Одинокий стяг

… Почти не изменился… Хотя жизнь в последнее время была к нему неласкова. Мозоли на узких ладонях, выцвели волосы, будто льняные, обветрено дочерна загорелое лицо, лежит у губ жесткая складка. Но и это бесчувственное лицо с рассеченным виском не потеряло своей надменной царственности. Ох, и тяжко ты должен был пробивать свой путь, гордец! Не любят простые эльфы этаких, как ты, что всюду себя государями держат... Он не удержался и слегка пнул носком сапога распростертого на полу без сознания противника. Нет, в мыслях не имел увечить. Но как же сладко было видеть его, возникшего призраком из ниоткуда, у своих ног! А теперь к хозяину… По спине пробежал озноб. Еще неизвестно, как отнесется он к столь неожиданному обороту… О том, как мастер рассвирепеет при известии о проваленной атаке, вассал сейчас старался не думать… Но об утайке речь не шла. Теперь делом первостепенной важности было умело представить сеньору виноватых… *** Душная летняя ночь, и от жесткого ложа прибрежных скал ноет спина… Боль охватывает лоб упругим обручем, подкатывает и отступает с мерным рокотом волн… Леголас медленно разомкнул веки, и несколько секунд безучастно смотрел вверх, силясь разглядеть в негустой темноте звезды, что не желали показываться, а может, уже угасли перед зарей... Но вот сознание слегка прояснилось, эльф встряхнул головой, поморщившись от боли, и приподнялся с камней. Он не смог бы увидеть звезд… Над ним возвышался глухой каменный свод потолка. Скалы обратились гладкими плитами пола, ни окна, ни бойницы не видно было в могучих стенах. Большой пылающий камин наполнял душным теплом это странное узилище. Отсутствие окон и яркий огонь наводили на мысль, что темница находится под землей, потому в ней холодно. Это открытие не ободряло. Леголас резко потер лоб, чувствуя, как сухой листвой разлетаются обрывки мыслей, а в голове нарастает и затихает тяжелый гул, принятый им прежде за шум моря. Висок отозвался тупой болью, и эльф нащупал неровные края глубокой ссадины. Что же произошло? Дворцовая лестница, черный плащ меж колонн… Кажется, потом звякнула цепь. Дальше в памяти клубился густой туман, и единственным воспоминанием лихолесца был охвативший его неистовый страх. Вот это было самым непостижимым. Чего так сильно мог испугаться немало повидавший на своем веку эльф? Или незнакомец в плаще был демоном? Но ведь изначальные твари, как пробужденные, так и порожденные Мелькором, не меняли сущностей и нимало не походили на людей. Леголас снова потер лоб. Он отчего-то не мог поверить в демона, облаченного в фасонные серые перчатки. Не без труда поднявшись на ноги, эльф не спеша огляделся и дотронулся до стены. Дикий камень, теплые отблески огня, пляшущие по серой кладке насмешливыми химерами. Почти сливаясь со стеной, виднеется в четырех шагах массивная дверь на кованых петлях. Он в плену – эта мысль всплыла на поверхность сознания ленивым болотным пузырем. Медленно обернувшись, Леголас приблизился к камину и опустился на пол. Где он может быть? Принц Леголас был бы желанным пленником для многих, но кому понадобился безвестный корабельщик? Мысли неохотно продирались сквозь вязкую боль и усталость. Какое ему, в сущности, дело, где он? Жив, значит, как-нибудь выкрутится. Тепло яркого огня опаляло лицо, языки пламени резвились в янтарных глазах, без всякого выражения вперившихся в недра камина. Леголас попытался удивиться этой апатии, но сил на удивление не было, только последнее воспоминание, крик Рандира тревожной булавкой впивался куда-то в подкладку разума и побуждал думать, искать если не выход, то объяснение. Устал… Так устал без конца что-то делать, решать, измышлять стратегии и сражаться за всех подряд. Сейчас самое