришимы было множество ушибов и ран от взрывов почти по всему телу. — Но меня лечить не надо!       — Надо!       — Нет!       — Да!       Отчаянный крик Красного бунтаря сотряс весь полигон Бета и напугал как минимум половину 1-А класса.       Когда пришла очередь Тодороки, то он не знал, что делать.       — Злодеи — Урарака и Мидория. Герои — Тодороки и Токоями. Займите свои позиции.       — Выложись на все сто, Тодороки-кун! — пожелал ему Изуку и побежал с Очако, которая махала ему рукой.       Шото поджал губы, но кивнул и направился к своему напарнику. Это испытание, и оно наверняка много значит для Мидории, поэтому он не должен поддаваться. Если он даст слабину, то Изуку наверняка почувствует это и обидится. Ему и так тяжело признавать то, что он бесполезен в бою. Но если Тодороки выложится на все сто, то он не оставит ему и шанса на победу. Дилемма, но решение приходит быстро. Он не будет поддаваться. Пусть все будет честно. Это именно то, что понравилось бы Деку.       Тодороки быстро обследовал все окрестности полигона, пока Токоями рассматривал местность с крыш высоких построек. Они уже около пяти минут не могли найти никаких признаков присутствия команды Мидории и Урараки, и это удручало. Мидория умен. Он наверняка выдумал какую-то очень хитрую стратегию против них двоих, и пока что она работала отменно. Тодороки в который раз зовет Фумикаге и спрашивает, если у него какие-нибудь зацепки. Обладатель темной тени только мотает головой и продолжает поиски. Черт, все это бесполезно.       Недовольно цыкнув, сын Старателя провел ладонью по лбу и взглянул вверх. В следующую секунду его глаза распахиваются в удивлении. Прямо над полигоном, высоко в небе, Мидория и Очако медленно плывут по воздуху. И как он сразу не догадался? Очако может делать невесомыми не только предметы, но и людей, а также саму себя, хотя в этом случае ей гораздо тяжелее использовать свою причуду из-за тошноты. Но с ней в команде Мидория, который может исцелять, поэтому это не имеет никакого значения. Девочка-бесконечность может легко использовать свою причуду, сколько ей вздумается, и при этом она не будет чувствовать никакой отдачи из-за причуды Изуку.       — Токоями! — кричит Шото, создавая ледяную дорожку и быстро продвигаясь в ту же сторону, куда направляется команда злодеев. — Сверху!       Фумикаге хмурится, поднимает голову и замечает проплывающих над ними противников. Больше не говоря ни слова, он устремляется за ними.       — Урарака-сан! — кричит Деку. — Ты можешь немного ускорить нас?       — Нет, — резонно отвечает Гравити. — Я могу только делать вещи невесомыми.       — Значит, для ускорения нужна сторонняя сила, — бубнит целитель. — Тебе еще не стало хуже?       — Немного мутит, — пожаловалась Урарака. — Поможешь?       — Конечно, — уверенно кивает в ответ ее напарник и быстро целует шатенку в ладонь.       Тодороки почему-то снова начинает злиться. Он знает, что это всего лишь причуда, и очень полезная причуда, но разве Мидория может так спокойно целовать каждого, кому нужна помощь? Тодороки вовсе не эксперт в этом, но ему всегда казалось, что целовать можно только родных людей и тех, кого любишь. Он помнит, как его мягко чмокала в пухлую щечку добрая мама. Он все еще тает от воспоминаний, как робко целовал его уродливый шрам Изуку. У него все горит внутри от мысли, что он целует кого-то другого так же робко, с таким же обеспокоенным взглядом. Так не должно быть. Абсолютно не допустимо.       Собственные противоречия распаляют, заставляют действовать неосмотрительно. Тодороки не замечает, в какой момент пропадает Урарака, и остается только Мидория. Он медленно снижается, пока не встает на землю и не убегает, скрываясь где-то в переулках между зданиями. Шото не медлит. Он не жалеет сил, использует все, чтобы как можно скорее догнать чудо с зелеными волосами и схватить его. На его удачу все сходится как нельзя лучше — два-три поворота, и они оба упираются в тупик. Мидория смотрит на преграждающую его путь стену так, как будто ее здесь попросту быть не должно, а Тодороки ухмыляется. Догонялки окончены, Мидория.       — Ты поймал меня, — слабо улыбается в итоге Изуку. Он разворачивается на пятках и поднимает руки вверх. — Как и ожидалось. Я никогда не смогу сравниться с вами, ребята.       — Не наговаривай на себя. Ты гораздо лучше нас в другом, — откровенничает Шото, медленно подходя к противнику и доставая из кармана костюма ленту захвата.       — Наверное, — Изуку пожимает плечами. Его улыбка чуть растягивается, а глаза блестят хитро, как у кошек. — Я все-таки могу лечить людей и чувствовать их эмоции. Но я все еще немного плох в последнем. Вчера, когда я тебя п-поцеловал, то не смог понять, что чувствуешь ты.       Секундного промедления Тодороки, вызванного неожиданными словами Мидории, хватает, чтобы его плеча коснулись чужие пальцы. Все тело вдруг становится очень легким, таким легким, как будто он не весит ровным светом ничего. Он… Невесомый. Ну твою же!..       Он оборачивается и видит довольную мордашку Урараки. Такая же довольная, как и у Деку. Она легонько толкает Тодороки вверх, и он, неспособный контролировать свои действия, медленно поднимается над землей. Команда злодеев в лице хитрющих Деку и Гравити быстро убегает. Через минуту ровно раздается голос Айзавы.       — Команда злодеев нашла выход и смогла сбежать. Команда злодеев победила.       В ту же секунду Шото чувствует, как его тело вновь становится нормальным, и он падает на землю. Почему именно сейчас ему вспоминается спортивный фестиваль? Ах, да, он ведь совсем успел позабыть о том, что даже не имея причуды, дающей боевое превосходство, Мидория умудрился пройти отборочные испытания.       — Прости меня, Тодороки-кун! Я просто очень хотел победить!       Это первое, что он слышит, когда последним заходит в класс. Тренировка окончена, и чуть позже, после небольшого перерыва на переодевание и прочие нужды, они вместе с учителем будут обсуждать результаты. Мидория стоит прямо у порога и смотрит на Шото так жалостливо. Даже и не верится, что он смог воспользоваться грязными методами ради победы. Кстати о них.       — Это просто испытание, и ты победил. Мне все равно, — спокойно отзывается Тодороки. Он видит, как выражение лица Мидории меняется, но не хочет обращать на это внимания. Его душа все еще не на месте, после услышанных слов, и теперь ему нужно быть как можно более аккуратным в общении. Если он ошибется еще раз, то ему придется поговорить с ним на тему, которую затрагивать точно не хочет. Он еще сам не успел разобраться в своих чувствах, и говорить сейчас о них будет слишком тяжело. Слишком рано. Слишком.       — Я просил прощения не только из-за этого. На самом деле… Можем ли мы выйти? Я хочу поговорить с тобой. Наедине.       О нет, это ведь именно то, чего он сейчас делать категорически не хочет! Тодороки окидывает взглядом весь класс, в надежде найти причину отложить этот разговор, но таковой не находится. Все занимаются своими делами, а учитель подойдет лишь минут через двадцать, поэтому у них полно времени. Сдавшись, Шото кивает и следует за Изуку. Они находят более-менее безлюдное место и останавливаются у окна. Сын Старателя терпеливо ждет, когда Мидория соберется с мыслями и скажет что-нибудь. Начинать разговор самому страшно.       — Тодороки-кун, ты ведь слышал, что я говорил про свою причуду? — неуверенно начал Деку, пятерней разглаживая свою шевелюру. — Я про то, что могу чувствовать то, что чувствует человек во время лечения.       Тодороки кивает. Это оно. Знал бы, никогда не попросил бы Изуку лечить его, но сделанного не воротишь.       — Я не сказал тебе об этом сначала, а потом забыл. Не суть. Я хотел поговорить с тобой о… о твоих чувствах, — сказал Мидория и, заметив, как Шото собирается сказать что-то, поспешно замахал руками. — Н-ничего такого! Честно! Я пользовался своей причудой много раз и почти перестал обращать внимание на эти отпечатки. В основном они однообразны: немного боли, страха и чего-нибудь еще типа отвращения или неуверенности. Я привык. Просто… То, что я почувствовал вчера… Твой отпечаток был особенным. Я не чувствовал ничего подобного раньше, поэтому хотел спросить, что именно ты чувствовал в тот момент. Так как я должен буду использовать свою причуду еще чаще в будущем, то мне нужно знать, какие отпечатки еще могу получить. Новые отпечатки всегда сбивают с толку и мешают думать, что случилось и вчера, и прости! Я снова заболтался!       