Хвостатый и ушастый

Посадка на планету стала очередным испытанием для наших изрядно потрепанных нервов. Надорвавшись в борьбе с притяжением магрония, двигатели отказали, когда до поверхности оставалось совсем немного. И мы вместо плавной посадки (как планировалось) начали падать. Я судорожно вцепился в подлокотники кресла и молился всем богам, что только сумел вспомнить. Хоть я в них не очень-то и верил, но вдруг да поможет. Али тянул штурвал на себя, стараясь удержать шлюпку в воздухе. а та упорно кренилась то на один, то на другой бок. ушастый с трудом удерживал управление. а я крепко зажмурился, чтобы не видеть, как мы разобьемся. Мгновения сменялись мгновениями, а мы по-прежнему оставались живы. Неужели пронесло? Открываю глаза и тут же снова зажмуриваюсь, потому что к прозрачной крыше капсулы стремительно приближались толстенные перекрученные криво-косо ветви. Точнее, это шлюпка на всех парах неслась прямо на сучковатую етку с большими резными листьями, свисающую с изогнутого почти до земли дерева. Звука удара яне услыщал, но зато хорошо на себе прочувствовал. Меня едва из кресла не выкинуло, несмотря на страховочные ремни. А потом затылком о спинку того же кресла весьма болезненно приложило. Да так, что я на какое-то время во времени и пространстве потерялся. В себя пришел от хаотичной тряски и похлопывания по щекам, поэтому сразу не вспомнил где я и что со мной. Почему-то вдруг представилось, что дома на дальнем озере плаваю да ныряю. Том самом, где труп нашел. Тут-то я разом все и вспомнил: патруль, побег, неудачная посадка на незнакомую планету. Поэтому, осторжно приоткрыв глаза, я ничего неожиданного не увидел. Али с занесенной для очередной пощечины рукой — это он так меня в чувство приводил. Что ж, у него получилось. — Мы сели? — скорее прошептал, чем спросил, но ушастик меня услышал. — Да, — кивнул он в ответ. — Вполне благополучно припланетелись, если не брать в расчет повреждения шлюпки. Починить ее вряд ли кто теперь сможет. Но зато сами целы. Не считая твоей шишки. Я осторожно поднял руки и, ощупав голову, обнаружил у себя не одну, а целых две шишки. Налбу и на затылке. Что ж, могло быть гораздо хуже. Али тем временем отстегивал меня от кресла, продолжая болтать не переставая: — Соберем все, что найдем в шлюпке ценного, и отправимся на поиски цивилизации. Я, когда садились, вдалеке какую-то металлическую вышку успел заметить. Наверняка, там кто-нибудь из местного населения отыщется. Протестующе покачал головой. Ничему ушастика жизнь не учит. В нашем положении местные жители скорее угроза, чем помощь. Но ничего, я уж прослежу, чтобы он очертя голову в пекло не лез и от местных по возможности как можно дальше держался. Но сообщать о своих намерениях я Али не спешил. Ушастик так воодушевился, строя планы на будущее, что язык у меня не повернулся сразу о плохом говорить. пусть немного побудет в счастливом неведении, ведь неизвестно еще, что нас впереди ожидает. Собирали вещи мы быстро, но вдумчиво. Зачем бесполезную тяжесть на себе тащить? Поэтому брали только то, что действительно нам в дальнейшем на неизвестной планете может пригодиться. С сожалением откладывая в сторону очередную вещицу, я внимательно следил за ушастиком, чтобы тот лишнего не прихватил. У Али неожиданно обнаружилась непреодилимая тяга ко всему блестящиму, поэтому мне приходилось время от времени выуживать из отобранной нами кучки самых необходимых вещей совершенно бесполезные, но привлекательные безделушки. Как, например, посеребренный вентиль от рычага управления. Или переливающиеся радугой на свету кристалы для записей, которыми мы ни сейчас, ни позже воспользоваться не могли, ведь предназначены они были для головного компьютера звездолета. Как они оказались в спасательной шлюпке — загадка. Про прочую мелочевку я лучше вообще промолчу. Наконец вещи были собраны. Мы старательно уложили их в старенькие кантейнеры для геологических образцов, снабженные лямками для переноски за плечами. И, взвалив эту ношу на спины, в последний раз окинули прощальным взглядом каюту нашей спасательной шлюпки, а потом решительно разблокировали наружный выход. Приторно-пряные запахи, ничем не приглушенные звуки живой природы обрушились на нас с неумолимой притягательностью. И мы, покинув привычное, но бесполезное теперь убежище, с увивлением взирали на окружающую нас вакханалию неведомых растений и пробивавшиеся через их заросли лучи непривычного пурпуноно-желтого света. Не знаю, что чувствовал в этот момент Али, я же весь буквально дрожал от предвкушения чего-то низведанного и опасного.