Театральные подмостки

      Тишина.       Аплодисменты.       Занавес.       Очередной спектакль. Очередной зритель. И вновь он всех поражает своей игрой. Но никто в зале не замечает его уставшего взгляда, потому что таким он предстает только за кулисами. Только там, после объявления антракта, может выдохнуть и расслабиться, потому что на него больше не смотрят эти пронзительные глаза. Один единственный взгляд со второго ряда заставляет нервничать на сцене больше обычного. И так уже третий спектакль подряд. Зачем? Пожалуй, он не самый великий актер, ради которого стоит возвращаться в театр. Или ему так только кажется?       Промочив горло и обновив грим, он вновь возвращается на сцену, чтобы ощутить ту натянутую струну между ним и незнакомцем во втором ряду. ***       — Эй, Мэл, ты сегодня играл как-то иначе. Хотя, нашему режиссеру понравилась твоя интерпретация. Что-то случилось?       — Не знаю, Сэм. Я не могу объяснить это состояние. Ты никого странного в зале не заметил?       — Только свою бывшую с каким-то набриолиненным педиком. А что?       — Да нет, забей.       Пропустив вторую кружку пива, он решил, что нужно заканчивать. Пиво все-таки не напиток богов, и фигуру надо держать в форме. Поговаривают, что к ним в театр приедет известный французский режиссер со своим видением Гамлета. Ради такого можно, хотя нет, нужно готовиться. Ведь он рассчитывал на главную роль в произведении Шекспира. Правда про этого француза ходили достаточно эксцентричные слухи. Видите ли, на его репетициях, чтобы убрать скованность и поместить актера в непривычные для него условия, нужно раздеться. И не просто снять репетиционную форму, а полностью обнажиться перед всей труппой. Не правда ли, вызывающий способ постановки. И готов ли он к такому?       Вполне вероятно, что вся таинственная аура, которая окружает этого режиссера, лишь плоды чей-то падкой на извращения фантазии. Какой уважающий себя человек будет заниматься такой чушью, как унижение актерского состава столь низменным способом. Уже давно прошли те времена, когда к актерам относились как к грешникам и ставили в ровен с самоубийцами и насильниками.       Вернувшись в свою арендованную театром однокомнатную квартиру и быстро приняв горячий расслабляющий душ, он растянулся на постели, прикрыв глаза. Однако спать не хотелось. В голове путались мысли. Точно рой пчел все кружили вокруг одного — его глаза. Они смотрели так, будто этот человек вот-вот выпрыгнет на сцену, или он к нему, запнувшись в словах об этот внимательный взгляд. Что нужно этому человеку? Никто не преследовал его после спектакля, не приносил цветы за кулисы от тайных поклонников; не угрожал расправой, если он не подчинится и не будет игрушкой богатого жлоба.       Однако, несмотря на всю странность сложившейся ситуации, опасности во взгляде не было, только неподдельный интерес. Будто изучая актера, он притягивал к себе как на ниточке, точно превращающейся в канат, и не отпускал, привязывая к себе. Влюбиться в человека, лицо которого ты даже не смог различить от света прожекторов, но взгляд которого тебя приковал и не отпускает. Возможно ли?       Утром он встал с тяжелой головой, поспав лишь пару часов. Нужно было собираться на работу, но оторвать свое тело от постели оказалось не менее сложной задачей. Неожиданно в голове всплыли вчерашние мысли. Тихо поскулив о потерянном сне, он все-таки поднялся, решив, что сегодня об этом думать не стоит.       Путь до работы пролегал через любимую кофейню. Он на автомате забежал в уютное кафе и заказал большой латте с корицей и без сахара.       Появится ли он сегодня? Пойдет ли на контакт?       Черт! Хватит!       — Привет. Ты сегодня выглядишь как-то. помято. Неужели наша вчерашняя рандеву так на тебя повлияло? Или..       — Нет. Я просто не мог уснуть. Ты же помнишь про француза с постановкой Гамлета?       — А, это. Да, конечно. Но судя по всему, для тебя это важнее сна. Или все же...       — Сэм, прекращай. Нет, я не трахался сегодня, и меня никто не трахал. Только я сам себя, судя по всему.       — Я смотрю, у кого-то появились новые фетиши. Хотя, как знаешь. Тебе вообще-то стоило бы расслабиться.       — Скажи, для тебя расслабиться, это всегда значит секс с незнакомцем?       — Качественный и ни к чему не обязывающий секс, отметь это, пожалуйста.       — Буду писать мемуары на старости лет, посвящу этому отдельную главу, сойдет?       — Я в тебе не сомневался. ***       — Сегодня вас ждет сюрприз, — раздался за спиной бодрый голос директора театра, когда он вошел в репетиционный зал. Он, как обычно, был одет элегантно и со вкусом: костюм Canali в тон к цвету его глаз — небесно голубой, отглаженный заботливой рукой его домохозяйки или, вероятнее всего - любовницы; до блеска начищенные туфли с колодками от Berluti Shoes; небрежно расстегнутая на две пуговицы рубашка, а в гардеробе висит его любимое пальто Givenchy. И актер готов был поспорить, что даже трусы на нем фирменные, скажем, от Zimmerli. Но не такие, что одевают уже ближе к пятидесяти, а плотно облегающие все достоинства, данные тебе природой, чтобы все сразу понимали, кто здесь босс. Ладно, говоря проще, мужчина с обложки.       Вообще-то молодой человек был не прочь такого увидеть у себя с утра в постели, но, к его сожалению, он — птица не его полета, и их предпочтения в любовных утехах разительно отличаются. Их директора скорее представляешь героем из фильма «50 оттенков серого», где он обустроил в своем доме тайную комнату с различными игрушками для неопытных девочек. Нежели потрахивающим талантливых мальчиков в однушке, заботливо предоставленной театром.       — Какой еще сюрприз? Таки у нас репетиция. Сегодня важный..       — Важный, не важный, мой дорогой друг, — небрежно оборвав режиссера, улыбнулся директор. — Сегодня прибывает ваш коллега из Франции, однако мы ждали его несколько позже. Но я не сомневаюсь, что все давно готовы к его появлению в нашей скромной обители. Не так ли?       Режиссер натянуто улыбнулся. Как все не вовремя.       — Он прибудет сегодня, примерно в половину второго дня. Сейчас 9:15. Все сверили часы? Нужно быть максимально готовыми. Хотя я в вас не сомневаюсь.       А после, он сделал то, чего актер от него никак не ожидал. Он медленно подошел, даже не так, подкрался, как хищник к парализованной жертве и шепнул на ухо:       — Я надеюсь на вас, господин Малек. Вы должны показать все, на что способны.       Потом он, посмотрев в глаза, внимательным и тяжелым взглядом, едва улыбнувшись уголком губ, шепнул с нажимом:       — Все, что ты можешь. Я ясно выражаюсь?       Малек лишь слабо кивнул, ибо говорить в тот момент казалось непосильной задачей. Все внутри напряглось. Интонация в шепоте директора внушала странное ощущение и заставляла его верить, что постановка и судьба театра зависят исключительно от него. Да что там театра, всего мира, черт возьми!       Убедившись, что его правильно поняли, этот лощеный тип вышел из репетиционной, так и не обернувшись.       Отлучившись на десять минут, чтобы умыться и выпить стакан воды, друга нагнал Сэм, по пути к туалету.       — Что он тебе сказал?       — Надеется, что поражу француза и покажу все, на что способен. Буквально все. Что он имел в виду?       — Судя по слухам, от тебя ждут не только экспрессии на сцене, но и в постели. Я могу ошибаться конечно.       — Я не готов верить в эти ничем не подкрепленные слухи. К тому же я шел в театральное не для того, чтобы своим телом выбивать главные роли. Хотя, актер — это эмоциональная шлюха. Я отдаюсь зрителям, почему бы не отдаться телом режиссеру?       — Мэл, сдурел? Вот скажи честно, ты сейчас серьезно?       — Вполне. Почему бы нет? Я сейчас не повязан никакими отношениями, успеха я хочу добиться. Почему бы не сложить все плюсы воедино и не получить из этого реальную выгоду?       — Не боишься, что сложив все плюсы, ты получишь минус?       — Ты — математик хренов. Это если минус на минус — будет плюс. Да и вообще я пошутил, а ты повелся на эту чепуху.       — Это было не смешно.       На часах час дня, а по театру все бегают как заведенные. Казалось бы, обычный человек (да, пускай обладатель не одной, а нескольких театральных наград, в числе которых даже Европа-театру) режиссер, всполошивший не одну страну и получивший признание, способен влиять на незнакомых ему людей, вгоняя их в панику и ужас от одной мысли о своем появлении.       Ровно в половину он не заставил себя ждать, выражаясь фигурально. На парковку театра подъехала черная Audi, откуда вышел Он. Через некоторое время актеры услышали стук в дверь, и к ним вошли Директор и Он.       — Здравствуйте, рад вам представить Базиля.       