Покидая границы разумного

Как-то раз Волрайдер сказал ему, что только те, кто пережил настоящий кошмар, способны его выдержать. Что до тех пор, пока ты не пережил что-то ужасное, ты не веришь до конца, что это возможно. Но если ты переживёшь крушение самолёта, то ты уже просто знаешь, что это возможно, что это может произойти снова. Взглянув смерти в лицо, начинаешь видеть её постоянно, притаившуюся за каждым углом. Майлз не был уверен, насколько правдиво это утверждение, но побыв носителем какое-то время, он уяснил, что на некоторые вопросы лучше не знать ответы. То же самое касалось людей. Иногда тебе просто не нужно знать, сколько людей было похищено в точности и что именно с ними произошло. Уточнять, что он выучил этот урок на собственной шкуре, было лишним. Не то чтобы такие уроки можно было выучить как-то иначе — нельзя услышать и чём-то и просто принять на веру каждое слово. Через такое надо пройти самому, чтобы реальность происходящего начала осознаваться. И разве это не подводило к тому, с чего всё и началось? Так что, возможно, в теории Волрайдера было зерно истины в конечном итоге. Майлз полагал, именно это и стало причиной, по которой он выбрал журналистику, потому что люди не верили, что что-то происходит до тех пор, пока кто-нибудь не ткнёт их в это носом. Поэтому и ещё потому, что за умение влезть в чужие дела неплохо платили. Он как раз размышлял обо всём этом, когда услышал звук агрессивно проворачиваемого ключа в замке, и следом в дверь ворвался Вейлон. — Как прошло? — спросил Майлз. Вместо ответа Вейлон швырнул на кофейный столик газету и пошёл прямиком в ванную комнату. Майлз взял газету в руки. Заголовок на главной странице гласил: «Здание администрации Уистлера разрушено. Подозревается террористический акт». — Бля, быстро же это попало в новости. Наш подход не отличался особой тонкостью. — Эй, после того, что ты отмочил в последний раз, у тебя нет права жаловаться на наши методы, — Майлз уронил газету обратно на столик. — Сам факт, что новости уже добрались до дыры вроде этой, означает что они даже не пытаются ничего прикрыть. Не уверен, плохо это или хорошо. — Определённо плохо, — сказал Вейлон, выходя из ванной. — Они не только пытаются выставить нас террористами, они вдобавок готовят почту для ужесточения мер безопасности на всех своих объектах. Майлз застонал, запрокинув голову. Это означало, что им придётся сорваться с места намного раньше, чем планировалось, и что им предстоит очередная долгая поездка. Прошло полгода с момента событий в Маунт Мэссив, и за это время им удалось зачистить всего один объект Мёркоф. Для этого потребовалось куда больше терпения и осторожности, чем Майлз ожидал, и ещё больше времени, чем он был готов потратить. И теперь, когда всё было позади, им придётся быть не менее терпеливыми и осторожными, чтобы не попасться. Кто-то должен был играть роль приветливого туриста, чтобы тереться по округе, и Вейлон (не без очевидных сожалений по этому поводу) предоставил целый список причин, по которым эту роль не мог исполнять Майлз. В основном всё сводилось к эффекту, который мог произвести на окружающих тип с отрезанными пальцами, что-то из разряда ужастиков про Ганнибала Лектора. Поэтому информацию выуживал по местным барам Вейлон, а Майлз тем временем сидел взаперти и боролся с желанием что-нибудь разрушить. Он понимал, что источником этого желания по большей части был Волрайдер, но остиживание в дешёвом мотеле задачу не облегчало. А дальше будут задрипанные придорожные мотели, а затем, возможно, опять заднее сиденье машины. — Вот засада. Накрылся наш отпуск под пальмой, да? Майлз приоткрыл один глаз, но ничего кроме обеспокоенности на лице Вейлона он не увидел. — Я думаю… — Вейлон ненадолго замолчал. — Я думаю, нам не стоит светиться в Ванкувере. Лучше сразу ехать на восток. Майлз удивлённо моргнул. — Серьёзно? Я рассчитывал нормально выспаться в городе, спорим, тебе тоже не помешает. — Я знаю, но чем дольше мы ждём, тем сложнее будет. О том, что невозможно даже предположить, что их ждёт дальше, никто не говорил вслух. Вероятно, достаточно поводов для кошмаров на годы вперёд. Не совсем те перспективы, ради которых Майлз вставал по утрам, но он прекрасно понимал, что произойдёт, если они ничего не сделают. Он уже и так держался на одной только порядком сдавшей силе воли, и как только Волрайдера начнёт отпускать после Уистлера, его придётся опять кормить. — Ага, точно. Карта есть? Быть в бегах означало забыть про всякие прикольные штуки, работающие на технологии GPS, и первое, что они сделали, опустошая свои банковские счета, это накупили кучу бумажных карт. И хотя вели они как правило по очереди, Вейлон лучше шарил в картах, поэтому обычно он с ними и возился. Он похлопал себя по карману куртки — той самой куртки, которую Майлз купил ему, когда они начали продвигаться на север. Конечно, это куртка не была такой же крутой, как любимая куртка Майлза, но со своей задачей она справлялась — держала Вейлона, куда сильнее страдающего от холода чем сам Майлз, в тепле. К тому же, у каждого должна быть хоть одна классная куртка. — Всё здесь. Выдвигаемся завтра утром. А пока что мне надо, чтобы ты помог мне проверить паспорта и убедиться, что у нас есть всё необходимое для обратной дороги. Майлз скривился, но послушно зарылся в сумку. *** Несмотря на время года, дул холодный ветер, и он продувал ветхое строение, в котором они остановились, насквозь. Майлз уже привык к холоду, но не к ветру. Ветер смутно напоминал ему о чём-то, чему он не мог подобрать определение. Поэтому он лежал на кровати, повернувшись спиной к стене, а сна не было ни в одном глазу. — Вейлон? — позвал он в итоге. В другом конце комнаты Вейлон сонно перекатился на бок и посмотрел на него. — Что? — Думаешь, мы никого не пропустили? Последовала вдумчивая тишина. — Да. Никого. Их больше нет, Майлз. Никого из них. Этих слов, неважно насколько они соответствовали истине, хватило, чтобы он мог выдохнуть: — Хорошо. Потом Майлз смотрел, как Вейлон отворачивается, довольный его ответом. Этой ночью ему снились кошмары, не имеющие никакого отношения к Волрайдеру. Ему снились вспышки красных огней и блуждание по бесконечным коридорам, и дети с пустыми глазами, ждущие в подвалах глубоко под землёй.