нарисуй на мне ножом

Молчаливые лестницы. Белый свет. Тайлер. Никто. Он шагал по ступеням и считал прямо на тонких пальцах. Сколько? Сколько же до его дня рождения? Ох, лучше бы его пальцы отсохли и отвалились, чем бы он знал ответ. Два дня - и ему семнадцать. А возникает желание сделать что-то необычное, как будто перед смертью. Если кто-то и подумал, что сугробов слишком много, для всего-то конца осени, то они остались глупцами перед морозными днями. Белые горки становились лишь выше, а по пути, сквозь окно, можно заметить, как шаг за шагом идут большие ямы-следы от человека, попавшего в сугроб. Тайлеру это знакомо, только вряд ли это было чем-то забавным. Какие у Тайлера личные ассоциации с морозом? Разбитость. Как стекло, но немного по-другому. Как разбитое окно, ведущее на холодную улицу. Как утренняя темнота и нежелание ходить. Разбитые в кровь пальцы от осколков, высокие фонари и холодный чай. Опускает взгляд, а там красный кирпич. И Тайлер сказал, что этим кирпичом был его кулак, и что это вышло случайно. Это были парни из школы. Никто никогда не покушался на его окно в его (с Заком) мирной комнате. Никогда. Снег хрустит как кукурузные хлопья. Под этим слоем снега наверняка лежит еще слой листопада, который не успели собрать перед снегопадом. Мертвые, шепчущие листья. На снегу слюни солнца. Если игнорировать мороз, то, всмотревшись на эти рыжие полосы из веток деревьев, можно почувствовать лето. Но лишь на секунду. И Тайлер берет эту самую секунду и прячет у себя в сердце, щелкнув перед этим замочком. В целом, все не так плохо. Все не так плохо только тогда, когда Тайлер не смотрит на свой след на снегу, прямо сзади себя. А когда смотрит, то видит там и заячьи лапы. Лапы, за которыми полосой идут красные пятна. И, может быть, он утрирует и это просто краска, но обратиться с этим вопросом не к кому. Рядом нет лесника, чтобы спросить, заячья ли это кровь сзади Тайлера, на снегу. Тайлер пел себе колыбельные, чтобы успокоиться. Совсем без одежды, в холодных одеялах, прижимая к себе коленки. Холодно. Ему было холодно порой, даже летом. А на косточках ног ему подпевали своим синим цветом синяки, а Тайлер был благодарен им, что они ограничивались его телом, которое можно скрыть за одеждой. Петь настолько тихо, что голос просто пропадал и звучал как сквозняк. Обводить эти пятна, которые со временем пожелтеют на выступающих костях. Тайлер никогда не хотел выглядеть болезненно тонким, но все же он довел себя до истощения. Не совсем физического. Более ментального истощения. Ему переломали все ноги, это слишком больно, для того чтобы попытаться подняться. Тайлер тряпка? Что ж, он не будет спорить. В своих колыбельных он часто, слишком часто спрашивал: «почему я не заслуживаю чего-то лучше?», «почему я заслуживаю ЭТОГО?». Но, увы, холод и тишина никогда не умели разговаривать и уж тем более не знали ответа на эти вопросы. А всевышний всегда молчит. В детстве Тайлер посещал церковь следом за родителями. Если Джозефы идут в церковь, то обязательно рядом будет маленький Тайлер, держащий Келли за руку и большими глазами разглядывающий тающие свечи, пропитавшие все иконы своим запахом. И вплоть до четырнадцати лет Тайлер был тем, кого в церкви увидеть стало уже привычно. Тощий мальчишка, все время улыбающийся за пределами церкви, а внутри серьезный и внимательный. Парнишка, который умел веселиться без грехов, а если и с ними, то только если сжимая крестик в руках и обещая, что на следующий день же будет замаливать свои грехи. «Не ложись с мужчиной, как с женщиной: это мерзость». Смертная казнь. К пятнадцати годам Тайлер думал, что он заслуживает смерти. Он думал, что попадет в ад и тогда его посещение церкви становилось ежедневным. А подпевая себе колыбельные, Тайлер пытался убить в себе это. Пытался бороться сам с собой и молился перед богом каждую ночь. Каждый раз, когда в школе он находил скверные записки или получал оскорбления прямо в лицо, он молился, сжимая свои пальцы и бегло скача глазами по ним. Он молился, когда сидел на задних партах. Молился, после того, как зарабатывал новый синяк. Молился до боли в губах. Но его душа все равно кричала о том, что он это заслужил. И избавляясь от самого себя, однажды вечером, трусящимися руками держа нож, он понял, что избавляется