время отдаться на милость этой усталости, вкрадчивому теплу огня, тишине… Сами собой сомкнулись глаза, и Леголас погрузился в забытье. -… Не горячись, буян! Удар справа, рывок – и его меч на земле. А он и понять ничего не успеет. – Рукоять тепла от его ладони. Отец хмурится, а уголки губ слегка вздрагивают, и принц знает, что бранят его больше для порядка. И вдруг исчезает залитый полуденным солнцем двор замка, и вместо легкого клинка в руке Леголаса оказывается корабельный топор, которым он яростно кромсает свиток с темно-зеленой печатью. Бешенство захлестывает с головой, клочья пергамента летят в стороны, и вдруг чья-то жесткая рука ложится на плечо: -Ты что это творишь, Хирингель! Это имя всколыхивает в пылающей груди волну злобы, и Леголас оборачивается к наглецу. Орикон стоит за спиной, брови сдвинуты, в серых глазах гнев и сочувствие. Но Леголасу не нужна жалость. Ослепленный яростью, он взмахивает топором, и учитель оседает наземь с широкой раной на шее. Кровь брызгает на камзол лихолесца, распаляя еще сильней, и он снова замахивается топором, готовый мстить всем и каждому за свои обиды, унижения и боль. И тут удар обрушивается сзади на затылок… … Со сдавленным вскриком, Леголас сбросил паутину тягостного сна. Сердце готово было разорвать грудь, пот заливал глаза, мелко тряслись руки. Ныл затылок, которым лихолесец, задремав, ударился об пол. Вздрогнув, эльф придвинулся к огню, пытаясь подавить озноб. Снова подступила усталость, а остатки ярости еще оседали где-то внутри. - Нет, - пробормотал Леголас, - нет, больше не позволю. С усилием он поднялся на ноги и глубоко вдохнул. Успокоиться… Пока просто ждать, кто-то придет, уже хотя бы потому, что камин требует топлива. Сейчас в этом каменном мешке нечего предпринять. Ждать, и дальнейшие шаги разъяснятся сами… Минуты шли, незаметно складываясь в часы. Огонь почти погас, и в темнице стало холодно, но зато незримые в темноте каменные стены уже не давили на узника своей непроницаемой громадой, и Леголас вскоре почувствовал, что в голове совсем прояснилось, и к нему вернулось обычное присутствие духа и оптимизм. Неведение и бездействие раздражали, но эльф умел держать себя в руках. Сейчас нельзя было тратить силы напрасно. Итак, кто-то, всего вероятней сам пресловутый организатор нападения на Митлонд, покусился на его скромную персону. Либо по ошибке, приняв за другого. Либо сам он ни при чем, требовался просто пленный эльф… При этой мысли Леголас почувствовал, как сердце стискивает холодная ладонь. Он не раз слышал, в кого обращались порой эльфы-пленники… Ну, этого опасаться рано. Он всегда успеет наложить на себя руки раньше, чем кто-то посмеет изуродовать его чистую сущность, как ни противна ему сама мысль о самоубийстве. И конечно оставался последний, самый маловероятный вариант. Некто захватил его в плен, будучи осведомлен о его настоящем имени… Только вот незадача – Леголас невольно ухмыльнулся – похититель, вероятно, не в курсе, как мало теперь стоит в Лихолесье буйная голова бывшего принца. Сделка не оправдает даже затраченных на обогрев темницы дров. В холодной тьме эльф сел на пол, прижавшись к еще не остывшей стене камина. Ждать, и ответы на часть вопросов появятся сами. Минуты хлопотливо и беззвучно пряли свою нескончаемую нить. Он снова почувствовал, как подкрадывается дремота, когда за дверью послышался шорох, и в замке протяжно заскрежетал ключ… *** Маг ждал, едва сдерживая нетерпение. Первый приступ ярости уже отбушевал, и сейчас он с отвращением вспоминал посеревшее от ужаса лицо вассала. Глупец не валялся у него в ногах только потому, что знал, как хозяин презирает подобострастие. Ах, как чесались руки убить болвана! Но чародей прожил слишком