lirica 2.0

Он просыпается, медленно протягивая руку вперед в надежде прикоснуться к его нежной щеке. И не ощущает ничего. Глаза распахиваются, рука бессильно опускается, и разум корит себя за эту привычку, которая каждое утро возвращает к убивающим мыслям. Енкей лежит на спине, пустыми глазами смотря куда-то сквозь потолок. Он так скучает. Джэ наполняла его душу столькими красками. Ее любовь освещала любые кусочки внутренней темноты. С ней он ощущал больше силы внутри, он чувствовал себя лучше и совершеннее. Сейчас эти осмысления кажутся чем-то невозможным и необъяснимым, но Енхен не может сомневаться в их неоспоримой правдивости. Он снова прокручивает события тех дней, цепляясь за их глубокую теплоту. Это спасает. Все еще спасает, но он не знает, сколько еще память сможет спасать. Надежды уже разбиты. С самого первого дня он неустанно искал способы если не помочь каким-то образом, то хотя бы узнать, как там Джэ. Потому что полная неизвестность убивает хуже любого яда. Он искал везде, придумывал что только мог, но стало ясно лишь то, что он первый высший, столкнувшийся с подобной проблемой. Правительство всегда стояло далеко от него и продолжает стоять на том же месте. Ни связей, ни лазеек, ни способов. Пустота. Мысли иглами ударяют, говоря, что он впервые не смог защитить Джэ. Он всегда дарил ощущение безопасности, изолированности от жестокости внешнего мира. Он всегда, больше даже неосознанно, давал понять, что его дом - неприступный кусочек, где Джэ любят, видят в ней человека, защитят ее. Как Восточный, Енкей привык к ощущению власти над событиями в своих руках. Ибо Восточным было дозволено все. Все, кроме как вмешиваться в дела других высокопоставленных Восточных. Енкей впервые ничего не мог сделать. Впервые не мог помочь, спасти, вернуть сюда, в то место, где Джэ чувствует себя счастливой. Он вспоминает ее слезы, отчаяние и страх в глазах. Вспоминает, и пытается тут же забыть. С каждым тяжелым вздохом в глазах все меньше жизни. Как там Джэ сейчас? Есть в ней силы, чтобы держаться дальше? Енхен вспоминает обещание, что дала низшая. Вспоминает и безоговорочно верит. Все обязательно должно быть хорошо. Джэ обязательно вернут, теперь уже навсегда. Это просто классовый дефект, они не найдут ничего особенного. Высший тяжело встает, не чувствуя никаких сил после сна. Он идет к гитаре, берет ее в руки и садится на рядом стоящий стул. Музыка спасает. И будет спасать всегда. Не только его. Но Джэ сейчас не имеет никаких возможностей прибегнуть к ее спасительной силе, высший знает. И не представляет, как же Джэ может быть тяжело. Everything's falling falling All of it is crashing Falling down on me Я блуждаю во тьме Теперь каждая песня, к которой он прикасается, - это песня о его чувствах. Енхен не может думать ни о чем кроме, и он пишет, пишет в открытую, не пряча чувств. Он не будет скрывать эту часть своей души больше. Это - то, какой он есть. И он покажет себя. Себя, не надуманный образ, который вписывается в рамки общества. С момента потери Джэ стало так абсолютно все равно на то, как это воспримут. Он продолжает писать и заканчивает только тогда, когда настает время идти. Идти к еще одному, не менее чудодейственному спасению. Потеря Джэ стала ударом для всех. И от всех исходила бесконечная поддержка, на какую только был способен каждый из них. Вонпиль оказывала самое огромное количество душевной помощи, потому что понимала Енхена лучше остальных. Но чем больше Енкей рассказывал о том, что было и что есть внутри него, тем было легче это осознать и Сонджину с Довуном. Тем более оба прикладывали титанические усилия, чтобы прийти к пониманию. И Довун смог понять, засчет своего долгого близкого общения с Вонпиль. Сонджин был еще в пути к этой цели, но это не умаляло его попыток поддержать. Енхен видел все это и был бесконечно благодарен. Он абсолютно точно знал, что без такой поддержки своих друзей вряд ли бы справлялся. В этой атмосфере решение Енкея - не прятаться за фальшивыми образами - было принято всеми без сомнений. Согласиться дать Енкею возможность быть самим собой, несмотря на то, что это могло сильно сказаться на популярности группы, было меньшим, что мемберы могли для него сделать. И принять Джэ обратно в состав, когда она вернется, тоже было меньшим, что они могли сделать. Все прекрасно осознавали, что это событие изменило все, что было между ними и внутри них. И до сих пор меняло бесповоротно. И никто не был против всех этих изменений. Потому что их общая любовь к Енхену не позволила бы быть против. Именно любовь была причиной готовности пожертвовать своими приоритетами и интересами ради Енхена. - Послушайте, я сочинил куплет и припев чего-то нового, - тихо сказал Енхен, проведя по гитаре пальцами. Все слушали внимательно и чутко. Слушали и через выраженные в песне мысли и чувства