не от того, от чего нужно. И след от порванной цепочки на ладонях и на шее остался еще надолго. И Зак тогда то и дело повторял, что Тайлер не заслужил этого. Он правда не заслужил. И никогда больше не брал нож для тех целей, для которых его взял. И до этого его он тоже не брал. Келли была в смятении однажды за столом, при молитве не заметив на шее Тайлера его крест и заметив на ней лишь красную полосу. Семья Джозефов никогда не принуждала носить кого-то крест, его носили только Тайлер и отец, потому что Тайлеру с самого детства передалась особая преданность к религии. А сорвал он крестик тогда, когда начинал понимать, что если бы бог и слушал его молитвы, то сейчас Тайлеру было бы лучше. И страх, преследующий его после разрыва своей цепочки, так и не обрушился. Даже после того, как Тайлер значительно сократил свои походы в церковь и перестал бояться грехов. Совсем ничего не изменилось, ему было все так же плохо, но не становилось хуже. Отучиться от колыбельных было слишком легко. Как только семья Тайлера переехала, колыбельные сменились пустыми днями с открытым окном и косыми взглядами на мальчика, который мог вот-вот упасть вниз. Но здесь не так уж и высоко, чтобы получить что-то серьезное. Синяки на ногах и животе зажили, а новые не появлялись. Тревожность спадала, когда Джозеф посещал уроки биологии и кидал мимолетные «привет» своим новым знакомым, проходя мимо них в школе и иногда дожидаясь Зака, когда он с ними наговориться и все-таки пойдет в столовую с Тайлером. Стало лучше. Ведь он не заслуживал такого обращения. Тайлер изо всех сил пытался общаться с новыми знакомыми чаще, чтобы они стали друзьями. Но, к сожалению, на такое у Тайлера оставалось совсем мало сил, и мешала скованность. А их широкие улыбки, кажется, понимали Тайлера и давали ему время. И Тайлер молчаливо был благодарен им. Кажется, их уже можно было называть друзьями. – Тайлер? – однажды этот телефонный чудак случайно ляпнул его настоящие имя, и тогда Джозеф осознал, что все это время, его собеседник знал, что Тайлер врет. А откуда он его узнал, осталось в секрете, хоть и Тайлер пытался выбить из телефонного друга эту информацию. – М? – Тайлер черкал что-то в черновике карандашом, а вокруг развалились тетради и учебники. Стало уж совсем скучно, когда Джозеф покончил со всеми делами, а его друг резко замолчал. Разговоры по телефону занимают, теперь, большую часть времени. По выходным утром, иногда днем и абсолютно каждый день вечером. Тайлер однажды дозвонился до него даже глубокой ночью. Но при этом Джозеф не знал никаких страничек в соцсетях этого парня. Да и найти без знания о имени сложно. Даже невозможно. И о личных темах говорил только Тайлер, а его друг быстро вливался в это и говорил о том, насколько он его понимает. Но Тайлер даже не говорил ничего против. С самого начала он должен был это понимать. И, пока этот парень звонит ему каждый день, Тайлер спокоен. И почти все семейство спокойно, думая, что у Тайлера появилась девушка. – Завтра твой день рождения? – ЧТО? – Чед развернулся прямо на пятках, выпучив глаза на Зака, как и все остальные. Прошел всего один урок, Тайлер куда-то делся, а Зак ляпнул кое-что невзначай. – Зак, ты идиот, – выдохнул Брендон, прикладывая свою руку ко лбу. – Ты мог и раньше сказать. Зак в недоумении прыгнул бровями вверх и задал вопрос жестами. – Нам нужно подготовить ему что-нибудь… – за всех сказал Чед, прикусывая губу и уходя куда-то вглубь своих мыслей. – А день рождения уже завтра. – Вот именно! – вздернул руками Брендон. Из него получился бы отличный дирижер. Он резко замолчал, повесив плечи, а все замолчали за ним, перебирая в голове разные варианты. Тайлер был скован, это знали все. После того раза он не соглашался идти на прогулку, а предлагать было даже совестно. И его день рождения было идеальной причиной развязать эти веревки, которые сдавливали его действия и слова. – Ладно. У кого-нибудь есть сейчас лишние деньги? – в разговор вмешался Даллон, немного нагибаясь, чтобы их речь была немного тише. Секреты. Поднялось несколько рук. Зак и Чед остались в стороне, а Даллон и Брендон смотрели друг на друга с поднятыми руками. Но из головы Даллона вылезла еще одна рука. Но, к сожалению, это рука была другого парня. – Йо, – отозвался черноволосый парень, пробиваясь