долгую жизнь, чтоб давать волю порывам бессмысленного гнева. Слуга потерпел позорное фиаско, но по-прежнему был необходим. Шаркун умен и амбициозен. Более того - он непогрешим в глазах соотечественников. А значит, стоило дать ему второй шанс. После такого провала его усердию не будет границ, а преданность милосердному сюзерену возрастет до самых небес. К тому же он привел пленника… Весьма любопытного пленника, чье своевременное появление на сцене может вложить в руки кукловода совершенно неожиданные нити. Он вовсе не предполагал, что в его подземельях окажется именно этот гость, и что делать с ним пока не решил. Но планы, интриги и идеи сейчас можно было отложить. И просто отдохнуть уставшей от ярости душой, насладиться торжеством над самонадеянным юнцом, который не выполнил своего долга, не соизволив умереть в скитаниях. Легкий стук прервал размышления чародея, тяжелые двери кабинета отворились, и молчаливый сутулый человечек ввел пленника. Мастер не спешил выходить из тени, с невольным любопытством разглядывая эльфа. Тот настороженно осматривался, ничем, однако, не выдавая страха. Волосы у виска слиплись от крови, безупречно прямая спина, надменно вскинут подбородок. А вот выравнивается дыхание, перестают гневно подрагивать тонкие крылья носа и на лице появляется выражение спокойствия и усталости. Превосходно… *** … Замок был великолепен… Он был величествен и грозен, источал неясную колдовскую силу, дышал и жил, хоть дыхание его было холодным, а жизненная мощь суровой. Леголас не стыдился признаться себе, что темные, озаренные факельным трепетом анфилады залов и галерей гнетут его. Но переплетение лестниц и странный узор окон, вычерченные на стенах символы и карты, не могли не впечатлить пытливого эльфийского ума. Лихолесец шел, ведомый своим неприметным проводником, и чувствовал, что к тревоге его все более примешивается любопытство. Вот и массивная двустворчатая дверь. Не резная, как во многих замках, гладкая и матово блестящая. Слуга постучал, плавно отворил перед эльфом дверь и исчез, словно тень. Леголас вошел в зал, и его окутало мягкое тепло. Тысячи книг на массивных полках, тьма сгустилась в углах, огромный стол с лежащим поверх пергаментов и томов черепом какой-то мерзкой твари. Против ожидания, ему вдруг стало едва ли не… уютно. Вместо факелов зал озаряли четыре тяжких медных шандала. Потрескивал огонь в очаге, и в легкий аромат смолы вплетались ноты каких-то горьковатых благовоний. Эльф вздохнул, чувствуя, как отпускает его напряжение. Никого не было видно, но Леголас подспудно ощущал чье-то присутствие. Что ж, кто б это ни был, он сам себя обнаружит. Книги, книги, милые глазу руны тенгвар, забавные закорючки вестрона, нелепые и неказистые гномьи буквицы, неведомая вязь незнакомой письменности… Из-под самого потолка сочится сквозь узкие окна розовато-лиловый полусвет вечерней зари. Как давно не слышал изгнанник этой особой тишины, что всегда прячется за дверьми книгохранилищ и уединенных кабинетов любителей пыли старинных хартий. Леголас молчал, впитывая аромат покоя и мудрости, памятный еще по келейке отцовского астронома. Все тревоги отхлынули, вытесненные этой блаженной тишиной. Стоя в нише стены, укрытый тенью книжных рядов, мастер вглядывался в умиротворенное лицо пленника. Ты силен, эльф, и терзания твои наверняка сделали тебя мудрее. Но душа твоя ранена и уязвима. Одиночество, вина, горечь, оскорбленное самолюбие – ты все еще полон этими демонами, хоть и научился загонять их в клетку. Погоди, Дивный. Я обращу твою душу в арфу, я струнами натяну в ней этих четырех мучителей, и под звуки струн ты пойдешь вперед, прославляя меня и верша мою волю… - Здравствуй, вольный Квенди. Леголас плавно повел головой, отгоняя охватившую его истому. - Здравствуй, незримый хозяин. Не изволишь ли показаться? Не с руки мне бесплотному голосу кланяться. - Что за важность тебе в моем лице?