Двупричудный смотрит поверх макушки Изуку и молчит, готовый сорваться и сбежать прямо сейчас. Он прекрасно понял то, как же он прокололся. Не стоило вчера даже выходить из дома. Не стоило. Тодороки смотрит холодно-бесстрастно, как привык смотреть на всех, но вдруг сталкивается с чужими глазами, и вся эта холодность-бесстрастность вмиг растворяется в сочной зелени сверкающей радужки. Губы приоткрываются, и вместо смазанного неопределенного ответа с них срывается «Ты мне нравишься». Мидория удивленно хлопает глазами, ровно как и сам Шото.       — То есть?..       — Да.       — Это то, что ты чувствовал вчера?       — Да.       — И это правда?       — Да.       — О мой бог…       — Мидория, если тебе…       — Мне не противно, и я не злюсь, просто… просто удивлен.       — А ответ?       — Какой ответ?       Они смотрят друг на друга долго. Мидория видит отголоски скрытой надежды в разноцветных глазах (каждый раз, когда он заглядывает в них, то поражается тому, какие же они красивые и лучистые). Шото старательно глушит все свои эмоции и пытается не выглядеть жалко. Ему немного страшно, но совсем немного. Мидория добрый, его большое сердце не позволит ему причинить кому-то боль. Он либо робко и смазанно примет его чувства, либо мягко откажет, сдабривая свой отказ массой добрых слов поддержки и утешения. Тодороки нечего бояться, он защищен со всех сторон, но все равно волнительно, когда Деку втягивает голову в плечи, цепляется пальцами за взлохмаченные волосы и зажмуривает глаза.       — Да! — слишком громко и высоко выдает Изуку, не открывая глаз.       — То есть?.. — спрашивает на этот раз Шото, но веснушчатый тут же перебивает его.       — Да.       — Правда?       — Да, да, да! — повторяет он несколько раз и только затем осмеливается посмотреть на одноклассника. — Я пытался избавиться от этих чувств, честно, я так боялся их. Но потом, когда я увидел тебя в том переулке, сражающегося с Пятном, я… Мне стало страшно, так страшно! Что, если бы я не пришел, если бы ты был тяжело ранен, а я и не знал об этом? Мне было очень страшно! А затем на меня напали, и я испугался еще больше, но не за себя, а за тебя, потому что я не знал, кто поддержит тебя. Я — единственный, кто знает тебя, и я подумал, кто же сможет исцелить тебя, кроме меня? Я…       — Мидория, — перебивает его Тодороки. На лицо лезет непрошенная улыбка. В груди становится тепло, гораздо теплее чем раньше. — Ты снова бубнишь.       Изуку затыкается. Его глаза влажные, а выражение лица немного испуганно, и это даже мило. Он начинает лихорадочно извиняться, опуская глаза в пол, но Шото его не слушает. Он делает несмелый шаг вперед, привлекая к себе внимание, и собирается с мыслями.       — Мидория, ты мне нравишься, — откровенно говорит он уже смелее, и Изуку как-то странно всхлипывает. — Исцели меня. Пожалуйста.       Мидория всхлипывает еще раз, кивает и тянется к губам Тодороки, привставая на носочки. Двухцветный протягивает руки, чтобы обнять, но в последнюю секунду сомневается. Сомнения мгновенно исчезают, когда знакомое тепло поселяется в груди. Оно не спускается волнами вниз, а останавливается у сердца, согревая, окутывая его плотным коконом, и это отличается от того, что было раньше. Шото все-таки обнимает Изуку, но тот отстраняется, немного испугавшись неожиданного прикосновения, и они одновременно выговаривают:       — П-прости!       — Спасибо.       Деку смотрит на него ошалело, а потом улыбается. Он тянется рукой к своей груди и сжимает в кулаке жестковатую ткань рубашки. «Тепло», — тихо тянет он и отчего-то начинает смеяться. Тодороки не смеется, но улыбается. Ему тоже тепло. И он прекрасно знает, что у этого тепла есть имя.       Они оба знают.       Любовь.