Он не был похож на типичного француза с пошловатой ухмылкой и жгучим сканирующим взглядом. Этот человек не вселял той романтичной похоти, что свойственна французам, конечно это скорее собирательный образ, придуманный в кинематографе, но все же он являл собой нечто совершенно иное. Небрежно уложенные волосы, будто только что проснулся и явился миру огненно-красного цвета. Джемпер серого цвета, явно уже не первой носки, судя по полинявшему виду; рваные wrangler-ы и обычные кроссовки, марки которых даже определить невозможно. На вид ему было не больше 22. И это режиссер, который завоевал всеобщее восхищение?       — В связи с тем, что я прибыл ранее назначенного срока, я буду наблюдать за вами из зрительного зала: дабы сформировать мнение о вас и позже выбрать лучших из лучших. — Сказал он с легкой усмешкой, совсем без акцента. Пижон. Неужели это известный «французский» режиссер? ***       Афиша гласила о начале спектакля в 19:00. Все началось строго по времени сразу после третьего звонка. К концу представления публика была в восторге и аплодировала стоя. После спектакля актера ждал сюрприз. Войдя в гримерку, он буквально застыл на месте: на стуле восседал, по-другому уж тут и не скажешь, Базиль, ловко сложив свои ноги на гримерный столик. Что, черт возьми, он себе позволяет? Когда дверь захлопнулась, режиссер обернулся и улыбнулся достаточно безобидно. Будто это не он сидит в столь вызывающей позе, а кто-то другой.       — Отличная игра, но мне показалось, что вы можете лучше. Мне о вас уже шепнули пару слов.       — Кто? — только и смог сказать молодой человек.       — Я свои источники не разглашаю, — он чуть опустил голову и лукаво улыбнулся. Потом, резко поднялся и подошел на расстояние вытянутой руки. — Не составите ли мне компанию на прогулке? Я впервые в этом городе, а после таких эмоций, которые вы и ваши коллеги заставили меня испытать, я утолил свой духовный голод, но не физический. Хотелось бы поужинать, но не знаю хорошего места. Ну так что? Или, может, у вас были иные планы?       — Хорошо, но мне нужно переодеться и смыть грим.       — Я буду ждать внизу у входа.       Актер спускался по лестнице и обдумывал произошедшее в гримерке. Что если он пригласил поужинать и захочет продолжения после? Странный тип. Может, все же произошла ошибка?       Когда Малек спустился, он увидел Базиля у служебного входа, который в ожидании курил и не успел заметить актера. Он делал это столь изящно, что молодому человеку захотелось не прерывать это мгновение, и он молча стоял и любовался. Все-таки француз показался ему довольно симпатичным.       Актер решился подойти только после выкуренной сигареты.       — Можем ехать?       — Да. Раз вы не знаете нашего города, тогда выбор получается за мной.       — Ты меня правильно понял.       — В «Пасту Джо» тогда. Это здесь за углом, так что машина нам не понадобится.       — Хорошо.       Они молча шли до ресторанчика, и только к концу дороги молодой человек позволил себе один вопрос.       — Сколько вам лет?       — Давай на «ты». И мне 29.       Малек лишь хмыкнул, не выдавая своего удивления. Они спустились в подвал, где находилось достаточно уютное и демократичное по ценам заведение.       К середине разговора актер потерял счет времени, сидя вместе с Базилем за ужином. В первый же вечер ему раскрыли тайну. Оказывается, режиссер наполовину француз, наполовину американец. Мама была француженкой. Они вместе с его отцом перебрались во Францию. Но, когда Базилю было 10 лет, его мать погибла в автокатастрофе. Отец не смог этого перенести и забрал сына в родные штаты, чтобы ничего не напоминало ему об утрате.       Базилю нравилось, что в нем есть французские корни, и вскоре, когда только начиналась его карьера, он превратил это в свою визитку. Нетипичный француз — довольно занятная личность.       После своего рассказа о себе, они пару минут сидели молча. Базиль улыбался каким-то своим мыслям в голове, а актер думал о том, что первое мнение может быть ошибочным. Он не такой уж странный, своеобразный возможно.       Когда уже время было за полночь, они вышли из заведения. Мэл сразу предупредил, что ему недалеко от дома и он дойдет пешком. Француз лишь улыбнулся, а потом, приблизившись и практически невесомо поцеловав над бровью, шепнул:       — Доброй ночи.       В ту ночь Малек долго вспоминал свои мурашки от его незатейливого жеста.