понимали еще больше. - В каждой песне накал все сильнее и сильнее, - сказал Довун, когда Енхен закончил играть. - Ты не чувствуешь себя хуже? - он обеспокоенно взглянул на высшего, отстранившись от плеча Вонпиль и тихо положив руку на енхеново плечо. - Думаю, пока все еще в порядке, - он слабо улыбнулся, чем вызвал лишь волнительный вздох. - Благодаря вам, - Енхен совсем серьезно добавил, поочередно посмотрев каждому в глаза. - Не благодари нас, мы не можем поступить иначе, ты знаешь, - глаза Довуна, пожалуй, в первый раз были наполнены столь глубокой опечаленностью. - За вашу любовь и благодарю, - губы растянулись в усмешке, а глаза уловили три исполненных тепла улыбки. - Не знаю, понятно ли по этой песне, что она посвящена низшему... - склонив голову к гитаре, Енхен вернулся к своему творению. - Она нейтральна, Енкей, - Довун облокотился на диван, перекинув руку через Вонпиль и опустив ее на плечо высшей. - Но даже не думай об этом, - Вонпиль не хотела, чтобы в Енкее появлялись мысли о том, что своей сущностью он сильно выпадает из группы и возможно приведет ее к проблемам. - Да, не переживай об этом, - вступил в диалог Сонджин. - Я долго думал над твоим решением, и знаешь, ты прав, - он смотрел в глаза сосредоточенно и проникновенно. - В нашем творчестве мы выражаем себя, какими бы ни были. Мы пели о любви так часто, и... Глупо сейчас отрицать твои песни, только потому что в них раскрывается любовь к низшему. Если логически подумать. Вонпиль чуть наклонилась, чтобы видеть Сонджина, и улыбнулась ему. - Я никогда не говорила об этом, - вернув голову на место, она вдруг начала. - Но думаю сейчас не будет лишним об этом сказать. Все трое приготовились слушать, понимая, что сейчас прозвучит одна из сокровенных историй. - О том, как я пришла к нынешним чуть ли не революционным взглядам на низших, - она выдержала паузу. - Я с самых ранних лет стремилась развить свои ментальные способности. Я не упускала ни одной возможности их тренировать, ведь я чувствовала себя такой особенной благодаря ним. Когда я вступила в совершеннолетнюю жизнь и приобрела своего первого низшего, у меня была цель прочитать его всего, до основания. Это было сродне вызову, ведь для моего уровня развития тогда это было практически недостижимо. И я начала читать. Оказалось, что он раньше принадлежал любителю помучить, причем помучить основательно. И если сначала меня не трогали все события его жизни, то чем глубже я уходила в его мысли, тем больше становилось не по себе. Я видела все эти мучения и чувство безысходности; проклятия, ненависть и полное отчаяние. Страх, который стал частью его души. Потом я говорила с ним, поднимая его прошлое, и его реакции лишь сильнее добили меня. Я сама по себе личность эмпатичная, и моя эмпатия открылась и для него. Я читала еще дальше, дальше к началу его жизни, дошла до времен, когда он жил в бараках рабочих, и наблюдала за словами и поведением других низших. И один из них сказал: высшие даже не представляют, каково это - быть всю жизнь рабом лишь потому, что ты должен им быть по факту своего рождения. Эта фраза окончательно сломала мой надломленный эмпатией к низшему мир. Я вдруг осознала, насколько же это правда. Низшие страдают только потому, что они родились низшими. И еще потому, что мы так эгоистично ими распоряжаемся. Но почему наше отношение именно такое? Оно просто помогает нашему обществу быть стабильным. Проще быть вместе, когда есть кому себя противопоставить. Проще быть вместе, когда весь негатив есть на кого вылить. Проще жить, ощущая превосходство, возводя это превосходство в абсолют. В абсолют, потому что на самом деле низшие не такие отсталые от нас, как мы привыкли думать, я лично это проверяла. Со всеми этими факторами я впервые открыла для себя, насколько общество построено на чистом эгоизме высших. И мне стало так противно, что я принадлежу к ним, что я полностью поддерживала эту систему. Это то, о чем я говорила, Енкей, если помнишь. - Конечно помню, - понимающе кивнул Енкей. - Я объяснила свое видение и была так счастлива, когда ты счел его верным. Енкей улыбнулся, вспоминая те времена. - Я еще решил не участвовать в системе личного рабства тогда. И только спустя время понял, что, взяв какого-либо низшего к себе, я буквально могу спасти его душу своим другим отношением. И, буду честным, мне как-то бескрайне захотелось прикоснуться к миру одного из них, и я начал искать, полагаясь на чувства своего восприятия, чтобы подсознательно найти кого-то возможно близкого по духу. - Хах, помню тот наш разговор. И ведь так и произошло, насчет спасения, - Сонджин по-особому тепло улыбнулся. - Да, это было самым лучшим изменением моих взглядов. Эта мысль вернула к воспоминаниям, и Енкей начал делиться ими, помогая душе не оставаться с ними один на один. Мемберы проводили в