в круг для секретов. – Джерард! – запищал Брендон, улыбаясь во все зубы и уже протягивая руки для объятий. – Брендон! – точно так же запищал Уэй, принимая объятия от Ури, пока на них смотрели как на идиотов и морщились от слишком громких визгов. – А на что деньги? – все-таки оторвался от Брендона Уэй. От их резких движений все пытались уклоняться, отходя подальше и внимательно наблюдая. А кто-то просто ушел в прострацию, хмуря брови и склоняясь к стене. – Тайлер. День рождения. Завтра. Джерард приподнял подбородок с приоткрытым ртом кивая. На самом деле, он ничего не понял. Пару минут к нему так и не приходили догадки, а потом он вздернул бровями, поправляя лямки рюкзака. – Завтра? – Да-да-да, – быстро закивал Брендон, расширяя улыбку. – Сколько вам нужно? Щелчки собственных пальцев, при всей панической боязни хруста костей, были совсем незаметны, пока Тайлер, освещенный тусклой лампой дрожал своими зрачками. Холодок добирался до него даже в теплой комнате, даже сквозь красный свитер. Его губы повторяли что-то вроде: «он не мог узнать, он не мог узнать, он не мог» раз за разом, повторяя одни и те же движения. Волнение. Тайлера может разволновать все, что угодно. Это неприятное чувство, будто бы он становится снегом и в тот же момент начинает быстро таять, оставляя лишь мокрое место от себя. И сейчас он не знает, к лучшему это или к худшему. Почему-то он начал бояться этого больше, чем целую толпу. Он ходил по школе наполненную людьми и если раньше его пугали взгляды, то сейчас его пугал взгляд одного человека. Взгляд, которого он не знает. И заглядывая в каждый зрачок, Тайлер не находил ничего схожего с голосом своего друга, больше не боясь держать с кем-то зрительный контакт. Оставался лишь последний вопрос. Так почему же он боится? – Голос, – хрипло шипит Тайлер, закусывая свои потрескавшиеся губы. Да, во всем виноват голос. Если у Чеда пчелиное имя, то у друга Тайлера медовый голос, но не слишком сладкий. Именно липкий, вязкий, затягивающий. Из трубки телефона просто пестрило этим запахом. Но запах был скорее не медовый. Как лесные цветы. Как высокие ели. Как запах росы. Как колючие лапы сосны и менее колючая трава. Как… Как ободранные коленки или замерзшие пальцы. Как что-то красивое. Что-то под лучами солнца. Этот парень пахнет летом. А глупый Тайлер пытается уловить запах где-то в школе. И это стало страхом. Когда он просто чудился, Тайлер чуть ли не вздрагивал, оглядываясь. Трубка немного портит медовый голос этого парня, но Тайлер должен был услышать его в жизни хоть раз. Должен был пройти мимо своего телефонного друга раз десять. И кололо кое-что где-то в груди, когда в его классе были голоса, похожие на медовый и когда он из-за этого боялся поднять взгляд. – У тебя очень зимний голос. – Холодный? – Не совсем. – Хриплый? – Не-а. – Ненавижу зиму. – Ага, я тоже. Но если бы зима была твоим голосом, то я бы ее полюбил. Он… приятно-колючий. Как снежинки на красных щеках. Или… Или как блеск снега по ночам. Уверен, у тебя на ресницах могут собраться целые сугробы. Под столом сидел Тайлер, прижимая к себе ноги и сжимая телефон сильнее. Он сиял своей улыбкой в темноте настолько сильно, что уши вздрагивали от дрожания морщинок у губ. Сейчас он слушал как абсолютно точно теплый и летний голос, рассказывал о холоде и зиме, как о чем-то… Прекрасном. – Твой голос как фарфор. Он хрупкий и иногда звонкий. Тайлер, ты пробовал петь? – Нет, не пробовал. – Нам стоит попробовать. Тайлер очень часто думал о том, что этот парень может знать его в лицо. То есть, это как зеркало Газелла. Джозеф смотрит в обычное зеркало, пытаясь рассмотреть в нем кого-то кроме себя и других людей. А за ним стоит парень, который видит Тайлера насквозь и как он щурится, внимательно проскальзывая глазами по стеклу. И это было нечестно. Потому что такое чувство Тайлера дергало. Они могут сидеть совсем недалеко друг от друга в столовой или в классе, а знать это будет только один, в то время как Тайлер иногда будет направлять боязливый взгляд на парня, пытаясь найти того, кого уже давно нашел. А еще больше пугало слово «нам» из уст телефона. Потому что селилась надежда на то, что когда-то они все-таки встретятся, и… Плохо ли это или хорошо? Вдруг у Тайлера совсем не хрупкий голос? Вдруг он в жизни