Белый медведь

      Несмотря на то, что на улице была глубокая ночь, вся местность вокруг главного здания парка «Белый медведь» была наполнена оглушающим шумом от нескольких десятков людей, которые плотно столпились друг к другу, по обе стороны от асфальтированной дороги, по которой несколькими часами ранее Виктория в компании с Джем приехали сюда, чтобы взорвать «телестанцию». Среди участников шоу были мужчины и женщины, старики и дети, местные жители и иностранцы, туристические группы и одиночки, но всех их объединяла невероятная восторженность и эйфория от ощущения шоу и того факта, что они принимают участие в исполнении приговора одной из самых опасных преступниц современности. Большая часть присутствующих были вооружены мобильными телефонами и планшетами, чьи яркие света от включенных камер разбивали темноту подобно маяку. Некоторые держали в руках, ярко светящиеся бенгальские огни, которыми размахивали из стороны в сторону.              На самой дороге, меж двух восклицающих толп, стоял небольшой фургончик, состоящий из водительской кабины и задней платформы, на которой стояла, такая же миниатюрная клетка в форме куба, сделанная из пуленепробиваемого стекла, но с открытым верхом. Внутри клетки находился деревянный стул, к которому, намертво была привязана, ни живая, ни мёртвая чернокожая женщина, с поникшей головой. При взгляде со стороны, можно было подумать, что она мертва, а галдящая толпа просто глумится над трупом.              Перед фургоном, по центру дороги стоял Бакстер. Он высоко вверх поднял обе руки и пытался обратить на себя внимание толпы.              - Внимание, - кричал он, пытаясь переглушить толпу. – Попрошу секундочку вашего внимания!              Сделать это было непросто, люди вокруг дороги были буквально переполнены энергией от возбуждения. Если бы обочины дороги не были перекрыты заградительными заборами, специально для таких случаев, люди просто, всей гурьбой, бросились бы в центр и самолично растерзали бы и Бакстера и фургон с пленницей внутри. Общее чувство ненависти в сочетании с ощущением шоу, убивали в людях все признаки индивидуальностей. Они галдели, улюлюкали, кричали, светили фонариками стекло клетки, в которой находилась Виктория. Наконец, Бакстеру, благодаря полученному за восемнадцать дней опыту, удалось сделать свой возглас громче оров толпы. Люди на время отвлеклись от фургона и уставили объективы своих камер и фонарей на Бакстера.              - Дамы и господа, леди и джентльмены, - громогласно выкрикивал Бакстер, словно актёр во время грандиозного театрального спектакля. – Позвольте, ещё раз поприветствовать всех вас в нашем развлекательном парке исправительных наказаний «Белый медведь». Я рад, что вы все пришли и приняли участие в нашем шоу!              Люди из толпы ответили на приветствие Бакстера, очередным безумным рёвом одобрения. Бакстер сделал рукой знак тишины, после чего продолжил:              - Сейчас наступает кульминация нашего шоу и тут важно участие всех вас, как нигде до этого! Вытаскивайте ваши мобильники, фотоаппараты, видеокамеры и всю остальную технику! Фотографируйте всё что хотите, снимайте столько, сколько сможете, ведите прямые трансляции в социальные сети. Одним словом, делайте всё что хотите, но самое главное, шумите! Шумите так, чтобы вас было слышно как можно громче, пусть эта тварь, - с этими словами, Бакстер указал в сторону фургона. – Слышит вас, пусть она знает, как мы к ней относимся, пусть она чувствует всё наше отвращение к ней, пусть она сгорит от вашей ярости!!!              Каждый призыв Бакстера был словно дополнительная капля бензина в полыхающее пламя. После каждого его слова, толпа возбуждалась больше и больше. Под конец его речи, люди были настолько заряжены ненавистью, яростью и отвращением, что передние ряды начали хвататься за забор и растряхивать его. Громкий звук лязгающего металлического забора пополнил какофонию бранных возгласов и улюлюканья, которая сотрясала воздух.              Бакстер, наблюдая за этим, понял, что своей цели он добился. С нескрываемой ухмылкой он сел в кабину фургона, где за рулём его поджидал увесистый водитель. Услышав от Бакстера, команду «Поехали», водитель завёл двигатель и фургон начал медленное движение вперёд по дороге, уезжая всё дальше от «Белого медведя».              