нарисуй на мне ножом

Все что он говорит постепенно стремится к нулю. Среди облитых серой краской стен, в холодной квартире под дверью завывал ветер. Отросшие корни и косматый неаккуратный хвост. Такое случалось, лишь когда волосы отрастали слишком сильно, а на парикмахерскую не было времени. Или все-таки сил. Глухо бил кончик карандаша по столу и звонко стучали капли где-то наверху. Сколько раз он чувствовал себя обреченным? Он уже сбился, как и сбивалось дыхание испуганного пса, сидящего в углу и в оба глаза наблюдающего за каждым шорохом и шумом. Точно большая кошка на охоте, но вот только пес был напуган, а этот холодный угол – единственное место до которого не долетели холодные осколки. Все, что можно было разбить - разбито. Осколки посуды на полу лишь формальность. В комнате становилось пусто с каждым днем больше, пока все хрупкое превращалось в ничего. И пес завывал, когда его хозяин снова кричал, получая в ответ лишь стуки от соседей через тонкие стены. Деваться было некуда, а однажды в лапу глубоко врезался осколок, но никто не собирался останавливаться, не смотря на эти завывания уже хромого пса. Не обращал никто на это внимание вплоть до следующего месяца, пока уже третью неделю пес гулял медленно и уныло, не переходя на бег и не лая на прохожих. Напротив, в окне, с веток падал снег и, возможно, попадал кому на голову. Но ему не было дела до этого, у него тряслись руки. Именно в такие разбитые и скрипучие минуты хотелось, чтобы снег на голову упал именно ему и его же придушил, сверху покидав пару острых сосулек. Но идиот любой, кто хочет умереть и режет себе руки. Идиот любой, кто делает это и становится грешником и слабаком. В то же время слабак и тот, кто не может осмелиться сделать это. И смелость просто загрязняется, когда это происходит. Все, появившееся на свет среди людей, не успевая прожить и дня пачкается. Как белый снег. Потому, что так сказал человек. Он хочет так. В детстве всех учили разделять, что хорошо, а что плохо. Сейчас любое твое слово можно перевернуть в грязь, что бы ты ни говорил: ты виноват, ты извинишься. Поэтому сокращение. День за днем, день за днем, к нулю. Спокойно было, когда человек не мог говорить, тогда он не мог и врать. А сейчас и глаза лукавят и улыбки врут, не доверять этому разрабатывается привычка, как осколок в затылок. Телефон. Разбитый и поцарапанный. Единственное, что он не хотел разбивать, но все же, как-то смог. И появлялась какая-то сомнительная мечта иметь красную трубку в проводом, чтобы мотать кружочек с цифрами и шуметь его хрустом. Как хруст костей, но с этим телефоны ничего общего не имеют. Как бы не включали отопление, как бы солнце не припекало, всегда почему-то холодно. Если человек на 60% состоит из воды, то внутри него все просто превратилось в лед. Иногда холод был любим. Как тот самый голос. Честное слово, он никогда не врал, делая свою улыбку теплой и глаза горящими. Давно знаком с искусством вранья и использовал его везде, но не в улыбке и не в эмоциях. Ему твердил каждый встречный, что он очень добродушный и приятный, а ему становилось горько, ведь ничего кроме покалывания от собственных льдинок он не чувствовал. Как сказка про снежную королеву. В глаз попала льдинка и он замерз с ног до головы. И мало кто поймет, мало кто поймет, но холод это не снег и не лед. Холод - это то, что заставляет его бить хрупкие вещи. Холод - это тот голос. Холод - это то, что заставляет его нажимать на кнопку, за которой очередью идут гудки. из меня два слова не вытянешь, все что я говорю день за днем, постепенно, стремится к нулю, но пока я еще говорю, забудь про мои слова, все услышанное сейчас подели на два, и еще на два, и еще на два, и еще на два, и еще на два, и еще на два, и еще на два, и еще на два, и еще на два*