мерных разговорах очень долгое время, затем приступая к репетициям, которые всегда проходили очень приподнято. Несмотря на то, что Енкей исполнял такие эмоционально тяжелые песни, он ощущал, как чувства в них разделены между всеми, и эта атмосфера единения спасала. - Уже очень поздно, - взглянув на электронные часы на полке, произнес Довун после того, как второй раз была сыграна последняя песня. - И правда. Встретимся завтра, - с улыбкой согласилась Вонпиль, вставая из-за синтезатора. - Спасибо вам огромное за все, правда, - Енкей всегда заканчивал их встречи такими словами. Он просто не мог принимать их поддержку и помощь как нечто безусловное. Не мог, потому что после потери Джэ в нем разрослось чувство нестабильности и уязвимости, неосознанное убеждение о том, что случиться может что угодно. Все видели это изменение, и оно отдавало печалью. Но также оно побуждало уверить Енкея в том, что они никогда его не оставят. - Не благодари. И до встречи. Люблю вас, ребят, - Сонджин улыбается и машет рукой всем троим, первым выходя и тихо закрывая дверь. Пожалуй, говорить о своих чувствах к мемберам стало для него чем-то невообразимо важным лишь совсем недавно. Раньше он никогда этого не делал, не будучи любителем акцентировать внимание других на этом. Но все изменилось тогда, когда Енкей потерял Джэ. Потеря Джэ и поведение Енхена стали многогектарными полями почвы для размышлений, выводы которых поменяли многое. Даже сейчас, идя по заснеженным широким улицам, он думал о сегодняшнем вечере. Вновь думал о чувствах Енкея. То, что они действительно настоящие, стало понятным еще несколько дней назад. Но их сила до сих пор не укладывалась в голове. Он вспоминал, как Енхен рассказывал о Джэ, о ее сущности, о любви и воздействии на высшего. Это все кажется таким прекрасно-обычным, если забыть, что Джэ - низшая. А имеет ли это все значение на самом деле? Сонджин останавливается, вскинув голову и смотря на кружащиеся снежинки, окрашенные оранжевым светом уличных фонарей. Если правда забыть о классовой принадлежности Джэ, то эта картина перестает быть несуразной и удивительной, она становится абсолютно знакомой и понятной. Понятны все столь сильные чувства, все детали отношений, понятно отчаяние Енкея. Так имеет ли значение классовая принадлежность Джэ? "Низшие тоже живые разумные существа, как и мы с тобой", - он вспоминает эту фразу Енкея, что далеко впереди. Да, действительно. Живые. И разумные. Их отличает так много показателей, от энергетическим способностей до мышления, между ними пропасть в километры. Но Джэ мышление не отличало, она была такой же развитой. Кого еще не отличает? И сколько их... Пожалуй, различия преувеличены и правда возведены в абсолют. Вспоминается, как Вонпиль однажды сказала, что в низших есть потенциал развиваться, если создать условия, что стремительная эволюция их не обходит, вопреки всеобщему мнению. Просто нужно дать пространство, давать которое никому и в голову не приходит. Все это навевает неопределенные мысли. А пожалуй, все-таки, если поискать сходства, то их найдется больше в разы. "Высшие даже не представляют, каково это - быть всю жизнь рабом лишь потому, что ты должен им быть по факту своего рождения". Сонджин никогда не думал об этом. У него никогда не было позывов поставить себя на место низшего. В этой эмпатии просто не было необходимости, она очень нова для Сонджина, а потому заставляет задуматься так крепко. Сложно понять всю эту концепцию, поэтому размышления занимают продолжительное время, но выводы все же находятся. Да, это действительно очень тяжело. И даже веет чем-то несправедливым. Шаг за шагом по холодным улицам. Шаг за шагом по долине осмысления. По меркам общества Сонджин всегда был гуманен к низшим. Он совсем не понимал тех, кто находил удовольствие в их боли, и от этого непонимания исходило все отношение. Он смотрел на них больше с практической точки зрения, как на тех, кто выполняет всю мелкую рутинную работу, если говорить о личных рабах, конечно. И с этого угла ему казалось попросту нелогичным портить имущество, обходясь с ним жестоко. Их характер и личность он воспринимал больше как технические характеристики, которые либо устраивали его, либо не подходили. И проблема была в том, что характеристик всегда было слишком большое количество. Он не мог спокойно принимать их. Многие из них докучали или вовсе мешали. По этой причине Сонджин менял низших, как перчатки, никак не находя кого-нибудь подходящего. И смотря на свою жизнь сейчас, он понимал, почему до сих пор не мог никого найти. Он закончил свой путь домой и раскрыл входную дверь, почувствовав, как обдало теплом. К нему тут же подбежал Южный, поприветствовав поклоном головы, и, кажется, во взгляде Сонджина на него впервые проскользнуло что-то человечное. По-прежнему бескрайна и бесконечна лирика