Фургону предстояло проехать до бутафорного Уайдена пять километров, на это ему требовалось около часа. Фургон специально ехал с маленькой скоростью, чтобы дать толпе, которая сопровождала его всю дорогу, стоя за забором по всей её длине, возможность вдоволь насладиться и помучить жестокую детоубийцу Викторию Скиллейн. Всю дорогу пока фургон ехал, с обеих сторон дороги раздались яростные выкрики в сторону женщины в клетке. «Убийца», «Сука», «Тварь», «Шлюха», «Подстилка черножопая», «Мразь», «Ублюдина», «Душегубка», «Убийца наших детей», эти и множество других ругательств сопровождались пожеланием сгореть в аду, медленно сдохнуть и быть проклятой. Чем дальше фургон ехал, тем более накал ярости толпы возрастал. В один момент, люди начали подбирать с земли камни или вытаскивать заранее принесённые помидоры и швырять всё это в клетку с Викторией. Не прошло и десяти минут, как стёкла клетки были окрашены в кроваво-красный цвет от томатов, вперемешку с чёрной грязью.              В этот момент шоу, люди давали выход всем своим эмоциям, которые когда-либо накапливались у них. Они были злы, они были в ярости. Перед ними везли женщину, которая убила ребёнка, маленькую беззащитную, ни в чём не повинную девочку и ради чего? Просто так, без мотива, без повода, просто ради удовольствия, ради желания почувствовать адреналин от осознания безнаказанности того что ты кому-то причиняешь боль. Так Скиллейн объясняла на суде причину поступка её садиста-жениха, которому по её словам и принадлежала эта идея, от начала и до конца: выкрасть как можно более беззащитную и миловыглядещую девочку; убедить её что всё в порядке, что он и Виктория друзья её родителей и хотят с её помощью подготовить им сюрприз и всё это для того чтобы усыпить её бдительность, чтобы она почувствовала себя в безопасности; затем отвезти её в лес, место где их никто не найдёт, чтобы помешать им подготовить сюрприз; и там, когда девочка будет максимально расслабленной и войдёт в доверие к «друзьям», присесть на колени и спокойно объяснить ей, что сейчас она будет убита, а перед этим измучена; специально объяснить всё внятно и спокойно, выговаривая каждое слово, описывая каждый процесс в деталях, вплоть до того, что она будет испытывать, когда он будет пихать в её маленькое отверстие своё огромный член, для того чтобы понаблюдать за реакцией шестилетней невинной малышки, когда она поймёт, что сейчас ей будет адски больно, но ничего не сможет сделать; ни сбежать, ни закричать, от шока. И всё это он собирался проделать сам, Виктории отводилась лишь роль оператора, чтобы потом этот монстр смог в любой момент насладиться повторно мучениями девочки. Если бы она отказалась, он проделал бы с ней тоже самое.              Но люди не поверили этой байке, слёзно рассказанной Скиллейн, которая клялась на библии, что она не врёт. Была видеозапись всех мучений Джемаймы Сайкс, от самого начала и до конца, где ублюдокИэнРаннок издевается и убивает девочку. Видеозапись была сделана Скиллейн, и было видно, что камера ни разу не затряслась, ни разу не дрогнула, даже когда Джемайма начала плакать и звать маму на помощь. Ни одного порыва помощи от Скиллейн не было видно. Люди поняли, что эта лицемерная гадина такая же садистка как и её дохлый женишок. Она совершенно равнодушно наблюдала за смертью невинной девочки, и на месте Джемаймы могла быть кто угодно, абсолютно любая дочь чьих-то родителей. Ведь мерзавцы выбрали Джемайму наугад, потому что увидели, что она одна дома. Будь одна дома другая девочка, в другом доме, в лесу, растерзанной в сожженном спальном мешке, нашли бы её. Традиционное американское общество не могло просто забыть этого, почти все хотели, чтобы «тварь Скиллейн» поджарили на электрическом стуле. Хотя наказание судьи оказалось более креативным и жестоким, люди, а особенно те у которых были дети, не могли сдержать переполняющей их ярости и страха за своих детей, при виде этой душегубки. Это было то, что объединяло всех, кто приезжал в парк.              А жители штата Огайо, довесок, не могли простить, что гадинаСкиллейн опозорила их родной штат. Огайо всегда гордился своей историей, в которой бывали и плохие и хорошие моменты, но уроженцы этого штата любили его всяким и гордились говорить, что они родом из штата конского каштана [2]. Но после преступления Скиллейн их штат прославился на весь мир, как место где совершили, возможно, самое жестокое преступление в истории человечества. Термин «Огайская Гертруда Банишевски» облетел СМИ всего мира и всем жителям маленького северного штата, стало понятно, что теперь, невзирая на всю их историю, весь вклад штата в развитие страны, ещё долгое время, люди по всей стране, при упоминании Огайо будут вспоминать не штат, а жестокую детоубийцу.              Поэтому люди даже не пытались сдержать себя, а выплёскивали всю свою притаённую злобу и ярость на одну женщину, которая испортила судьбы столь большому количеству людей.              