- в голосе собеседника послышалась насмешка, - многие знания – многие скорби. Леголас надменно выпрямился: - Не тебе считать мои скорби. А если стыдишься лица своего – так и быть, не потревожу тебя праздным любопытством. Собеседник смолк на мгновение и протянул с еле скрытой издевкой: - Голову держишь, как принц, а нагл, как ремесленник. Леголас усмехнулся: - Я ремесленник и есть, а как голову в пустой комнате держать мне заботы мало. Снова на миг воцарилась тишина, и вдруг голос хозяина прозвучал глубоко и тепло. - Будет. Не ершись. Ты храбр и крепок духом, Дивный. Видно, слепота поразила отца, что отверг такого сына. Эти слова прозвучали в тишине, как колокол. Леголас коротко сжал зубы и процедил: - Не иначе, твоих скорбей и вовсе не счесть, при этаких знаниях. - Тебе моих знаний не объять, Дивный, – с этими словами из лабиринта теней выступил высокий силуэт. Темные глаза внимательно и без насмешки встретили взгляд Леголаса. Эльф молчал, глядя в смугловатое лицо, затененное светло-серым клобуком плаща. Что-то знакомое невольно чудилось ему в тонких чертах, а может, просто напоминало ему кого-то. Впалые щеки, тонкий нос и сардоническая складка губ, обрамленных темной бородой с заметной проседью. Значит, это и есть неуловимый, неведомый стратег, натравивший на Митлонд умбарских псов? Странно, но эта мысль спокойно и холодно мелькнула в мозгу, не всколыхнув ярости. Он это или нет – станет ясно позже. А сейчас Леголас смотрел в бесстрастные глаза и чувствовал, что невольно ищет в них ответа на какой-то другой, ему самому еще не ясный вопрос. Внезапно хозяин улыбнулся, и лицо его приобрело то выражение иронии, что было так свойственно Митрандиру, но вместо хитринки в нем читалась усталость и неожиданное участие. - Ты проглотил обиды, принц Леголас, снес незаслуженную пощечину. Ты рожден, чтоб носить корону, а на тебе нет даже туники. Всего раз в жизни ты пошел путем, что избрал сам, и твой король тут же отрекся от тебя. Леголас пожал плечами, усилием воли усмиряя закипевший в груди котел гнева. - Это право короля. А вот ты мне не король, чтоб сажать меня в погреб, как напроказившего мальчишку. - Верно. Я не король тебе. Но мальчишек в погреб сажают не короли, а наставники. И сейчас ты вернешься в темницу. Можешь ненавидеть меня, а можешь подумать в тишине о моих словах. Мы вернемся к этому разговору, когда твои глаза отпылают этим отроческим раздражением, и ко мне придет принц, а не подмастерье. По взмаху тонкой кисти дверь отворилась опять, и все тот же суетливый человечек повлек Леголаса по коридорам к подземелью, где уже снова жарко пылал камин. Эльф обессилено рухнул на пол. Разговор с таинственным хозяином только больше его запутал. Он пробудил уснувшие было обиды. Внес сумятицу в представление Леголаса о самом себе. И что хуже всего – Леголас знал, что теперь будет ждать следующего разговора. Его тянуло в уединенный зал, где откровенные до грубости слова неведомого чародея причиняли ему боль и воскрешали в нем принца, так старательно затоптанного им самим за последние полгода. Поддаваться было нельзя, вся суть Леголаса, весь жизненный опыт вопил, что хозяин опасен и многолик. Но что делать, как вести себя? Ему отвели некую роль, он чувствовал это. И ждали, что он вслепую будет ее играть. Что ж, он ее сыграет. Чародей с усталыми и мудрыми глазами не знает, как азартно, как самозабвенно научился играть Леголас. Как искусно лгать, как сурово наступать на собственное горло. Он сыграет, и помоги ему Эру не забыть, что он снова на подмостках.