скрипучий и противный, а сам Тайлер вблизи слишком зажатый и странный? Вдруг однажды этот парень подойдет к нему в школе и протянет свою руку, а Тайлер останется стоять с открытым ртом и просто потеряет реальность? А потом его друг уйдет и станет бывшим другом. Друг. Друзья ли они? Ну, если этот парень говорит такие вещи, то, наверное, друзья. У Тайлера трясутся руки от такого. От его смелости. Он говорит столько всего волшебного и искреннего, что если бы такое говорил Тайлер кому-то, у него просто бы онемели губы и отказали мозги. И однажды Тайлер случайно ляпнул свои сомнения вслух, и его друг сказал, что ничего страшного в этом нет, и он подождет, если что. Ступени были пустыми, шум ног по ним был таким же. Зака сегодня нет уже долговато. Тайлер помнит, что он ушел куда-то сразу же, после того как Тайлер вернулся домой после школы. И он, даже не объяснившись, оставил Тайлера одного. Ну, не совсем. Семья в доме. Просто их было не так слышно на первом этаже. Внизу дом уж совсем затих, и нахватало еще и свечей. Стойка на кухне совсем немного освещалась лампами сверху, а все остальное просто дремало, а вещи которые задевал Тайлер резко вскакивали и кричали за такие проделки. Зака нет, а сегодня произошло кое-что, что заставляло ком в горле вставать уперто и крепко, а Тайлер не успел об этом рассказать. Он шумно глотал холодную воду, пытаясь согнать это чувство в горле. – До свидания… – взгляд в пол, Тайлер поправлял лямки на плечах. Из класса биологии Тайлер выходил самым последним, иногда случайно втягиваясь в глубокий разговор с учителем биологии. И он опоминался слишком поздно, встряхивая головой и вставая из парты. Он уже хотел выйти из кабинета, но его остановили, заставляя неудобно смотреть через плечо, одну руку положив на ручку двери. – Тайлер, – мистер Дан поправлял стопку бумаги, иногда бросая взгляд из-за очков на Джозефа, а когда они совсем замерли на лице Тайлера, его движения остановились. Он будто бы хотел что-то сказать, а потом резко забыл, начиная цепляться за все свои слова, как за следы, собирая пазлы предложения, которое потерялось пока он складывал бумаги. И Тайлер даже повернулся передом, все-таки отстав от этой ручки и падая спиной на дверь. Было что-то неловкое и тонкое, а потом мужчина улыбнулся, отлепляясь от Тайлера взглядом и нагибаясь, чтобы уложить бумаги в шкафчик под столом. – Вы же общаетесь с ним, да? – С… Кем? – нахмурился Тайлер, сжимая голову в плечи. Улыбка его учителя была какой-то слишком хитрой, но в то же время беззаботной. – Ну с Дж… – его рука резко переместилась на рот, а взгляд мелкими шашками уходил от Тайлера. Слишком во время прозвенел звонок и, вспомнив о своем свирепом учителе химии, Тайлер просто выбежал из класса биологии, подозревая, что этот «Дж» не так уж и важен. И только позже Джозеф ударил себя по лбу, осознавая, насколько он все-таки важен. – Серьезно? – не верил Зак, немного нагибаясь и заглядывая Чеду в глаза. Они куда-то очень сильно торопились, а куда, Зак узнал только сейчас. Они с Чедом до потемнения на улице слонялись по магазинам, собирая все по списку и пытаясь найти подарок для Тайлера. – Я сам не очень рад, – устало вздыхал Чед. Сзади тяжелый рюкзак, еще сумка в руке. – Нас послали в магазин, а сами они, наверное, веселятся. Как объяснил Чед, вечеринка-сюрприз для Тайлера должна произойти в доме Брендона. И по одному только взгляду Зака Чед понял, что этот парень разделяет с ним волнения за Тайлера. За недолгое нахождение в компании этих людей Зак понял, что Брендон – коктейль Молотова. Дом Брендона – просто притон. И если совмещать Брендона и вечеринки, то это алкоголь. А если к этому прибавить и дома Ури, то это просто толпа пьяных людей. А на дне рождения Тайлера не должно быть пьяных людей. Посторонних людей вообще не должно быть. И, зная правоту клятв неверующего Брендона, Зака пугала эта затея. Но и другого выбора нет. Не у всех учащихся в старшей школе родители уезжают настолько часто, что у Ури может получаться делать мини-вечеринки чуть ли не каждый день. Зак вообще вертел нос к алкоголю и все, что связано с ним, поэтому он просто сбегал, когда Брендон и Даллон звали отойти его покурить. А если он еще и окажется на пьяной вечеринке… А если он еще и окажется на пьяной вечеринки в честь Тайлера…