****

      

      Впрочем, сама Виктория, находясь внутри прозрачной клетки, едва ли замечала весь этот гнев. С самого начала, как только её поставили вовнутрь, она опустила голову от беспомощности и стыда, после чего погрузилась в ураган мыслей, которые оккупировали её сознание. Несмотря, на то, что крыши в её клетки не было и до её ушей прекрасно долетали и крики толпы и слова Бакстера, Виктория ничего не слышала, она даже не сразу почувствовала, что фургон тронулся. Пока они преодолевали в обратную сторону, весь маршрут, по которому добирались до пункта назначения она и Джем, а толпа озлобленных людей обкидывала её клетку камнями и кричала всевозможные ругательства, Виктория была скрыта от всего происходящего барьером из её мыслей и остатка эмоций.              «Она – убийца! Пускай не собственноручно, но она приняла участие в убийстве маленькой Джемаймы. Как она могла это совершить?!» - по щекам у Виктории вновь скатывались слёзы, но она уже не кричала, сил не было. Виктории сильнее, чем за весь день, казалось, что всё происходящее происходит не с ней, она просто наблюдает за всем этим со стороны. «Как можно совершить то чего ты не помнишь?» - разносилось в голове у Виктории – «Она же любила эту девочку. Ни разу не видя её, она испытывала к ней такую гамму чувств, какую не каждая мать испытывает к своему дитя. Она ведь искренне её любила, искренне о ней заботилась и искренне хотела её спасти. Как эти чувства могли возникнуть к девочке, если она на самом деле садистка и зверь в человеческом обличье? В конце концов, как её могут ненавидеть за то чего она не помнит?». Виктория отчаянно вновь пыталась пробудить у себя воспоминания о её жизни до начала этого безумного дня, но всё по-прежнему было бессмысленно. Она ничего не помнила, не считая тех кратких флэшбэков, которые её посещали в течение дня. «А что если Бакстер наврал?» - пронеслась спасительная мысль у Виктории, - «Что если всё это неправда? Её разыгрывают». Но как Виктория не пыталась уцепиться за эту мысль, словно утопающий, который из-за отчаяния пытается ухватиться руками за воздух, она не могла никак подтвердить свои домыслы.              «В чём смысл этого розыгрыша?» - отвечал за неё, её мозг - «Зачем? А все эти люди кругом, зачем они хотят её смерти?».              «Но ведь флэшбеки» - продолжала хвататься из последних сил за свою надежду Виктория – «Были ведь краткие воспоминания и в них она и её муж, вместе с Джемаймой были счастливы. Они были семьёй».              «Как раз теперь всё стало на свои места» - отвечала на это рациональная часть мозга – «Теперь понятна природа этих флэшбеков, почему они уезжали в лес, почему девочка была сначала счастливой, а потом взволнованной, почему они так боялись проверяющего полицейского и наконец, почему словосочетание «Белый медведь» бросало её в дрожь. Всё теперь понятно!».              Виктория собиралась ещё поспорить сама с собой, но в этот момент стекло клетки сотряс очень большой булыжник, который ударился в правую часть клетки и с глухим, но громким стуком отлетел назад. Этот удар вывел Викторию из оцепенения, она оглянулась и только сейчас полностью увидела толпу злых граждан, которые выкрикивали в её адрес самые грубые ругательства, растряхивали забор и швыряли в её сторону камни и томаты. Некоторые особо активные, пытались забросить в открытую крышу, но, ни у кого это не получалось. Почти все снимали этот процесс унижения на камеры, но не они привлекли взор Виктории, а бенгальские огни, которые многие держали в руках. Огней было очень много, в темноте они сливались в одно большое серебристое пламя, такое яркое, что оно затмевало даже самих людей. Пламя! При взгляде на него у Виктории снова стала проявляться картинка перед глазами.              

****

      

      Она в лесу. Ночном лесу. Ложбина, которая днём выглядела красиво из-за разноцветных листьев на деревьях, теперь погрузилась в кромешную тьму. Прямо, рядом с ней горит большой, выше человеческого роста, костёр. Он горит очень ярким пламенем, освещая всю ложбину. Исходящий от него жар такой горячий, что она отходит чуть поодаль. Телефона в её руках уже нет, она не чувствует себя счастливой, хоть она и не видит своё лицо, но чувствует, что на нём тревога и смятение.              Из-за костра она видит чернокожего мужчину. Он стоит к костру намного ближе и держит в руках металлическую канистру, из которой он подливает бесцветную жидкость в пламя. После каждой порции, пламя и без того огромного костра становится ещё больше. Она замечает, что у мужчины тоже исчезла его жизнерадостная улыбка. Теперь он был очень серьёзен и выглядел рассудительно, прямо как на своей фотографии в доме.              Она по-прежнему ощущает себя в безопасности рядом с ним, но ей уже не так хорошо, сейчас она больше испытывает страх и желание убраться с этого места. Но что, же они жгут? Она пытается посмотреть вниз, но картинка исчезает…преодолевая это, она пытается посмотреть, ей надо знать для чего этот костёр…она смотрит вниз и замечает какой-то длинный чёрный пакет, который из-за огня сильно обуглился и стал тяжело замечаемым. Картинка оборвалась.              

****

      

      Очередное воспоминание исчезло, и Виктория вновь оказалась в клетке в окружении кричащей толпы людей. Виктория не боялась их, если бы они прорвались и убили её, она была бы только рада. Сейчас её голову заполнил новый комок мыслей – «Так значит это, правда! Она и это чудовище, которое было её женихом, действительно сделали это». До последнего Виктория не хотела верить в случившееся, она была готова поверить во что угодно, но последнее воспоминание с разъеденным спальным мешком в огромном костре само уничтожило все сомнения. «Она действительно убила её, убила Джемайму!». Виктория вновь опустила голову на грудь и принялась делать то, что делала уже много раз за день и то, что ей оставалось делать, рыдать, горько и беспомощно. «За что?» - проносилось у неё в голове – «За что ей это? Почему она? Она ведь даже не помнит что произошло, она не помнит даже про себя ничего, но её все ненавидят за, то, что она убила ребёнка». На эти безмолвные вопросы ответа не было. Виктория хотела одного, умереть. Когда её привязали к стулу, она думала каким-то образом сбежать, но теперь она понимала, что даже если она вырвется со стула, потом из клетки, каким-то чудом сбежит ото всей этой толпы, которая собралась исключительно ради неё, она не сможет сбежать от осознания, что она – монстр! Это будет преследовать её всю её оставшуюся чёртову жизнь. Она не будет проклята, она уже – проклята. Её жизнь уничтожена, так зачем за неё бороться. Виктория хотела теперь только одного, умереть, исчезнуть с этой проклятой земли, не ощущать на себе гнев всего человечества, как угодно, но лишь бы умереть.              В этот момент фургон остановился. Виктория, которая всё это время была погружена в мысли, огляделась и с ужасом увидела, что они снова в «Уайдене», рядом с домом, где она проснулась с полной амнезией. От дороги до двери дома стояли две колонны заградительного забора, которые образовывали «дорожку». У Виктории было такое чувство, словно она игрушка в чьих-то руках и эти руки двигают ею как хотят. От страха Виктория даже перестала плакать, она просто громко стонала.              Из фургона вышел Бакстер. Он подошёл максимально близко к людям за заборами и, отвесив глубокий поклон, прокричал:              - Что ж, здесь мы вынуждены расстаться с Викторией Скиллейн, спасибо, что проводили её до дома! – при этих словах, он и несколько зрителей рассмеялись. –Давайте вместе ей скажем «До завтра». Мы ещё увидимся.              Из дома выбежало четверо мускулистых охранников. Они подошли к клетке, открыли дверь и с совершенно беспристрастным видом взялись за платформу, на которой стоял стул с Викторией, вытащили его и медленно понесли в сторону дома. Каждый их них держал платформу за угол, и Виктория оказалась высоко над землёй. Бакстер всё ещё прощался со зрителями, а охранники, несшие Викторию, уже были у дверей.              Только сейчас Виктория поняла, что означали слова Бакстера о её приговоре «Каждый день переживать то, что переживала маленькая Джемайма». До сих пор Виктория не осознавал этого, но сейчас, когда её вносили в дом и к ней, снова подступило чувство не человеческого, от незнания происходящего, страха, она всё поняла. Она не знала, каким образом это делают, каким образом у неё стирают память, но это было не важно. Виктория как будто увидела себя со стороны: каждый божий день она просыпается в беспамятстве и убегает от психов с ружьями, мучается от того, что не знает где её любимая маленькая дочка, не знает, кто она такая и что происходит кругом, каждый день её хочет изнасиловать один урод, каждый день она вынуждена убегать и всё это для того, чтобы выяснилось витоге, что это всё на потеху публике, чтобы другие уроды с телефонами могли всё это снимать и угорать над ней. А потом выяснить, что все, что она знала – ложь: она убийца своей дочки, которая ей на самом деле и не дочка, а мужчина, которого она любила, на самом деле монстр и безжалостный ублюдок. Каждый день над ней будут совершать акт всеобщего унижения и так каждый день, абсолютно каждый день.              От этого осознания Виктория вновь начала плакать, она не хотела этого, не хотела унижений. Пусть её убьют, пускай задушат, расчленят, повесят, сожгут, закопают живьём, отдадут толпе на растерзание, что угодно, но только смерть, только не это всё заново. Виктория начала молить «Нет! Нет, Нет, Нет!». Но охранники совершенно не подавали виду, что слышат её.              Они вошли уже в знакомую гостиную и тут же направились в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Проходя по гостиной Виктория, которая стала плохо видеть, из-за того что все её глаза заполнили слёзы, разглядела как ещё группа людей в синих куртках с изображением белого мишки на спинах, что-то делают. Один споласкивал в раковине стакан и аккуратно ставил его рядом; второй настраивал телевизор на подачу нужного сигнала; третий вставлял в «семейную» рамку свежераспечатанную фотографию Джемаймы, вновь создавая семейную идиллию; Ещё двое или трое аккуратно разбрасывали на пол вещи и бытовые предметы, создавая иллюзию, будто кто-то ворвался в дом и что-то искал. Эта картина, окончательно подтвердила страхи Виктории, её вновь заставят переживать все, что она уже пережила.              Виктория продолжала плакать и кричать «Нет!», когда охранники внесли её на второй этаж и поставили стул на тоже место, где он был с утра. Виктория почувствовала, как будто какой-то невидимый создатель жизни своим пультом перемотал её судьбу на не несколько часов назад, настолько это было ужасное ощущение вновь оказаться в этой комнате с этим телевизором. Виктория попыталась вскочить со стула, но проволока, которой она была обмотана, только сильнее впилась в её кожу на запястьях, оставив на ней длинные, тонкие шрамы.              В этот момент, на этаже появился Бакстер. Охранники тут же ушли прочь. Бакстер медленно подошёл к страдающей женщине на стуле.              - Я сказал тебе, - злым голосом произнёс он. – Прекрати эти пиздострадания! Ты никого этим не возьмёшь. Реветь надо было, когда на твоих глазах девочку убивали, а сейчас, довольно!              - Пожалуйста, - осипшим голосом шептала Виктория. – Пожалуйста! Не надо!              - Ладно, ладно, - ответил Бакстер, вновь перейдя на свою псевдосочувствующую интонацию. – Я понимаю, почему у тебя такое плохое настроение. У тебя был сумасшедший день. Столько эмоций, столько впечатлений, столько знакомств с новыми людьми, столько новой познавательной информации, – Последнюю фразу он произнёс после небольшой паузы и с язвительным смешком. – От такого у каждого башню снесёт.              Виктория ничего не ответила, лишь продолжая всхлипывать. Каждое слово Бакстера действовала на неё как удар ножом.              - По счастью, я знаю, как тебе помочь, - с этими словами, у Бакстера в руках оказался небольшой белый ободок, оба конца которого переливались маленьким тёмным светом из установленных лампочек. От ободка тянулись три тоненьких белых провода. Виктория не догадывалась, как это работает, она не хотела, чтобы это оказалось на её голове.              - Не надо, пожалуйста, - прошептала обессиленная Виктория.              - Не волнуйся, это тебе поможет, - сказал Бакстер. Он подошёл к Виктории со спины и обеими руками, аккуратно нацепил ей на голову этот ободок, который плотно сел. Виктория даже почувствовала, как он сжимает ей голову. – Небольшая доза электротерапии и у тебя всё пройдёт. Плохие воспоминания исчезнут, ты забудешь кошмары этого дня, и жизнь у тебя начнется, считай, с чистого листа.              Эти слова Бакстер произносил быстро и сглажено, как будто в рифму. Когда он закончил, он вытащил из кармана пульт от стоящего рядом телевизора и включил его.              - Вся процедура займёт около получаса, а чтобы тебе не было скучно, давай-ка мы с тобой, посмотрим один очень хороший фильм, - играючи произносил он, пока настраивал телевизор.                     Сначала Виктория не поняла, что за фильм. На экране появилась съёмка лесной земли, камера тряслась, будто съёмка велась…с телефона. На заднем фоне послышался нежный мужской голос:              - Ну как дела? Ты готова?              - Да, всё готово, - отвечает знакомый ей женский голос. Знакомый потому что её собственный.              - Тогда приступим, - слышится риторический вопрос от мужчины.              Камера резко поднимается и уставляется на красивую чернокожую девочку, взволнованно сидящую на поваленном дереве.              - Чувствую, будет весело, - говорит ИэнРаннок, который появился в объективе.              - Джемайма, детка, улыбнись в камеру, для мамы с папой, - слышится её собственный голос.                     - Не надо, - просила Бакстера Виктория, поняв, что она сейчас увидит. – Не надо, прошу!              - Почему нет? – спросил Бакстер. – Ты сама этот фильм сняла, значит, он должно быть, капец, какой чертовски интересный.                     Тем временем в «фильме» Раннок подошёл вплотную к Джемайме, которая смотрела на него глазами полными страха.              - Эй, чего такое падшее настроение, - изобразив сочувствие, спрашивал Иэн. – Я знаю, тебе нравится такое.                     - Ладно, мне пора, - сказал Бакстер. – Ты давай смотри фильм и отдыхай. Увидимся завтра!              - Убей меня, - просила Виктория мёртвым голосом, закрыв глаза, чтобы не видеть «фильма». – Прошу тебя! Просто убей меня!              - Ты каждый раз об этом просишь, - холодно ответил Бакстер. – В твоём случае это было бы милосердием.              Больше ничего не сказав, Бакстер подсоединил провода, идущие от ободка в розетку на стене, после чего ушёл вниз. Виктория осталась одна, в компании с телевизором.                     - Снимай трусики, - послышалось указание РаннокаДжемайме. Спустя несколько секунд с экрана телевизора послышался детский крик. Кричала девочка, которой было мучительно больно.              В этот момент ободок на голове у Виктории сначала запищал, а потом Виктория закричала нечеловеческим воплем, раздающимся на весь дом. Её голову пронзила адская боль. В сравнении с ней, боль утром казалась пустяком. Ощущение, словно к её голове подсоединили кабель от электростанции и пустили весь ток в неё. Виктория не могла ничего сделать, она была связана и не могла даже голову руками обхватить. Её тело пронзили конвульсии, она начала дрыгаться вперёд-назад, но веревка, обвязывающая её тело, не давала ей этого сделать. Виктория забыла обо всём на свете, всё исчезло, была только её голова, которую жарили электрическим током.              Тем временем Бакстер спустился в гостиную и принялся проверять, всё ли расставлено по своим местам, ничего ли они не забыли для завтрашнего дня. Малейшая подозрительная деталь могли разрушить их легенду и «тварь Скиллейн» избежит целого дня наказания. Поэтому Бакстер внимательно прошёлся по гостиной, осматривая портретную рамку, телевизор и кухню. Кричащая наверху Виктория его не сбивала, он уже привык к этому, как и вопли страдающей девочки из телевизора.              Закончив обход и убедившись, что всё расставлено по своим местам, Бакстер скомандовал работникам «Уходим», после чего все без промедления направились к выходу. Не все, подобно Бакстеру могли вынести этот вопль боли, от которого спасения не было нигде, в доме. Бакстер покидал дом последним. Перед уходом, он подошёл к календарю, висящему на входной двери, вытащил из кармана чёрный маркер и сделал последний штрих, перечеркнул цифру «18», после чего обвёл в кружок следующую «19». Это были все меры подготовки. Бакстер вышел на улицу и закрыл за собой дверь, оставив одиноким дом, наполненный жутким, страдающим женским воплем и неизвестно было, чей вопль громче, женщины на стуле или девочки из телевизора. [2] - Официальное прозвище штата Огайо